***
Эрик обжигается очень неумело и по-детски. Просто сует пальцы в костёр, а там уже сразу и необратимо: загорается — у Эрика внутри сплошные черные дыры и хоть бы искру огня, чтобы согреться, хоть бы потеплела — — кожа. Между Детройтом и Огайо сезон дождей, реки пополняют запасы, а земля напитывается жизненной силой. В пригороде Детройта, где Эрик задержался уже на год, и вовсе — потоп. Дома он один. Здесь довольно уютно, и все знакомо. Здесь прошло счастливое детство. Пока дед был жив, Эрик находился под его надзором. Даже несколько классов школы закончил. Потом, конечно, ребенка отдали в городскую школу, вывезли из глуши. С этим домом у Эрика исключительно теплые воспоминания. Чего не скажешь о родительском и о том, что было после отъезда. Сейчас он живет тут с Саненом. По-хорошему, Санен должен заменить отца, или брата. Приятеля на худой конец. И хотя все в городе именно так их воспринимают, но сам Эрик предпочитает считать, что их связывают черные дыры. Пространство неизведанного, неизученного. Чёрное безвременье. Дождь идет с вечера, босиком в доме не походишь. Да ещё и скучно. Побродив из угла в угол и не найдя приличного занятия, Эрик уходит к себе. Упав на подушку, он мгновенно проваливается в дрему. Эрик видит себя. Ему лет семь. Он внутри огромной теплой комнаты. Вокруг люди что-то празднуют, кривляются и танцуют. Похоже на день рождения, на столе торт. Странно, что свечи в нем черные. Такие вообще бывают? Над тортом склонились гости. Улыбки на лицах копируют те, что у девчонок из фотостоков, бесполезно радующихся миске салата — искусственные. Омерзительно. Малыш Эрик маленькими ножками делает много-много шагов, а выбравшись из толпы несется во двор. Там ночь. В саду он находит мужчину, похож на отца. Лицо размыто, но вряд ли даже в жизни Эрик вспомнил бы его черты с достоверной точностью. Сновидение диктует свои правила и ребенок кричит: — Папа! Мужчина молча подкидывает дрова и костер вздымается вихрем. Ребенку так близко стоять не положено, но отец в его сторону не смотрит, полностью занятый дровами. Из костра вылетает печеная картофелина. Катится к ногам. Она вся в углях, совсем не как оранжевое праздничное пламя. Ноль мыслей о том, что горячее обжигает, а попробовать разбирает любопытство. Эрик щурится. Картофелина близко, всего сантиметр и он тянется, чтобы поднять. Собственный крик пробуждает и Эрик подскакивает на кровати. Он смотрит в темноту и немного трясется, восстанавливает дыхание. Тянется к тумбочке, дрожащей рукой пытаясь нашарить заблаговременно оставленную воду. Свет в комнате включается довольно неожиданно — Эрик и не ждал, что Санен проявит сочувствие. Молча протянув стакан, Санен садится рядом. Он ждет пока Эрик напьется, и ставит оставшееся обратно. — Мне просто ерунда всякая приснилась. Иди спать. — Она тебе снится уже вторую неделю. И покажи ладонь. Повязка на месте? Добрую часть кровати занимает Санен, поэтому лечь все равно некуда. Но у Эрика есть чувство собственного достоинства. Ему уже далеко не семь. Он практически всю жизнь справляется полагаясь на себя, а не на взрослых. Родителей последний раз видел во время того события, которое преследует в кошмарах — пожар в загородном доме. В некотором роде Эрик считает Джексона своим наставником, но это ерунда, если рассматривать проблему в бытовом смысле. Он самостоятельный. Уши вспыхивают, когда Санен, настойчиво фыркнув, хватает запястье. — Да все нормально! — Эрик вырывается. — Было бы нормально, ходил целый. Ты ворочаешь во сне, как псих. Не дергайся, я посмотрю. Успокоить Эрика выходит только пригрозив. Это не лучшее его качество. В школе даже водили к психологу. Тот отделался объяснением о том, что бывает, огрехи воспитания, недостаток внимания в детстве. Эрик не слишком разбирался. Закончил школу и бог с ним. Своя ладонь в чужой ощущается правильно и от этого внутри образуется вакуум. Его бы заполнить, например, тем самым вниманием, которого так не достаёт. Но Санен не психотерапевт и Эрик поджимает губы. В ране, под повязкой, Санен ищет следы гноя или сукровицы. Белый бинт пересекает ладонь, большой палец, и мягким Млечным путем идёт к запястью, оборачиваясь вокруг белоснежной змеёй. Ее чешуйки скребут изнутри — — Холодный. — Ночь на дворе, Эрик. — ночь внутри. Осмотрев со всех сторон, Санен издает удовлетворенный возглас. Он немного перетягивает, завязывает аккуратным узлом кончики. Выглядит заботливым, а это может обернуться чем угодно. Как в сказке про Алису. Честно говоря, год, что они прожили вместе не был простым. Если бы не обстоятельства, Санен давно уехал прочь. Еще их ссора… Санен узнал, что именно Эрик распустил слухи о них с Чанхи. В запале они прилично набили друг другу