***
Вечер. Я и не заметил, как пролетел ещё один очередной день нашей отвратительной жизни, несущей так мало какой-либо радости. Впрочем, сегодня я опять же весь день думал, это уже похоже стало какой-то раздражающей для меня обыденностью, от которой я так желаю избавиться. Мысли о Клементине заполонили мне голову целиком и полностью. И я должен ненавидеть её за то, что какая-то левая девчонка делает меня слабым, заставляет терять свою построенную с годами крепкую хватку, но я не могу ненавидеть её. В сердце распространяется тепло при одном только взгляде на неё. И я сам буду обманывать себя самого, если буду утверждать что-то про ненависть или злость к ней. Сейчас Клем сидит возле костра, о чём-то думая. Брови как всегда нахмурены, а в глазах читается много вопросом и даже доля загадочности. Совсем недавно она вернулась с кучей припасов с Луисом и Вайолет. И давление, от которого мне удалось избавиться лишь на время, вновь настигло меня, когда она вернулась. Будто она обладает аурой, и когда она рядом со мной, эта аура передаётся и мне, вновь возвращается. Особенно, когда я её совсем не жду. Она выбрала пойти с Луисом и Аасимом, что очень напрягло меня. Я должен был радоваться за друга, ведь он ему вновь выпала возможность провести время с предметом своего обожания и узнать побольше о Клементине. Но вместо этого меня это очень разозлило, пускай я и не подал абсолютно никакого виду, сохраняя внешнее безразличие. Но меня до невозможности ощутимо и жёстко съедала внутренняя злоба. Почему-то злило то, что злить априори не должно. Я не знаю, что со мной, и хочется кричать от отчаяния, кричать от новых возникших чувств, которые не дают мне расслабиться. Так хочется с кем-то обсудить всё это, попросить хоть какого-то маленького совета. Но это слишком для меня. Я привык, как истинный лидер, справляться одному, как и со своими внутренними бзиками. Привык ни у кого не просить помощи, хотя она мне как никогда нужна. Уже давно, а сейчас особенно сильно. Мы уже поужинали принесёнными припасами. Клем, считай, спасла нас от голодовки, принеся столько вкусного законсервированного продовольствия, которое, как она сказала, нашла на вокзале ещё до аварии. А сегодня просто вернулась туда, пускай и переступив через безопасную зону нашей территории. Но злиться или ругать её — глупо. Если бы не она, мы бы остались голодными сегодняшним вечером. Клементина оказалась очень полезной, а значит мы продержимся ещё некоторое время. Луис опять-таки улыбался ей во время ужина, и от этого кололо сердце. Какой же я сложный. Я так запутался. Так запутался во всех этих мыслях, в моих перепадах настроения. А новые чувства, которые всё время ставят меня в окончательный тупик, ещё больше пробуждают во мне желание рвать и метать. Да, за день до обмена детьми рейдерам мне тоже, конечно, было морально сложно. Но потом я забивал, считая, что поступаю правильно и вновь ходил как лицемерный лидер, который самый преданный и лучший. Хотя на деле с каждым таким разом на моём сердце ложилась тяжёлая ноша, которая с каждым разом увеличивает свою невыносимую тяжесть. Но настолько тяжело, как сейчас мне не было ещё никогда. Чёртова Клементина, которая заставляет меня испытывать всё это, даже, наверное, и не подозревая о моих переменах. И сейчас я сижу за столом один, когда все уже разбрелись по комнатам, и задумчиво пялюсь на силуэт Клементины. Девушка всё ещё сидит возле костра и смотрит на огонь, о чём-то думая. После ужина она отправила ЭйДжея на улице, а сама задержалась, чтобы, по всей видимости, побыть одной. Но для её полного уединения должен уйти я, полностью оставляя её наедине с гложущими мыслями. Но я не ухожу, а наоборот ощущаю то притяжение, что передаётся и мне. На её суровом лице как обычно привычное и хмурое выражение, как будто оно стало частью её существования. Но что-то она больно грустная. Глаза выдают её с головой. Зачастую, как бы сильно мы этого не хотели, не удаётся скрыть печаль, тоску и размышления. Глаза всё выдают. И я, чёрт бы меня побрал, сам не замечаю, как встаю из-за стола. Остановись! Не будь идиотом! Возвращайся в спальню! Внутренний голос отчаянно пытается докричаться до меня, но в данный момент я, словно