Саша Я тоже читал. И я против такого развития сюжета. И естественно, мы встречаемся, есть какие-то другие варианты? Хотя надо было нормально предложить, наверное. Прости, ерунда какая-то получилась.
Женя Впервые вижу, чтобы кто-то описывал отношения словами «ерунда получилась». Не стоит извиняться, кстати. Невозможно было нормально предложить, учитывая произошедшее. То, что мы вообще разговариваем — уже сенсация.Саша Кстати, спасибо, что пришёл сегодня. И просто спасибо. Что ты есть.
Женя Для тебя — всегда пожалуйста. Калинкин никогда не был фанатом отношений на расстоянии, и уж тем более не мог представить себя в таких, но, как он успел убедиться за последние несколько месяцев, ничему уже не стоило удивляться. Женя Жизнь — несправедливая штука.Саша Ну да, даже вишнёвом варенье есть косточки.
Сообщение, вообще-то, Женей было написано глубокой ночью в расстроенных чувствах, но после ответа это всё сошло на нет. Стоит признать, что запереться в четырёх стенах и отказываться есть, выходить на улицу и вести активную жизнь в целом — уже выверенный принцип — и в этот раз должно было стать планом Жени на ближайшие несколько недель, но Саша, даже будучи за пару десятков километров, кажется, не собирался дать этому сбыться.Саша Как давно ты выходил на улицу?
Женя Можно сразу следующий вопрос?Саша Да, конечно. Ты что, издеваешься?
Женя Так, понял. Ещё один вопрос просить не буду. Но я не издеваюсь, я просто не хочу. Что мне там делать?Саша Не знаю даже. Ходить ногами по земле, например. Говорят, очень увлекательно.
Женя Спасибо, предпочту ходить ногами до кухни и обратно.Саша Сфотографируй мне море.
Женя Чего?Саша До моря дойди и сфотографируй его, что не так? Может, я хочу на него посмотреть. Просто я так от него далеко. Тут одиноко. Ради меня ты же можешь выйти?
Звучало, как дешёвая манипуляция, но Женя купился и до вечера ходил кругами по песку, чтобы не просто сфотографировать море, а ещё и на закате. Погода действительно оказалась приятной, да и само место ему нравилось какой-то своей спокойной энергетикой: по крайней мере, получше собственной комнаты, в которой даже под окнами никого нет. Через день Саша попросил навестить соседку, у которой временно жила Алина Николаевна: пришлось тащиться через полгородка, Женя ругал эту затею на чём свет стоит, пока не зашёл купить бутылку воды и не разговорился с продавщицей — оказалась на удивление приятная женщина. А когда уже вышеупомянутая соседка щедро напоила его чаем с малиновым вареньем и всучила пакет душистых яблок, так вообще растаял и вечером, когда они по установившейся традиции с Сашей созванивались, звучал уже довольно бодро. Ещё через день он за Сашу сходил посидеть с соседкой собакой, через неделю — проверял, как идёт восстановление дома, и сам не заметил, как втянулся и стал проводить всё свободное время на улице, не забывая разве что по первому уведомлению доставать телефон и отвечать на сообщения. И так происходило каждый раз, как Калинкин порывался снова остаться дома и гипнотизировать взглядом потолки; Саша выдумывал какие-то несложные, но очень для него важные задания, чётко давая понять, что даже на таком расстоянии собирается сделать всё, чтобы помочь. Схема была блестящая, Женина мама почти аплодировала, когда её поняла. Середина августа наступает незаметно, когда под окнами уже появляются первые опавшие листья, но Ваш так и не торопится возвращаться, хотя крыша дома была готова уже дней шесть как — Женя лично ходил посмотреть. Спрашивать было уже как-то неловко, особенно учитывая, что последний раз на вопрос «Когда ты вернёшься?» Саша ответил «Честное слово, скоро» и больше ничего не объяснил. Что в его понимании «скоро» — три дня или пять лет, оставалось только догадываться. Но Женя, вроде как, и так чувствовал себя вполне неплохо. Он привык к бесконечным сообщениям, к тому, что тарифный план у оператора пришлось сменить специально для этого, что он постоянно что-то фотографировал, привык писать «Хей, я скучаю по тебе» в любое время дня и ночи, незамедлительно получать ответ и улыбаться потом, как дурак. Он просто в какой-то момент понял, что совершенно не переживает. Он, которому почти всё непривычное кажется подозрительным, совершенно адаптировался под эти отношения на расстоянии и ни на йоту не нервничал по поводу Сашиного возвращения. Более того, у него уже был план на этот случай. Женя Я пришёл пожаловаться. Сейчас час ночи, все магазины в округе закрыты, а мне очень нужно молоко. Ему казалось нормальным, даже немного забавным отправить это сообщение ночью — Саше всегда нравилось его слушать, какую ерунду бы тот ни нёс, так что создавалось ощущение полного доверия. Женя не боялся показаться глупым, наивным или слегка инфантильным: ему в кои-то веки было комфортно.Саша Если хочешь — приходи ко мне, налью немного.
