Его надежда

Кажется, лазарет был последней точкой, которую надо освободить, потому что стоило нам покинуть его пределы, как я увидела уже спокойно убирающих территорию шиноби, явно отошедших от шока и недавней битвы. В этот раз не так много пострадавших, а тяжело раненных после патруля я успела поставить на ноги, оставив девушкам исключительно лёгкие травмы, которые смогут залечить и без моего участия. Поместье быстро восстановят после буйств водной стихии, являющейся работой альбиноса, который успел развить свои способности. — Мадара, я могу и сама идти, — проговариваю, заметив внимательные провожающие нас взгляды. Даже если мы женаты, это не совсем нормально. В это время не принято выставлять на публику какие-то личные внутренние отношения. Вытираю катящиеся от боли слёзы, готовясь к тому, что ноги скоро соприкоснуться с землёй, но этого не происходит. Моё тело слегка подкидывают, устраивая поудобнее. — Если кто-то что-то вякнет, я заткну, — спокойно и безэмоционально, с непривычным напускным высокомерием. — Перестань оглядываться по сторонам, и сосредоточься на собственном не самом хорошем состоянии. Хочу поспорить, но замолкаю, завидев алые глаза, так и намекающие на то, что лучше промолчать и повиноваться. Несмотря на проявляемую в моём отношении мягкость, этот парень умеет быть очень строгим и жестким. На людях это абсолютно другой человек, к которому не особо привыкла. Наверное, никто никогда не узнает, какой он настоящий, потому что психика поломана ужасно сильно. Такое чувство, будто юноша и сам не определился каким хочет быть, постоянно мечась между двумя личностями. — Ты голой рукой тело пронзила что ли? — звучит вопрос, стоит только начать отмывать мою такую маленькую по сравнению с его ладошку. — Ошмётки кожи застряли под ногтями. Рвотные позывы неожиданно дают о себе знать впервые за долгое время. Давненько так не воротило от подобных слов, я слишком долго являюсь медиком, видя постоянно то, от чего многие женщины готовы свалиться в обморок. — Помойся полностью и переоденься, — как только он заканчивает отмывать мои руки и лицо от крови, удостоверившись, что ничего больше не осталось. — Я схожу в комнату Изуны, тоже ополоснусь. Только сейчас замечаю, сколько алых капель на чужой одежде и волосах. Снова бросился один на толпу? Однако, поинтересоваться не успеваю, потому что дверь захлопывается, оставив в кромешной тишине, заставляющей побыстрее шевелить конечностями. Левую руку мочить нельзя, поэтому приходится пользоваться исключительно правой. А когда заканчиваю со всеми водными процедурами и стиркой, неожиданно для себя понимаю, что сменные вещи взять не удосужилась, просто следуя приказам главы, который об этом тоже благополучно забыл. Заматываюсь в полотенце, закрепив волосы на голове в небольшую гульку. Ничего страшного не произойдёт, если пробегусь до спальни и там переоденусь. Тем более сожитель сейчас в другом помещении. — Есть кто? — выкрикиваю на всякий случай, но ответа не следует. Облегченно выдыхаю и покидаю пределы банного помещения, ступив босыми слегка влажными ногами на деревянный пол. Однако, стоит сделать парочку шагов в сторону, как сёдзи раскрываются, впуская Мадару, с локонов которого продолжает капать вода. Мои щёки заливаются румянцем, когда замечаю внимательный изучающий с ног до головы взгляд, и я стараюсь побыстрее скрыться в спальне, придерживая прикрывающую тело ткань. Господи, это же первый в жизни раз, когда настолько сглупила, почему ему надо было зайти именно в этот момент? Когда врываюсь в нужную комнатушку, замечаю, что рана снова открылась, отдавая не самыми приятными ощущениями во всю повреждённую конечность. Наскоро