завороженный, подхожу к ней. Присаживаюсь рядом, всё ещё не до конца понимая свои абсурдные действия. Девушка слегка удивлённо переводит на меня свой взгляд. Она уж точно не ожидала, что я подсяду к ней, тем самым нарушая её идиллию. Признаться честно, я и сам этого не ожидал. Возможно, сейчас она посчитает, что своим присутствием я оказываю ей поддержку. В которой я более чем уверен, она нуждается. Какими бы сильными и бдительными не были я и она снаружи, внутри нас могут посещать абсолютные другие чувства, которые мы не хотим никому показывать. Я смотрю на костёр, а она отводит от меня взгляд. Некоторое время мы молчим. Тишина давит на меня. То, что она сидит рядом, уже делает мне морально тяжко, даже дышать становится труднее. Какое же я ничтожество, раз поддаюсь чарам какой-то свалившейся на наши головы девчонки. То я называю её чёртовой девчонкой, то сажусь рядом с ней, то злюсь из-за неё и Луиса, то вновь пытаюсь избавиться от мыслей о ней. Я уже и сам себя окончательно перестал понимать. — Где ЭйДжей? — спрашиваю я её, переводя взгляд. Понимаю, что задаю идиотский вопрос. Я сам прекрасно видел, что Элвин отправился спать, так какого чёрта спрашиваю у неё тупой вопрос? Вылетевшие грёбаные слова уже не вернуть обратно, а начинающегося диалога между нами не избежать. Возможно на подсознательном уровне я желал сегодня весь день остаться с ней наедине и поболтать. Что ж, наслаждайся, Марлон, ты получил, что хотел, чёрт тебя дери. — Я отправила его спать. Пусть отдохнёт, — пожимает она словами, — тем более когда мы хоть в какой-то безопасности. Слишком сложно выживать наружи. У меня застревает ком в горле после этих слов. Она искренне доверяет нам. Искренне считает, что они тут в безопасности, и они сбежали от крепких могучих лап судьбы, имея возможность хоть чуть-чуть расслабиться. Но есть я — ублюдок, который завтра отдаст их. Но именно сегодня, а в особенности сейчас, я не особо уверен, что так сильно этого хочу. Я всё время сурово твердил, да и до сих пор твержу самому себе, что безопасность ребят важнее, чем жизни каких-то несчастных мальцов, потрёпанных коварной Судьбой. Надеясь, что так мне станет хоть немного легче. Но легче никак не становится. — Неужели так сложно выживать наружи? — Боже, Марлон, ты ведёшь себя как идиот! Возьми себя в руки и не спрашивай идиотских вопросов! Я уже жалею, что спросил. Слова опять вырвались сами, их уже не вернуть. На всякий случай прикусываю язык, чтобы не ляпнуть ещё больше лишнего. На секунду мне стало до ужаса интересно узнать о её судьбе. До невозможности интересно, чтобы она рассказала о своей судьбе подробнее, а я утолил хоть каплю жажды моего невыносимого интереса. — Да. Теряешь людей, которые стали близкими, — отвечает Клем, сурово продолжая пялиться в костёр. Я также перевожу взгляд на огонь, только он лишь свидетель нашего личного разговора наедине. — Я потеряла всех. По очереди. И с каждым разом в моей душе появлялись всё новые и новые шрамы. У меня остался только Элвин. Но и за каждую его секунду я трясусь. Я никогда не испытывала ни капли облегчения и спокойствия, всё время я чувствую переживания, ответственность и эту грёбаную тяжесть. Каждая секунда моей жизни не была легка, как бы того не хотелось. И каждая потеря больно отпечаталась на моём израненном сердце. Иногда мне так хочется вернуться в прошлое, чтобы изменить все события, чтобы хоть чего-то избежать. Избежать всей той жестокости и потерей, которые всегда настигали каждую мою группу, будто мы игрушки, которыми несправедливо распоряжаться судьба. Но это невозможно, от неё не убежать. И я вынуждена хранить эту боль внутри себя. Это как клеймо. Так что вам повезло, что вы находитесь в школе, а не снаружи. Ибо снаружи — это полный ад. Ад, не сравнивай ни с чем. Нет, Клем, тут ты не в безопасности. И нам не повезло. Ни мне, ни ребятам, которые попадаются под мою руку. Так что ты зря доверяешь мне, беседуешь со мной, ой как зря… Так что ты не убежала от жестокости и проблем. Они заключаются прямо во мне. Знала бы ты, что ваша главная проблема — это я, лицемерный трус, заставляющий себя думать в правильности своих поступков. Мне становится невыносимо грустно после её слов. Она