Лучше бы мы не встречались

Мы проснулись в половину пятого. Как оказалось, соседская кошка забежала в дом, следом за ней страж порядка и блюститель закона — Галчонок. Закончилось все тем, что весь дом стоял вверх дном, да и я сам был в таком же состоянии. Мало того, что я не выспался, так еще и перепугался до чертиков. — Боже царя небесна сила, — взвыла баб Аня, подметая в прихожей осколки своей вазы, которую ей кто-то там из ее первых любовий подарил. Я в такие подробности не вдавался, но что-то да запомнил. — окаянные. Говорила ж Клавке этой — «усмири свою кошку поганную!». Так нет же, вон шо творит! Мы лишь молча помогали приводить дом в божеский вид, хотя царапины на полу и стенах устранить не так просто. Я взял на себя гостиную, а Макс любезно вызвался снимать изорванные и покусанные занавески и отдирать пятна грязи на полу. Где они только нашли ее? Сухо ж на дворе! — Бабуль, я занавески твои в машинку бросил, — кивнул Максим, возвращаясь в комнату с ведром и тряпкой. — Синица, ты как там? Помочь? — Спасибо, Максимочка. Ой, посижу я. Отдохну, — баб Аня села на диван, сняла косынку с головы и прилегла. Закрыв глаза, она что-то тихо бормотала себе под нос. Я пытался разобрать, но ничего не получалось. — Все норм, Макс. Справляюсь! Я вытирал шкафчики и полочки, расставлял вещи, которые убрал сам или поднимал что-то с пола. Так например, я увидел разбитую фоторамку молодой девушки и парня. Они тут мои ровесники. Парень улыбался глазами, но губы сложены в серьезную линию, ни намека на улыбку. А вот девушка улыбалась очень красиво, если приглядеться, то можно даже букетик цветов увидать. Маленьких, полевых. У меня дома таких фотографий старых не было, во время переезда мать все выбросила в мусорку, что-то дед сжег, когда они ремонт делали. Так что для меня это все в диковинку было — лицезреть столь историческое фото. — А это я и муж мой, — услышал я тихий голос баб Ани и вздрогнул от неожиданности. Повернувшись к бабушке, я увидел ее взгляд. Заинтересованный и обращенный к фотографии в моей руке. — Иван. Иван Васильевич Рудской, пусть земля ему будет пухом. Я снова повернулся к фотографии. При владении такой информацией я сразу увидел некие схожие черты между Максом и парнем на фотографии. Глаза. Хоть фото и черно-белое, но глаза у них прям одинаковые, да и формы лица тоже. Вот губы другие, губы и скулы Максу от матери достались. Это я точно знаю. Там и без ДНК теста все видно будет. — Красивая пара. — И не говори. Ванька-то дураком был. Шо ни день, то приключение находил. То на танцах-шманцах в драку ввяжется, то с баяном по деревне айда гулять. Это щас у нас тут много всего, богато. А тогда шо, на почти ничегошеньки и не було. Так, две улицы и три десятка домов. Выбора особо не было, а мать жуть как не хотела меня за Ваньку-то отпускать, говорила, что погубит меня. Я ж отличнецей была, всегда первой, гордость деревни можно ж сказать. А я шо, а я ни шо, сбежала и мы с Ванькой в город. Погуляли, а потом вернулись и сказали, шо уже усе, женатые мы. Отец в гневе, мать за голову хваталась, я стояла сама не своя, а Ванька улыбался. «Люблю не могу» говорил и я ж верила. Сама ж так любила, — слегка улыбаясь, баб Аня рассказывала мне историю, которую я вовсе не просил. Но мне нравилось ее слушать. Забавно было смотреть на это фото, знать, что девушка прожила счастливую жизнь и вот она сидит позади меня и рассказывает она о том, как сбежала с парнем из дома и вышла за него замуж. Печально, что этот рассказ я от парня не узнаю. Макс говорил, что его дедушка рано умер. Максу восемь было и вспоминать он об этом не любил. — В итоге отец с горем пополам согласился на нашу свадьбу, мы и расписались. Мы ж не дурные с Ванькой, никакой росписи в городе не было, мы так, попугать. А потом Павел родился, отец Максимчика. Ксюша с Антошей через пять лет и Родион. Родя умер, когда ему три было. Болел много, а медицина была слабоватой. Хороший