наложенные повязки пропитались кровью буквально за считанные секунды. Стараюсь поскорее разобраться с одеждой, накидывая лёгкую ночнушку, которую не так давно сшила из кусочков уже не подходящих для ношения вещей. Не пропадать же ещё пригодному материалу. Тем более, что-то с коротким рукавом сейчас является единственно верным вариантом. — Только не выходи в таком виде наружу, — слышится, стоит только переступить порог. Смущённо хихикаю, вспомнив, что подобная длина юбки здесь считается не особо приличной. — Я в этом собираюсь спать, не беспокойся, — лицо до сих пор горит, вызывая хитрую ухмылку у парня, которая спустя мгновение спадает, потому что он замечает придерживаемую мной руку, по кисти которой потихоньку катится алая жидкость, уже не способная удержаться бинтами. — Сядь, — строгим тоном, кивнув на перед ним стоящий стул. — Я зашью. — Сначала надо срастить хотя бы часть тканей, — стараюсь улыбнуться, но получается не особо. — Я быстро с этим справлюсь, дай минут пять. Чужое лезвие пробило до самой кости, поэтому просто сшивать будет очень глупо, особенно учитывая тот факт, что Мадара абсолютно не профессионал в этом деле. Надеюсь, что что-то важное не задели, и потом смогу нормально управляться с этой частью тела, не испытывая дискомфорта или неудобства. Когда заканчиваю свою часть работы, и передаюсь в полное распоряжение главы, замечаю излишнюю холодность его ладоней, которые до этого всегда оставались тёплыми. Даже зимой, когда меня било дрожью от мороза, этот человек его как будто не ощущал, периодически выскакивая без дополнительной одёжки, словно на дворе лето. — У тебя же лихорадка! — почти выкрикиваю, резко приблизившись, прикоснувшись губами к чужому лбу, позволив себе очень много, удивляя внезапностью. Был бы это кто-то другой, уже давно лежал бы на земле полностью обездвиженный, с бог знает каким не радужным будущим после таких выходок. — Айко, сидеть! — опустив за плечи обратно, приказав будто какой-то собаке, продолжив упорно заканчивать обрабатывать мой порез. — По мне не видно, что и так злой? За ради всего святого, не выводи ещё сильнее, ты последний человек, на котором хотел бы сорваться. Безмолвно киваю, почувствовав небольшое давление чакры на пространство. Он не шутит, его действительно буквально окутывает ярость. Возможно, этому причина как раз появившаяся внезапно слабость, которую ненавидит больше всего в этой жизни. В отличие от меня, привыкшей быть на дне по уровню силы, этот парнишка не любит скрываться за спинами соклановцев, решая проблемы своей безопасности самостоятельно. — А теперь, — говорю, как только заканчивают моё лечение. — Позволь себя немного осмотреть. — У меня нет серьёзных ран, если ты об этом, — отмахиваясь, не желая полностью отдаваться в чужие руки. — Просто оставь как есть, само пройдёт. — Мадара! — практически топаю ногой от возмущения. — Бельчонок разозлился? — ухмыляясь. — Если пытаешься выглядеть угрожающе, то получается не очень. Он пытается подняться, чтобы быть выше вскочившей со стула меня, но почему-то практически падает, пошатнувшись, не в силах удержаться на собственных конечностях, хватаясь за стол и за меня. — Это яд, — выпаливаю ежесекундно. — Больше тебя ничто не способно привести в такое состояние. — Я в полном порядке, — продолжая спорить, не желая признавать слабости. — Я не спрашиваю! — резким движением откидываю довольно тяжелого человека обратно на сидячее место. — А констатирую факт, ясно?! В другом тоне никто слушать не будет, проходили уже и не раз. — Где твой брат? — более спокойно спрашиваю, но не получаю ответа. В голову мгновенно ударяет боль, а мир вокруг начинает кружится, заставляя