***
Неделю Женя провёл точно так же, как и планировал изначально — лежал в своей комнате. Понятное дело, бессмысленно скрывать бронхиальную астму, как то же плохое зрение, например — можешь долго притворяться, что всё в порядке, а потом однажды просто врежешься в столб на дороге, потому что его не увидишь. Только в случае Жени столба не было. Смысла врать — тоже. У Саши явно есть телефон, где есть интернет, из которого можно достать информацию о чем угодно. Базовую, не больше, конечно — никто не требует от него рассказывать с деталями все виды астмы — но этого вполне хватит, чтобы понять, что произошло с Женей вечером. Приступы происходят раз в несколько недель, без предупреждения, не подавая сигналов (или он пока не научился их различать), и можно только впустую спрашивать, почему очередной произошёл именно тогда. Именно в слишком неподходящий момент. Жене хотелось бы подумать о знаках судьбы и прочем, но ему стыдно было даже смотреть в окно на пустырь, не то что вспоминать тот вечер. Он буквально взял за руку парня и тут же задохнулся. В любой другой ситуации это была бы великолепная ирония. Все Сашины сообщения и звонки складывались в телефоне в цифры в уведомлениях, ни одно просмотренным не было — телефон то был на беззвучном, то вообще разряжен и недоступен. И если телефон Женя заряжал и продолжал спокойно раскрашивать цветочки в раскраске-антистресс, то он сам пребывал в наполовину функционирующем состоянии: спал плохо, но и бодрствовал так себе. Одно из первых Сашиных сообщений (Женя успел увидеть до того, как посыпались ещё двадцать) было «это смертельно?». И сразу же за ним ещё одно, видимо, первое показалось слишком мрачным «я имею в виду, это опасно… для тебя?». Хотелось истерически смеяться. Видимо, это он написал, когда ещё не удосужился прогуглить симптомы, не имея понятия, что это такое было, но всё равно спросив не «это заразно?», а «смертельно?». Показатель, да? Не успеваешь моргнуть — уже вечер, уже мама возвращается с работы и уже просто отмахивается, даже не задаёт вопрос «почему ты ничего не ел?». В пятый раз услышит ответ «не хотел» — и у неё сердце не выдержит. — У меня для тебя новости, — старается говорить весело, опуская печенье в чай; Женя поднимает голову и отрывается от созерцания одной чаинки в кружке. — В это воскресенье мы едем на пляж. — Мы? — поднимает брови Калинкин, и впервые за неделю у него тон голоса меняется. — Ну, я надеялась, что ты поедешь со мной, — почти виновато говорит. — помимо нас будет только моя новая знакомая. Женя невольно вздрагивает на этих словах. — У неё есть ребёнок? — Нет, — мягко улыбается она. — Я помню, ты не любишь чужих детей. Она не знает, зачем врёт, так в открытую. Возможно, понимая, что Женю нужно куда-то вытащить из четырёх стен, и зная, насколько он не любит новые знакомства, проще сказать, что у него будет время, чтобы провести его с самим собой, но уже хоть на море. А может, складывает два плюс два в своей голове, то есть догадывается, что парень из фразы «Мам, я пойду погуляю с Сашей» и из ответа «Саша, шестнадцать годиков» на вопрос о детях новой знакомой — один и тот же человек. И если Женя, раньше проводивший с этим Сашей добрую половину времени, сейчас заперся дома и объяснять ничего не хочет, то точно не стоит договаривать весь план. Ложь во благо, наверное? Специфические способы заботиться о состоянии своего ребёнка. Если бы Женя не продолжил упорно игнорировать любые попытки Саши до него достучаться, то он бы узнал всё намного раньше. И точно бы не поехал. А так он сидит на полу, выбирая из горы одежды полотенце, которое не жалко, и складывает в потрёпанный рюкзак вместе с почти дочитанной книгой. — Женя, — раздаётся голос мамы с первого этажа. — Тебе надувной круг взять? — Не, мам, спасибо, — откликается он. — Я предпочту утонуть.***
