Bulletproof Heart.

Карты Луиса и очередная игра, которую мы обожаем устраивать каждый вечер с целью отдохнуть после тяжёлого дня. Я вернулся после рейдеров, когда начало вечереть, так что, считай, вовремя успел к ужину. Если раньше мне было интересно играть в карты со своими друзьями и я буквально погружался с головой в данное занятие, то сегодня это вовсе не так. Всё происходит как в тумане: тот, у кого меньшая карта отвечает на вопрос или делится чем-то сокровенным. Я играю с ребятами, но мысли всё равно о другом и крутятся в моей голове, даже не думая оттуда уходить. Всё проходит словно в замедленной съёмке, ведь я только и делаю, что сижу и думаю обо всём и вся. Опять, чёрт возьми. Назойливые размышления, словно множество мелких надоедливых мошек, летают в голове, даже не думая оставить меня в покое и позволить мне расслабиться с друзьями. Не позволяя ощутить релаксацию и душевное спокойствие. Ужин, который приготовил наш дорогой шеф-повар Омар, безусловно, вкусный и божественный, как, впрочем, и всегда. У Омара по-другому и не бывает, и если он где-то допустит оплошность при готовке очередного деликатеса, то на улице стопроцентно пойдёт сильный ливень. Клем съела всё с огромным аппетитом, а Луис, проявив всю свою вежливость и галантность, любезно отдал свою порцию жаркого проголодавшемуся ЭйДжею. Я без труда просёк то, что Луис определённо хочет изо всех сил произвести впечатление на Клементину, как будто она — стопроцентный идеал для него. Признаюсь, почему-то меня бесит вежливость Луи по отношению к этой девчонке. Сам не знаю, почему. Я сам хотел уступить порцию аппетитной похлёбки малому, но Луис меня опередил, из-за чего Клем благодарно улыбнулась ему, не мне. Видно, что она с мальчиком давно так не наедались и выживали как только можно. А теперь их накормили весьма приличными и вкусными порциями, наполняя желудок чем-то поистине вкусным. Почему-то первые секунды три после того как Луис уступил ей свою порцию, я непонятно пялился на растянутые губы Клементины, которая благодарно улыбалась моему другу. Мозги будто отключились в тот момент, отдав весь контроль моему сердцу, которое вновь непонятно бьётся в груди, подчиняясь каким-то непонятным инстинктам. Да что ж со мной такое? Пока она не появилась здесь, всё было обычным и привычным, меня не тревожило это внутреннее беспокойство, но теперь я ощущаю эти перемены всем нутром. Внешне я как обычно суров, не подаю даже малейшего признака, что я чем-то озадачен и что меня так сильно сейчас гложет, но на деле внутри меня сейчас происходят ощутимые перемены, которые я даже понять не могу. Клем — первая новенькая здесь (за долгое время), которая вызвала у меня какой-то непрошеный интерес. Вроде бы она — самая обычная, но вот есть в ней что-то такое… Загадочное. Она как будто обладает некой магией, от чего я теряю свою крепкую хватку сурового лидера и привычный построенный с годами образ, скатываясь в какое-то дерьмо. Едва заметно качаю головой, чтобы отвлечься от этих дум. Эта девчонка не должна действовать на меня так. Никто не должен. Но Клементина действует, и я понимаю, что мне надо как-то вытерпеть это давление. Терпеть ещё и завтрашний день, а уже после этого я отдам её грёбаной Лилли и мне станет легче. Я ещё раз слегка встряхиваю головой. Все эти мысли — сущий бред. Я должен взять себя в руки. Я — лидер. Сильный и стойкий. Никто не может меня сломить. — Ты когда-нибудь убивала того, кто был тебе дорог? Туманная дымка, которая заполонила моё сознание, буквально на время резко отключается, теряя своё свойство, словно по щелчку пальца, возвращая меня обратно в суровую реальность. Я инстинктивно перевожу взгляд на Клементину, к которой и обращён данный вопрос. Она становится заметно грустной и сейчас пялится на Луиса вымученным взглядом. Её взор сейчас более тяжёлый и жёсткий, более грустный и морально убитый. Что-то и у меня всё ёкает в груди. Сейчас и я почему-то проникаюсь этой печальной атмосферой. Как и Ви, как и Луис, который мгновенно пожалел о заданном вопросе, как только увидел едва различимую слезу на щеке Клементины. Я кидаю суровый взгляд на лучшего друга. Я его, безусловно, люблю и ценю, ведь он мне как родной брат, но иногда он может сказануть лишнего. Как, впрочем, и в этот раз. — Что? Она сама настояла на том, чтобы я спросил, — оправдывается Луис, а я ещё раз мысленно удивляюсь упорству Клем. Раз она настояла на том, чтобы Луис спросил её вопрос, прекрасно зная, что он не из приятных, можно сказать, что