До семнадцати

У Ястреба вечно распухшие губы. Красные, опухшие, искусанные едва ли не до ран – на первый и не самый внимательный взгляд кажется, будто он злоупотребил губной помадой – что иронично, потому что, чтобы скрыть предательскую красноту, Ястреб действительно прибегает порой к косметике. Коллеги и друзья не задают вопросов, на фотосъёмках гримёр, ехидно улыбаясь, но не говоря ни слова, старательно маскирует всё излишне привлекающее внимание, но вот от случайных интервью не застрахован никто. – ...и последний вопрос, – тараторит растрёпанная девушка, всё ещё цепляющаяся за рукав его куртки, словно до сих пор не веря, что он на самом деле согласился дать ей интервью прямо посреди улицы, а не сбежит вот-вот, – судя по опросам на нашем сайте, это действительно не на шутку волнует умы наших читателей. Ястреб не совсем верит, что у читателей подобной макулатуры – «Сплетни и бредни», вы что, серьёзно? – в принципе есть ум, но считает невежливым говорить об этом вслух. Репутация, чтоб её. Микрофон ядовито-красного цвета едва ли не тычется ему в нос. – Какой косметикой ты пользуешься, Ястреб-кун? Ястреб совсем не верит. Репортёр взбудоражено дёргает плечами. – Мы, да и не только мы, давно обратили внимание, что в последнее время ты заметно изменился внешне, – микрофон сползает чуть ниже и с намёком тычется ему уже в подбородок. – Конечно, такие красивые губы можно и даже нужно подчёркивать помадой, поэтому всех волнует только один вопрос – какую марку ты предпочитаешь? Это известная фирма или ты пользуешься услугами индивидуальных специалистов? Мы знаем, что многие герои предпочитают делать косметику под себя, мы подробно разбирали эту тему в предыдущем выпуске, не забудьте, кстати, ознакомиться с ним, те, кто ещё его не прочитал!.. Ястреб машинально прикусывает губу и едва не шипит от боли. – Простите, – он поднимает ладонь, прерывая поток речи, – это очень интересно, и я, безусловно, ознакомлюсь с этой... статьёй, но должен вас разочаровать, наверное – косметикой я не пользуюсь. Разве что на фотосессиях, но вы и так знаете, какие фирмы принимают там участие вместе со мной. – Но, – репортёр хмурится, – твои губы, Ястреб-кун... Ястреб показательно проводит пальцем по губам и показывает – прямо на камеру – чистую подушечку без следов помады. – Вы должны понимать, – проникновенно говорит он, – геройская работа – это постоянная спешка и внезапные срывы куда-то посреди мирного дня. Очень легко, – Ястреб извиняюще поджимает губы, – обжечься тем же чаем, в попытках одновременно и допить его, и натянуть костюм, и разобраться с геолокацией того места, где произошло очередное злодеяние. А иногда и торопиться никуда не надо – обычная неуклюжесть делает всё за тебя. Репортёр хмурится ещё сильнее. – Хочешь сказать, – она водит микрофоном вокруг его губ, – это... просто чай? – Очень горячий чай, – с улыбкой замечает Ястреб. – Причём... две порции. Прямо с утра. Так что советовать вашим читателям какую-то марку косметики я не буду – разве что могу посоветовать быть поосторожнее с горячим. Можно обжечься.

* * *

Когда Ястреб заходит в бар на следующее утро, по телевизору как раз крутится прощальная заставка «Сплетен и бредней». Взгляды всех сидящих вокруг стойки сразу же устремляются с экрана на него. Ястреб обезоруживающе улыбается. Тога хихикает в кулачок. – Значит, чай, да? – невинным голосом, в котором ехидства – хоть цистернами откачивай – интересуется она. – Две порции? – Горячие, – уточняет Ястреб, важно поднимая указательный палец. Кажется, даже маска Компресса ухмыляется сейчас. – Кстати, никто не видел, где?.. Хлопает дверь. В дверном проёме появляется сонный Даби. – Утра, – бормочет он, пытаясь пальцами пригладить растрёпанные волосы. – И тебе, чай-кун, – звонко отвечает Тога. Даби замирает посередине зевка и смотрит на неё с полнейшим непониманием. – Какой ещё нахер чай? – Горячий, – с удовольствием произносит Тога, в точности, как Ястреб, поднимая палец. И стаканы на барной стойке трясутся от дружного хохота.