Дома у Саши тепло и пахнет яблоками и свежей выпечкой. В духовке — шарлотка, в телефоне — мамины сообщения с просьбой собрать вещи за двоих — опять вернётся поздно, несмотря на субботу. Идея поехать в соседний город вызвала в нём буквально какой-то детский восторг, по большей части из-за того что они невероятно редко выезжали за пределы своего города, а Сашина будто заинтересованная во всём на свете сущность его уже знала вдоль и поперёк. Хотелось открыть для себя что-то новое, он чуть ли не вёл список мест, которые всегда мечтал посетить, и, как известно, всё великое начинается с малого, а соседний город под определение «малое» вполне подходит. Вечером он ставит два заполненных рюкзака у самой двери, раскладывает оставшуюся шарлотку по полкам в холодильнике, домывает посуду и бесцельно отправляет Жене ещё одно сообщение «до завтра», потому что ему, в отличие от некоторых, мама рассказывает, с кем они едут. Саша считает это за отличную возможность обсудить всё, что произошло вечером восемнадцатого числа. Стоит признать, что в какой-то момент всё вышло из-под контроля, причём это он не про своё фееричное падение в овраг и в глазах Жени. Это было запланировано, вообще-то. Нельзя говорить о какой-то влюблённости в человека спустя три недели знакомства, но ведь правила нужны, чтоб их нарушать? Воскресное утро начинается слишком рано, что для Жени уже превращается в традицию, правда, ему это не особо нравится. Светлая бежевая футболка с синими шортами сочетается неплохо, а вот с его уставшим лицом — уже нет. Мама как-то странно нервничает, мимо ушей пропускает половину того, что он ей говорит: по два, а то и по три раза повторять приходится, трёт виски постоянно, но от таблеток от головы отказывается. Вообще, она выглядит так, будто всё это время порывается ему что-то рассказать, но не выходит, поэтому они молча берут вещи и отправляются пешком ближе к выезду из города, где останавливаются междугородние автобусы. Идти где-то полтора километра, и весь путь проходит в тишине, что невероятно напрягает, но Жене и не хочется разговаривать. Есть предчувствие чего-то плохого. «Плохое» выруливает буквально из-за угла расшатанной остановки, половина конструкции которой заклеена объявлениями, и дружелюбно машет рукой с видом, будто этой недели не было вообще. Первой реакцией был ступор — он буквально замер на одном месте, даже не стараясь сделать вид, что шнурок развязался или на дороге лежит очень интересный камень — просто остановился и потёр глаза, решив, видимо, что ему показалось. Первым желанием было развернуться и уйти обратно, но его, как ни странно, остановила в этой компании исключительно мама Саши — она с первых же секунд показалась дружелюбной, ещё когда крикнула «Рада вас видеть», только их заметив. К тому же, было ясно, что это она организовала всю поездку, так что можно было представить, как её расстроило бы, если бы Женя сейчас развернулся и пошёл домой. А, ну и ключи от дома у мамы, а купить себе пакет яблочного сока и пить его на ступеньках магазина до самого вечера — сомнительная альтернатива. Вторую связку они не брали. — Ты знала, — коротко бросает Женя маме, догоняя её, и это даже не вопрос; отмахивается, когда она пытается что-то сказать, и видно, что он сейчас действительно расстроен ещё больше. Старенький белый автобус с двумя полосками на боку и сиденьями с дырявой обивкой, скрипя, подъезжает к остановке и с ещё большим скрипом (даже хочется закрыть уши) раскрывает двери. Они вчетвером дружно занимают места в конце, так, что Женя сидит у окна, слева — мама, от которой он старается отгородиться; Саша сидит наискосок, в проходе, и роется в рюкзаке. Смотреть на всё это никакого желания, так что Калинкин достаёт наушники и решает смотреть в окно — даже сосновый лес ему сейчас кажется интереснее. Автобус трясёт на кочках, на фоне кто-то тихо переговаривается, вокруг только поля и леса, ничего необычного; кажется, было несколько табличек с названиями населённых пунктов неподалёку, но краска на них настолько облупилась, что ничего уже было не разобрать. Громкая музыка в наушниках на секунду становится тише, и раздаётся звук уведомления.Саша Рад тебя видеть.