она чертовски упряма и всегда добивается своего. Она, возможно, ожидала чего угодно, но не вопроса, в котором заключается вся её боль, которую она ощущает на своём пропитавшемся дерьмом сердце, которое пропустило столько морально тяжёлых ударов, что и не позавидуешь. Я более чем уверен, что ответ на этот вопрос настолько тяжёл, что как будто надо пробираться через густое болото, чтобы выбраться на сушу и ответить на него, держа все эмоции под контролем. Сейчас маска дерзкой и бойкой девчонки, которую она постоянно носит, разрушается, оставляя лишь руины. В глазах действительно отражено столько боли, столько отчаяния, разочарования и тоски. Что ж, а Луис действительно смог сломить её своим вопросом, пускай и не специально. Даже пальцы рук, которые она сжимает в кулаки, начинают слегка трястись. — Его звали Ли… — она тяжело сглатывает и, устремив свой взор на стол, начинает выдавливать из себя слова с целью ответить, а я ещё больше начинаю злиться на легкомысленного Луиса. — Этот мужчина нашёл меня и позаботился обо мне. Мы искали моих родителей, которые в итоге обратились в ходячих. Ли укусили в тот же день, и я в конечном итоге лишилась аж троих дорогих мне людей. Это был самый худший день в моей жизни. Ведь именно в тот день, который я до сих пор помню только в самых тусклых и серых тонах, я пристрелила Ли, не дав ему тем самым превратиться в ходячего. Избавила его от этой страшной участи, но и, считай, убила своего второго отца. Я с интересом слушаю её, ни на что не отвлекаясь. Она смогла убить человека, ставшего ей почти родственником. Она видела своих родителей, обратившихся ходячими. Даже врагу не пожелаешь такого ужаса. Выходит, глаза Клементины ещё с детства увидели столько ужаса и жестокости, что сейчас у меня невольно расползаются ледяные мурашки по коже. Она пережила столько ужасов и жестокости, так рвалась и метала, чтобы выжить и обрести свой дом. И теперь, когда она более-менее успокоилась, остановилась в этой школе, обретя временный покой, я договорился отдать её и мальчика рейдерам. Отдать жестокой беспощадной Лилли, вновь возвращая её к этим ужасам, от которых она еле убежала. — Думаю, хватит с меня игр. Доброй ночи, — бормочет еле слышно подавленная Клем, прерывая напряжённую тишину за столом. Каждый из нас молчит, даже не зная, что и ответить на такой душещипательный рассказ. Затем она встаёт со стола и направляется к Элвину, который что-то сосредоточенно рисует на листке с Теном. — Но она сама же… — начинает оправдываться обескураженный всей неприятной ситуацией Луис спустя нескольких секунд той же напряжённой тишины за столиком, но его прерывает суровая Ви: — Заткнись, Луис. Ты ведёшь себя, как ребёнок. Я молча встаю из-за стола, направляясь за Клем. Я хочу попросить у неё прощения за моего друга. Луис отличный парень, но иногда и он весьма перегибает палку в своих словах. Я догоняю Клементину, которая уже направляется вместе с ЭйДжеем к дверям школы. Я дотрагиваюсь до её плеча, тем самым останавливая её, и по руке против воли пробегает электрический разряд тока. — Марлон? Я нервно опускаю руку. Смотрю прямо в её медовые глаза, в которых читается гораздо больше боли, чем я думал. ЭйДжей также стоит возле неё, и они оба ожидают того, что я им хочу сказать и вообще какого чёрта побежал за ними. Ноги сами понесли меня, подчиняясь инстинктам. Господи, со мной происходит что-то поистине странное, и вот бы был человек, с которым я мог бы это обсудить, выплёскивая из себя все накопившиеся вопросы наружу. Избавляясь хоть немного от груза этой моральной ноши во мне. Но такого человека нет. Только я сам могу посоветоваться с самим собой и понять свои же поступки. Но, увы, с каждым разом это становится сделать всё труднее. Прокашлявшись, произношу: — Ты прости Луиса. Он хороший парень, мой лучший друг, но иногда он бывает тем ещё кретином. А ещё ему трудно признавать свою ошибку в тех ситуациях, где он не прав. Она слегка удивлённо сморит на меня, но в её глазах я отчётливо замечаю проскальзывающую грусть. Луис действительно обидел её своим вопросом, сдавшись под упрямостью Клементины. Кажется, что эту девчушку ничего не способно сломить. Но это далеко не так. У каждого из нас рано или поздно ломается крепкая стена, какой бы крепкой и высокой она ни была. Ведь никто из нас не способен бесконечно долго молча терпеть даже самую сильную душевую боль и не сломаться в итоге под её огромной волной. У каждого из нас есть слабости. И её слабость — болезненное во всех смыслах