теперь уже меня почти грохнуться на деревянный пол. Кровопотеря наконец-то дала о себе знать. Было ожидаемо, учитывая, сколько везде оставила биологического материала. — Два инвалида, — Изуна врывается как раз тогда, когда очень нужен. — Раздевайся! — не дожидаюсь ещё каких-то фраз. — Мне нужно осмотреть твои раны. — У меня их нет, — младшенький демонстрирует несколько синяков и ссадин на предплечьях. — А вот вы, кажется, снова огребли не на шутку. Облегченно выдыхаю, поблагодарив всё сущее за то, что он не отравлен, и заботиться придётся только об одном. — Если чувствуешь себя нормально, позови Казуко, — прошу, потирая виски, стараясь убрать неприятные ощущения. — Я не разбираюсь во всех этих вредоносных веществах, а наш глава явно умудрился занести парочку или троечку в свой организм. Один яд бы его не свалил, некий иммунитет дал бы о себе знать. Уж слишком отличается от обычных людей этот человек, чтобы дать себе слабину из-за какой-то мелкой гадости, попавшей в кровь. Второй сын переводит взгляд на первого, а потом пулей вылетает в открытое окно, оставляя о себе напоминанием только колышущиеся занавески. Он не глуп, и сам прекрасно видит состояние излишне храброго идиота. *** В итоге, спустя часа четыре мы выясняем, что промедли ещё хотя бы на пару часов, лишились бы Мадары навсегда. Сенджу не стали тратиться в этот раз, подсунув обычную смертельную гадость сильной концентрации. — Будешь вливать это в него три раза в день, — тётушка черкает на листочке указания. — Лишний раз не давай подниматься, и пока не залатывай ту рану на груди, вместе с гноем вся дрянь выйдет, но постепенно. Успеваю только кивать, впитывая получаемую информацию. — Больше приходить не смогу, с детьми оставить некого, — так, словно она многодетная мать, которую выдернули и заставили заниматься чем-то ненужным. — После того, как этот олух поправится, будешь приходить ко мне… Я хочу отойти от дел медика навсегда, больше никогда не возвращаясь в главное поместье. — Большое спасибо за помощь, — низко кланяюсь, чувствуя лёгкую вину за то, что заставляю женщину вспоминать то, что не хотела бы. Это место наполнено тем, что ей очень хочется забыть навсегда. Пора бы мне не так сильно полагаться на её знания и помощь. Казуко и так тянет на своих плечах детский дом, заботясь об огромном количестве детей одновременно. Это нелёгкая задача, особенно учитывая наличие там малышей только-только научившихся ходить и говорить. Младенцев стараются пристраивать в приёмные семьи, выплачивая хорошую сумму за содержание, но не все Учихи на подобное согласны. При потере мужа девушка вряд ли вытянет своих детей, что уж говорить о чужих. — Придётся тебе потерпеть моё нахождение прямо под боком парочку ночей, — фыркаю, перетаскивая поближе футон, шикнув от пронзившей боли. — Не собираюсь давать умирать от обычной лихорадки. В ответ не получаю ничего кроме презрительного взгляда. Юношу такой расклад событий не особо устраивает. Он бы вообще предпочел перенести всё это в одиночку, не подпуская даже к дверям людей, а тут рядом причитающая надоедливая особа. Как бы хороши не были наши отношения, но даже Изуне не дают залезать настолько глубоко, прося не беспокоить. — Морщины появятся раньше времени, если будешь так хмуриться, — щёлкаю по чужому лбу, усаживаясь максимально близко. — Принеси документы, я заполню хотя бы часть сегодня, иначе завтра ничего не успею, — Мадара приподнимается, но я тут же останавливаю, укладывая обратно. Слышу измученный вздох, и парень тут же отворачивается, как будто смирившись с уготованной судьбой. — Умничка, — продолжаю улыбаться, задув свечку, погружая всё во мрак. Однако, спать не собираюсь. Мне