Его надежда

В итоге, весь план сработал удивительно хорошо. Казуко пару раз вызвали на личный разговор старейшины, но ничего не добились, кроме подтверждения написанного в бумагах. Церемония прошла тихо и без посторонних, чтобы не привлекать особо внимание и не дать соседним кланам узнать о внешности и принадлежности второй жены главы Учих. Ощущать себя в новом статусе было странно непривычно. Вроде, ты как бы замужем, но только для остальной части людей, не особо приближенных к правящей семье. Плюс, совесть из-за обмана немного подъедала изнутри. — Айко-сама, новеньких куда поселить? — Киёко подбегает, отвлекая от размышлений. — Первый этаж, пятая комната, — сухо отвечаю, стараясь побыстрее скрыться за дверью кабинета. — Я подойду к ним после обеда. Излишне уважительное отношение бесит. Мой статус из не самого высокого снова взлетел до небес, требуя соответствовать всем правилам и требованиям. Мадара, конечно, говорит, что могу вести себя так, как захочется, но это определённо в первую очередь скажется на его репутации, поэтому приходится держать строгое лицо и подобающий уровень манер. Благо, Харука в детстве вдолбила этикет так, что его теперь не выбить до самой смерти. Опыт прошлой жизни в этом плане мало помогает, потому что в той реальности всё сильно отличалось. — Не пей этот чай, — юноша выхватывает из моих рук чашку, подозрительно посматривая на жидкость внутри, вдыхая травяной аромат. — Возьми мой. — Брат, что-то не так? — второй сын непонимающе поднимает взгляд, заталкивая в рот рисовый шарик. — Яд, — так спокойно, словно в этом нет ничего удивительного. — Разберусь с кухней после того, как закончим ужин. Отравить именно меня пытаются впервые в жизни, и я благодарна, что рядом есть те, кто способен обезопасить от не самых приятных последствий. Кажется, с новым положением пришли и новые проблемы. Стоило ожидать, но я как-то излишне зациклилась на возложенных обязанностях. На следующий день парочка человек не выходят на работу, пропав без вести на неделю. Однако, в этот раз я даже не пытаюсь что-то говорить в защиту, решив, что лишний раз получить урок будет полезно и показательно для остальных возомнивших о себе вершителей судеб. — Госпожа, Вы сможете это вылечить? — Джун искренне беспокоится о знакомом, которого из пыточной пару часов назад выкинули в лазарет. — Естественно, — спокойно прикладываю ладони к увечьям от неизвестных мне вещей, закрывая кровоточащие раны. — Не волнуйся, это просто порезы. Когда почти заканчиваю, слышу тихий шепот паренька, явно раскаявшегося в содеянном. Чисто теоретически, его просто заставили, но глава всегда под боком, можно было рассказать и избежать незавидной судьбы. То, что я перешла дорогу многим, становится яснее с каждым днём всё больше. Много семей метили на то место, которые временно заняла, и естественно просто отсиживаться в сторонке никто не станет. Теперь мне даже понятна паранойя наследников, которые лишний раз не ели и не пили ничего из чужих рук. — Мадара, больше не твори таких глупостей, — говорю тем же вечером, накидывая на чужие плечи плед. — За меня не стоит приносить в жертву хороших шиноби. — Это дисциплина внутри клана, и я не потерплю яда в моей еде никогда в жизни, — холодно, продолжая выводить буквы в отчёте. — Не заступайся за идиотов. — Ты должен осознавать, что на них давили, наверняка чем-то угрожая, — пытаясь достучаться до сейчас закрытого стеной юноши. — Копни поглубже и найдёшь всё, что надо. — Не лезь в то, что не входит в твои обязанности, — удивительно грубо и жёстко, выбешивая таким отношением. Я тут из кожи вон лезу, стараясь успевать делать сто дел одновременно, а вместо спасибо получаю вот это. Не хочет говорить, пусть обозначит это в лоб, а не вот таким ужасным образом. — Хорошо, дорогой, — поднимаю одну из грязных вещей, запульнув прямо в голову собеседника, вздрогнувшего от прилетевшей части гардероба. — С завтрашнего дня стираешь свою одежду самостоятельно! Это не входит в «мои обязанности», если не в курсе! Выпрямляю спину, пнув гору белья, которое собиралась только что отнести на улицу, поплескавшись в ледяной воде, дабы завтра кое-кто пошёл на собрание в чистом кимоно, не пропахшем алкоголем и ещё бог знает чем. — Айко, постой! — сразу встрепенувшись. — Спишь сегодня в первой комнате, разберёшь футон сам, — выкидываю необходимые вещи, поражая парня внезапно проснувшимся характером. — За завтраком отправляй тех служанок, которых ещё не успел испугать криками на всё поместье! И мне неважно, из какой ямы ты их вытащишь, ясно?! Громко захлопываю сёдзи, оставив Мадару стоять в смятении. Он никогда не извинится