Bulletproof Heart.

Я целюсь стрелой из лука на персону этой девушки, которая сейчас чуть не прикончила напуганного Тена, который, поджавшись, прижимается к стене. Поверить не могу, она смогла самостоятельно выбраться из нашего крепления на спинке старой жёсткой кровати, которое я соорудил с целью для, в случае чего, безопасности, если всё пойдёт не по плану. Возможно, не так уж и крепко этот скотч сдерживал её запястье. Надо было получше привязать её, чтобы она сейчас не угрожала найденным ножичком напуганному Тену, который никогда не отличался какой-либо смелостью. Она свирепо переводит взгляд то с меня, то на побледневшего мальчика под её убийственным взглядиком. Она отпустила Тена сразу же, как только я пригрозил ей из темноты. Но вот выбрасывать ножичек в сторону она не особо-то спешит. Неужели она на полном серьёзе уверена, что её маленькое оружие, которое она выхватила у Тена, сравнится с моим луком? Она не похожа на глупую. Скорее всего, просто очень осторожна и готова либо сражаться в любой момент, либо убегать, словно какая-то добыча от преследующей её хищника. Я также продолжаю умело сохранять суровый облик в тени. Виден лишь мой лук — незаменимое оружие, которым я завалил уже достаточно много живности, из которой наш друг Омар приготовил нам много всяких блюд. Видны лишь мои едва различимые черты в темноте. Она не видит моего лица, но пусть мой зловещий облик из темноты заставит её хоть немного напрячься, и она молча выбросит нож, не продолжая дальше весь этот спектакль. Я, разумеется, не собираюсь стрелять в неё, ведь не вижу в этом никакого толка. Это никак не сыграет нам на руку, а отбирать чью-то жизнь я не собираюсь. Да, я далеко не идеальный, чистый, невинный мальчик, но и не настолько свирепая скотина, которая сейчас выпустит свои цепкие когти. Я, очевидно, слишком умело блефую. Но она должна поверить, что я не шучу. Я, конечно, понимаю её осторожность. Понимаю, почему она никому не верит, почему даже сейчас остаётся верна лишь своим предостережениям. Почему показывает себя только как сильную духом личность. Судя по её виду, она не жила в четырёх стенах как мы всю жизнь, а выживала на свободе, ощущая все её «прелести» на своей шкуре, терпя неожиданные моменты и повороты от госпожи Судьбы, которая к кому-то благосклонна, а к кому-то нет. Я представляю также всю её ответственность за мальчика, что она возложила на свои плечи. Груз, который буквально заставляет напрягаться каждую часть её тела и никогда не чувствовать покоя и душевного равновесия. В одних только её медовых глазах, которые слегка злостно прищурены в подозрительном оскале, отчётливо отражены одни лишь отрицательные эмоции, которые она, вполне вероятно, испытывала всем нутром вместе с мальчиком на протяжении многих лет. Да и испытывает до сих пор. А как сказал этот мальчик по имени ЭйДжей, то они даже не родственники. Эта девчушка взяла его под свою опеку с целью защитить. И это ещё больше вызывает у меня множество вопросов. Слегка наклонив голову и ещё больше всмотревшись в её очи, я прекрасно понимаю очевидное: в них едва-едва заметно отражаются крупинки, состоящие лишь из разочарования, боли и предательств, которые увидит далеко не каждый человек, ведь все эти запретные для неё эмоции спрятаны за некой крепкой непробиваемой гранью, которую можно пересечь лишь через огромный лабиринт, в котором только один-единственный выход ко всем ответам. А она умело скрывает за маской дерзкой бесстрашной девчонки все свои слабости. Как будто она прячет под крепким замком свои омертвевшие от боли клетки слишком отчаянно, о существовании которой знает только она одна. Но теперь и я будто заглянул в самые глубины её души, переступив через её эту запретную грань, которую она и создала вокруг себя. Это более чем очевидно. Даже слишком очевидно. Возможно, люди, подобные ей, пережили кучу дерьма, только не хотят это всем афишировать, прикрываясь своей дерзостью и чрезмерной осторожностью. Наш зрительный контакт всё ещё продолжается, даже, похоже, и не думая прерываться. Боковым зрением вижу, что она всё ещё крепко-накрепко упрямо сжимает ножичек, которым угрожала Тену. Меня это отчасти и забавляет, и отчасти начинает надоедать её упрямость. Возможно потому, что меня самого бесит моя же упёртость, бесит, что я поступаю так, как считаю нужным, никого не слушая. Это качество истинного независимого