***
визуал: https://twitter.com/_jyoonki/status/1294627819142733826?s=19
— Ай, блядь, Ли Джуен! Какого черта! Сону его ненавидит. Они снимают дохлую квартиру с общей гостиной, и в целом, существуют мирно, но на Джуена — такого себе парня «быть хорошим недостаточно», — порой находит. Поднявшись с кресла, Сону тащится к розетке, чтобы врубить комп заново. У него автосохранение. Потому что его отличный приятель-сосед имеет идиотскую привычку выдергивать провод из сети. Ему видите ли, шумит. Между ними совсем немного лет разницы, но иногда возникает чувство, что пропасть. У Джуена еще книжка возле кровати валяется, тоже что-то там о пропасти. Книжка не джуенова, но он постоянно что-то пытается в ней найти. Зашифрованное послание или божье благословение, черт его знает. Или может ищет ответ на тот вечный вопрос, из нее же, про уток. — В Нью-Йорке, в Центральном парке, у Южного выхода есть пруд, — сказал как-то Джуен, и потом прибавил, вроде как цитату, — замерзает он или нет, а если замерзает, куда деваются утки? Я не мог себе представить, куда деваются утки, когда пруд покрывается льдом и промерзает насквозь. Покрутив пальцем у виска, Сону занялся своими делами. Ну, а Джуен книгой. Черт его знает, что он в ней ищет. Может быть, даже себя. А возможно, Сону драматизирует. У популярных песен часто строчки забираются в голову и жужжат там точно пчелы. У Джуена такая же ерунда. Попробовал бы перелистнуть страницу и оставить все в прошлом. В конце концов, практически все можно откатить обратно. Прямо, как в игре. Под утро, когда все противники уничтожены, а сигареты (свои и джуеновы) предательски закончились, Сону тащится в магазин. Круглосуточный через дорогу, продавцы все знакомые. В их районе многие знают друг друга в лицо, посторонних охрана не пускает просто так. То, что Сону называет «дохлым» жильем описывает не убранство и стоимость аренды, а саму атмосферу, которая поселилась внутри искусно оформленных стен. Первую Сону докуривает у ворот. Он немного болтает с охранником и предлагает ему из своей пачки. Взятка, чтобы потусоваться на прохладном воздухе и не тащится обратно домой. — А что-то ваш приятель давно не заходит или на мои смены не попадает? Хочется поначалу ответить, что приятелей таких у них слишком много, и Сону откровенно не понимает о ком речь. Хвалль заходил на днях, ребята из тусовки были на прошлых выходных, что касается остальных… Сону делает затяжку. Дым поднимается в рассветное небо. Забавно, прикидывает Сону, он бы не против зайти сейчас в пустую квартиру, купленную на свои деньги, а не съемную. Зайти и к вечеру позвать в нее мальчика, с которым повстречался некоторое время назад. Мальчик тощий, складный, капризный. Его волосы яркого цвета, а кожа светлая. Они обменялись контактами в инстаграм и Сону откровенно дрочит на каждое его фото. В квартиру он поднимается нехотя, но поспать пару часов нужно. Днём у него встреча с одним тупоголовым продюсером. Если бы не огромное количество денег, которые обещал этот вонючий мудак, Сону ни за что бы не согласился. Ну и ещё этот человек — выгодное знакомство. Мальчишка из инстаграма — Нью, поет чудесно. Друзья как-то затащили Сону в клуб, а там такое сокровище на сцене. Связи дело хорошее, те же друзья — то сами пишут, то содержат ночные заведения, ну и вроде как лучший друг Хвалль — тот вообще знаменитость. Имя у Сону тоже есть, так что назвать не стыдно, чем он и пользуется, чтобы произвести впечатление на Нью. Встреча с продюсером тянется жвачкой, скучная, долгая. Он толком не понимает, чего от него хотят, а в музыке так не бывает: у текста должна быть тема, у мелодии настроение. У человека в костюме цель в количестве