прошлое, а также этот маленький мальчик, которого она изо всех сил опекает. Они заслуживают всего самого лучшего, заслуживают уживаться с нами в школе, заслуживают жить спокойной жизнью, насколько это вообще возможно в апокалипсисе. А я просто отдам их Лилли, скрепя сердце и надеясь где-то глубоко в душе, что эта сука рано или поздно всё равно умрёт и больше не заставит меня поступать так по-скотски по отношению к ребятам. Но, по воле несправедливости, эта мразь проживёт ещё очень долго, не выполнив тем самым моё главное желание. — Да ладно, — пожимает она плечами, грустно усмехаясь. — Ничего страшного, я сама добивалась от него ответа. Порой моя упёртость не доводит до добра. Она слабо улыбается, от чего у меня моментально чуть подкашиваются ноги. Она снова, в очередной раз за сегодня, волей не волей, но заставляет на мгновение потерять крепкую хватку. Внешне я как обычно не показываю каких-либо не свойственных мне эмоций, но на деле внутри я как будто разрываюсь на куски, которые в итоге склеиваются заново. Марлон, чёрт тебя побери, ты ведёшь себя, как идиот! Возьми себя, наконец, в руки! — День сегодня выдался тяжёлый, — выдавливаю я, всё же меняя тему разговора. — Идите вдвоём поспите в комнате. Располагайтесь, ведь это теперь ваш новый дом. — Мы ведь можем остаться, да? Это действительно теперь наш дом? — с надеждой спрашивает меня малой, на что я улыбаюсь и киваю ему. Клем смотрит на меня и улыбается, я буквально вижу, как её глаза озаряются отголосками радости и счастья после моих слов. Улыбка отчасти похожа на улыбку маленького ребёнка — чистого и невинного внутри, который не способен на кого-либо злиться и причинять кому-то боль. Возможно, она более чем счастлива, ведь она с ЭйДжеем обрели дом и кров. Но если бы они только знали, что это далеко не так и что моё позволение остаться лишь относится к моему первозданному плану. — Спасибо, Марлон, — произносит Клементина, тепло улыбаясь мне напоследок. А затем заходит в школу вместе с мальчиком, оставляя меня недолго стоять одного на улице под негромкие разговоры оставшихся ребят за столиками. Третий удар сердца. Такой отчётливый такой громкий и пронзительный, что, кажется, можно услышать его даже на расстоянии. Перед глазами ещё очень долго мельтешит её улыбка, которая самая обычная, ничем не примечательная, но тем не менее сводящая меня с ума. До чего ты докатился, Марлон? Стоишь тут один, поздно вечером, и думаешь о какой-то девчонке, которая всего лишь жертва для тебя? Может она и интересная, но уж точно ты не должен вести себя так. Ты становишься непохожим сам на себя. Как меня задрало это непонятное чувство, которое вызывает во мне такую бурю противоречивых эмоций. Радует только то, что всё равно остался только день, чтобы перетерпеть присутствие Клем, пробуждающей во мне это чёртово чувство. Один. Жалкий. День.

***

— Марлон… — мечтательно протягивает мой лучший друг, лёжа на кровати и пока даже не думая спать. — Она такая классная. Я тоже не сплю. Мы каждый вечер разговариваем на какие-либо различные темы перед сном, а уже после засыпаем и закрываем глаза, погружаясь в удивительный мир снов. И сегодняшний день — не исключение. Разумеется я знаю, о ком говорит Луис и почему он вообще перевёл тему разговора о каких-то незначительных мелочах. Он имеет в виду Клементину, которая, по всей видимости, будет напоминать о своей персоне отовсюду. Даже сейчас, когда я устал и хочу спокойно поспать без мыслей о ней, Луис заводит о ней разговор. И меня начинает бесить то, что она заняла ключевое место не только в моих мыслях, но и теперь и в беседе с моим лучшим другом. — Может, сначала извиниться перед ней, а потом начать уделять ей внимание? Ну, не знаю, ухаживать, к примеру, проявляя своё очарование? А может сыграть ей какую-нибудь песню на рояле, как сегодня? — воодушевлённо советуется со мной Луис, а я лишь молча выслушиваю его в пол уха, погружённый как обычно в гору своих мыслей, которые превратились сейчас в тесный ком в голове. Почему-то сейчас, когда Луис советуется со мной по поводу её, у меня что-то противоречиво жжётся в грудной клетке. Почему-то мне не очень нравится, что Луис хочет уделить ей внимание. Но оно и понятно. Ведь Клем и ЭйДжей скоро уйдут отсюда из-за меня, и никто больше не услышит о них ни малейшей весточки. Никто не вспомнит о них, ведь оставят они после себя лишь жалкий смутный намёк. По-настоящему, наверное, обидно будет действительно за Луиса, который верит мне целиком и полностью, не