лидера, отвечающего за немаленькую общину, намертво приклеилось во мне, словно на супер клей. Так ещё и эта девчонка ни в какую не хочет бросать ножик, который ей даже не поможет. Который даже не предотвратит медленно вонзающую стрелу промеж её глаз, разрывая кожную ткань, а затем и внутреннюю. И при таком детальном взгляде глаза в глаза моё сердце делает отчётливый удар, словно молот слишком сильно ударил по грудной клетке, разнося при этом какие-то странные, едва различимые, катаклизмы по коже. После этого весьма отличимого удара оно начинает биться чуть быстрее, а я сглатываю резко возникшую тяжёлую слюну, на секунду отвлёкшись от своей сосредоточенности на данной напряжённой ситуации. Странно как-то… Наверное, это из-за нарастающего напряжения, из которого даже воздух в этом коридорчике становится более вязким, противным и адски горячим. Дышать практически невозможно, ещё и её глаза отчасти пленяют, ведь в них пляшут какие-то понятные только ей чертёнки. Так, стоп. Приди в себя, Марлон. Может эта девчонка отчасти и интересная, со своим прошлым, мальчиком, о котором заботится, и историей в принципе, но это просто кукла в твоих руках и часть плана с рейдерами, который ты успешно выполнишь, понял? Ты — лидер и не должен позволять себе какой-либо слабости. Я также прекрасно знал, что она будет вести себя именно так, ведь её мальчик проел нам все уши о ней, восхищаясь её смелостью, осторожностью, отчаянной борьбой за выживание. Я уже был изначально готов, что придётся угрожать ей стрелой из лука. Уже догадывался, что она не из простых наивных доверчивых девчонок. И всё в итоге и дошло до таких крайностей, когда мои пальцы натягивают тетиву лука, а другая держит само основание со стрелой, а я сам пожираю её своим не менее серьёзным и жутким взглядом. — Где ЭйДжей? — сурово спрашивает меня девушка с нахмуренными бровями. Серьёзно дикая, как будто с дикого леса. Я пускай и не был всю жизнь на свободе и не знаю, каково это ощущать всё это, но догадываюсь, что это примерно из себя представляет. Её ноздри слегка раздутые, а она так и распространяет всю свою осторожность, злость и недоверчивость, которыми пропитывается итак до невозможности раскалённый кислород в этом коридоре, отчего аура вся окончательно пропитывается сплошным негативом. Целиком и полностью. Она даже умело показывает то, что не боится даже того, что я могу с лёгкостью сейчас запустить ей стрелу промеж глаз, больше вообще не церемонясь. Она пожирает меня взглядом, как будто сейчас от меня останется лишь пепел, а все подкожные ткани взорвутся, словно смертоносный вулкан. — Сначала брось нож, и я отведу тебя к нему, — сурово отвечаю я. Не собираюсь как-либо идти у ней на поводу. Я привык входить в образ сурового, командующего лидера, который ни от кого не зависит. И сейчас я не собираюсь идти к ней на встречу, пока она не отпустит этот чёртов нож, который меня так нервирует. Вспоминаю, как ЭйДжей назвал её имя. Её зовут Клементина. Она отводит взгляд в сторону и о чём-то ещё несколько секунд напряжённо думает. Но затем, слегка качнув головой, осторожно отбрасывает в сторону нож, всё ещё напряжённо пялясь в мою сторону. По коридору от бросания предмета отдаётся звонкое эхо, прерывая напряжённую тишину. Вот так бы сразу, вместо всех этих непонятных переглядываний. Я понимаю, что она чересчур суровая, жёсткая, напряжённая, и также ни капли не шутит. Отчасти, она схожа со мной всеми этими перечисленными качествами темперамента. Удивительно, но это уже второе сходство между нами. Сходство, заключающееся этими всеми перечисленными чертами, свойственные истинному лидеру. Как-то мы уж слишком похожи. И от этого сердце вновь начинает биться чуть-чуть быстрее, и я вновь охриневаю. Как будто упрямый орган хочет затмить всю мою настороженность и сосредоточенность быстрыми ускоренными движениями. Чувствую, что даже кровь в жилах стала бурлить куда сильнее. Я довольно опускаю и своё оружие, радуясь, что эта немая перепалка наконец закончилась. Выхожу из темноты, а затем она удивлённо пялится на меня. Она что, ожидала увидеть кого-то другого, раз так удивлена? Или моя причёска дохлой кошки, над которой все всё ещё стебутся, так удивила её? Обращаю внимание на повязку на её затылке, которая уже вся пропиталась запёкшей кровью. Но даже вместе с этой повязкой она выглядит вполне хорошо, я бы даже сказал