тысяч на банковском счете. Приходится брать дело в свои руки. В битах и читке Сону разбирается на твердую сотку. — Если я захочу добавить в трек вокал, я могу привести своего человека? Если выгорит, то Нью будет приятно. Тот и сам говорил как-то, что петь — его призвание, и он за любую возможность хватается. Сону уверен, что все делает правильно. У него есть перспективы в карьере, неплохие физические данные, лицом вроде тоже вышел. Только мальчишка Нью не ведётся. Трек он называет ёмким "Мейк ми меланхоли микстейп", накидывает пару строк, пока вдохновение не перегорело, сохраняет в папку "Дерьмо моей жизни", и заканчивает с работой на сегодня. С Нью он встречается ближе к полуночи. Сону приходит послушать очередное выступление. Нью уже на сцене. У него постоянное расписание в одном из клубов по четвергам, частенько он занят и в пятницы. На выходных играет в мюзикле. Небольшой театр на окраине, но Нью выглядит по-настоящему счастливым, когда выступает там. И, пожалуй, эти моменты — будто оживает старый Бродвей, единственные, когда улыбка искренняя. Прошлое остается прошлым. А в настоящем находит озарение. В такие мгновения, известно все: мир открытый и понятный. И если бы Джуен пристал со своим дурацким вопросом про уток, то Нью бы ответил. Пока Сону закуривает третью, и смотрит, как тощая фигура обрамлена ярким светом, закутана в него, как в саван. Почему-то Нью часто выбирает траурные песни. Джуён бы оценил и даже очень. Он и сам отличный герой сюжета. Хотя роль у него далеко не главного героя, но из-за него все начинается и ним все закончится. Сам Джуен при этом напоминает пса в клетке. Сидит и точит зубы о прутья. Копит злость. Говорит, что на жизнь свою злится, но Сону знает — имя джуеновой злости «Хенджэ». And so I cry sometimes when I'm lying in bed Just to get it all out what's in my head And I, I am feeling a little peculiar Пока из тонких губ срываются слова, Сону представляет Нью героем этого самого сюжета. По правде, он недостаточно знает о его прошлом. Через час Нью садится напротив. Сону всегда занимает столик на первом этаже, в стороне от бара. Окружённый длинным рядом диванов вдоль стены. Вокруг тусуются их общие знакомые. Хвалль уступает место Нью, подпуская ближе. Болтовня мгновенно перестает интересовать Сону, он кладет руку на худую талию и мажет губами по миниатюрному ушку: — Ты был чудесным сегодня. — Ты всегда мне это говоришь. — Ты всегда чудесный. В руках у Нью чашка чая — душистая и с запахом меда. Но в тусклом свете темноватая жидкость похожа на кровь. Когда Нью облизывает губы, а белые острые зубки показываются на несколько секунд, Сону заворожен: это какое-то магическое видение, не иначе. Духота клуба вызывает галлюцинации? — Эй, — Хвалль придавливает Нью с другого бока, — не хочешь с нами потанцевать? Или ты ждешь приглашения вот от этого? Он на первый шаг фиг решится, — и кивает в сторону Сону. Друг называется. Капризный Нью становится забавным, фыркает и стервозно пихается. Еще бы, личное пространство нарушили и нагло тащат на танцевальную площадку. Уже в который раз Сону подмечает, что стоит Нью сойти со сцены, как клуб теряет всякую магию и становится похож на обычный дешевый бордель. Чиркнув зажигалкой, Сону уводит Нью за собой — на улицу. Там и голову проветрит и с танцами никто доставать не будет. У Хвалля претензии на показ, но видно, его что-то волнует. Даже твитты сплошь из цитат Пласебо. Стоит улучить момент и выяснить в чем дело? На улице легче не становится. Наедине с Нью еще больше глупых мыслей одолевает. А дрожащий от холода мальчишка, так и просит прижать к себе и согреть. Сону держится. Они немного болтают о встрече с тем