Женя Вы вернулись?Саша Да.
Женя Почему ты ничего не сказал?Саша Вообще, я хотел с утра устроить тебе сюрприз, но раз тут такой случай. Так ты придёшь?
Женя Уже бегу. Он не шутил: действительно, как только прочитал последние сообщения, встал с кухонного стула, на котором удобно устроился до того момента, как понял, что молока на столе нет, да и в доме тоже, захватил миску с шоколадными шариками, стоящую перед ним, и тихо, но поспешно вышел в коридор, чтобы обуться. Жизнь в маленьком городе придала ему больше свободы, даже если она выражалась вот в таких молчаливых побегах из дома посреди ночи. Весь район жил одной большой семьёй, где даже Женя, прожив тут чуть больше двух месяцев, знал подавляющее большинство жителей побережья, что позволяло ему быть спокойным, выскакивая куда-нибудь по темноте. Тем более, идти было ничуть не далеко. Соседская собака, которая реагирует даже на малейший шорох с участка, что уж тут говорить о входной двери, хлопнувшей два раза (выходя первый раз, Женя на нервах оставил миску на обувной полке), разражается отчаянным лаем, как только он появляется на улице. Калинкин машет куда в её сторону руками, кажется, только усугубляя положение, и, осознав бессмысленность этого действия, быстрым шагом скрывается за калиткой. Уже минут через семь он осторожно стучится в окно спальни, не решившись кидать камешки в только установленные стёкла. Саша не заставляет себя долго ждать, появляется у окна, распахивает одну из створок настежь и высовывается из неё немного, видимо, забыв подставить себе под ноги хотя бы табуретку. Он выглядит уставшим, слегка помятым, ещё не отошедшим от дороги, но при виде Жени тут же расплывается в улыбке. Никто из них не произносит фразу наподобие «как я рад тебя наконец-то видеть», потому что нет ощущения, что они расставались в принципе, хотя вот так — лицом к лицу — как-то правильнее. Женя оказывается более предусмотрительным: наступает на какой-то обломок кирпича под окном, подтягивается на руках и пытается Сашу поцеловать; попадает по носу, неловко смеётся, уткнувшись лбом в подоконник. — И тебе привет, — фыркает Ваш, высовываясь из окна чуть больше. — Зачем молоко-то? Калинкин молча демонстрирует ему миску с шариками и смотрит почти виновато, не переставая, однако, светиться. Саша бормочет что-то, отдалённо напоминающее «ты серьёзно?», и скрывается в темноте своего дома. — Если у тебя будет ещё и ложка — будет совершенно замечательно, — поспешно добавляет Женя, надеясь, что его было слышно. В самом деле, не руками же есть. Саша возвращается минуты через две, снова свешивается в окно, протягивая наполовину полный пакет молока и большую алюминиевую ложку. Наблюдая, как Женя откручивает крышку и добавляет молоко, он не удерживается от того, чтобы слегка съязвить: — Теперь ты видишь плюсы жизни в маленьком