думает, что только убежала, что хоть как-то уцепилась за спасительную соломинку, но тут появляюсь я. Я стряхиваю головой, которая начинает раскалываться от всего этого, а я уже проклял себя за то, что вообще подошёл к ней. Теперь ощущение, что я не желаю отдавать их увеличивается с каждой секундой, заполняет каждую клетку тела. Знал бы Луис, чем занимается его лучший друг, которому он доверяет, как брату. Знал бы просто он, что я сам испытываю к Клем неимоверный интерес и в тайне от него сам разговариваю с ней, узнаю о ней всё больше и больше, хотя мог бы заняться другими делами. Что сам привязываюсь к ней, хотя советую Луи забить на неё. Но это желание говорить с Клементиной, желание узнавать всё больше информации от неё просто невыносимо. Я не могу ничего предпринять, чтобы это остановить, нажать на кнопку паузы. Хотя это не имеет никакого смысла, ведь завтра их в школе уже не будет. Сердце вновь противоречиво сжимается при представлении, как их забирают, возвращая к жестокой реальности. Но как бы это ни было больно некоторое время, я всё же должен — нет, обязан — слушать разум, который никогда в жизни меня не подводил. Он мой верный соратник и друг, товарищ, который никогда не делал меня слабым. Моё сердце было холодным, как осколок льда. Но вместо того, чтобы вновь послушать разум, я поступаю как полнейший идиот и слушаю знаки от чёртового сердца, которое в кой-то веки немного, но растопилось. Хотя лучше бы этого вовсе не было. — Знаешь, нам тоже нелегко, как тебе кажется, — отвечаю я. Почему-то именно сейчас, в данный момент, мне хочется немного пофилософствовать и поговорить о насущных вещах с девчонкой, которая вызывает у меня так много чувств. До чего же ты докатился, Марлон. — В такой жизни даже в безопасности нельзя быть счастливым. Но, знаешь. Не смотря на всё это дерьмо мне бы не хотелось возвращаться к обычной жизни. Обычная жизнь лучше, но нечеловеческая жестокость никуда бы не ушла, а осталась бы всё равно. Так было всегда. Да и в той жизни я был несчастен, — всё, меня не остановить. Вся эта накопившаяся боль во мне, про которую я никому абсолютно не рассказывал, высвобождается из оков, ведь я делюсь своей историей. Которую я думал никому никогда не поведаю. Почему-то именно сейчас мне хочется хоть с кем-то поделиться. С той, перед которой я так виноват. — Батя всё время напивался и бил нас с матерью. По деньгам мы сводили концы с концами. Эти жуткие воспоминания до сих пор делают мне так больно. Но я не могу от них убежать. Как бы того ни хотелось. Так что, как я сказал, обычная жизнь была не лучше этой. Реальность никогда не бывает хорошей. И нам приходится лишь принимать всю её жестокость. Мы лишь пешки в её руках, вот и всё. Никогда бы не подумал, что докачусь до подобного. Что буду выплёскивать свою боль и свои потаённые тайны, мысли. Тем более человеку, которого знаю второй херов день. Всего лишь два жалких дня. Два дня, как мы знакомы. Но сердце всё равно продолжает упорно заставлять меня становиться жалким. К тому же выдавать свои иные мысли, которые не должны быть свойственны лидеру. Во мне действительно происходят тотальные изменения. А всё из-за кого? Из-за девчонки, что сейчас сидит рядом со мной. И на которую я даже не злюсь. — Марлон, мне жаль, — произносит Клем, кладя руку на моё плечо. Я немного подпрыгиваю от неожиданности, но чувствую, что тело замирает. Здравый разум собрал чемоданы, помахав ручкой. Остаются лишь инстинкты, которые придают мне растерянности. Я ожидаю услышать в её голосе жалость и сожаление. Но она говорит мне это, как поддержку, а не с целью пожалеть меня. Что очень даже меня удивляет. Ведь зачастую люди любят жалеть других. Я медленно поворачиваю голову к ней, чувствуя, как сильно начинает колотиться сердце в грудной клетке. Она смотрит на меня. В её глазах медового оттенка отражается понимание. Наверное, как и в моих. В данный момент мы оба на мгновение сняли свои маски стойкости и решительности. В данный момент мы оба на мгновение стали настоящими, раскрывшись друг другу. Не знаю, сколько мы так смотрим друг на друга. Время будто издевается и как будто замирает. Я на мгновение не ощущаю ни прохладного ветерка, не обращаю внимания на