продюсером и о планах на выходные: — У меня репетиция днем. А в воскресение я к новому учителю вокала пойду. Нужно кое-что поправить. Я ужасно нестабильный, уроки мне помогут. Пальцы обжигает от невнимательности. Нью хихикает, и задирает голову в небо. Складывает руки на груди, потирая предплечья. — Хочешь? — Сону подставляет пачку, вытягивая две сигареты. Его одаривают подозрительным взглядом. — Голос. Сону расправляет плечи, втягивает больше, и плотно смыкает губы. Он осторожно берет лицо Нью в ладони и наклоняется, прислоняясь губами к губам. Его обжигает второй раз — Нью приоткрывает рот. Между их губами — едкий дым. Прозрачный и ненастоящий. Почему даже он ближе, чем мог бы быть Сону? Почему, дым — невесомый, сейчас стоит плотной стеной между ними. Сону хочет целовать, но Нью виновато отворачивается. — Прости, ты же знаешь, я не могу. Он бы хотел обидеться, но что поделать — между ними нет никаких обещаний. — Всегда можно отмотать, — Сону не спешит убирать ладони с изящной шеи. Черт, если он позволит себе больше, то получит от Нью все. Нужно прикладывать достаточно усилий, чтобы не заставлять его. Контролировать свои грубые желания. Интуиция, если такая существует, подсказывает, что давление может разрушить между ними все. — Всегда можно начать снова. Разве не поэтому ты выбрал такое имя, Чанхи? Он все-таки перебарщивает. И заслуженно получает тычок под ребра. Нью шикает. Он уходит, и только на пороге, прежде, чем закрыть двери, бросает: — Просил же не называть по имени. Бесишь. Сигарета обжигает пальцы. А очередной отказ по силе равен удару тока. Пойти что ли к Джуену, книжку его почитать, отвлечься? Отвлекается Сону больше на работу — это всегда помогает. И так проходят дни, один за другим сменяясь и не принося ничего нового. Поутру, Сону едва выходит из душа и заходит в кухню. Пахнет сваренным кофе и Джуен щедро наливает две чашки. Он немного печальнее, чем прежде. Небрит и растрепан. Еще и заводит странные разговоры про Нью-Йорк, в которых едва ли сам что-то понимает. — Ты думаешь, что Хенджэ сбежал в Нью-Йорк? — после часа запутанного диалога, догадывается Сону. — Из него отвратительный Холден Колфилд. Он не сможет никого спасти, его самого спасать надо. Я не знаю, где его искать. Но что, если он сейчас там, а я, как идиот, просто жду, пока он вернется? Сону, не хочешь перебраться в Нью-Йорк? Чокнутый, думает Сону. Он обещает подумать, потому что Джуену не нужно чье-то одобрение для своих действий. Просто Сону один из немногих, кто готов переваривать историю с Хенджэ в сотый раз. Примерно, как Джуен делает вид, что его не напрягает частое присутствие Нью в их доме — посиделки на кухне, шумные ночи за видеоиграми, и даже обсуждение совместного трека, почему-то происходит в этой в квартире. Через недели две, Джуен заявляет: — Если надумаешь поехать со мной в Нью-Йорк просто скажи. Я собираюсь сделать это через месяц. Вряд ли у вас с Нью получится, а я не против твоей компании. Сраная безнадёжность. Джуен не какой-то глупый и расхлябаный добряк, которому нужна постоянная помощь. В нем достаточно сил. Смог же он прожить без Хенджэ почти два года! Вот Нью другое дело. Сону нуждается в мальчишке. Даже Хвалль пытается свести их. Устраивает вечеринку и зовет в обязательном порядке. Ладно, этот тоже херню делает. Стоит Сону отвернуться, как Хвалль тупо пикапит Нью. Говорит, чтобы дать Сону очередную возможность показать себя настоящим бойфрендом, а не простым дебилом с яйцами. Яйца-то есть у всех, не повод для гордости. — Чего ты завелся? Единственный, кто доволен собой, Хвалль. — Он не тупой. Он понимает, что твои: «прокачу на кожаном коне» и «детка, не ходи домой