городе? Ну, помимо меня. — Вообще-то, — деловито отзывается Женя, не переставая жевать, — в большом городе я бы просто пошёл и купил молоко в ближайшем круглосуточном. — А, даже так? — Саша картинно оскорбляется. — А кассир в магазине сказал бы, что любит тебя? Думаю, что нет. — А ты скажешь? — Уже не скажу. — Ладно, — Женя откровенно веселится. — У тебя будет ещё много возможностей, — и, будто собираясь подтвердить свои слова, он пытается поделиться с Сашей своей едой, протягивая ему ложку, на что тот независимо демонстрирует свою, точно такую же ложку, предусмотрительно прихваченную с кухни. — И как я должен это понимать? — Как намёк, предполагаю, — жмёт плечами Калинкин. — Я приглашаю тебя на свидание. Ладно, в моей голове это звучало лучше, — он смущённо трёт кончик носа, чуть не роняя ложку. — Выбирай дату, — жмёт плечами Саша и всё-таки присоединяется к еде. — Только не ближайшие дня три — сам понимаешь, сложности переезда. — Понимаю, — усмехается Женя. И они продолжают стоять в ночной темноте под звуки цикад и мерный стук ложек о края миски, больше не говоря ни слова. И во всём будто появляется смысл. Женя честно ждёт четыре дня. Не занимается ничем особенным: пару раз выходит в продуктовый, по часу обсуждает с продавщицей то погоду, то выращивание помидоров, доходит до того, что прибирается в комнате, и почему-то чувствует себя очень уверенно. Казалось бы, легко сказать «я приглашаю тебя на свидание» — сложно сделать, но у него вырисовывался отличнейший план, на доработку которого этих четырёх дней хватило с головой: возможно, слишком многое в этой идее зависело от обстоятельств, но он предпочитал верить в удачу. Тем более, по ощущениям, она преследовала его на протяжении последних двух месяцев. Женя Как насчёт сегодня? Если ты ещё не передумал, конечно. Доброе утро, кстати.Саша Доброе утро. Даже не вздумай думать, что я передумал.
Женя Обязательно было ломать мне мозг с утра?Саша Конечно. Это третий пункт в моём списке дел на сегодня. Но ты умеешь выбирать даты, конечно.
Женя Что ты имеешь в виду?Саша Ничего очень страшного. Просто сегодня день, когда надо забрать учебники из школы. Но мы можем забрать их, занести домой и отправиться куда угодно. Или у тебя есть какой-то план?
Женя План есть. Но, кажется, я пропустил момент, в который мы оказались в одной школе.Саша Смеюсь. Если я тебе скажу, что мы в одном классе, ты в обморок упадёшь, наверное.
Женя Мы… что?Саша Спроси у своей мамы. У нас в районе, вообще, небольшой выбор школ.
Женя Я сейчас упаду в обморок.Саша Как я угадал.
Женя Она буквально записала меня в школу ещё в начале июля, собрав все нужные документы, а я ничего об этом не знал. Ну, или не заметил, как она рассказала. Второе более вероятно, если честно.Саша Ты самый очаровательно неловкий человек, которого я встречал. Так мы едем за учебниками?