морды. После того Эрик сомневался, что Санен проявит к нему хоть какое-то сочувствие. Живя под одной крышей, связанные общим бытом, месяц они вели себя, как тигры в клетке. Рычали и огрызались. Прошло еще немного времени, как новая напасть. Да, с рукой вышло по тупому. Парни из бара нажрались всякой чертовщины. А Эрик как раз выполнял работу — привез посылку юной красотке. Обдолбанные чурбаны прицепились к девушке. Совесть не позволила стоять в стороне, завязалась драка. Пока девчонка побежала за охраной в бар, Эрику успели пригвоздить руку. Буквально. А там уже Марк, чудный официант, вызвал Санена. На удивление Санен примчался скорее, чем кто-либо мог предположить. Казалось, что он готов поднять и нести Эрика на руках. Лелеять, как ребенка. В глубине души было стыдно, ведь Эрик почти разуверился в доброте Санена в отношении своей персоны. Эрик раздражал, и доставил неприятности. Но в реальной опасности, Санен пришел на выручку. Он был рядом. Чтобы не шлёпнуться в обморок от потери крови и боли, сил доставало. Но к машине и после поднимаясь к врачу, Санен поддерживал и тащил на себе, обхватив за талию. Санен торчал в больнице, ждал, пока врач сделает все необходимое. А к ужину отвёз в любимое кафе, прекрасно зная, что Эрик обожает их оладьи. Рыжая девчонка-красавица, на пару секунд мелькнула за стеклом антикварного магазина напротив. Наблюдать за ней всегда было приятно, но в тот день особенно хотелось, чтобы она утешила. Обняла и по-человечески сказала, что рука заживет, и боль не будет отдавать в пальцы, позволит им сгибаться без неприятных ощущений. Так сделала бы хорошая мама. Собственная родительница слишком далеко, и в общем-то, ей нет дела до эриковых проблем. С Саненом они почти не говорили, но тот наказал: — Посиди дома хотя бы пару дней. Никаких нагрузок, Эрик. Серьезно, мне надо работать в мастерской, нянькаться некогда. Джексон подкинул срочное дело. Просто будь хорошим мальчиком и послушай меня. — Я хороший. В это сто процентов Санен не верит. Его презрение с самого начала было повседневной приправой к завтраку и ужину. Санен отбрасывает его только в те редкие случаи, когда они трахаются всю ночь. Эрик старается, чтобы хоть бы в эти мгновения Санен был с ним, а не вспоминал своего мальчишку Чанхи. Рука заживает медленно, но врач заверил, что все идет нормально. Просто Эрик не может дождаться, чтобы стащить повязку и делать все, что привык. Кошмары возникают от скуки, он уверен. Ведь, если вымотаться за день, то сон приходит крепкий. Эрик не знал, что его рана, а теперь и его очередной сон так сильно потревожат Санена. Обстоятельства вынудили или что-то человеческое — сочувствие. Зато сейчас они в одной комнате. А Эрик довольно бодр и полон сил, чтобы воспользоваться присутствием Санена. — Что, хороший мальчик, хочешь, чтобы я утешил тебя? Метафорическая нежность. Иллюзорное будущее. Закрыть глаза и отправиться за Белым кроликом. В Стране Чудес Эрика улыбки искренние, семьи не разводятся, дома не отбирает пожар, а сожаления забыты. Свет гаснет, погружая в неизвестность, в черную дыру. Реальность искривляется, и Эрик предчувствует скорую гибель. Это физика, а если думать о лучшем, то он всего лишь падает в Кроличью нору. Впрочем, даже там есть шанс лишится головы. Работая на Джексона, Санен много возится в мастерской. Тягает железяки. Подчищает некоторые следы. Не по закону, но прибыльно. Будущее не выглядит, как распечатка из страниц Вог с роскошными пентхаусами и моделями по обе стороны. Домик у озера и старость в окружении родителей и внуков, да с кем такое случается? Жить нужно сейчас, и жить тем, что получается. Джексон и вовсе как-то говорил, что не видит смысла доживать до старости, если все станут нищими маразматиками. Эрик в махинациях участвует на два процента, доставляет, что просят, знакомит нужных людей с другими людьми. Но не работа причина того, что им приходится торчать в этом богом забытом городке вместе. Просто Эрик в курсе, что сделал Санен. А Джексон наказал Санену присматривать за Эриком. Забавно, что пальцы Санена, которые нажимали на курок, сейчас очерчивают выступающие ключицы. Он пьет с губ сладкую юность. Собирает со щек запах дождя. Эрика никто не спрашивает. Хочет ли он целоваться? Правда ли такое безжалостное утешение способно вылечить от ночных ужасов? Контроль полностью в руках Санена. И это его проклятие. Это то, что Эрик называет черными дырами. Он слишком юн, слишком не обучен различать чувства и давать им название. Он эгоистично хочет быть с Саненом любым способом. Санен проходится по нижней губе, надавливает. В такие моменты Эрик хороший мальчик и открывает рот. Трогает кончиком языка пальцы, слюнявит. Санен обводит его