Женя вздыхает, закатывает глаза, ещё прибавляет громкость музыки, так, что её, наверное, слышит даже сидящая рядом мама за своими разговорами, и игнорирует это сообщение так же, как и предыдущие десятки. Спустя километра два, не больше, он всё-таки через силу разблокирует телефон и нажимает «ответить». Женя Ты тоже был в курсе? Ответ пришёл буквально в течение тридцати секунд; можно было наблюдать, как на сидении спереди Саша дёрнулся на звук уведомления и спешно полез за телефоном в карман.Саша О чём ты?
Женя Что я приду и ты придёшь.Саша Ну да, был.
Женя И почему ты мне ничего не сказал?Саша Вообще-то, я написал тебе. Ты не прочёл. Ничего. За всю неделю.
х Женя Ну да, действительно, я же ещё и виноват.Саша А я в чём виноват?
Калинкин что-то фыркает себе под нос и оставляет последний вопрос без ответа, потому что это уже грозило перейти в разборки, которых он вообще не хочет. Стоило признать — злиться на Сашу не получалось, как бы ни хотелось — это было просто невозможно. К тому же, у него и не было на то причины — Женя мог спокойно злиться на себя, на свою маму, но к Вашу в этой ситуации было не придраться: он как будто общался по методичке идеального, кхм… человека. Женю вскоре начало раздражать всё вокруг. Его зона комфорта осталась на двадцать пять километров назад, и даже полупустой автобус и тот факт, что его никто не трогал, не облегчал положение. Его бесила собственная мама, потому что соврала, его бесил Саша, просто потому что «а чего он там сидит вообще», его даже начинала раздражать Сашина мама — просто потому что она родила Ваша, который «чего там сидит вообще». Про изрядно разбитые дороги, пролегающие в какой-то лесополосе, ощущение, что ещё две-три кочки и транспорт развалится на части, и медленный интернет можно было и не говорить. Автобус, не без труда забравшись в гору, раскрыл свои скрипучие двери у вполне себе приличной остановки, над которой даже висело расписание. Они не спеша сошли со ступенек и оказались посреди широкой улицы, по обеим сторонам которой росли высокие деревья, наполовину закрывавшие солнечный свет, и огляделись. Справа стояли мусорные баки, спереди доносились звуки стоящего там рынка, судя по всему, слева было внушительное каменное здание в два этажа, а позади завивалась какая-то тихая улочка. В целом, было очень тихо, что вполне объяснялось ранним временем суток. — Не думаю, что нас сильно заинтересуют достопримечательности, — начала Сашина мама, переводя взгляд с вышеупомянутого здания на свою импровизированную экскурсионную группу, в которой энтузиазма мамы Жени хватало на всех троих. — Поэтому предлагаю выпить по чашке кофе с чем-то сладким, тут недалеко есть чудесная кофейня. Вперёд! — она махнула рукой, и вся компания потянулась за ней по улице, разглядывая всё вокруг. Женя держался особняком, причём сразу ото всех, периодически останавливался, чтобы делать фотографии — его уже завораживала местная природа. Саша на заднем плане тоже фотографировал, но кошек у мусорного бака. В маленькой кофейне на углу улицы с забавными разноцветными стульями и столами над тяжёлой дверью висел маленький колокольчик, оповещающий о приходе новых гостей. Вчетвером они остановились в конце длинной очереди, вытянувшейся вдоль витрины, и дружно попытались разглядеть виды кофе, написанные мелом на доске на стене. Женя искал какао. Или очень сладкий чай. — Помочь тебе с выбором? — Саша так неожиданно появился у него за спиной, что Женя даже вздрогнул. За неделю он почти успел забыть, как вообще звучит голос Ваша, а сейчас в нём слышалось ещё и неприкрытое желание позаботиться. Это могло бы выглядеть, как классическое свидание в кофейне, если бы Женя не посмотрел на него, как на привидение, и не отмахнулся, показав подошедшей улыбчивой девушке за кассой на первое попавшееся пирожное. Они нашли убранный столик у самого окна и расселись по тому же принципу, что и в автобусе, но уже лицом друг к другу, естественно. Калинкин подумал, что если абстрагироваться от второй половины стола, то сидеть напротив Сашиной