за что-то столь незначительное, но пусть хоть немного иногда позадумывается о том, сколько раз уже терпела его срывы после работы именно на мне. Какого хрена всегда получаю всё скопившееся недовольство, не видя этого идиота целыми днями? — Больная женщина! — что-то раздраженно метнув в стенку. — Сам такой! — выкрикиваю, не боясь абсолютно, привыкнув к резким вспышкам ярости. — Не я причина покупок уже третьего нового стола за месяц! — Я эти деньги честно заработал! — явно предпочитая ссориться сквозь какое-то препятствие, а не напрямую. — В тех шмотках, которые я отстирала от крови и блевоты! — укладываюсь поудобнее, накрываясь одеялом с головой. Чужая чакра резко наполняет пространство, вскоре снова пропав, и более мы не разговариваем, впервые за долгое время заснув не в одном помещении, а в разных, разделённые перегородкой. *** — Вставай, — утром привычно ставлю перед чужим носом поднос с кружкой, наполненной ароматным кофе, и тарелкой с блинчиками. — Остынет и будет не особо, а разогревать излишне муторно… Женщины уже начали занимать кухню, готовя завтрак для шиноби. Отхожу к столу, складывая в аккуратные стопки заполненные бумаги, поднимая их, чтобы отнести в кабинет, расставив по местам. — Одежда на спинке стула, футон сложу, когда вернусь, — сдуваю упавшую на нос прядку. — Посуду оставь около двери. Когда моя нога уже почти переступает порог, слышу за спиной невнятное бормотание, и ощущаю большую ладонь на плече, останавливающую, не дающую выйти. — Ты ела? — пытаясь поправить разлохмаченную шевелюру. — Опять ведь пропустила приём пищи, чтобы успеть что-то приготовить мне. — Потом перекушу в лазарете, — шепчу, пытаясь вырваться. — Мне надо на работу, у медиков уже снова бардак. — Айко… — разворачивая, чтобы смотреть прямо в глаза. — Ты же всё понимаешь, да?.. Лишь улыбаюсь, коснувшись ладонью щеки с узором постельного белья, который я собственноручно вышила в одну из тех ночей, когда меня обуяла бессонница. Не всегда же заниматься только полезными вещами, иногда стоит дать волю и позаниматься любимым хобби. — Иди кушай и беги на собрание, — проговариваю. — Есть примерно час на сборы, так что лучше не теряй времени. Подмигиваю, поправив сползшие очки, заметив, что этот жест до сих пор вызывает некий не самый приятный отклик в душе собеседника. — Не нужны новые? — таким образом интересуясь, не упало ли зрение ниже той отметки, что была до этого. — Узумаки знают, как устранить последствия использования их же яда, не переживай, — снова поворачиваюсь в нужную сторону. — Кстати, проверь пленных, девочки шептались, что там что-то идёт не очень гладко. Делаю шаг вперёд, стремясь более не задерживаться, но ощущаю прикосновение к запястью, словно кто-то хотел схватить. Непонимающе поворачиваю голову, уставившись на юношу. — Ничего, иди, — закрывая сёдзи прямо перед носом, оставив в смятении и задумчивости. А уже днём узнаю от Изуны, что сегодня годовщина смерти их матери, которую младшенький почти не помнит в силу излишне юного возраста в момент смерти. В прошлые года этот день приходился на войны и какие-то мелкие стычки, поэтому я не замечала особо какой-то хандры со стороны первого сына. Однако, в этот раз всё выпало на излишне спокойное время, потому что последнюю неделю Сенджу ничего не предпринимают, видимо, сосредоточившись на сборе информации. — Ты напоминаешь своими повадками маму, поэтому братишка так привязался, — младшенький отвлекается от документов. — Только она так о нём заботилась, иногда тоже в шутку обижаясь, но по итогу забывая все разногласия на следующий же день. — Он не выглядел в детстве особо грубым, — буркаю, отпивая чай, наслаждаясь выдавшимся перерывом. — Но всегда обладал острым языком, — искренне улыбнувшись. — Не помню особо много, но иногда умудрялся задевать даже отца резко брошенными фразами в порыве недовольства… Что уж говорить о более восприимчивых к подобному женщинам, тем более, если это исходит от собственного ребёнка. — Почему так легко говоришь обо всём? — намекая на то, что старшенький выглядит куда более подавленным и потерянным. — Потому что провёл с родительницей слишком мало времени, — беззаботно пожимая плечами. — Мне только-только исполнилось пять, когда Сенджу её убили… Особо сильно на психике не сказалось, Казуко-сан всё это смягчила какими-то чудодейственными способами. Я не был на похоронах и даже тела не видел, папа всех младших оставил под присмотром служанок, не дав последний раз попрощаться никому… Но Мадара был свидетелем смерти, и пытаться его уберечь было бы излишне глупо. В помещении повисает напряженная тишина после которой Изуна