язык, пытается зажать между средним и указательным, словно в прищепку. — Хочешь поиграть? У Санена такой голос, что мурашки ползут. Отвечает Эрик делом. Санен уже собирается отнять руку, как он проворно сжимает губы, пускает еще больше слюны и играет с подушечками пальцев, облизывая их быстро-быстро. Во рту вкус кожи. Все лучше, чем разочарования. В тишине слышно, как вновь начинается ливень. Барабанит с новой силой. Эрику нравится, потому что в шуме дождя не слышно птиц. По правде, рядом с Саненом Эрик никогда их не слышит. И не испытывает сожалений. Саненовы руки перебираются на шейные позвонки, невесомо касаясь и разбрасывая мурашки, словно брызги от разбившихся дождевых капель. Санен как-то сказал, что у Эрика кожа выглядит прозрачной и тонкой, как бумага. Того и гляди порвется от неосторожного движения. Впрочем, потом он заявил, что нежности для парочек. Они таковой явно не станут. Пока еще он в состоянии мыслить, Эрик осыпает сильные загорелые плечи поцелуями. Санену хватило всего несколько раз выбраться в сад в майке и вот результат — на языке горчит солнце. Он опускается щекоткой по красиво выступающим мышцам груди и живота. Балуется. Эрику нравятся долгие прелюдии, ведь так можно потянуть время. Они сталкиваются губами в борьбе за право вести, но Санен не дает и шанса. Раз за разом указывая Эрику на его место. Дыхание сбивается, одежда мешает. Вдалеке ревет гром. Пора осенних ливней и душевных бурь. Раскатистые удары приближаются, тучи сталкиваются все яростнее. Эрик запрокидывает голову, подставляя шею сухим губам. Беспечный. Его ломает на сотни мелких звездочек и вряд ли он сможет собрать себя обратно. Жесткий матрас скрепит под весом двух тел. Они перекатываются на узком участке постели. Эрик падает лицом в подушки. Коленями упирается в какой-то неудобный бугорок из скомканной простыни. Становится быстро неважно что там, ведь сильная ладонь давит на поясницу, опускается ниже, поглаживает между ягодиц. Санен тянет ближе, широко разводит эриковы ноги. Он не слишком мягок, когда надавливает пальцами на мышцы, втискивается внутрь. Эрик чувствует дискомфорт, последний раз был давно. Все из-за чертовой драки и возни с раной, из-за частой занятости Санена. Эрик подается вверх-низ и обратно, надеется, что естественная смазка создаст подходящее скольжение и станет приятнее. В конце концов, он действительно возбужден. А кто бы нет, если говорить о Санене? Санен прижимает к своей обнаженной груди, и Эрик задыхается в одно мгновение. Его ломает до невозможности. Накатывает удовольствие, такое упоительное и приторное. Если все его существование бессмысленно, а жизненные события не имеют логики и связи, то может быть он живет только ради того, чтобы тонуть в саненовых руках? Эрик срывается на стон. И получает одобрение: — Давай, малыш, давай. Мне нравится, как ты стонешь для меня. Санен сажает на свои колени. Становится настойчивее, нетерпеливее. Он не жалеет чужое тело, впрочем прекратит, если Эрик скажет, что ему больно. Но Эрик и сам хорош — он больно кусается, и не извиняется, слыша недовольное шипение. Дразнящая ласка в паху накаляет чувства до предела, и Эрик толкается в саненову ладонь. Он ерзает, трется, чтобы получить все наслаждение, что этот момент может ему принести. Его ведет от приливающей кипящей, как океан, крови. Он еще немного расслабляется, заново впуская в себя, в этот раз легче и глубже. Он чувствует, как плотно его мышцы облегают распирающие пальцы. Сколько их там, три? Черт, Санен двигает рукой, и это невыносимо сладко. Блаженное ощущение вырывается криком, жалобным стоном. Эрик чувствует себя мокрым абсолютно везде. Скорее хочет ощутить Санена, о чем и сообщает, сползая с его пальцев. Он слизывает с чужой шеи остатки прошедшего дня. — Ты юный, но уже монстр, Эрик. Хочешь меня в своей постели, но так бессовестно обошелся в прошлом. Ждешь, что я буду выполнять все твои желания? Несколько мощных раскатов раздаются поблизости. За громом следует молния. В полной темноте и брызгах бирюзовых росчерков, сильное тело Санена напоминает статую древнегреческих богов. И Эрик не может удержаться: он накидывает покрывало на манер старинных одежд: спуская с одного плеча, оставляя широкий белоснежный подол развиваться под легкими ветром, украдкой пришедшими из оконных щелей подсмотреть. Спутанные волосы как нельзя лучше дополняют образ. Но божественная красота быстро превращается в греховную, когда Санен сбрасывает одежды. У него не остается сил ждать и Эрик грубо оказывается прижат к жесткому матрасу. Все это похоже на прыжок в ледяную воду, с опаляющим воздухом после. Эрик в очередной раз обжигается, соприкасаясь с горячей кожей Санена. — Как ты думаешь, — вопрос Санена не