нужно пойти к младшенькому и удостовериться в его нормальности. На первый взгляд он кажется более уравновешенным нежели старший, но на деле это не совсем так. Сколько кошмаров мучают его известно одному богу. Обычно безэмоциональный и спокойный, в ярости этот человек куда страшнее первого сына. Вывести его трудно, но если выходит, лучше сразу бежать куда глаза глядят, не оборачиваясь. — Держи, — ставлю около постели ромашковый чай с уже накапанным снотворным. — Не переживай, там маленькая доза. В случае опасности, легко проснёшься. — Рука в норме? — заместитель интересуется, отпивая сладковатую жидкость. За годы здесь успела выучить что и кому нравится, теперь без труда отыскивая в памяти в нужный момент количество сахара или надобность молока. — Побаливает, — честно отвечаю. — Но парочка настоек делают свою работу, так что терпимо. Более разговор мы не заводим, парень просто залпом опустошает чашку, накрывшись одеялом с головой, позволяя дальше уже мне заботиться об «отключении» света и уборке посуды. — Айко-сама, нужна помощь? — один из шиноби окрикивает, когда уже подхожу к кухне. Получше запахиваю накидку, вспомнив, что не особо заботилась о внешнем виде, когда выбегала из спальни, стараясь побыстрее разобраться с отсутствием сна у Изуны. — Нет-нет, — спешу отмахнуться, даже не развернувшись. — Спасибо за предложение. Тут никто не тронет, но всё равно представать в почти раздетом виде перед левым мужчиной не хочется. Как бы не старалась, продолжаю ощущать некую слабость перед сильным полом, предпочитая не оставаться наедине даже с Джуном, который служит верой и правдой, никогда не оказывая каких-то знаков внимания. Уже вернувшись к себе, аккуратно поправляю одеяло, слегка сползшее с Мадары, и укладываюсь, позволяя мышцам наконец-то расслабиться. Сегодня нельзя засыпать, отключая сознание полностью, потому что необходимо следить за поднимающейся температурой юноши. Чем лучше позабочусь, тем быстрее встанет на ноги. Противоядия работают хорошо, но внешние факторы тоже играют немалую роль. Всунутое вечером жаропонижающее действует почти до рассвета, позволяя передохнуть. Однако, когда температура начинает ползти снова, я очень сильно удивляюсь её скорости. За час подскакивает так сильно, что парень обмякает, не в состоянии даже на локтях приподняться. Приходится кое-как самой приводить в наполовину сидячее положение, чтобы не захлебнулся лекарствами. Раненная рука неимоверно сильно мешает, не позволяя сильно её напрягать. — Потихонечку глотай, — шепчу, когда наконец-то облокачиваю большое тело на себя, уложив голову на хрупкое плечо. — Не торопись, давай маленькими порциями, я потом дам просто воды. Впервые вижу вечно серьёзного и грубого Мадару настолько беспомощным, неспособным даже пальцами пошевелить. Он весь невероятно горячий, похожий на раскаленный уголёк, который буквально только что вытащили зачем-то из печи. Волосы на лбу слиплись, став влажными от пота, так и стекающего по лицу, пока глаза бегают кругами, что-то выискивая. Кажется, что его сердце отбивает чечетку, стараясь вырваться из груди. В мысли неожиданно приходит понимание того, почему обо мне так заботятся и переживают. Если выглядела тогда с раной на спине точно так же, не мудрено, что перепугала даже Изуну, не особо обычно показывающего волнение. — Тихо-тихо, — проговариваю, чтобы больше успокоить себя, чьи кисти подрагивают от окутывающих переживаний. Я не специализируюсь на ядах, поэтому даже не в курсе, что именно сейчас чувствует ужасно выглядящий юноша. — Я знаю, что противоядие не из самых приятных, но давай ты не будешь смыкать губы, — скорее он делает это непроизвольно, но мало ли