один, украдут» беспринципная пошлятина. — В таком случае, может и ты поймешь кое-что! Меня твои «Нью слишком классный», «чувак, я снова проебался перед ним», «ему нужно еще время» уже достали! Нью не единственный в мире, на кого ты можешь обратить свое царское блядь внимание. Все, давай, посиди подумай, а я сваливаю. После этого умных мыслей в голову не приходит, а даже спустя три дня от Хвалля никаких новостей. Было бы правильно, разыскать его и поговорить. Откатить, начать заново. Врубить с того этапа, где они не ругаются так серьезно. Сону даже не подозревает, что на самом деле задело Хвалля. А ведь они близки, и Сону ощущает физический дискомфорт, не получая от приятеля сообщений каждый час. Сегодня тот должен выступать. Пробив адрес клуба, Сону уже собирается закинуть себя в такси. Неожиданный звонок сбивает все планы. — Ты можешь приехать ко мне? Если у тебя нет никаких дел. Упускать такой шанс грех. Такси Сону вызывает на адрес Нью. У Чанхи дома он оказывается первый раз. Провожал часто, но в квартиру не заходил. Вечная отговорка про злых соседей, которые хуже собак, явное преувеличение. Вряд ли бы Нью, с его характером, долго оставался с людьми, с которыми не мог ужиться. В руках у Сону пачка пирожных. Нью ставит их на стол, готовит чай. К еде не притрагивается, подставляя сладости ближе к гостю. Дома они вдвоем. — Я один ночую и почему-то… почувствовал себя странно. Чанмини уехал. Мне, конечно, запрещено есть в гостиной и таскать игрушки из его комнаты, но если он ничего не узнает, то все будет прекрасно. — Игрушки не помогли? Съешь что-то? От пирожных Нью отказывается, настойчиво двигая еще дальше. На нем вязаный растянутый свитер. Он натягивает его на колени и ключицы открываются. Такой крошечный, словно, птичка присела на тонкую ветку. Он допивает чай и встряхивает головой. Сейчас бы перышки полетели. — А Чанмин мне гитару оставил. Можем поиграть. В гостиной они играют около часа. Обсуждают сериалы про школьников, и сходятся на том, что сейчас ученики совсем другие. Они считают, что можно носить шмотки из секонд хенда с сумкой от Ив Сен Лорана и быть модными. — Но мы также делаем, — прикидывает Сону, — тратим денежки на вещи, когда они есть. Но не брезгуем старьем. — Хорошее старье стоит дорого. Они переглядываются и смеются. Даже на пол с дивана сползают. Казалось бы между людьми столько различий, а если приглядеться, то — нет никакой разницы. Внутри такое же сердце, мышцы и кости. Нью соглашается, когда Сону произносит эти слова. Он кладет голову на плечо и позволяет забраться в мягкие волосы. — Ты хороший, Сону. Ты очень классный. И я рад, что ты здесь со мной, но… Хватит, решает Сону. Грубо накатывает понимание — быть хорошим не достаточно. Вряд ли Джуен имел в виду именно это. Да, у него своя история с Хенджэ, и Сону в ней не больше, чем свидетель. Но Джуена он теперь понимает лучше, чем кто-либо другой. А Чанхи… Сейчас такой момент, когда важно действовать. Даже если не включено автосохранение и откатить нельзя. Сону опрокидывает Чанхи на пол и лезет к лицу. Губами по щекам, к линии подбородка. Щекотно от чужой кожи, как от перышек. В его руках сама хрупкость. Он детстве стрижа так держал. Отец подобрал в загородном доме. Переломанное крыло не давало взлететь и они с отцом отвезли птицу к доктору. Выходили, выкормили. Вскоре стриж улетел. Сону крепче смыкает руки на тонкой талии. Чуть сильнее надави — сломается. Он пытается быть осторожным, но его примагничивает светлая кожа и запрокинутая голова, заманчивый изгиб в талии. Чанхи такой надломленный и беззащитный, без привычной стервозности. Сону хочет его присвоить, наконец, выиграть в жизни, а не где-то в виртуальном