тот, что требует ответа, но кое-что волнует Эрика больше, поэтому он тараторит, — когда Королева в первый раз приказала отрубить голову своим подчиненным, она знала, что ей это понравится? — А тебя никак не перестает волновать тот факт, что ты живешь с убийцей? Или то факт, что ты спишь с убийцей? Как думаешь, почему Джексон попросил именно меня присмотреть за тобой? Какой философский вопрос. Он собирается ответить чуть позже. Гроза шумит, а в комнате зной и Эрик облизывает пересохшие губы. Когда Санен входит в него размашистыми движениями, становится нечем дышать. Вкус на языке: терпкий, солоноватый, смешанный с парфюмом и лосьоном после бритья, который еще не выветрился. Эрик крепко зажмуривается, закрывая лицо руками. — Не стесняйся, детка. Ты сам этого хотел. Скрипящая кровать. Смятое покрывало кремового цвета запуталось в ногах. Голова соскальзывает с подушки. Эрик чувствует, как его приятно распирает от большого полного члена. И он подмахивает навстречу. Прекрасно, что бы там Санен не ворчал. Эрик скользит руками по крепкой спине, скрещивает ноги на пояснице, одновременно облегчая и затрудняя Санену свободу действий. — Хочешь медленно, малыш? — Не хочу, чтобы ты кончил сразу. — Господи, Эрик, твое воспитание кошмарно. — Напомню, что сейчас именно ты меня воспитываешь. Если бы это был завтрак, бессмысленный спор продолжился пока они не разойдутся по делам. Разговоры прекращаются. Санен целует, раскрывая губы языком, пробираясь глубоко по небу и разделяя вкус слюны. Санену нужен кто-то молчаливый. Трепетный. Отзывчивый. А ещё настойчивый в меру. Эрик во всем ему не подходит, но самое главное, что он тот, кто способствовал расставанию с Чанхи. У Эрика с самого начала не было шансов против Чанхи. Но неосторожные слова сделали все хуже. Он должен просить прощения за свой поступок, а не хныкать и стонать в шею Санена. Одна поза надоедает им двоим. Болит истерзанная шея, затекли ноги и задница вся красная. Эрик пихает Санена, заставляет перекатиться на узкой кровати и забирается верхом. Нет ничего противоестественного, чтобы спать с Саненом. Он хочет его до одури, до такой степени, что не соображает, когда пора остановиться. Если бы ладонями можно пробраться под ребра и сжать полное крови сердце, Эрик забрал бы саненово себе. Усевшись, и впуская Санена сразу глубоко, Эрик вдыхает изо рта в рот собственное отчаяние. — Только потому, что быть с ним не получается, ты пользуешься мной. У него, впрочем, тоже, с тобой не получается. Эрик знает, что он никому не изменяет, но все равно стыдно смотреть в темные хмельные глаза. Отдаваться и знать, что Санен берет его, лишь пока Чанхи далеко. Ему не будет прощения, и он всегда останется мальчиком, из-за которого Санен здесь. Эрик искренне льнет к Санену всем своим естеством, и это нормально. Это нужно, потому что хочется верить. Однажды Санен будет нуждаться в нем, вероятно, даже больше, чем Эрик может себе представить. Санен поднимается, подхватывает Эрика, заставляя двигаться чаще и быстрее. Он оставляет след везде, где дотрагивается губами, терзает, как голодный лев. Его руки гладят бедра, сжимают ягодицы, то разводя их в стороны, то крепче сжимая. Член Эрика трётся о живот, и ему одновременно хочется почувствовать руку Санена там, но в тоже время, он так классно поднимет и усаживает обратно, что можно сойти с ума. Они оба уже близки. Тело плавит изнутри, приятный жар. Рот полон слюны, а комната шлепков и вздохов. Эрик крепче хватается влажными ладонями за шею. А Санен наконец смыкает пальцы и дрочит так, что рождение вселенной кажется слабым фейерверком. Санен рычит и вскидывает бедра, стараясь ухватить ещё больше близости. Ему осталось немного и Эрик спрашивает: — Если тебе нужно будет убить меня, отрубить мне голову, в обмен на твоего пацана, ты сделаешь это? — Да, — Санен отвечает без сомнений. И тут же затыкает поцелуем. Вылизывает рот со вкусом и наслаждением, заставляя бессвязно мычать, и хныкать, и хотеть еще и еще. Эрик бессильно падает на Санена, ему хочется просто кончить, раствориться и не думать о том, что в уголках глаз собираются слезы от избытка пылких прикосновений. Санен не отпускает от себя, ни на один чертов сантиметр, пока не выжимает до капли, пока Эрик не кончает. А после губы слизывают небытие, истому со щек и скул. Слишком много трепета, словно, они что-то значат друг для друга. Испачканные простыни летят на пол. Мягкое одеяло накрывает горячие обнаженные тела. Спать, теперь хочется только спать. Санен целует закрытые веки Эрика. Кусает шею и получает такой же болючий укол нежности в ответ. Ужасно хочется провалиться в неизвестность, но на языке верится противное: — Если бы ты хотел меня убить, то зачем