потухающий костёр. Я будто теряюсь в самом времени. Не знаю, каким, черт его дери, образом наши глаза устремляются на наши губы. Она смотрит на мои, я на неё, я уже даже начинаю ощущать её напряжённое дыхание. Обстановка накаляется, я чувствую это с каждой секундой. Когда расстояние стремительно начинает сокращаться, я будто бы просыпаюсь после глубокого сна. Будто звенит будильник в моей голове, подавая мне знаки, чтобы я наконец уходил спать. Как бы ни было велико желание прикоснуться к её губам, предлагаемое сердцем, я так не могу. Её завтра не будет. Завтра всё вернётся на круги своя. А эта накатившая волна неожиданной страсти не должна ещё больше связывать нас, похожих друг на друга. Я мигом поднимаюсь с места, тем самым переставая ощущать тепло её ладони на моём плече. Замечаю, что и она теряется и моментально отводит взгляд. Как обычно надевает маску суровой девочки, как и я. Хочется сказать, что всё это неправильно и ошибка, хочется отмотать время, чтобы не допускать нашего задушевного разговора. Но без каких-либо слов, даже не посмотрев на неё, направляюсь обратно в школу, ощущая её внимательным взгляд.***
— Скотина! Ты просто скотина! Предатель! Лживый трус! Оглушающий крик больно удраяет по моим ушам громкой волной, отчего из ушей начинает течь кровь аккуратной струйкой. Настолько эти слова невыносимы для моего слуха. Вдобавок, они ещё и повторяются несколько раз оглушающим эхом, разрывая барабанные перепонки. Оставляя после себя отвратительное чувство отвращения. Отвращение от самого себя, которое накатывает огромной волной всё стремительнее. Я, замерший от ужаса, вижу, как уводят силой сопротивляющихся Клем и ЭйДжея, которые пытаются вновь убежать от жестокости. Девушка смотрит на меня с такой ненавистью, что кажется, будто это чувство проникает глубоко в каждую клетку моей души. Я просто замираю и не могу пошевелиться, потому что мной повелевают трусость и растерянность. Сердце бьётся так сильно, как никогда раньше. Я замечаю по-настоящему разочарованный взгляд ЭйДжея. Мальчика, у которого я завоевал так сказать даже некое уважение. Я всеми поджилками ощущаю на себе и суровый взгляд Клементины, которая во всю глотку, не жалея сил, кричит, в очередной раз оглушая меня: — Гори в аду, чёртов Марлон!***
Я резко открываю глаза. Дыхание прерывается, сердце бешено бьётся. Руки дрожат, а я просто мысленно матерюсь всеми возможными словами. Рейдеры, ЭйДжей с Клем, лес и мрачная обстановка от произхощяего сменяются тёмным потолком и моей спальни. По спине стекают капельки пота, а меня всего трясёт. Последний раз меня так трясло из-за засады рейдеров и когда я отдал Соф с Минни, но теперь… Я чувствую, что трясёт меня по другой причине. Вновь проклинаю чёртову Клементину. Мало того, что все мои мысли забиты ей, так ещё даже и явилась в моём ночном кошмаре. Кошмаре, который мне предстоит сегодня лицезреть только в реальной жизни, переживать этот момент в реальной жизни. Но сердце в очередной раз отрицательно бьётся при одной только мысли об этом. Голова сейчас просто вспухнет. Поворачиваюсь к Луису, который мирно сопит на постельке, и ощущаю себя ещё большим дерьмом. Луис мне так дорог. Небось и он сам меня уважает, но я не тот, кому нужно верить. А он ведь действительно влюбился в Клем, по-настоящему, а я просто хочу её отдать рейдерам и сделать больно моему другу. Да и Клем с Элвином тоже. Я всем делаю больно, поддаваясь трусости, уверенности в правильности моих решений. Какая же я скотина. Я приподнимаюсь на кровати и массирую пальцами свои виски, чтобы хоть чуть-чуть снизить эту головную боль. Чтобы выпутаться из кокона мыслей, в котором я сам же и погряз. В голове непроизвольно возникают воспоминания о том, какие выражения лиц застыли на физиономиях близняшек в тот чёртов день. И как ребята долго горевали по ним. И как я лицемерил перед ними всё это время. Неужели я допущу ещё одну ошибку снова? Неужели допущу, чтобы сломались ещё одни жизни в плену рейдеров.? Вспоминаю, что ещё с самого начала нашей встречи с Клем я засомневался, действительно ли хочу предложить их Лилли. В моём чёрством сердце пробудились капельки тепла и сожаления, когда я понял, что же пришлось пережить этим двоим. Я никогда не встречал кого-то настолько похожего на себя, как Клем. А ещё я вчера чуть не поцеловал её… Встряхиваю головой, чувствуя, что сердце вновь начинает бешено стучать. Это была ошибка, я вообще не должен был садиться вместе с ней. Ведь прекрасно понимал, что мне будет не комфортно находиться с ней. Но уже ничего нельзя исправить. Почему-то именно сейчас, ночью, перед обменом с рейдерами, я начинаю всё осознавать. Начинаю осознавать, что влечёт меня к этой девушке не просто так. Мы похожи с ней. Даже больше чем я думал, и вчера я в этом убедился. Она вызвала у меня первые проявления сожаления и переосмысления своих поступков. Именно она вызвала у меня такие психологические перемены, и именно ей посчастливилось первой увидеть меня настоящего. Она действительно интересная, морально крепкая девчонка, которую отчаянно преследует злой рок. Я ненавижу всю эту ваниль, терпеть не могу всё, что связано с тошнотворной для меня романтикой, ведь она делает меня слабее. Но, кажется… Кажется, я… Влюбился.? Это слово, на удивление, не вызывает во мне никакого дискомфорта, а наоборот, даже немного окрыляет. Сразу чувствую, как в душе всё разжимается из крепких тисков. Даже дышать становится легче. Забавно и как типично. Я всё осознал именно перед тем моментом, когда мне надо осуществлять мой план. Я всё осознал впритык перед надвигающейся трагедией. И эти два дня в глубине своей сраной души я прекрасно осознавал, что понимаю все происходящие со мной метаморфозы. Поэтому пытался как-то отчаянно врать самому, чтобы было хоть чуточку легче. Но легче не было от слова совсем. Правда, которую я не признавал перед самим собой, мучила меня мучительно и долго. Я всё время ощущал этот дискомфорт внутри себя. Но теперь я окончательно понимаю, что не хочу терять Клементину. Ни в коем случае. И что судьба её зависит только от моих рук. Я сам пойду им навстречу завтра, поступив, наверное, правильно. И получу своё наказание, которое как никогда заслужил. Потом что я не смогу выдержать это зрелище, как в своём кошмаре…***
— Марлон Чейз! Мы же договорились! Что, чёрт возьми с тобой произошло?! Где наши детишки?! — возмущается Лилли. Её оружие угрожающе смотрит дулом на меня, что заставляет меня нервно сглатывать. Ну всё. Это конец. Они не потерпят моей выходки, когда я пообещал, но ни черта не выполнил. Не стоит надеяться на их благосклонность. Но я действительно не смог. Этой ночью меня настигло осознание. И лучше я сам пострадаю, чем продолжу разрушать чужие жизни. Благодаря Клем я впервые обо всём задумался по-настоящему. И благодаря Клем я познал это чувство влюблённости, от которого я не мог спастись. Это было как будто неизбежно. — Я не приведу их, уроды, — кратко отвечаю я, смотря на них обоих. Стараюсь скрыть свой страх за дерзкой маской, но всем телом готовлюсь к тому, что сейчас мне придётся ощутить, как красивая пуля будет разрывать мою грудную клетку. — Ты доигрался, малец, — рычит Абель, а затем в следующее мгновение поднимает ногу и ударяет меня по грудной клетке. Я даже сориентироваться не успеваю. Стараюсь сдержать равновесие, но задыхаюсь от сильного удара. Сердцебиение ускоряется, а ноги перестают держать. Я падаю на землю. Это только начало. И я чувствую это. И я готовился к этому этой ночью. Я знал, что меня ждёт. Но главное, что я не испортил две невинных жизни, не сломал их окончательно. Пускай рейдеры нагрянут на школу, зато теперь ребята будут готовы к этому, теперь они узнают, кто виновен в пропаже близняшек. Я пытаюсь вдохнуть хоть немного воздуха, но лёгкие распирает от боли, это становится не так просто сделать. А затем и звук выстрела, из-за которого птицы моментально, взмахнув крыльями, улетели с веток деревьев, испугавшись неожиданно громкого звука. Грудную клетку в следующее мгновение распирает от боли, как будто всё внутри мучительно больно рвётся. Кажется, я кричу. От невыносимой боли. Я даже не слышу своего крика, но кажется я действительноверещу от адской боли, хоть и не слыша самого себя. Абель ударяет меня по затылку ружьём, а я, лёжа на спине на твёрдой холодной поверхности, приподнимаю голову и выплёвываю сгусток крови, прижимая окровавленную руку к кровоточащей ране. Я бы мог