мире. Кожа на вкус мягкая, горькая. Сону лижет шею, кусает за ухо. Он притирается уже возбужденным членом, действуя на инстинктах. Его не отталкивают достаточно долго, чтобы увериться в собственной победе. Когда Сону впервые за вечер хочет поцеловать, Чанхи отворачивается. Он ворочает головой и второй раз. Может какая-то шутка? Мальчишка хочет порезвиться? Но нет, Чанхи плотно прикрывает рот ладошками. Хорошо. Сону недоуменно изгибает бровь. — В чем дело? Прежде чем убрать ладони, Чанхи проверяет, чтобы Сону отодвинулся. Он не допускает даже шанса на поцелуй. Чанхи говорит: — Когда я жил в Детройте… У меня был кое-кто. Вряд ли он любил меня. Хотя я и не просил любви. Потом мы переехали в небольшой городок на юг от Детройта. Я встретил кое-кого. И теперь я влюблен. Точнее, до сих пор влюблен. Но я могу сделать для тебя то, в чем ты нуждаешься сейчас. Будет приятно, обещаю, — неуверенность, с которой Чанхи начал, уходит. Он задирает нос и важно вытягивается, опуская холодные ладони на шею Сону. Сону подвисает в состоянии между вежливым «ошарашен» и нецезурным «ахуел». А причина всего — Чхве Чанхи. Он поднимается, а следом садится и Чанхи. Его хрупкие плечи приоткрыты, свитер сполз. Острые колени покраснели. На одном родинка чуть ниже линии шорт. Куколка, а не человек. — Ты врешь, — Сону почти не сомневается в том, что говорит. И Чанхи вспыхивает. Он поднимается и бросает подушку, пинает даже, слабо, конечно, скорее, из вредности. — Хоть раз я тебе соврал, Сону, чтобы ты говорил мне такое сейчас? Ссоры не избежать, нажимать на кнопку «Стоп» поздно. И Сону несет. Он поднимается и кричит: — Но почему ты так равнодушно говоришь о том, что влюблен и о том, что готов сделать для меня что-то? Боже, ты серьезно? Как это одновременно умещается у тебя в голове? Ты собираешь представить его, так? И где сейчас этот человек, которому ты так предан? Почему не с тобой?! — А кому-то станет легче, если я начну плакать или кричать? Да я каждое, сука, утро просыпаюсь с вопросами «Почему?», «Что я должен делать дальше?», «Где он, увидимся ли мы?». — Чанхи всегда был из тех людей, которые тщательно контролируют свои чувства, но чтобы настолько, Сону даже не представлял. Он уже жалеет о том, что сказал и закрывает лицо руками. Медленно вдыхает. Но в Чанхи вселяется дьявол и он холодно и жестоко продолжает. — Знаешь, Сону, это все не твое дело. Но я здесь благодаря ему. Все, что у меня есть благодаря ему. И ты! Я впервые за два года кому-то поверил так сильно, что рассказал о себе. А ты, тупица. И вот еще, скажу тебе, последнее. Хвалль в тебя влюблен. Все! Живи теперь с этим, слепой идиот. Благо диван удачно стоит позади, иначе риск отбить себе всю задницу. Сону приземляется с грохотом и еще какое-то время пребывает в прострации, пытаясь сложить картинку в общее. Уместить услышанное со своим видением мира. На какое-то время он остается один. Слышит как звенит чужой телефон, звук клавиш. Слышит кипение чайника. А потом Нью ставит поднос на пол и грубо пинает в плечо: — Держи, ромашковый. Хотя херня это все. Не успокаивает. Сону смотрит в заостренные переживаниями черты лица, в дымящуюся чашку. Ему все еще нравится Нью и этого не изменить за один вечер. О чем он и говорит вслух. Нью забирается на диван и кладет голову на колени. Наверно, это новая форма близости — форма пустоты. Именно ее отчаянно хочет заполнить каждый из них: Хенджэ, Джуен, Чанхи, и сам Сону. И вот те утки с озера. Боже, думает, Сону, а ведь и правда, куда они улетают, когда у них ничего не остается? — О чем ты думаешь? Шуршание его мыслей слышно по всей квартире. — Самый тупой вопрос в любой ситуации. За дурачливой перепалкой