приехал к бару? Опоздай ты на минут десять, меня бы забили до смерти. Все твои проблемы решены. — А может я хочу, чтобы ты сдох исключительно от моей руки? Санен довольно обычный парень. Его в городке все знают как приятного и открытого работягу. Эрика знают, как весельчака. Он знаком с соседями, с официантами в кафе и курьерами на почте. И только друг с другом они говорят о ненависти. О тайне, которая связала их жизни. — Знаешь, Эрик, — Санен говорит, хотя не понимает слышат ли его слова. Эрик и сам сомневается, ворочаясь в полудрёме. Находит плечо и забирается, укладываясь спать. Санен не возражает. — Если однажды ты встретишь кого-то, Эрик, хватайся за него и беги. Уходи от меня прочь. Рядом со мной тебя ждёт что-то плохое. — Не хочу, — бормочет Эрик сквозь сон. Ему слишком хорошо сейчас, чтобы доставлять Санену радость своим побегом. Впрочем, расстраивать его лишний раз тоже не хочется. Поэтому Эрик обходится этим коротким ответом. — Я могу убить тебя. — Тогда пусть это будешь ты. Так хотя бы честно.***
Под бинтами рана ещё немного ноет и, заживая чешется. Это все змеиный хвост — — Млечный путь такой яркий сегодня! — Ханен в восторге. — За городом так много звёзд, — Кевин шепчет, но его слышат все; видят все — — Млечный путь, вьётся по небу. Змеи ищут воды. И Эрик уходит в сторону, к берегу. Садится и смотрит в отражения былого. Как это невыносимо горит — — пожар, пламя на кончиках пальцев, — Эрик обжигается так по-детски наивно. Его рука до сих пор не заживает. Хочется — в воду, — к Санену. — Ну и что ты сам сидишь? Знаешь, жаловаться на холод и уйти к реке, только я вижу здесь противоречие? Ханен очень классный. Настоящий друг, и к нему Эрик бежит, когда хочется забыть обо всех проблемах. Усевшись рядом, Ханен рассказывает: — Знаешь легенду о мире мертвых? Душа приходит к реке. Но чтобы отправиться в свой мир ей нужно на другой берег. По реке ходит лодка. И ведёт ее Харон. Перевозчик душ. Эрик смеётся. — Выдумщик. Это всего лишь отражение Млечного пути. Это не чьи-то души или вроде того… — А что, если мы уже мертвы? Если все, кто пересекает черту города умерли? Интересно, когда Джексон просил Санена просмотреть за Эриком, на что он надеялся? Санен никогда не питал к Эрику особых чувств. Раздражался, считал, что Эрик горазд болтать о всякой ерунде. Может, Джексон спихнул противного ребенка на Санена, чтобы вроде как быть в курсе того, если Санен решит сбежать? Или без всяких мыслей, просто избавился от него, как и родители? В это легко поверить, ведь Эрик всего лишь глупый мальчишка. Хоть Ханен его глупым не назвал ни разу. С Ханеном они знакомы с детства. И спустя годы им удалось сохранить близкие отношения. Пожалуй, именно этому человеку Эрик доверяет и способен просить о помощи. О Санене он рассказывает тоже. С реки тянет прохладой. Кевин давно сбежал в дом. Кевин вообще как-то случайно прибился к ним — искал жилье через Марка, да вот когда поселился к Ханену, застрял. Эрик приезжает в гости редко, а Кевин все ещё здесь. Что-то рисует, тем и зарабатывает. Но больше ходит с Ханеном в поле, отдыхает у реки. Свободный художник. Странно, что такой, как Кевин задержался в их городке. Впрочем, Ханен обмолвился, что Кевин чувствует себя одиноким в толпе, что его творческая натура ищет покоя. Обычно, это означает, покоя от прошлого. У Кевина есть тайна и Эрик причастен к ней — он знает об укрытии Кевина. В какой-то степени они соучастники. Может быть, прав Ханен — в этом городе все мертво. А он, Эрик, перевозчик душ? Не тех, что умерли, а тех, что ищут умиротворения. Если так, то больше всего хотелось бы возвращать души к жизни. Но волшебное заклинание на этот случай надежно запрятано. Они довольно долго сидят у реки с Ханеном. Болтают о своих буднях, вспоминают школу. Старого деда. Игры с мячом на заднем дворе. Они замолкают, погружаясь в разглядывание отражений в воде. Ветер крадется и Эрик вздрагивает. — Как же холодно. — Ну так дал бы ему шанс, чтобы тебя согреть! — Как смешно! Боже! Почему Ханен вообще думает, что мысли Эрика заняты Саненом? Впрочем, лучше оставить этот диалог. Не сказать ведь, что Ханен так уж неправ. Ночевать Эрик тоже остаётся у Ханена. Дом огромный. А возвращаться к себе нужно машиной, до поворота и через поле. Лучше выбраться в дорогу утром, после вкусного завтрака. Ночью Эрику снится жуткое. Они с Саненом падают в реку, и Санен тянет с собой под воду, в тёмно-синюю глубину несуществующей правды. Они ошиблись год назад: Эрик просто увидел его. Что же он сказал Джексону? — Он не так прост, как кажется. Внутри у него сразу все: и солнце, и черные дыры. По-детски наивный, восхищённый, Эрик хотел знать, каков Санен на самом деле. Хотел верить, что та часть Санена, которая светлая, солнечная, победит и не позволит ему работать с Джексоном, или нажать на курок. Но солнце поглотили чёрные дыры. Во сне ладони — целые, — он получил ожог, приложив их к груди Санена. Сердце билось быстрее и лился метеоритный дождь. Эрик тонет. Он широко раскрывает глаза и видит Млечный путь, и губами хватает губы Санена. В следующий миг они стоят на берегу. Санен молча берёт за руку и ведёт к реке. Там их дожидается лодка, а в ней сгорбившийся старик с веслом в руке. Эрик садится рядом, укладывает голову на саненовы колени. Ему позволяют уснуть. Он просыпается в холодном поту. Неужели сон пророческий? И, как Санен и говорил, Эрика ждёт смерть от его же руки?***