мамы не так и плохо. Пирожное оказывается невкусным, так что Женя активно запивает его какао и делает вид, что всё в порядке, но, кажется, получается у него плохо. Настолько плохо, что вздохнувший рядом Саша молча перебрасывает ему на тарелку больше половины своего кусочка торта и грозится выкинуть весь зефир из какао, если Женя попробует вернуть эту часть. — Спасибо, — почти шепчет Калинкин в ответ, когда совесть и воспитание пересиливают желание не разговаривать. Сашина мама удивлённо поднимает брови и переводит взгляд на маму Жени, которая делает вид, что этого не заметила, и перемешивает кофе деревянной палочкой. На пляж они попадают через довольно крупный сквер с вымощенными серой плиткой дорожками и киосками с мороженым на каждом шагу, где Женя, разглядывая деревья и кое-какие цветы, понимает, что ему наконец-то не так и жарко. Плюс одна причина не идти на пляж, если честно — там точно нет деревьев и тени. Может, хотя бы зонтики? — Зонтики для слабаков, — долетает до него обрывок фразы Сашиной мамы; отлично, теперь они читают его мысли всей семьёй. Пляж оказывается наполовину дикий — им явно везёт с местом. Наполовину, потому что инфраструктуры на нём нет совсем и проходить к нему приходится, пролезая через кусты, но в то же время помимо них там ещё есть люди. Рюкзаки бросают в песок, достают все полотенца сразу, но только четыре расстилают почти ромбиком; посередине Женина мама выставляет маленький складной столик, чтобы впоследствии не пришлось стаканы с напитками и еду в песок закапывать. — У меня, кажется, где-то даже карты были, — Сашина мама устало падает на своё полотенце и разбирает вещи. — Никто не хочет сыграть? Женино лицо выражало желание сыграть исключительно в русскую рулетку, причём с самим собой, поэтому он молча утыкается в книгу. — Красивое место, — его мама явно пытается сгладить ситуацию. — И такое тихое. — Когда начнётся сезон, тут будет толпа, — вклинивается в разговор Саша, отчаянно выпутывавшийся из футболки. — А пока вода холодная и в море меньше пяти человек на квадратный метр, я воспользуюсь возможностью. Не скучайте без меня, — с этими словами он уверенно ушёл в сторону воды. — Не хочешь тоже сходить? Женя в ответ качает головой — ему и тут неплохо. — Даже обидно, что я тут никогда не была, — лучше бы про погоду говорили, честное слово. — Казалось бы, столько объехали. — Ох, так вы любите путешествовать, — Сашина мама даже оживляется. Женя начинает думать, чем бы ему закрыть уши, чтобы не отвлекаться на чужие разговоры, как слышит своё имя. — Женя, — слегка настойчиво, явно не в первый раз повторяет Сашина мама. — Где тебе больше всего понравилось из мест, в которых вы были? И она кажется такой искренней, и видно, что ей правда интересно послушать его мнение, так что он сдаётся, откладывает книгу обложкой вверх и, не задумываясь, отвечает: — Питер. Я, знаю, что могу прозвучать банально, но этот город либо влюбляет в себя с первого взгляда, либо не нравится совершенно. — И ты влюблён? — Однозначно, — Женя даже взмахнул руками. — Знаете, в нём как будто бы есть душа, и, хоть и погода отвратительна большую часть времени, мне там так уютно. Он буквально ожил, когда у него появился шанс поговорить о том, что ему действительно нравится. Стало комфортнее, намного, особенно когда он заметил, что его правда внимательно слушают, даже если он объясняет, какой скучный у них был экскурсовод в Екатерининском дворце. — Честно говоря, я бы хотел поехать туда снова, — мечтательно добавил Женя, и тут же начал неловко оправдываться. — Ну да, я знаю, что в четвёртый раз, но всё же… — Ты интересно рассказываешь, — ну что за дурацкая привычка подходить со спины. Саша действительно стоит за спиной, накинув на плечи полотенце, и явно стоит давно, то есть, он его слушал достаточное время. — Ты как-то быстро, — отмечает его мама, бросая взгляд на часы. — А, да, — тянет Ваш. — Я не хотел возвращаться, но нашёл красивые ракушки и пришёл их подарить. Женя зачем-то задержал дыхание и съёжился, видимо, надеясь, что