Женя Да, конечно. Через двадцать минут буду на остановке. Мама говорит, что надо ехать на автобусе. Обычные автобусы оказываются более приемлемыми, чем междугородние, хотя бы потому что в них открываются окна и до конца закрываются двери, но в этом как будто меньше аутентичности и романтики вместе с ней. Хоть и больше сидений: они расплачиваются с водителем, получая пару бумажных билетиков, и усаживаются в самом конце салона. Саша в своих избранных шортах, способных пережить апокалипсис, широкой синей футболке и с холстинной сумкой выглядит почти забавно — у него привычка распихивать все вещи по карманам, обходясь без рюкзака. Женя смеряет взглядом свои серые шорты, поправляет потрёпанный, но вместительный школьный рюкзак и думает, что они вдвоём даже сочетаются. — Долго ехать? — интересуется он, с интересом разглядывая пейзаж за окном, перегибаясь через Сашу. — Минут пятнадцать, не больше. При плохой погоде до двадцати доходит, — жмёт плечами Ваш, предпочитая наблюдению окружающего мира Женю. — Можно было и пешком, но мы, вроде как, торопимся, — Калинкин понимающе кивает. — Куда мы пойдём, кстати говоря? — А это может остаться сюрпризом? Но ты оценишь, обещаю. — Может, — соглашается Саша, достаёт телефон и что-то печатает маме. Женя отворачивается — у него нет привычки читать чужие переписки. — Абсолютно некстати, — вдруг заявляет Ваш, откладывая телефон. — Но моя мама тоже о тебе знает. И тоже всё. — Ладно, — слегка обескураженно отвечает Женя. — И как она? — Слегка шокирована, по-моему, — жмёт плечами Ваш. — Но всё в порядке. — Точно? — Точно. Если бы что-то было не в порядке, я бы уже начал искать себе новое место жительства, не думаешь? — Да, возможно, — звучит несколько отстранённо. — Я серьёзно, — он осторожно сжимает его руку. — Она прекрасно относится к нам в целом и к тебе в частности, это просто слегка неожиданно. Я имею в виду, она только недавно узнала о твоём существовании, хотя тут я виноват уже, если честно, — Саша уже просто нервно тараторит, не понимая, оправдывается он или нет, — просто надо было как-то грамотно рассчитать, что и когда ей рассказывать. А, ну тут тоже я виноват, ладно. — В любом случае, всё ещё можешь жить у меня, — Женя наконец улыбается; может, и шутит, а может, абсолютно серьёзен. — Второй раз предлагаешь, — фыркает Саша. — Использую все возможности, — жмёт плечами. — А ты всё не соглашаешься. — Сам знаешь: третий раз — алмаз. Вот если мой дом затопит, тогда поговорим. По одному его лицу было понятно, что ему это всё забавно. Да и дом могло затопить только в случае нового всемирного потопа — слишком уж далеко это здание располагалось от моря — а оного, вроде как, не планировалось. Автобус, собрав все кочки и ямы на, казалось бы, неплохой дороге, подвёз их к самой обычной остановке перед аллеей, засаженной высокими липами. В её конце виднелось белое, с красочными голубыми прямоугольниками вокруг оконных рам, здание школы. Двери главного входа были распахнуты настежь, но вокруг не было ни души. — Вообще, школа у нас нормальная, — начал Ваш. — Здание новое, ничего не разваливается, на втором этаже даже музей есть. Туда водят на экскурсии пятиклассников вместо уроков ИЗО, но, если хочешь, я и тебя свожу. Не обещаю рассказывать лучше завхоза, но тебе, кажется, и так нравится меня слушать. — Нравится, нравится, — отзывается Калинкин, разглядывая исключительно деревья. Интересно, если они будут цвести, ему станет хуже? — Нам же в библиотеку нужно, да? — Я восхищён твоим оптимизмом, но нет. Для начала тебе бы к классной руководительнице, чтобы хоть познакомиться, и только потом в библиотеку за положенными шестью килограммами учебников. Но я с тобой, если что. И на случай, если ты уже боишься Елены Михайловны, и на случай, если ты столько не утащишь. Помимо прочих, Саша обладал талантом говорить обескураживающе милые вещи в любой момент: и подходящий, и не очень. — Спасибо, — неловко отозвался Женя, ступая на дорожку, ведущую к школе. — Пошли? — Пошли. Классная