В их с Саненом мирке не какой-то разнообразный распорядок дня или запланированных дел: работа, пиво или оладьи в кафе. Изредка они ходят в бар. Дальше спать. День заканчивается и начинается заново. Часы — безжалостное устройство. Время — самое старое, самое первое, что появилось в огромной вселенной и нет ничего, что укрылось бы от всемогущего механизма. В мастерскую Эрик ходит редко. Но Джексон звонит и просит передать несколько слов «своему лучшему приятелю Санену», поэтому приходится пойти к нему. Санен стоит у стойки администрации. Задумчив и по-своему красив. И в этот момент, Эрик чувствует то, над чем-то когда-то смеялся. Ему хочется отдать Санену свое тепло. Спасти его по-настоящему. Каждые сутки — новая отметка, новый плюс на календаре, листы, которого оторвать бы да выбросить под тяжелую воду. Заставить их намокнуть, растечься до невозможности прочитать дату. Почему эти чувства приходят сейчас? В обычный, как и сотни других, день. Санен не обращает внимание, как Эрик заходит, зато Эрик обнимает со спины, вытягивая руки вдоль саненовой груди, сцепляет пальцы, словно скрепляет шестеренки часового механизма. Эрик молчит, только дыханием щекочет ухо и щеку. Санен на удивление не прогоняет. Лишь стучит пальцем по циферблату, трогает ремешок, которым затянуто запястье. Он позволяет им побыть так. В тишине и мечтах. Время — ворсистый красный клубок, сплетает в нити, из которых потом острыми спицами в саненово сердце — горькое, терпкое и мгновенное — сожаление. — Между нами, — говорит Санен, он даже ловит ладонь Эрика и сжимает в своей, — есть что-то. Но если я должен буду отдать тебя Джексону в обмен на Чанхи, я сделаю это. — Думаешь, Джексон правда попросит убить меня? Какой в этом толк? — А какой толк в жизни? — Санен пожимает плечами. — Я мало знаю о твоём прошлом, Эрик. Кроме того, что ты здесь вырос, что у тебя какие-то приятели в округе. И то, что твои родители развелись, бросили тебя на улице, когда ваш дом сгорел. А Джексон приютил и хоть как-то занимался образованием. Может быть, он думает, что я привяжусь к тебе и манипулирует этим. Может быть, дело в тебе самом, Эрик. Ты хочешь, чтобы я к тебе привязался. Но наши отношения с самого начала искажены. Из-за твоих слов Чанхи пришлось вернуться домой. Из-за этого, мне пришлось спасти его. Ты считаешь меня убийцей, но ты причастен к этому. Одна крошечная деталь выстроила все именно в таком порядке. Теперь мы здесь. И, знаешь, я все ещё советую тебе сбежать. Нет ничего, что я мог бы дать тебе в этой жизни. — Мир на самом деле очень маленький, — бубнит Эрик. — Куда бы ты ни поехал, сколько бы ни шел, а все укладывается в размытое пятно воспоминаний. Асфальт, ноги, полы плаща, какофония голосов, серо-зеленые краски, что даже не понять какой там сезон. Ради Чанхи ты смог убить и готов убивать дальше, но меня ты можешь только прогонять. Но это все снаружи, а внутри — белая чистота, — первая любовь. Этот день отличается от других тем, что Эрик находит имя своим черным дырам. И впервые чувствует себя настолько одиноким.***
Когда Эрик просыпается, то узнает, что Санен уехал на целую неделю. Джексон вызвал по каким-то вопросам. Ну и ладно, скучать некогда. Рука зажила и Эрик носится то с посылками, то к соседям помочь, то пообщаться с красавицей из антикварного. Ходят слухи, что она ему нравится, но слишком стыдно признавать, как она похожа на мать. Даже лучше. Ведь улыбается живой улыбкой и болтает с Эриком, когда нет работы. Это делает его счастливым. Ближе к вечеру звонит Марк и спрашивает свободна ли комната. — Тут один парень… Назвался Хенджэ. Говорит, нужно починить его Тойоту. Но он явно не понимает, куда попал. Боюсь, сам нарвется на неприятности. Можешь забрать к себе на пару дней? И Санену будет работа заодно. С Хенджэ они ладят сразу. И его приезд очень вовремя. Появление нового знакомого, кого-то не причастного к прошлой жизни, срывает покровы. Мир за пределами их городка существует. Мир, в котором не нужно думать о Санене. Хенджэ отвлекает от будничных мыслей и вдыхает в лёгкие воздух. Его становится много, даже голова кружится. И Эрик пользуется этим даром. Они друг другу ничего не обещают. Возможно, по-своему, лечат. Хенджэ находится на кухне, улыбается и подставляет лицо: целуй, пей этот пыльный город с сухих губ. А в глазах словно бездна, такие они черные и пустые. Эрик пытается найти там нечто, но старые изречения правы, чем дольше смотришь в бездну, тем больше она смотрит в тебя, пробирается в укромные уголки души и оседает там. Хенджэ трогает его волосы, заправляя за ухо. Эрик подставляет щеку. Он отставляет приборы и выключает плиту. И тычется носом, словно замерзший уличный кот, в шею. Только Эрику известно, как больно острые когти впиваются в ногу, как раздирают кожу до крови, оставляя болючие шрамы. Хенджэ расставляет тарелки, ужин так-то, хоть и время позднее. От блюда поднимается легкий дымок. Все теплое, уютное, домашнее. Кристальная ложь их отношений, тщательно посыпанная приправой недосказанности и самообмана. Кто им судья? Наверно, только время. А между ними: белая посуда и плотные светлые чашки, Санен, и белые простыни на которые они ложились вместе. В постели с Хенджэ горячо. Он словно затихший вулкан, хранит в себе лаву, готов взорваться, а внешне кажется, что спит. Эрик сам подсказывает, где находятся те слабые тектонические плиты, что способны вывести из равновесия. Перед глазами снова дымная пелена. От черных глаз с поволокой, и от того, как сладкие губы то целуют, то кусают. Хенджэ — раненный зверек с бездной, которой неподвластно время. И поэтому Эрик с ним. Иногда время должно останавливаться. Эрик смакует свою и чужую боль, как необходимую составляющую. Вроде каждодневной пилюли. Только если лекарство должно лечить, он предпочитает что-то убийственное. Наверно, это передается от Санена, вроде осенней простуды или какой-то еще заразы, что заражает кровь. Когда Санен возвращается и понимает, что между ними с Хенджэ происходит, он лишь насмешливо хмыкает. Обижается? Эрик хотел бы, чтобы Санена хоть немного задевало происходящее, но тот грозит: — Чтобы рядом с Хенджэ больше не ошивался. — Какое тебе дело?! Да-да, Санен присматривает за ним. Но чтобы запрещать! Хотелось бы, чтобы Хенджэ не был втянут в их бредовую ситуацию, но то тепло, которое льется из него, такое настоящее, что Эрик влипает, как пчёлка. Он даже не злится на Хенджэ, когда тот спит с Саненом. В конце концов, Хенджэ ничего не знает, а Санен бросает в отместку: — Это за то, что ты слишком много болтаешь, Эрик. Из-за тебя мой отец выгнал Чанхи, когда ему нужна была помощь. Я потерял семью, дом, Чани. Ты же не думаешь, что сможешь заменить мне все это?***
— Пробуди меня? — просит как-то Эрик. И Хенджэ подставляет ладонь. Они сидят в саду, а перед ними высокий только что посаженный куст ягод. Работа с растениями неплохой способ скоротать день. Смысла, как и во всем остальном, Эрик не видит. — Одно время мне снились кошмары, — продолжает он. Хенджэ кивает. Он занят тем, что разглядывает эриковы руки. Струшивает землю. Находит шрам от раны. Как забавно, Эрик говорил Хенджэ, что позволит проткнуть себе руку, если позовёт девчушку из антикварного на свидание. Хотя прекрасно знает, что не сделает подобного. А что касается раны, то их и без Хенджэ достаточно. — А потом? — Я проснулся и ничего не изменилось. Хенджэ прижимается губами к шраму на руке. Для него не существует запрета Санена. Он искренне хочет помочь. И, дурак, спрашивает: — Болит? Да, думает Эрик. Только не рука. А нечто в груди. И от этого надо избавляться. Впрочем, откровенничать с Хенджэ плохая идея. Он влезает в чужую жизнь со своим сочувствием, но кто такой Хенджэ, после того, как поддался Санену и начал спать с ним? Хорошо, Эрик согласен, он первый это начал. И выглядело так, будто он изменяет Санену. Смешно даже, у них нет никаких отношений. Впрочем, с Чанхи у Санена тоже их нет. А Хенджэ и вовсе, безнравственный, если так легко допустил это все. — Перемены, говорят, помогают. У тебя-то что болит, если ты торчишь в нашей глуши? — Я просто жду, когда Санен закончит с моей машиной. И потом уеду. Черт, Эрик, не хочешь говорить, так и не говори. Время — зеленые глаза дьявола на циферблате наручных часов. По вечерам они вместе готовят ужин, раскладывают на белую посуду. Санен ложится с Хенджэ на белые простыни. Эрик дергает плечом, там под лопаткой тянет. Спит он ужасно. И дело не в том, что между Саненом и Хенджэ что-то происходит. Ему действительно нужно что-то менять в их страшном настоящем. Все в коконе: липкое, клейкое на кончиках пальцев, воздуха не хватает, голова кружится. Однажды Эрик посылает Джексона к черту. День не задается. Днём, когда они