так будет менее заметным. Ради всего святого, ему торта сегодня хватило с головой. — Держи, мам, — очень гордо произносит тот, протягивая своей маме крупную ракушку с маленьким сколом у самого края и дырочкой, через которую можно было спокойно продеть нитку. — Спасибо, — отвечает она и улыбается. Женя шумно выдыхает обратно и расправляет плечи, собираясь сесть обратно за книгу, как Ваш осторожно кладёт ему руку на левое плечо: — А это тебе, — в руке у него маленькая раковина кораллового цвета, идеально ровная, с белой полоской у верха. — Так, я в море, — быстро ориентируется по ситуации Женя, вскакивая с полотенца и на ходу скидывая вещи. — Ты не можешь в любой неудобной ситуации бежать топиться, — кричит ему вслед мама, но тот отмахивается и скрывается по пояс в ледяной воде, забавно размахивая руками. — Мне кажется, — Сашина мама задумчиво смотрит ему вслед, но обращается к Саше. — Или он тебя избегает? — Возможно, мам, ему просто сложно общаться с незнакомыми людьми, — жмёт плечами Ваш и кладёт ракушку на Женино полотенце, хитро улыбаясь Жениной маме — не только у неё тут секреты. Калинкин вылезает из воды минут через двадцать, причём половину этого времени он просто упрямо стоит на одном месте, думая, что у него никакого желания возвращаться к Саше с его раковиной. Хорошей идеей казалось принести ему в ответ медузу, но их, как выяснилось, очень сложно выловить. Он возвращается обратно, снимает с себя налипшую в воде тину, тут же накидывает футболку и садится на своё место, оценивая обстановку. Сашина мама лениво сдаёт карты, и по общему настрою становится понятно, что все прошедшие партии, сколько бы их там ни было, выиграл Саша, чем начал здорово раздражать. — Ой, Жень, раз ты вернулся, — обращает на него внимание женщина, положив себе шестую карту. — Можешь забрать у нас Сашу, и сходите вместе возьмите поесть. «Может, Вам лучше полы во всём доме помыть и картошку выкопать? Я ещё ягоды мою неплохо, не знаю, должна же быть какая-то замена» — Женя с отчаянием смотрит на свою маму, надеясь, что та поймёт и придумает что-то. — Твои деньги в переднем кармане рюкзака, — добавляет она. — Иди, дай нам хоть какой-то шанс. Что ж, не поняла. Или не придумала. — Пошли, — Саша машет рукой. — Я знаю одно классное место. Женя нехотя плетётся за ним по горячему песку, стараясь думать о том, что он хочет поесть и идёт именно за этим, чтобы не отвлекаться на остальное. Метров через пятьсот они останавливаются у аккуратного светло-зелёного киоска, покрытого белыми узорами, и только тут Ваш всё-таки не выдерживает и, выждав, пока Женя пройдёт немного вперёд, цепляет его пальцами за локоть. — Не считаешь, что нам нужно поговорить? Ну один вопрос хуже другого, вы что, сговорились? Женя устало перекатывается с пятки на носок — в песке это даже прикольно — и поднимает взгляд вверх, куда-то на верхушки деревьев, чтобы не смотреть на Сашу. Правильный ответ был «да», честный — «нет». Раз уж он не может в любой неудобной ситуации бежать топиться, то нужно хотя бы принести извинения. Он выбирает третий ответ: — Давай поговорим. Там как раз невероятная очередь, — и машет рукой в сторону кассы. Единственная семейная пара, выбирающая кофе у киоска, оглядывается, чтобы понять, что в них такого невероятного. — В общем, — Саша неловко трёт шею правой рукой, и, удивительно, но это первый раз, когда Женя видит, что тот переживает. — Я поискал в интернете симптомы. — Да, я так и понял, — саркастично вставляет Калинкин. — Нет, стой, не перебивай, пожалуйста, — всё равно звучит мягко. — Я понял, почему тебе тяжело быстро ходить, я понял, почему ты сюда переехал, я понял, что с тобой произошло тогда вечером, — на последних двух словах голос даже дрожит немного. — И я понял, что с тобой. Я, казалось бы, понял всё, кроме одного: почему ты ничего не сказал? — А как ты себя это представляешь? — слегка раздражённо интересуется Женя. — Привет, меня зовут Женя, и у меня астма, поэтому готовься к весёлым приключениям? — Не назвал бы я их весёлыми, — осторожно начинает