отлично, особенно для той, кто всю жизнь выживал снаружи. — Я Марлон, а это Теннесси. Сокращённо Тен, — представляюсь я, а заодно и знакомлю её с не на шутку перепуганным Теном. Он так пуглив, что у меня каждый раз возникает ощущение, будто страх всегда держит его под своим крепким контролем, а не мальчик страх. Как будто Тен поддаётся одному лишь страху. Он просто не создан для этого мира, как некоторые. Он всегда поддавался и поддаётся до сих пор самому ужасном ощущению, которое нёс и несёт его вперёд, управляя, словно какой-то игрушкой. Мальчик и Клем пересекаются взглядами. Клем после двухсекундного переглядывания выдавливает из своих уст своё имя, затем слово «Извини», но он просто убегает, как будто она сейчас действительно неожиданно нападёт. — Он всегда такой, — отвечаю я на немой вопрос опешившей Клем, которая всё ещё напряжена. — Пошли наружу, покажу тебе ребят и приведу к твоему мальцу, — усмехаюсь я и, отвернувшись к ней спиной, улыбка резко пропадает. Я направляюсь к двери и обдумываю свой дальнейший план. Я уже знаю свои планы на её счёт и на счёт этого мальчика. И эти планы далеко не самые весёлые. Мысленно я составил план ещё тогда, когда я и Луис прибежали на звук и в итоге нашли эту разбившуюся машину, увидев в ней двоих людей. И как будто сейчас я зачёркиваю первый пункт. Думаю, самое главное - втереться в доверие, продемонстрировать себя с самой лучшей стороны, чтобы эти двое даже не сомневались во мне ни на секунду. Я прекрасно знаю, что я трус. Самый настоящий трусливый лицемер и предатель, раз проворачиваю такое за спинами своих друзей, а потом лицемерно вру им в лицо, выдумывая абсолютно другую версию произошедшего. Но другого выхода спастись из цепких лап рейдеров, которые так и хотят напасть на школу и забрать нас всех без остатка, я не вижу. До сих пор это не произошло, потому что я изредка отдаю им некоторых ребят, а потом бессовестно вру своим друзьям, которые самого лучшего мнения обо мне. Знаю, я отвратителен, но я поступаю разумно и так, как будет лучше для всех. Я не самый смелый лидер, признаю. Качество смелости давно уплыло от меня, словно спасательный круг в море ещё тогда, когда в далёком, не самом радужном детстве, папаша напивался в хлам и бил меня. Мать всему потакала и не хотела ничего замечать. И в последствии папаша вообще отвёл в интернат, когда я ему надоел. Трусость во мне разыгралась и увеличивалась с каждой чёртовой секундой в те моменты, когда я прятался под столом, под кроватью или в шкафу, когда он искал меня, кликал издевательским пьяным баритоном моё имя, а я сидел и просто молча молил убежать из этого дома, который перестал быть для меня тёплым очагом. Он стал для меня домом пыток и насилия, а ещё пробуждения моих подкожных чёртиков, которые разносили и всё ещё частенько разносят отрицательные эмоции огромной волной цунами. Страх разыгрался ещё сильнее с наступлением апокалипсиса и в конечном итоге достиг своего апогея. Я понимаю Тена, который боится всего и вся. Я сам отчасти поддаюсь грёбаному страху, который заставляет меня идти на крайние меры ради поддержания общего блага среди моих друзей. И с самого детства я здесь, не знаю все прелести жизни там. И войны с рейдерами я тоже не хочу. Мы можем многих потерять, тем более рейдеров просят отдать им раз в полгода кого-либо. А два человека не сравнятся с целой общиной, которую безоговорочно заберут. И сегодня ровно тот день, когда состоится наша встреча с Лилли. Сегодня я встречусь с ней и Абелем, предложу эту девчонку и её мальца, и всё вновь будет идти своим чередом. Я отдам их рейдерам, проверну всё как обычно тихо и не заметно, как проворачивал это с Соффи и Минни. Да простят меня девчонки, но никому никогда не понять той ноши лидера, что нависает на моих плечах. Ноши, которая заставляет переосмысливать в голове многочисленные варианты, исходы, предположения, как защитить всех. Я — тот, кем должен быть. Лидером, пускай и не таким идеальным. Мы выходим с ней на улицу в молчании. Ощущаю, как она пожирает напряжённым взглядом мою спину, как будто просверливая в ней дыру. Я отчётливо ощущаю это аж затылком, и это слегка будоражит меня, против моей воли, отчего я зажимаю губу. За эти минуты три, проведя с ней время, я ощущаю нечто новое, что не ощущал ещё никогда, и это странно. Возможно, потому, что она новенькая, а их у нас не было давно. — Ну что