мальчик был, умненький, головушка светленькая, глазки голубенькие, Ванины, — бормотала баб Аня, и я по голосу слышал, как она тихо плакала. Но я ничего не говорил, боялся сделать что-то не то, как-то оскорбить ее. Ведь она мне душу открыла свою, рассказывала вот. — А потом ребятишки выросли, уехали кто куда. Ксюша в город первой уехала, сын сейчас у нее. Марк. Красавец, вот приезжал весной с невестой, очень девочка хорошая, — пролепетала она. — Потом мальчики уехали. Антошка то до сих пор не женат, хотя живет с женщиной, но я сразу поняла, что он у меня не остепенится никогда. Не его это. А Павел порадовал внуками, правда ко мне только Максимчик заглядывает. По остальным скучаю. — Вы очень хорошая бабушка, — прошептал я, еще раз вытирая фотографию и ставя ее на полочку. Рядом со стареньким сборником стихов Бродского и папкой с детскими рисунками. Надо будет как-нибудь посмотреть их. — Спасибо, Сереженька, спасибо. Ближе к вечеру мы снова пошли на речку. Погода стояла прекрасная, после небольшого дождя в обед, жара спала и было довольно прохладно. Так прохладно, что пришлось натянуть на себя серую толстовку, которую я взял с собой в Прохоровку. Всю дорогу до дома Марины мы с Максом шли молча, каждый думал о своем — точнее я думал, а он что-то читал в телефоне. Не так давно Рудской подсел на книги по психологии, решил записать себя в ряды мозгоправов и, между прочим, у него это более-менее выходило. Нет, он не давал пока еще крутые советы, он просто мог выслушать и что-то подсказать. Что-то по существу вопроса. — Зря ты ту фотографию взял, Синица, — произнес Макс, когда мы свернули на улицу, на которой и жила Марина. — Бабушка два часа потом альбом перебирала, отцу звонила, жаловалась, что давно не приезжал. Она скучает, а у него вечно времени нет. — Ну я ж не знал, что она заговорит вообще обо всем этом, — пожал я плечами. — Это я так. На будущее! Ничего ему не ответил, я продолжил идти, думая над тем, как себя чувствует баб Аня. Наверняка одиноко. Муж умер давно, а других мужчин она на порог не приводила. Мне Макс как-то говорил, что сватался к его старушке какой-то мужичок, так та ему быстро отворот-поворот дала. Да и я сам вижу, что несмотря на то, что муж ее умер, баб Аня любит его. Вот бы и мне так, влюбиться и чтоб на всю жизнь. До гроба, как говорится. Тьфу ты, чего это я. До гроба мне еще далеко. При свете дня я смог рассмотреть дом Кравцовых со всех сторон. За высоким забором скрывался двухэтажный коттедж с балконом и дверью на втором этаже. Я не мог даже представить, что прячется внутри, но подозревал, что что-то невероятное. Наверняка дорогущий ремонт и мебель не из дешевых. Когда Марина открыла калитку и вышла с Катей с территории дома, то я смог разглядеть кусты роз в саду и детские качели между двумя яблонями. Красные спелые яблоки сразу бросились мне в глаза. — Мы готовы, — кивнули они, подходя к нам. Сегодня мы были без велосипедов, просто решили прогуляться, раз вечер такой хороший. Мы пошли на речку. Дорога заняла у нас относительно немного времени, при условии, что мы плелись как черепахи в жаркую погоду. Катя и Макс шли впереди, что-то живо обсуждая. Мы с Мариной немного отстали, я держал ее за руку, но мы ничего не говорили. Абсолютное молчание, что меня немного пугало. Она была задумчива и напряжена, наверняка думала о чем-то своем и, скорее всего, не решалась поделиться. Хотел вызваться, чтобы она рассказала мне. Я бы помог ей. Она ведь мне нравится, точно нравится. Не припомню, чтобы что-то подобное я ощущал когда-то еще, будто до Марины и я девушек других не встречал. А весь встречал и прилично, но теперь все они были обычными, а вот она особенная! — Что-то случилось? — тихо спросил я, слегка сжав ее ладонь в своей. — Да, то есть... то есть я не знаю. Я молчал, решая дать ей время подумать и обдумать свой ответ. Мы знакомы совсем немного и я не претендую на парня ее мечты, но ведь она