попробовать убежать. Но так они я приведу их к интернату. Они знают, что он находится в этой окрестности, но не знают где именно он расположен. А я лишь лучше получу заслуженно наказание, дождусь, чтобы они ушли, а затем доберусь до школы. Я сделаю это. Потому что я обязан рассказать ребятам обо всём. Но вместе с тем прямо сейчас я ни о чём не жалею. Моё наказание — это глупость и лживые видения моей так называемой правильности. Теперь же я расплачиваюсь за все свои грехи. — Ты всё испортил, глупый мальчишка. Ты нарушил обещание и мы могли бы просто убить тебя, но это будет слишком просто. Ты должен помучаться, — шипит Лилли, но я различаю каждую слово. Я вижу её стоящий силуэт надо мной, пускай и расплывчато. — Готовьтесь к нашей атаке, жалкие мошки. Они уходят, я слышу это по удаляющимся шагам. Грудная клетка готова разорваться на тысячи частей, я не могу даже ни с чем сравнить эту боль. Ухо всё ещё звенит от удара, а звон в голове только увеличивается. Пускай я больше не кричу, но моё тело само ревёт от такой сильной физической пытки. Я сжимаю пальцы рук в кулаки и потихоньку встаю, чуть не падая от накатившей слабости. Если я сдохну прямо здесь, ничего не рассказав ребятам и не предупредив их, это будет ещё большой моей ошибкой. Я выравниваюсь, продолжая держаться за кровоточащую рану. Я хоть и за пределами безопасной зоны, но повезло, что ходячих по близости не наблюдается. Иначе я бы не смог дать им отпор, и они загрызли бы меня. Что это? Удача? Везение? Или сама Судьба позволяет мне спокойно добраться до интерната? Я движусь. Переступаю с ноги на ногу, шипя через каждый шаг и ощущая всё больше крови, которая пропитывает мою старую рубашку. Ощущая слабость, которая, будто бы играючи, готова прямо сейчас запереть в своих оковах. Но ни за что. Впервые в жизни я поступил не как мудак и лицемер. Впервые в жизни я стойко стерпел заслужунную боль и впервые в жизни решил попросить прощения, за всё. Ребята — моя семья. Но как стереотипно, я по-настоящему стал ценить их только сейчас, что только сейчас это осознаю. Я бы мог позвать кого-нибудь с собой для защиты, но его бы забрали. Это была моя миссия. И мои принятия ударов. Даже сейчас, потихоньку умирая, я думаю о Клем. Впервые в жизни я влюбился. Данное слово всё ещё непривычно для меня. Впервые в жизни я кому-то раскрылся и встретил кого-то похожего. Я чувствую, что это конец для меня, поэтому и не рассчитываю на что-то серьёзное между нами. Да и я не думаю, что она сможет простить меня, когда я ей обо всём расскажу. Шаг, шаг и ещё шаг. Голова гудит настолько, что хрустящие под моими ногами листья кажутся очень оглушительным эхом. Дует холодный ветер, а я, слабый и истекающий кровью, начинаю колотиться от набежавшего холода. Я теряюсь в счёте. Не знаю, сколько времени я так блуждаю, но как только вижу впереди интернат, мне придаёт это немного уверенности. Когда я наконец добираюсь до ворот и открываю их из последних сил, падаю на землю. Слабость настигла меня окончательно. Я кашляю кровью, все тело жжёт, распространяя эту боль по крупицам. — Господи! Ребята, бегите сюда! Руби, неси аптечку, скорее! Поднимаю голову из последних сил и вижу подбежавшую Клем ко мне, которая просто в шоке от всего происходящего. На сердце появляется теплота, но в следующий момент я вновь кашляю проклятой кровью. Весь мой подоборок, вся грудная клетка в крови. Клементина, пытаясь хоть немного держать под контролем паницу, зовёт Руби, а я лишь понимаю, что меня уже не спасти. Но меня это, на удивление, не расстраивает. Наоборот, с каждой секундой, находясь здесь, я чувствую приближающиеся умиротворение и покой. Клем жива и невредима. Её не забрали поганые рейдеры. Она здесь, в своём новоприобретённом доме. Невольно улыбаюсь своим мыслям, хотя ситуация крайне плачевная, и моя улыбка здесь ой как не уместна. Все недоумевающие ребята уже собираются вокруг меня, я слегка прикрываю глаза и ощущаю как кто-то аккуратно приподнимает мою голову и кладёт себе на колени. Открываю веки и вижу Клем, на коленях которой я и лежу. — Мне нужно кое-что вам рассказать… — выдавливаю я, ощущая, как жизнь потихоньку уходит из-под ног. Тянуть с правдой уже нельзя. — Бросьте спасать