слова хоть какой-то эффект возымеют. — Солнышко, я правда не могу использовать ложку, поэтому, пожалуйста, не сопротивляйся. Использую своё же детское прозвище, не сразу это осознав. Оно само вылетает периодически, если беспокоюсь излишне сильно о ком-то дорогом. Звучит странно тепло, согревающе и успокаивающе. Пара капелек всё же проливается, но я вытираю их небольшой тряпочкой, аккуратно промакивая заодно и чужие уголки рта, теперь слегка приоткрытого от явно уходящей боли. Первая влитая настойка наконец-то начинает действовать, а значит совсем скоро лихорадка пройдёт хотя бы часа на три, оставив о себе напоминанием только влажную одежду. Облегченный вздох непроизвольно срывается, когда укрываю подрагивающее крепкое тело, заодно пытаясь запахнуть части недо-халата. Сказать, что я была максимально не готова к такому раскладу событий — не произнести ничего. Жизнь подбрасывает излишне много испытаний на долю главы Учих, ему хватало обычных ранений, но Сенджу решили ещё и травить. — Айко, я могу войти? — голос Изуны неожиданно разрывает воцарившуюся буквально мгновение назад тишину. Уже собираюсь дать положительный ответ, потому что помощь младшенького не будет лишней, но тихий хриплый шепот останавливает. — Не надо… ему… — договорить не даю, приложив палец к практически белым губам. — Поспи, ладно? — пытаюсь выдавить улыбку, пока спускаю обратно на подушку, стараясь поскорее подняться на ноги. — Я схожу за завтраком. Поправляю постель, и тут же вылетаю за пределы спальни, чуть не врезавшись в растерянного заместителя, уже собиравшегося отодвинуть сёдзи без разрешения. Хватаю за рукав второго сына, оттаскивая в сторону, пытаясь объяснить сложившуюся ситуацию максимально кратко, но мой внешний вид куда красноречивее любых брошенных фраз. Помятая ночнушка, в спешке накинутая не своя накидка, разлохмаченные волосы, собранные в какой-то ужасно небрежный хвостик где-то сбоку головы — всё намекает на то, что занята, и сейчас посторонним родственникам тут не место. — Ты же знаешь… — продолжаю. — Он невероятно упёртый, и не хочет, чтобы запомнил его слабым и никчёмным. — Хочешь сказать, даже в такой ситуации гордость этого идиота сильнее логики? — практически ударив ближайшую стенку. — Сама не справишься, брат куда крупнее, даже просто переодеть его будет сложно. — Без тебя в курсе! — обреченно, уже чуть ли не плача. — Ты не видишь то, что наблюдаю я в течении последних четырёх лет! Постарайся уважать его желание оставаться сильным и несгибаемым перед драгоценным единственным живым человеком, за которого готов без сомнений отдать жизнь. — Какого чёрта ты настолько доверенная личность?! — не скрывая эмоции, выпуская их на меня. — С кем он связан кровью, в конце то концов?! Не сдерживаюсь, со всей дури впечатав кулак в доски, оставив вмятину и трещину. — Я похожа на того, кто умеет читать мысли?! — уже не пытаясь остановить подступающую ярость. — Не понимаю ни его, ни тебя на все сто процентов, разберитесь сами в этих заморочках и давних договорённостях, о которых не в курсе! Замечаю лёгкий ступор не ожидавшего подобных действий младшенького. — Я позабочусь о скором выздоровлении, поэтому уйди и не трепи нервы! — встречаюсь с чёрными глазами, в которых плещется замешательство. — И принеси его долю бумаг, в течении дня сделаю и отправлю готовые со служанками в кабинет. — Невыносимая женщина! — оставляя последнее слово за собой, громко хлопнув сёдзи, напугав столпившихся около них девушек, сбежавшихся на крики. — Разошлись по местам, нечего собирать слухи! — впервые повышаю голос на прислугу настолько сильно, высунувшись за порог. — Урежу зарплаты, если ещё раз увижу за подобным!