боясь, что я воткну ему нож в спину. Очевидно, он по уши запал на Клементину, раз думает о ней, пытается как-то подкатить и даже советуется со мной по этому поводу. И я, на удивление, тоже думаю о ней. Даже сейчас. А может… Я тоже на неё… Нет. Бред. Мне никто не нужен и вся эта ваниль уж точно не для меня. Это просто интерес, не более, Марлон, который скоро точно пройдёт, завянет, как цветок. — Эй, Лони, ты меня вообще слушаешь? — возмущённо спрашивает меня Луис и громко щёлкает пальцами, окончательно выводя из ступора. Я мгновенно поворачиваюсь к нему и даже в темноте вижу его хмурое лицо и слегка прищуренные глаза: это его типичное выражение лица, когда он чем-то недоволен. В данном случае, недоволен моей необщительностью. А оно и неудивительно. Обычно я болтаю с ним без умолку о чём-то, а сейчас словно язык проглотил. — Да, Луис, слушаю. Просто думал, что бы тебе посоветовать, — отвечаю я, поворачиваясь к нему. — И ты придумал? — предвещающе спрашивает Луис, который даже привстаёт с кровати на локтях. Ну что ж, как бы сильно мне не хотелось этого, но нужно опустить моего романтичного друга с небес на землю. Сказать ему то, чтобы его слепые надежды исчезли, чтобы потом не умерли, причиняя ему боль и оставляя останки после себя. — Да, — говорю сурово я, вкладывая привычную повседневную серьёзную интонацию, свойственную только лидеру общины. Также на локтях приподнимаюсь на кровати и устремляю полный серьёзности взгляд на Луиса, — могу посоветовать тебе лишь одно, Луис - расслабься и забудь лучше о Клем. Я понимаю, она интересная и симпатичная, она тебе нравится. Но вспомни хотя бы то, что она у нас только один день, мы ещё не до конца уверены в её персоне, а также мало ли что может случиться с ней в дальнейшем. — При этих словах я сглатываю ком в горле, но всё же продолжаю говорить. — Ты не должен окончательно терять хоть какие-то остатки твоей серьёзности, которой итак недостаточно, из-за какой-то девчонки, полной противоположности тебя. Сейчас не то время для отношений, Луис, вот, что я могу тебе сказать и посоветовать. Луис ещё пару секунд смотри прямо на сурового меня, явно переваривая всё сказанное мною. Но затем, не произнеся больше ни слова, даже банального «спокойной ночи», отворачивается к стене и удобно располагается на жёсткой койке. По всей видимости, разговор на сегодня явно окончен. Я снова ложусь и дальше продолжаю задумчиво пялиться на потолок. Это было жёстко и, возможно, даже неприятно для Луиса, но я сказал это, чтобы мой друг задумался и, возможно, чуть легче перенёс потерю Клементины, исчезновение которой явно ранит его глубоко в душу. Так же было и с Соффи, чьё исчезновение сделало ему больно. У них была взаимная симпатия, вот только она прекратилась ровно в тот момент, когда я отдал её и Минерву рейдерам, стараясь потом даже не затрагивать тему о них с ребятами. И вправду, если Клем ему действительно дорога, то так будет точно лучше для него. Ещё раз тяжело сглатываю при этой навязчивой мысли, продолжающей отчаянно лезть в мою голову и которая сейчас вызывает у меня некую злость. Может, именно из-за этой грёбаной мысли о симпатии Луиса к Клементине я так сорвался на друга? Слегка качаю головой, чтобы прогнать этот сущий бред из головы, который захватил каждую часть моего разума. И даже, возможно, сердца. Господи, я реально идиот, раз обидел Луиса своей резкостью, прекрасно зная, что он мягкосердечен, сказал, что ему стоит забыть о ней и не думать вовсе, в то время как сам лежу и рассуждаю о ней и её, чёрт возьми, улыбке, которая на мгновение дурманит разум. Я должен расслабиться и просто лечь спать. Резко закрываю глаза и как назло я не расслабляюсь из-за резко пришедшей в голову мысли, которая буквально врезалась в меня со всей скорости: улыбка Клем похожа на разрывной снаряд, который способен перевернуть всё вверх дном… Как и мои мысли сегодня… Эта мысль такая навязчивая и такая идиотская, она ещё крутится у непонимающего меня в голове ещё около пары минут, пока я смиренно не принимаю её. Ладно, как бы странно это ни было, но пусть улыбка Клем будет разрывной, раз уж в голову пришла подобная мысль. Только, надеюсь, этот разрывной снаряд окончательно не взорвётся во мне. Поворачиваю голову и вижу, что Луис уже давно прихрапывает на кровати, наверное, видя уже второй или третий сон, в то время как я только сейчас удобно устраиваюсь на подушке, обещая самому себе, что надо потерпеть ещё денёк этих странностей, творящихся со мной, а потом просто… Отключиться.