руководительница — Елена Михайловна, преподавательница английского языка по совместительству, оказалась удивительно бодрой и инициативной женщиной лет пятидесяти, с радостью встретившей их обоих и даже предложившей конфеты. Саша предложением воспользовался: было слышно, как он шуршал фантиками, пока Женя расписывался в классном журнале и выслушивал классическое «коллектив у нас замечательный». Из кабинета на втором этаже они вышли ещё более спокойными, чем зашли: Женя держал в руках карточку-пропуск, бумажку для заметок с логином для регистрации в какой-то школьной образовательной системе и пачку заявлений, которые надо было просто отдать маме: у неё явно больше шансов в этом разобраться. Саша сложил вчетверо заявление на льготное питание и убрал его в правый карман шорт. В это же время из левого он достал ничуть не пострадавшую «Белочку» и протянул Жене, с трудом уложившему свою макулатуру во внутренний карман рюкзака. — Я взял тебе конфету, будешь? — Буду, — соглашается Женя. — Спасибо. Если задуматься, никакое слово не звучало между ними чаще, чем «спасибо». В любой понятной и непонятной ситуации они старательно пытались заботиться друг о друге, вплоть до мелочей, даже не особо понимая, хорошо это или плохо. — Библиотека внизу, — торопливо поясняет Ваш в попытке съехать с перил. — Примерно напротив актового зала, знаешь, где всякие мероприятия проводят. — Не знаю, но могу примерно понять. Они вышли в просторный школьный коридор, как ни странно, такой же пустой: даже сторож отошёл покурить. Создавалось ощущение, что школу только-только отремонтировали: стены, выкрашенные в бежевый цвет, чистый линолеум под ногами, коридорная арка, украшенная какими-то лентами, кажется, оставшимися с выпускного, и широкая доска почёта под стеклом. — Не надейся, меня там нет, — говорит Саша, замечая, как Женя изучает фотографии. — Я ничего не смыслю в химии. — Да ладно, возможно, я просто рассматриваю место, в которое никогда не попаду, — отзывается Калинкин. — Я в принципе почти ни в чём не смыслю. — Ты себя недооцениваешь. Мы, конечно, это никогда не обсуждали, но, мне кажется, у тебя должно быть неплохо с литературой. И, может быть, с биологией? Да, я уже просто гадаю, — признаёт он наконец, — но кто мне запретит? — Явно не я, — жмёт плечами Женя. — Но литературу я люблю, да. Мы идём дальше? В паре метров от библиотеки они останавливаются возле кулера: день жаркий, а в школе явно плохо с вентиляцией и проветриванием, так что ужасно хочется пить. Саша достаёт сразу шесть стаканов по чистой случайности, протягивает один Жене, потом берёт один себе и возвращает оставшиеся на место. Дверь библиотеки за их спиной еле слышно скрипит; из-за неё раздаются приглушённые женские голоса. — Да, Вам тоже хорошего дня, Из дверей выходит девушка примерно их возраста по виду, со светлыми волосами по плечи, одетая в розовое платье-рубашку чуть выше колена. На спине у неё висит рюкзак, ещё более вместительный, чем тот, что у Жени, а в руках она из последних сил удерживает высокую стопку учебников, на самом верху которой примостились два первых тома «Войны и мира» в потрёпанных обложках. Кажется, девушка из их параллели, что легко подтверждается, когда она подходит к тому же кулеру, сгружает книги на подоконник неподалёку, и на корешке торчащего учебника географии Калинкин разглядывает число десять. — Привет, — она подходит ближе, дружелюбно улыбаясь, и стучит пьющего Сашу по левому плечу. Тот почти давится водой, но оборачивается: — Ох, Вера, привет, — он выглядит вполне довольным этой встречей и разводит руки, чтобы приобнять её и не облить водой. — Выглядишь не так отвратительно, как обычно. — Не могу сказать того же о тебе, — мягко отвечает она и осторожно кивает головой в сторону Жени, который, застыв с пустым стаканом в руках, отчаянно пытается понять, будет ли сейчас драка, или эти двое всегда так общаются. — Не хочешь нас познакомить? — Да, конечно, — Саша отставляет воду на тот же