все становится проще. Ссора сходит и дремота берет свое. Грудь перестает сжимать тисками, и Сону опускает ладонь на острые плечи. — Так и где твоя любовь? Может Чанхи притворяется, а, может, дремлет по-настоящему. Вскоре Сону засыпает там же, на диване. Кто бы мог подумать, что после этого дня их отношения станут теплее. На вечеринке, которую Хвалль устраивает через дней десять, и куда Сону приглашен в числе первых, Нью даже танцует с ними. Он подмигивает Хваллю и приобнимает Сону. Господи, что эти двое творят? — Я правду тогда сказал. О нем. Ты не думал об этом? — Думал. Но… Слишком много «но», чтобы начать и запросто высказать все. И хотя Нью танцует игриво, улыбается солнцем и (каждое утро задает себе вопрос о том, что делать дальше) стоит рядом — ласковый, настоящий, Сону знает — в него не влюбятся уже никогда. А Хвалль наоборот — влюблен уже. После вечеринки они выходят на улицу. К дому Чанхи около получаса пешком. Погода отличная, и они медленно идут вдоль цветочной аллеи. Сезон цветения еще не настал, поэтому между бордюрами пусто. — Джуен хочет уехать в Нью-Йорк. — В поисках новой жизни? Звучит забавно, но в случае Джуена он ищет не что-то новое, он слишком застрял в своей клетке. Сону останавливается, ковыряет подошвой землю. — Я думал о Хвалле. Наверно, мне нужно поговорить с ним. Нью кивает. Он берет Сону под руку и ведет скорее по дороге. Мерзлявый и капризный. С расспросами больше не лезет, понимает, что узнает все, когда придет время. Зато неожиданно произносит, наконец, готовый ответить на все вопросы о себе: — Санен… Нам тогда пришлось уехать в разные города. Два года назад. Так смешно, я бы мог влюбиться в тебя. У вас даже имена похожи. Это иронично. Некоторые вещи должны повторяться, чтобы жизненные уроки усвоились правильно. Я так думал какое-то время. А потом подумал, знаешь, птицы каждый год улетают на зимовку и потом возвращаются. — Как утки в Центральном парке. — Что? — Что? У Нью такой приятный смех, когда он спокоен. А Сону чувствует себя особенным, зная, что друг может на него положиться. Этот вечер учит его принимать: чувства Хвалля, и крепкое доверие Чанхи. А еще надежду Джуена на то, что они уедут вместе. Ему предстоит выбирать. Сону мечется в агонии. Без предупреждения идет к Нью. Да-да, дома злая собака, которая не любит посторонних. Чанмин лично открывает двери, в которые Сону долбит кулаком. Оглядывает презрительно, но вздохнув, смягчается и отступает в сторону: — Чани, к тебе Сону пришел. Можете взять мой ягодный сок и салат, только печенье оставьте. Здорово, не такой уж этот Чанмин и злюка. И печенье у него вкусное. Чанхи предусмотрительно хватает пачку. И тогда Сону выдает: — Джуен собирается ехать уже скоро. Может быть, ты хочешь с нами? Нью, поехали! — Нет, нет. Нет… У меня же здесь столько всего. Клуб, мюзикл скоро новый. Вокал… Я нужен Санену. Он обещал меня найти. Да и Хвалль. Вы уже говорили? Печенье в руках Чанхи крошится и он поспешно ставит его на полку с вкусностями. Наверно, Чанмин все равно будет злиться, в пачке осталось всего ничего. — Да. Да, ты был прав. А я… Чанхи, почему ты так ждешь этого Санена? Вы даже не общались за два года. Между вами нет верности. — Что тебе известно о верности? — крошечная кухня похоже станет полем боя. Еще и Чанмин не вовремя заглядывает. Он не злой, но настороженный. И к Чанхи подходит, чтобы узнать все ли с ним хорошо. Забавно, а что связывает их? Сону считал себя особенным, но в этот момент что-то рушится. Он будто теряет Чанхи второй раз. Теперь, как друга. Если бы пустота имела форму, имела имя — то выглядела бы она, как юноша с розовыми волосами. Звалась бы птичкой — колибри. Бесконечная