вновь продолжает. — Знаешь, все кланы всегда были животными, не стесняясь издеваться над женами глав кланов перед убийством, — опустив глаза в стол, снова взявшись за перо. — Так что реальная картина гибели, наверняка, была намного ужасней, чем брат рассказал… Он не просто так постоянно тыкает тебя в жестокость мужчин на войне при встрече со слабыми женщинами, ему всё это знакомо не понаслышке. — Как думаешь, спиртное реально способно заставить его ощущать себя намного лучше? — спрашиваю, сжав пальцы на кружке до побеления костяшек. — Скорее это просто наркотик, постепенно разлагающий изнутри, заставляющий с каждым разом употреблять его всё в больших количествах, чтобы достичь желаемого состояния овоща, — фыркнув, практически использовав нецензурную брань в самом конце. Я понимаю, что в это время огромное количество людей потеряло близких, но почему-то огромнейшую жалость вызывает только глава Учих, на плечи которого с каждым новым днём сваливается всё больше испытаний. Его пьяные бредни про побег уже не кажутся такими глупыми, наоборот заставляют в глубине души молиться, что рано или поздно он избавится от всех грузов и просто куда-нибудь спрячется, стеревшись из памяти людей. Интересно, сколько раз за всю не особо длинную жизнь он успел обвинить себя в слабости и никчемности? Учитывая, какую силу содержат его удары, наверняка, так много, что не сосчитать. Одиноко сидящая фигура на недо-балкончике, когда захожу в спальню, побуждает сердце замереть на мгновение, перестав биться. Второй сын никогда не влезает, давая родственнику самому разбираться во всех мыслях, роящихся в голове. Такое ощущение, что когда-то в прошлом они просто договорились не беспокоить друг друга в такие моменты, а сейчас уже не в силах снова поднять тяжёлую тему, закапывая так глубоко, как это возможно. — На улице уже не лето, — говорю, подходя ближе, вытаскивая одеяло, укутывая в него и юношу, и себя, пока присаживаюсь рядом, чувствуя, как в нос ударяет запах алкоголя. — Хочешь простудиться, дурачок? — Я не болею, — уже слегка заплетающимся языком. — Все люди рано или поздно могут захворать, не испытывай судьбу, — прикладываю голову на крепкое плечо, обвивая руку своими замерзающими конечностями. — Или думаешь, что проспиртовался настолько, что никакая зараза уже не сможет пристать? — Одна крутится рядом постоянно, уже не надеюсь, — усмехнувшись. — Даже в такую красивую лунную ночь мне не дают побыть в гордом одиночестве. — Потому что с тебя его уже достаточно, — шепчу, прижимаясь сильнее. — Налей и мне немного сакэ. Ощущаю лёгкий щелчок по носу вместе с доброй улыбкой, непривычно красиво смотрящейся в ночное время суток. Каждая мышца на чужом лице сейчас расслаблена, пока в чёрных бусинках отражаются звёздочки, неустанно горящие в ночном небе. — Я выпью за тебя, так что побереги организм от этой гадости, — ловко вливая поблёскивающую жидкость в рот, даже не скривившись от крепкости. — Не гоже девушкам даже о таком думать. — Я шиноби, а не просто женщина, — удивительно легко для самой себя произношу то, что старалась отрицать с момента попадания в этот мир. — Лучше выкинь эту глупость из прекрасной головки, — меня слегка приобнимают. — Судьба ниндзя ужасно тяжела для такой хрупкой девочки, весь груз смертей просто не сможет удержаться на настолько маленьких плечах, рано или поздно их раздавив, разломав ещё и душу на мельчайшие осколки… — Заботишься о члене вражеского клана? — ухмыляюсь. — Глупо, дорогой, Мадара-сама. — Твоя фамилия во всех документах уже почти год Учиха, — заставив замереть, застыв от шока. — Так что, Айко-сама, Вы давненько внесены в круг моей огромной семьи. Все шуточки тут же улетучиваются, оставив белый нетронутый холст мыслей. Что он такое говорит? Это невозможно! Слёзы наворачиваются без моей на то воли, заструившись по щекам, оставляя мокрые дорожки. — Совсем дурачок, что ли? — шмыгаю носом, заставив юношу слегка запаниковать от непонятной реакции. — Я же даже на вас не похожа… Ни внешне, ни характером, ни внутренним стержнем — всем отличаюсь… — Да и какая разница? — неожиданно засмеявшись. — Казуко-сан тоже нам не родня, но носит же эту фамилию с гордо поднятой головой, почему не могу её присвоить тебе, которая трудится на благо всех состоящих в клане идиотов ни чуть не меньше, чем я и Изуна. — Я тебе и за всю жизнь не успею отдать долги, — вытираю ладонями лицо, пытаясь остановить солёные капли. — Уже сейчас платишь по счетам, — не церемонясь, делая глоток прямо из бутылки, чтобы не выпускать моё тельце, которое придерживает второй рукой, оберегая от уже подступающего первого декабрьского мороза.