подоконник. — Женя, это Вера, моя подруга, — отлично, судя по всему, драка не намечается, — Вера, это Женя, и мы встречаемся. Калинкин всё-таки давится водой и, закашлявшись, поднимает руки вверх; не то чтобы это такое креативное приветствие, просто на каком-то стенде в поликлинике, где он провёл достаточно времени за этот год, было указано, что именно так нужно сделать, если вы чем-то давитесь. — Ты в порядке? — тут же интересуется Вера, только успевшая протянуть руку для рукопожатия. Ваш осторожно гладит его по спине и отбирает стакан. — Мне нравится твоя футболка, — ничуть не смутившись, произносит Вера, когда тот наконец прокашливается, и осторожно пожимает ему руку. — Спасибо, — Женя отчаянно пытается вспомнить, как общаться с людьми, — тебе очень идёт это платье. — Благодарю, — кивает она и поворачивается к Саше. — Вот это называется комплиментом, а не твоё «не так отвратительно выглядишь». Тебе чертовски повезло, ты в курсе? — В курсе, — кивает Саша. — И платье тебе действительно идёт. — Сделаю вид, что я тебе верю, — фыркает Вера и достаёт телефон из кармана. — Кажется, мне пора, но я ещё надеюсь вас увидеть до первого сентября. До встречи! — бросает она, уже скрываясь за поворотом в коридоре со своей кипой учебников. — Пока, — невпопад отзывается Калинкин, провожая её взглядом. Вера показалась ему довольно крутой: такой открытой, приветливой, видимо, тоже заинтересованной в литературе, если судить по книгам, которые она тащила. Они с Сашей как-то ни разу не обсуждали его друзей — теперь даже немного обидно, хотелось бы сразу знать, что они довольно милые. По крайней мере, одна из них. Стоит признать, что его немного (если преуменьшать) испугала такая открытость Саши в духе «это Женя, и мы встречаемся». Понятное дело, Вера ему явно не была чужим человеком, но именно Женя вдруг почувствовал себя неудобно: то ли потому что ему девушка была, если честно, никем, то ли потому что его никто не спросил, Он, конечно, толком об этом и не думал, но, по-хорошему, ему хотелось пока никому не говорить, что они встречаются. Кроме мамы, естественно; мама — это же святое, главное слово и всякое прочее. О том, что ему так-то больше и некому рассказывать, Женя старался даже не думать. — Всё в порядке? — мягко интересуются Саша, когда они идут по школьной аллее к остановке. Он честно тащит Женины учебники по геометрии и физике, потому что те оказываются самыми тяжёлыми, в своём пакете, как и обещал, и, кажется, совершенно не видит разницы: шесть килограммов тащить или семь. — Не знаю, — Женя привык отвечать честно, но так и не научился разбираться, что чувствует. — Просто… тебе комфортно вот так спокойно рассказывать о наших отношениях? — слово «отношения» кажется таким кошмарно неловким, будто даже громким. — Да, вполне, — вдруг серьёзно отзывается Ваш. — Ты из-за Веры, да? Не переживай так, правда. Мы дружим со второго класса, я ей доверяю больше, чем себе, — пауза. — Нет, серьёзно, — новый уровень: Саша как-то ухитряется слегка взять его за руку, продолжая удерживать сумку с книгами, — я знаю, о чём говорю. — Да я понимаю, что ты ей доверяешь, и я тоже могу, у меня к ней никаких претензий. — А, претензии ко мне, я так понимаю? — Саша почему-то веселится. — Претензии — это громко сказано, — жмётся Калинкин, слегка отшатываясь к краю тропинки. — просто, когда в следующий раз будешь с кем-то этим делиться, уточни у меня, пожалуйста. — Понял, — кивает головой Саша. — Прости, исправлюсь. Ты злишься? — Точно нет, — мотает головой Женя. — В конце концов, как я могу злиться на человека, с которым сегодня иду на свидание. — И то верно, — улыбается Ваш. — Напомни, во сколько мы встречаемся? — Вообще, зависит от автобуса, — он жмёт плечами. — Но хотелось бы часа в три. — Это ты мне или себе оставляешь час с чем-то на подготовку? — интересуется Саша, проверяя время. — Сейчас буквально половина первого. — Нам обоим, — отзывается Женя, мысленно рассчитывая, сколько времени ему понадобится, чтобы зайти в магазин.