ж, добро пожаловать в интернат Эриксона для трудных подростков! — как обычно с долей пафоса представляю я ей школу, разводя руки в сторону на всеобщий обзор старого, но такого родного интерната. — Здесь дети в большей безопасности, чем снаружи. Клем оглядывается по сторонам, останавливается взглядом на моих друзьях, которые занимаются кто чем. Возможно, для неё это ново и она не встречала общин именно с подростками и детьми. Вполне вероятно, что она прямо сейчас разбавляет свои типичные серые краски хоть какими-то новыми оттенками акварели. — А взрослые? — удивлённо спрашивает Клем после короткого обзора территории, скрестив руки на груди. — Мы сами по себе. Взрослых давно нет, да и нам никто не нужен. Вроде неплохо справляемся. Главный здесь я. Быть лидером не такая лёгкая задача, но я справляюсь. Не представляешь, насколько трудная, Клементина. Ты сейчас смотришь на меня со смешанным эмоциями, осматривая с ног до головы проницательным взглядом, вновь заставляя ощущать что-то тягучее в теле. Если бы ты знала, какие у меня планы на твой счёт, то сразу убежала, захватив с собой Элвина-Младшего, за которым так яро присматриваешь. Если я скажу, что я вытворяю за спинами своих друзей, единственных, кто у меня остался, то получу лишь осуждение, которым итак покрываю самого себя с головы до ног каждое божье утро, когда просыпаюсь на жёсткой койке. И действительно, каждое утро после подъёма я просто думаю и размышляю о своих поступках и оправдании, которое придумал для себя. Ребята не знают, каково быть лидером, держать в узде всех, тем более отдавать других ради общины, хотя этого совсем не хочется. Каково принимать трудное решение, чтобы было хорошо большинству. Я буду делать это столько, сколько потребуется, и мои друзья будут в безопасности здесь, ведь я обеспечиваю им эту сладкую гладь какой-никакой, но ценой и выработанной тактикой. Ценой, ради которой мы и получаем спокойную размеренную жизнь и ощущение безопасности, которое, словно лёгкий приятный бриз, мурашками окутывает наши сердца. — Что ж, это здорово, — произносит Клем, вновь осматриваясь, будто пытаясь отложить в памяти каждую деталь, — но где же всё-таки ЭйДжей? Ты сказал, что отведёшь меня к нему. И вновь сильно печётся о мальчике, который даже не её сын и не её брат, что заставляет меня невольно восхититься такой ответственностью за чужую жизнь. Возможно, он единственный, кто у неё и остался, а я просто хочу бессовестно отдать их на перевоспитание рейдерам. Но если посмотреть с другой стороны, более адекватной и подходящей для нашего жестокого мира, то это просто-напросто новенькие, те, по кому даже скучать никто не будет. За исключением, наверное, Луиса, который нёс Клементину на руках в интернат и всю дорогу говорил мне, насколько она хорошенькая. Мой лучший друг всегда был тем ещё романтиком, так что я даже не удивился. Но и у Луиса пройдёт эта временная симпатия, определённо. Не спорю, девчонка видная, но всё же я поступлю правильно, когда отдам её Лилли. Так нужно. Как бы это ни было ужасно, и как бы это ни было эгоистично по сравнению к ней и её мальчишке, я уже определился. Новенькие всегда служили предметом каких-то груш для битья. В данном случае битьё заключается в иронии судьбы, которая любезно предоставила нам этих двоих как раз в тот момент, когда назначена встреча с этой стервой Лилли, на которую мне нужно идти уже желательно сейчас. — Он с Луисом. В музыкальной комнате. Зайди в коридор, поверни направо, не потеряешься. А я схожу в рыбацкий домик, надо кое-что проверить. Разумеется я направляюсь далеко не в рыбацкий домик. И, больше ничего не сказав, разворачиваюсь и ухожу, а девчонка вновь смотрит мне в след, который я вновь ощущаю слегка потеплевшим от её взора затылком. Почему-то вновь разливается какое-то непонятное тепло, как будто её медовые глаза способны какой-то своеобразной магией на краткое мгновение передать это приятное чувство, которое придаёт немного, но всё же душевного покоя. Я мигом отгоняю вновь непонятные мысли в голове, словно стаю мух. Сейчас я должен быть сосредоточен на Лилли и нашем разговоре. Ноги слегка дрожат от предвкушения нашей встречи. Пускай я иду к ним на встречу не в первый раз, всё равно перед каждым предстоящем разговором до ужаса волнуюсь. Я направляюсь к этой зловещей ведьме, преодолевая некий страх. И вновь моя трусливость даёт о себе знать.