остаются с Хенджэ вдвоем, Эрик неудачно падает на оставленные в саду инструменты. Боль в спине такая, что ни стоять, ни сидеть нельзя. И Эрик облокачивается лбом на плечо Хенджэ. А тот под дурацким свитером находит его талию, и никак не хочет отпускать. — Позвонок пережимает, — объясняет Эрик. — Наверно, нервы защемило. Нужно подождать. — Ага, — говорит Хенджэ. Хрипло так, без всяких эмоций, а руками за шею, и носом по щеке, — у тебя пережимает какой-то позвонок, а ты уже думаешь, что это паническая атака, дереализация и ты болен чем-то неизлечимым, но единственное чем ты болен — это собственной неудовлетворенностью и безуспешным поиском своего места в мире. Пережимает, понимаешь, не позвонок, это сердце у тебя щемит от чего-то. И пока мы торчим в своих глупых мирках, то в далеком океане, который ты видел только на картинках, на самом гребне волны виднеется кончик китового хвоста. И хочется, чтобы тебя окинуло брызгами с ног до головы. Но ты стоишь, задыхаясь, а позвонок болит. — Ты поэтому колесишь по стране? Ищешь своего кита? — Я просто хочу двигаться дальше. Эрик считает ответ Хенджэ достаточно исчерпывающим. Во лжи можно увязнуть хуже, чем в болоте, а Эрик за версту чувствует ложь. И понимает — Хенджэ здесь больше нельзя оставаться. Вскоре и сам Хенджэ просит о том: — Ты говорил, что если я захочу уехать, ты поможешь? Эрик… Санен делает что-то страшное. Этот город делает со мной что-то плохое. Как будто… Знаешь, легенду о перевозчике душ? Эрик смеётся. Да, он слишком хорошо ее знает. И когда Хенджэ его просит, становится ясно, перевозчик душ — это он. По его вине и все здесь. Ему известны чужие тайны — Хенджэ и Санен, Ханен и Кевин. И с этим нужно что-то делать, дать им выбраться. Потому что тайны убивают.***
Сбежать нужно просто: выйти из дома и оставить все позади. Поэтому Эрик звонит Ханену и просит: — Ты сможешь приютить моего приятеля? Хенджэ. Я рассказывал тебе о нем. Он такой… Потерянный. Думаю, в городе ему не место. Хорошо если он отдохнёт у тебя несколько дней, а там отвезешь его в Огайо или ещё куда? У Ханена огромный дом и ему не жалко вместить ещё человек десять. Поразительно, но Ханен едва ли не умоляет Эрика приехать тоже. Ладно, Хенджэ, тот явно боится. Было бы чего. А какая мать Тереза вселилась в Ханена? — У меня просто предчувствие. Твой Санен пугает иногда. Да, знаю, Джексон тоже не добродетель. Я думаю, тебе лучше остаться у меня, Эрик. Приедешь? Уже сидя в машине, Хенджэ тоже зовёт Эрика с собой. И хочется с ним поехать, хочется найти того самого кита, увидеть океан, и чтобы синяя вода смысла вычерченные описания их ошибок. С Хенджэ хочется просто по-человечески быть рядом. Его честность источник его бед, но она же и ценность. В свой дом Эрик возвращается полный решимости и смутных представивший. Он не удивляется, когда переступает порог и слышит знакомый лязг. За него боялись, предсказывали опасность и пытались уберечь. Дуло пистолета холодное. Впечатывается в его висок. Эрик — чертов самоубийца и терять ему нечего. Санен — другое дело. У них с Чанхи целый мир, и там все однажды будет хорошо. Там же обещания. Там время. Там же столько любви, которой к Эрику нет. Только если любовь у Санена к Чанхи, а к Эрику тогда что? Санен указывает рукой на диван в гостиной, но поездка с Хенджэ и обратно вымотала его. Он бросает непокорный взгляд и поднимается к себе в комнату. Выстрел звучит очень близко, оставляя отверстие в двери. Всего мгновение. Господи, почему это происходит? Страх липкий и тянется от пола до потолка. Санен очень зол, но держит себя под контролем. — Тебе стоило уехать с Хенджэ. — Я же говорил, что не уеду, — поборов страх, Эрик сжимает кулаки. Он зажмуривается, как напакостивший ребенок. Он обрушивает на Санена все то, что должно изменить их жизни. — Я не собираюсь просить прощения за то, что сделал, Санен. Ты прав, между нами кое-что происходит. Я хочу тебя не где-то в своей постели. Я хочу быть в твоей душе… Может быть, там есть хоть немного места для меня? — Эрик качает головой. Ответа он не ждет, потому продолжает. — Санен, знаешь легенду о перевозчике душ? Я расскажу тебе. Просто, прежде чем ты убьешь меня, я хочу помочь тебе отыскать Чанхи. Эрик садится на белые простыни и смотрит в темные глаза напротив. И, конечно, тонет.***
я щас выпилюсь просто. эрик слишком кренделек, и мне больненько, когда ему больненько., а еще мне больненько, когда я не вижу фидбек. мне очень обидно за себя и за подружек, потому что не спишь по 3 ночи и как бы… я просто не знаю на чем держаться, чтобы писать. любите моих зай-котиков-лапушек-звездочек, без них я бы и это уже не писала — https://ficbook.net/readfic/9799678 И https://ficbook.net/readfic/9794021