пустота, в которую заключена непродолжительная человеческая жизнь. Чанмин высыпает свое печение в тарелку. Похоже на хлебные крошки. Ставит ее на стол. — Вы закончили? Чани выглядит расстроенным. Это из-за тебя? Облизнув палец, Чанмин макает его в печенье. Сону страшно подумать, если он поднесет его ко рту Чанхи и тот соберет эти объедки своим языком. Но Чанмин так не делает. Он пробует, а после заливает йогуртом. — Я надеюсь, вы больше не будете кричать. Оставшись наедине, Чанхи бормочет: — Знаешь, Сону, дело не в верности. Когда мы будем вместе, я буду с ним, а он со мной. Мне кажется, я нужен ему. Без меня он становится другим… Жестоким, таким, как будто крысы покусали своими мелкими тонкими зубами. И он будет грызть в ответ, но хищно и грубо. Как лев вырывать мясо, с кровью. — О чем ты говоришь? — Я не говорил раньше, но Санен убил моих родителей. Я не обвиняю его за это. Но я боюсь, что он может сделать это снова. Мне бы хотелось, чтобы мы встретились прежде, чем он убьет кого-то еще. Дома Сону не может уснуть. Он сам выдергивает шнур от компьютера и пинает кресло. Тарабанит в двери комнаты Джуена и орет: — Я поеду с тобой. Эй, проснись? Давай купим мне билет. Сонный Джуен не выглядит удивленным, лишь немного ворчит, что можно было подождать до утра.***
Аэропорт выглядит обычно, но Сону окидывает его таким взглядом, как если бы оказался впервые. В детстве, уезжаешь бывает на две недели и возвращаешься домой, как в новое место. С годами чувство свежести пропадает, уступая привычному потоку будней. Сону всегда связывал аэропорт с новыми ожиданиями. Провожающих один только Чанхи. Джуён прощается быстро. Он говорит: — Я пойду первым. Мне кое-что нужно там, в дьюти фри. Сону, ты знаешь… В общем, если потеряемся, просто позвони мне. Кто его там знает, о чем Джуён толкует на самом деле. Понять его по-настоящему удавалось только Хенджэ. А Сону так, на вторых ролях. Зато книгу Джуён отдает безвозмездно. Вручает Чанхи на прощание: — Чтобы не скучал. Сону сказал ты не понимаешь ту историю, про уток. Почитай, и поймёшь. Самому Сону оставить нечего. Ему бы хотелось узнать для Чанхи где пропадает Санен, и за шкирку притащить его. Или быть рядом с Чанхи, если Санен действительно опасен. Но Чанхи заверяет, что за него бояться нечего. — К тому же, у меня есть Чанмин. А он та еще злая собака. Я не остаюсь один, Сону. Их рейс объявляют в который раз. Время бежит независимо от того, разрешаем ли мы ему течь. Почему-то сказать хочется многое, а нужно так мало. Но Чанхи опережает. — Хвалль говорил, что вы виделись недавно. Все хорошо? Рюкзак за плечами внезапно ощущается тяжелее. — Чтобы лучше усвоить урок, нужно повторять дважды. Я думаю, мы ещё встретимся с ним. В общем-то, знаешь, Чани, есть вещи, которые нельзя вернуть. Невозможно откатить назад. Но так и нужно. Нужно вставать по утрам и идти вперёд. Сону долго смотрит на город через замызганное окно самолёта. От подъёма немного захватывает дух и закладывает уши. У Джуёна тоже и он замечает, что теперь не отложит до конца перелета. Они набирают высоту. Облака так близко, что если бы не стекло, можно было ухватить и подержать в руках. Вата, выкрашенная в акварель. — Как думаешь, сюда долетают птицы? Чертов Ли Джуён и его вопросы. Сону прикладывается лбом к окну. Он уверен в себе и в том, что делает. Но в тоже время его охватывает всеобъемлющее чувство. Сродни тому, что Нью испытывает на сцене или, может быть, то, что называется отчаянием. А может, просто мимолетная грусть. — Я не знаю. Мы так много не знаем, Джуен. Джуён улыбается в ответ.***
самые лучшие Заи ❤️❤️❤️ https://ficbook.net/readfic/9773862 и https://ficbook.net/readfic/9776280