***

— Марлон, дорогой, пришло время вновь отдавать нам хотя бы двоих детишек. В нашей общине перестало хватать детей из-за некоторых потерь. Чёртовы ходячие, что б они все передохли как тараканы. Голос Лилли звучит жёстко, как обычно. Угрожающе держит в руках ружьё, которое дополняет антуража к её жуткому образу. Пускай я встречался с ней уже несколько раз точно, но я всё ещё не привык спокойно стоять перед ней, с выдержкой. Сердце невольно начинает биться от некого страха, а ноги слегка подкашиваются, как будто масса моего тела резко потяжелела. Внешне я не показываю того, что я боюсь. Перед этой женщиной и её верным помощником Абелем, не менее жутким, я стою стойко, хотя внутри буквально происходят сплошные катаклизмы. — Я приведу сюда послезавтра двоих новеньких. Пацана и девчонку. Всё пройдёт нормально, Лилли, — стою перед ней, как верный пёсик и обещаю привести очередных ребят, которые не сделали ничего плохого, а я, последняя сволочь, загоняю их в ловушку. Ребят, которые, возможно, хотели обрести дом, друзей и долгожданный покой и кров, но они связались со мной — лицемерным лидером ублюдком, который отчасти и ненавидит себя за свои плохие ужасные поступки, но и который отчасти внушает самому себе, что так будет правильно. Во мне будто борятся две личности в ожесточённом поединке. Я всегда боролся со своими мыслями, думал о том, что я делаю, всячески оправдывал, но каждый раз эти думы настигают меня. И от них никуда не деться, как бы я не старался. Даже не с кем это обсудить, я сам несу этот груз на плечах, стараясь зависеть только от самого себя. Лилли не даст этим двоим сбежать. Она сделает из них свои пешки, которые должны влиться в её группу. В этом мире сам выбирает свой метод выживания, и Лилли выбрала самый изощрённый — лишение свободы воли своих жертв и подстраивание их под свои правила. Самое мучительное и неприятное это, наверное, не то, что я отвожу этих самых жертв Лилли, а то, какие слова я слышу в свою сторону, когда детей силой отводят за собой. Какую боль и страх я вижу в их глазах, когда их с силой уводят. В прошлый раз Минни и Соффи плакали, бросались различными проклятиями в мою сторону, которые я молча выслушивал с тяжкой долей на сердце. Не исключено, что и я наслушаюсь от Клем и Элвина Младшего тоже самое. Я к этому даже морально готов. — Смотри, пацан, чтобы всё прошло шикарно, а то ты знаешь, чем это всё закончится для тебя, — принимается вновь угрожать мне Абель своим обкуренным голосом. Мне этот голос никогда не нравился. Невольно ощущается пробегающий по спине неприятный холод, а все внутренности буквально леденеют. Терпеть не могу это жуткое, очень неприятное чувство, которое, словно склизкой кашицей, расползается по моему телу, когда я слышу этот обкуренный грубый голос, который даже любезно посещает меня во снах. Я знаю, что сделает со мной Абель — застрелит меня. Не в голову, а в другое место, чтобы я ещё помучился. Странно, что они выбрали такую угрозу в мой адрес, логичней было бы забрать меня. Но они вдвоём согласованно договорились покончить со мной, если я что-то сделаю не так. Я твёрдо киваю и быстро ухожу обратно в школу. Как бы мне не было тяжело проворачивать мой обман вновь и видеть, как прямо на моих глазах связывают бедных подростков, а затем уводят, послезавтра я всё равно отведу эту интересную девушку и её пацана, которого она так упрямо защищает. ЭйДжей говорил нам, что всегда мечтал о новом доме. Что ж, он появится в их общине, которая явно не покажется ему какой-то сказкой. Но в этом мире мало у кого есть выбор. Его и нет у меня, ведь откажи я этим двоим ублюдкам, то не только сдохну от пули пистолета, но и подвергну опасности всю школу, и возможно рейдеры нагрянут с войной. Я делаю отвратительные вещи, но делаю ради общего блага. Я будто закрываю своим выбором от рейдеров интернат невидимым барьером, который сломается, если я перестану делать то, что начал. Раз уж я решил держать этот крепкий барьер под своим контролем, то продолжу это делать. И я буду думать об этом всём и оправдывать себя вечно, пока эти чёртовы рейдеры не передохнут, как надоедливые мухи… Если передохнут вообще…