* * *

К стене его прижимают четыре руки. Ястреб не сопротивляется – подаётся навстречу прикосновениям, жадным и немного грубоватым, подставляя губы. Их тут же обжигает поцелуем. Больно. Больно. Ястреб не знает, с каких пор боль стала приносить столько удовольствия. Шигараки дышит ему в висок, ладонями – Ястреб чувствует мягкую ткань перчаток – исследуя его тело под плотной тканью костюма, пока Даби, судя по ощущениям, старается выцеловать из него всю дурь. Запасы дури у Ястреба бесконечны, но Даби всегда полон энтузиазма в этом плане. – Чай? – выдыхает Даби, отрываясь на долю секунды, давая Ястребу возможность хоть немного отдышаться. – Серьёзно? – А что, я должен был сказать? – задыхаясь, парирует Ястреб – задыхаясь, правда, не столько после поцелуя, сколько от рук Шигараки, уже давно расстегнувших ему ремень. – Что лидер Лиги и его правая рука в последний месяц дорвались до моих несчастных губ и с упорством, достойным лучшего применения, пытаются их отгрызть ко всем чертям, причём зачастую одновременно? Даби рычит негромко и кусает его за нижнюю губу. На давно покрасневшей коже тут же набухает алая капля. Даби, урча, слизывает её, языком раздразнивая крошечную ссадинку. Ястреб стонет сквозь плотно сжатые зубы. Всё так же не убирая рук, Шигараки целует его в уголок рта, сталкиваясь с Даби носами. Ястреб давит в себе привычно поднявшийся в груди смешок – это вечная неловкость всегда забавна, но только в первые секунды. Когда они, давно наловчившиеся подстраиваться друг под друга, начинают целовать его вдвоём, смешно уже не бывает. Только жарко. Очень-очень жарко. Ястреб сгорает заживо, распадается на части в этих руках и губах. И восстаёт из пепла и праха, чтобы умереть – снова. Он обнимает их, прижимает к себе, скользит пальцами по таким знакомым телам, вплетает их в волосы – близко, ещё ближе, вот так. Настолько вплотную, насколько это возможно физически. Три дыхания как одно. Даби шутит как-то, что Ястреб ведёт себя так, будто хочет, чтобы они сплелись в процессе телами, проникнув друг другу под кожу и в кровь – Ястреб только улыбается и шутит в ответ, что они будут странно выглядеть тогда. Ястреб никогда не скажет им, что они давно уже там – под его кожей и в его крови. В каждом сантиметре тела. – Дыши, герой, – с беззлобной насмешкой шепчет ему в губы Шигараки, и Ястреб послушно делает глубокий вдох, чувствуя, как с острой болью расправляются лёгкие. Иногда – всегда – он забывает дышать, забывшись в них. Просто... перестаёт. Как будто кислород в такие минуты ему совсем не важен. В отличие от. Так держать, герой. ...Он хнычет и постанывает – кричал бы, но сил никогда не хватает на крик. А стоны и всхлипы растворяются, едва прозвучав, сцелованные жадными губами. Кожа горит не хуже губ, Ястребу кажется, что весь он – в следах от их пальцев. Отпечатках рук. Четыре ладони, полноправно владеющие его телом. Они берут его полностью. Он отдаёт им всё, что есть. И получает тоже – всё. Рано или поздно ноги у него подгибаются. Ястреб не сползает вниз по стенке, нет, его подхватывают на руки даже раньше, чем колени начинают трястись. Прижимают к себе, устраивая голову на плече – чаще Даби, ему нравится таскать Ястреба на руках, но и Шигараки не прочь. Короткая передышка – два шага по коридору к ближайшей комнате. И хлопает дверь.

* * *

На плечи ему скользят руки в тонких перчатках. К щеке, холодя скобами, прижимается чужая щека. Ястреб вздрагивает, отрывая взгляд от бумаг, и поднимает голову. За окном уже темно. Комнату освещает лишь несколько тусклых запылившихся ламп. – Уже поздно, – констатирует очевидное прижавшийся к нему слева Даби. – Как насчёт выпить чаю... перед сном? – предлагает Шигараки, задумчиво тычась подбородком ему в плечо. Ястреб усмехается. – Горячего? – уточняет он и смеётся в голос, когда четыре руки тут же утягивают его в свои объятия. – Очень, – выдыхает ему в моментально покрывшуюся мурашками шею Даби. Ястреб запрокидывает голову назад, подставляя губы. – Тогда мне, пожалуйста, несколько чашек, – шепчет он, закрывая глаза. ...А неплохая вышла шутка.