Ваш. — А я о чём, — Женя взмахивает руками и практически перестаёт контролировать, что говорит. — Ты понимаешь, что я больной? Хронически? Неизлечимо? Что это на всю мою жизнь, возможно, очень короткую? Никогда не читал, сколько вообще астматики живут? — в какой-то момент он просто уже кричит на Сашу, словно это он во всём виноват. — Просто в один момент всё рухнуло, понимаешь, нет? — впору было бы уже просто начать плакать, потому что это было всё. С самого момента постановки диагноза у него не было ни единого шанса хоть с кем-то поговорить об этом. Пульмонолог, у которого таких, как Калинкин, было еще десяток, сухо изъяснялся с ним одними медицинскими терминами и бросался названиями лекарств. Мама тут же пропала на работе: лекарства, как и переезд впоследствии, естественно, были дорогими. А потом стало просто стыдно. Банальная стигма вокруг любой болезни, твёрдое ощущение, что он какой-то неполноценный, сложный, неправильный, и вообще лучше бы в Спарте родился — сбросили бы со скалы сразу и никаких проблем. В какой-то момент скрывать показалось проще: половина новых знакомых вообще до сих пор считала, что он просто курит. Самая простая ложь, да, но зато какая правдоподобная. А Саше соврать не получилось. Причём он пытался, но какие-то высшие силы решили, что не стоит этого делать, судя по всему. Действительно, проще было валить всё на высшие силы, чтобы не объяснять себе, как его годами создаваемое умение выдумывать самые логичные объяснения и изворачиваться отказало именно в случае с Вашем. Именно тогда, когда оно было нужно больше всего. — Я понимаю, — Саша пробует сделать только один шаг вперёд. — Диагноз, переезд… Я понимаю, что астма испортила тебе жизнь, но может, ты хотя бы не будешь ей помогать? Женя неоднозначно дёргает плечами, не поднимая головы — вообще непонятно, что творится у него в голове сейчас. — Тебе стоило мне всё рассказать, — он пытается звучать очень заботливо, подходит ещё на шаг ближе, но лишний раз боится вздохнуть, каждое слово взвешивает — кажется, вот ещё немного, и всё будет, как раньше. — Я бы правда понял. Можно было бы досчитать в обратном порядке от трёх до одного, но не успеть спрятаться. — Да ты достал со своим пониманием, — выдаёт Женя, нервно делая два шага назад. — Чего ты там всё понимаешь вообще? — Жень, — Саша точно пытается привести его в чувство. — У всех был эпизод, когда казалось, что всё перевернулось с ног на голову в один момент. Нам просто нужна поддержка. — Я не все, — трясёт головой Женя. — И я не хочу поддержки. Особенно твоей. Что ты вообще можешь знать об этом? Прозвучало слишком презрительно, так, что странно даже, как он не пожалел о сказанном буквально спустя секунду. — Не хочешь — значит, не хочешь, — Сашин голос за мгновение становится жёстким, вообще безэмоциональным. — Но мне лучше знать, что я знаю. Женя было открыл рот, чтобы что-то возразить, как Ваш показал ему захлопнуться одним движением руки. — Уйди. — В смысле? — В прямом. Уйди отсюда. Я не хочу с тобой разговаривать. Не переживай, поесть наберу всего понемногу, что-нибудь себе найдёшь. Ну, уйти оказалось проще всего. Даже проще, чем придумать лёгкое оправдание «я вернулся один и без еды, потому что меня послали спросить, что вы хотите», а потом изобразить, что отсылаешь сообщения. Мысль о том, что вряд ли за эти пятьсот метров Саша передумает насчёт того, что не хочет его видеть, конечно, заставляет выдумывать, куда можно деться. В холодную воду к тине и медузам не хочется возвращаться. К счастью, наверное, по приходу Саша молча ставит еду в центр и уходит в море, возвращаясь только тогда, когда у Жени просыпается совесть и он под предлогом «в туалет» пропадает минут на двадцать в указанном направлении, выбрав самую дурацкую отмазку про очередь. Обратно они едут не просто молча — раздельно. Женя с мамой успевает на остановку к семичасовому автобусу, зная, что Саша уговорил свою маму уехать позже. Раньше казалось, что его практически невозможно задеть, но, видимо, определённые таланты у Жени имелись.