меня. Поздно. — Не смей такое говорить! — возмущается Руби, пытаясь хоть как-то меня подлатать. Хоть что-то сделать с моей раной и пулей, которая застряла прямо там, причиняя невыносимую боль. — Ты наш друг, наш лидер! Человек, поднимающий нас с колен! Ты, блин, издеваешься?! Бросить тебя?! Засунь свои непонытные просьбы себе в задницу! Я вижу, как на лице ребят застывает ужас, непонимание и паника одновременно. Чувствую, как сердце слабо бьётся из-за того, что я лежу на коленях Клем. Шиплю, когда Руби начинает аккуратно вытаскивать пулю, но я слишком долго пробыл в таком состоянии. Я даже сейчас чувствую, что жизнь уходит, собирая чемоданы. — Меня не… — Быстро замолчи! Всё нормально! Мы сможем… — Я предал вас! — из последних сил повышаю голос и слышу, как гул затихает. Вижу, как растерянная Руби отшатывается от меня, как Клем приоткрывает рот и хмурит брови в непонимании, а все ребята переглядываются. Отлично, я сделал это. Я начал свою правду и оттолкнул их от себя, чтобы они не пытались мне помочь. Жизнь уже уходит от меня, и это неизбежно. Пришло моё время делать так, чтобы всё тайное наконец стало явным. То, что я так долго сдерживал, сейчас само выливается наружу. То, что я от них скрывал, становится рассекреченным спустя столько времени. Я вижу, как меняются в лице ребята, и никто из них уже вовсе не блещет желанием попробовать спасти меня. Как их физиономии сменяются на отвращение ко мне и ужас. Я рассказываю всё, чувствуя, как моя душа, тёмная материя, очищается от моих признаний. Начинаю рассказ с близняшек и заканчиваю моим планом насчёт Клем и Элвина. Рассказываю, что передумал отдавать этих двоих и решил поступить впервые в своей жизни по-другому. В следующее мгновение моя голова резко приземляется к земле и гудит ещё больше. Но этот момент настолько важен, что это не мешает мне слышать перешёптывания ошалевших ребят между собой. Вижу, что Клем поднимается и встаёт. Она смотрит на меня, кривя губы и я вижу, как её глаза отображают полное разочарование. Вижу, как слеза скатывается по её щеке, а она продолжает смотреть на меня яростным взглядом, в котором читается столько ненависти ко мне. — Как ты мог? Боже, я… — она задыхается от неожиданности моих слов и переполняющих её эмоций. — Я искренне доверилась тебе! Что-то в конце-концов почувствовала к тебе, ведь увидела в нас схожесть! А ты эти два дня хотел отдать нас, притворяясь хорошеньким?! Спасибо, что сделал одолжение, пожертвовал собой, герой херов! — кричит Клем, не отводя своего свирепого взгляда от меня. Боже, она кричит также, как и в моём сне, только говоря при этом совершенно другие слова. Слышать от неё такое невыносимо. Я бы сдох прямо сейчас, лишь бы не видеть это тошнотворное зрелище и разорование с ненавистью на её лице. Сердце на мгновение замирает после её признания, как и ребята. Атмосфера начинает всё больше давить, но на жалкую долю секунды мне становится немного легче от её взаимности. Значит не меня одного настигли новые пробудившиеся чувства. — Как ты мог?! — яростно верещит разозлившийся Митч. — Ты всё это время лицемерил! — поддерживает его Аасим. — Так ты отдал моих сестёр… — произносит изумлённый Тен, который всё это время страдал от тоски по ним. Из-за меня. Начинается гул множества голосов. Пускай моя голова прямо сейчас готова взорваться, я всё равно различаю абсолютно каждое слово шокированных подростков такими новостями. На лице ЭйДжея, моего лучшего друга и в принципе всех ребят здесь, отображается столько эмоций, и все они отрицательные. Как же может всё-таки легко поменяться жизнь. В одно мгновение. Вот я, уважаемый всеми лидер, которого ценит каждый подросток, находящийся здесь. А вот я, ничтожество, валяющееся на земле и презираемый всеми. — Простите меня… Все вы… Клем, я… Я влюбился в тебя, — на эти словах я вижу боковым зрением, как кривится ещё больше изумлённое лицо Луиса. Тяжесть ложится тяжёлым грузом ещё больше. Боже, поскорее бы я уже ушёл в мир иной, ведь в реальном причиняю всем столько разочарований и боли. Даже своему лучшему другу, который никогда не предавал меня. Который не заслуживает такого друга, как я. Изумлённая Клем смотри на меня, выпятив глаза и разинув рот. — Ты смогла