может мне доверять. Ведь может? Или я давал повод сомневаться в этом? Разве со стороны я похож на легкомысленного и заносчивого парня с ветром и перекати-полем в голове вместо мозгов? Не замечал за собой такого. — Я уезжаю завтра, — пробормотала Марина, выдержав долгую паузу. От этого молчания у меня внутри все сжималось и разжималось с бешеной скоростью. — у меня экзамен и пересдача. Я облегченно выдохнул. Все не так страшно, как я уже нафантазировал себе. Уж подумал, что она сбегает, что у нее есть кто-то другой в городе и вот она уезжает к нему, а меня бросает тут. Влюбленный дурак! Это ж надо было надумать такого, что волосы у самого дыбом встают. С такой фантазией и романы можно начать писать — они встретились, он влюбился, а потом она уехала. Ля-ля-тополя, финал, слезы и много-много плаксивых песенок. Девчонки такое любят. — Это ведь ненадолго? — спросил я, поворачиваясь и смотря на нее. В этот момент она посмотрела на меня и слегка улыбнулась. — Неделя. — Ну это совсем немного. Но я успею соскучиться, — улыбнулся я, обнимая ее и целуя в щеку. Так по-детски вышло, но я захотел чего-то такого, да и она против не была. Небо снова заволакивали тучи, а мы думали о том, чтобы вернуться обратно. Ну ее эту речку! Если сейчас ливанет, мы никуда спрятаться не успеем. Нас даже деревья не спасут, хотя их тут и пруд пруди... Кстати, я заметил, как трансформировалась моя речь. Из-за лексикона баб Ани и ее подружек, я начал говорить словечки, которые раньше и не знал. Вот это «пруд пруди», как услыхал его у баб Клавы, когда она про рыбу на речке рассказывала, так и все, всюду пихаю его, будто слов других нет. Или это «ля-ля-тополя» как-то баб Аня что-то прощебетала, а я как малолетний подхватил. Надо будет осенью отфильтровать свой словарный запас, еще не хватало мне того, чтобы я так всегда говорить начала. Извольте, мне такого подарка от Прохоровки не надо. Обойдусь. Дождь все же начался, и мы успели спрятаться под высокий тополь. И если сначала дождь был маленький, то потом перешел в настоящий ливень, холодный такой, как говорила баб Аня «с бульбами!». Я так и не понял, как это, но вроде капли такие большие, что похожи на попрыгунчики, так же от земли отскакивают. Может ошибаюсь, черт его разберет. Марина замерзла, поэтому я подошел к ней и обнял со спины, она прижалась к моей груди и так вдвоем мы и стояли под деревом. Я чувствовал как размеренно бьется ее сердце и слышал как Макс и Катя о чем-то продолжают болтать. Вот уж птицы-балаболы! — Скажи честно, я тебе нравлюсь? — прошептала Марина, утыкаясь затылком в мое плечо. Это что еще за вопросики такие пошли? Она прекрасно знает, что нравится. Я даже как-то говорил ей об этом. Или Марина относится к той категории девушек, которым надо постоянно напоминать? Не замечал за ней такого! — Нравишься, — кивнул я, немного сильнее прижимая ее к себе. — очень и очень сильно. Она ничего не ответила, но улыбнулась. Готов поспорить, что улыбнулась, но я этого не видел. Почувствовал. Мы пошли домой, когда прекратился дождь. Минут двадцать мы под деревьями точно проторчали, были мокрые и замершие, так что прогулку на речку пришлось отменить. Я надеялся, что не встречу родителей Марины. Не очень бы хотелось, чтобы они увидели меня и то, что я допустил, чтобы их дочь намокла и продрогла до нитки. Хотя из нас двоих замерзшим был я, а вот она была в моей толстовке и более-менее согрелась. Уже дома баб Аня напоила нас липовым чаем с вареньем (от горячего молока с медом и жиром я кое как смог отвертеться), приказала принять горячую ванну и лечь под плед. «Для профилактики болячек, голубчики. Для профилактики!» — повторяла она всякий раз, когда мы отнекивались и пытались сопротивляться. Перед сном я думал о том, что Марина уезжает и ее не будет рядом целую неделю. Всего семь дней, но почему-то сейчас мне казалось, что это сродни семи годам заточения в башне. Нет, ну точно влюбленный дурак!