пробить моё пуленепробиваемое сердце и благодаря тебе я всё осознал. Простите меня. Я знаю, что вы этого не сделаете. Я не ищу себе оправдания, но я считал, что поступаю правильно, сохраняя народ и жертвуя несколькими людьми. Но я понял, что не прав. Увы, слишком поздно. И сейчас вы всё знаете. Убейте меня, пока я не обратился. Я не заслуживаю даже дышать с вами одним воздухом. Снова гул голосов вокруг меня, а я лишь устремляю взгляд на Клем, у которой даже слов никаких не находится. Я в последний раз пытаюсь запомнить все её черты, ведь это мои последние секунды, когда я могу себе это позволить. Ко мне подходит Луис с ножом, и при виде его моё сердце сжимается ещё больнее. Сейчас он убьёт меня и выльет всю свою злобу и ненависть. И я к этому как никогда готов. — Я с самого начала заметил связь между вами, — говорит он на полном серьёзе и накатывающей с каждой секундой яростью. — Но посчитал, что это обычная доброжелательность с твоей стороны и ты не станешь скрывать от меня свои чувства к Клементине. А ты мало того, что предатель и полнейшая лицемерная тварь, которой я верил, так ещё и тебе хватило совести от меня скрыть, что тебе нравится Клементина! Вместо этого ты лишь пытался убедить меня, чтобы я бросил попытки ухаживать за ней! Ты прекрасно знал, что я влюбился! И что же ты делаешь?! В очередной раз решаешь отдать то, что хоть на сраную минуту делает меня счастливым?! Также, как и Соффи с Минервой, попавших в лапы рейдеров, которые теперь точно не оставят нас в покое?! Я не нахожу слов на высказывания Луиса. Каждое его слово, пропитанное злобой и разочарованием ко мне больно разрезает меня изнутри. Это самое худшее, что только может быть: вызывать отвращение у людей, с которыми был всю сознательную жизнь, которых пытался спасти, но судьба и моя оплошность с опрометчивостью оказались слишком безжалостны. — Луис… — тихо произносит растерянная Клем, подходя к нему. Представляю, в каком шоке она сейчас находится, особенно после новостей, жестокой правды и признания Луиса. — Я это сделаю, — вызывается Клем. Ребята окончательно замолкают и лишь смотрят на сие зрелище. Правильно. Пусть им будет хоть чуточку легче, что такая крыса как я сейчас умрёт. Пусть душа хоть на мгновение обретёт удовлетворение. Луис, на лице которого отображается столько боли, разочарования и непонимания происходящего, протягивает нож Клем и отходит в сторону. Его глаза горят ещё большим тоскливым пламенем. Боже, друг… Мне бы жизни не хватило, чтобы искупить свою вину перед тобой, да и перед всеми ребятами, Соффи с Минни… Клем присаживается рядом со мной. Я вижу ещё одну скатывающуюся слезу по её щеке. И даже с ними она красива. Следующее, что она делает — неуверенно прижимается своим лбом к моему, вызывая ещё один оглушающий удар сердца. Меня настигает изумление, что Клем после всей моей горькой правды способна слегка положить свой лоб на мой, наклониться, чтобы я запомнил этот момент во всех ярких красках. Чтобы я ощутил её дыхание. Она прижимается совсем немного. Я чувствую, что она напряжена, и что в ней самой борются противоречивые эмоции, сменяясь с одной на другую. Отчасти она ненавидит меня, злится, но и отчасти поддаётся своим чувствам ко мне, которые, как оказалось, и у неё есть. Я чувствую, как всё внутри меня взрывается на миллионы атомов. Даже сейчас, будучи, при смерти, она способна вызвать у меня столько эмоций. Наверное, это её своеобразный дар, о котором она не догадывается. — Я прощаю тебя, — произносит она, а вся боль на мгновение уходит, сменяясь облегчением от самых лучших слов в моей жизни. Это самые лучшие слова в моей жизни, тем более из уст той, с которой у нас могло бы что-то получиться. Я окончательно закрываю глаза, смерть уже готова забрать меня в свои покои. А Клем рядом со мной ещё больше придаёт мне спокойствия. Следующее, что я ощущаю — это резкий удар по черепушке. На жалкую долю секунды я ощущаю невыносимую, пронзающую каждую клеточку боль, но затем ничего. Физическая боль, внутренняя тяжесть уходят и перестают тревожить меня. Умиротворение и спокойствие окутывают меня в своих тёплых объятиях. Я чувствую лишь пришедшее облегчение, и принимаю его, следуя за ним, словно за огоньком.