Игла, кольцо и летучий корабль

*** Выдохнул и Иван в шатре, хотя по другой причине. Трудно передать изумление, в которое повергло его требование чародея, а потом он кажется понял и не без восхищения признал каверзную изощренность его ума. Да уж, Кощей умел бить по самому больному! Разумеется, целью его был не посад и не его бедные жители, однако без такой демонстрации силы вряд ли угрозу восприняли бы серьезно, к тому же немедленно. Теперь же он попросту не оставил им достаточно времени, чтобы опомниться, что-нибудь придумать или же собраться военными силами для успешного отпора. Да и колдовское пламя стреляло не бездумно абы куда, не по курятникам да сараюшкам прошлось, а снесло причалы с портовыми строениями и покорежило корабли, что у тех стояли так, что остались целыми только некоторые рыбацкие лодочки и попытаться подойти к иллюзорной флотилии, чтобы разгадать обман, - было не на чем. А вот для чего же это все было сделано и принародно озвучено… Мда, какой удар по престижу царской фамилии! Ведь именно государь несет ответственность за безопасность и благополучие подданных, касается ли дело иноземных врагов, усобиц или же банальных разбойничков. Его забота править так, чтобы по справедливости обеспечить мир, порядок и благочиние. А здесь все и сразу оказалось нарушено, да еще не из-за вражьего коварства и подлости, а по собственному же недомыслию, о чем нынче же станет известно даже последнему подпаску и его глухой бабке. Суровый и меткий удар по Федорову самолюбию. И это еще только начало. Не ему тягаться с Кощеем в прозорливости. Впрочем, как и не Георгию – в молодецкой удали и умениях воинских. Кощей, только было вошедший в шатер, не успел ни шлем снять, ни сказать что-нибудь, как из-за стен раздались прекрасно различимые в чистом утреннем воздухе характерные звуки, - трубили сбор и боевой порядок. - Быстро. Предсказуемо… и глупо, - кратко высказался чародей и издевательски полюбопытствовал. – И кто это такой торопливый? - Средний мой брат, - не задумываясь отозвался Иван и про себя вынужденно с ним согласился. Насколько он помнил и знал, в столице никогда не было большого числа воинов, Георгий предпочитал держать их на южных заставах, либо к северу у волоков и на перекатах выше по течению, и регулярно объезжал границы сам с личной дружиной… Вот, собственно, с нею он и вышел, потому что снимать гарнизон со стен было опасно, а поднять и вооружить ополчение за те полчаса-час, что невольный гонец шел от лагеря Кощея, через ворота и город к царскому дворцу – было попросту невозможно. Поэтому он не знал, как лучше охарактеризовать поступок брата: толи как самоубийственную храбрость и браваду, толи как смелость отчаяния на грани самопожертвования... Но зачем? И, как подозревал молодой человек, в любом случае жертвования напрасного, поскольку для Кощея такое возмездие было бы слишком просто. - Что ж, значит поприветствуем его как должно, - съязвил мужчина, сполна оправдывая его опасения. Он перешагнул за шелковый полог, сладко напомнив. – Помни об обещании, Ваня! - Забудешь тут, - невесело хмыкнул Иван, однако покорно остался в шатре. Если любимый хочет, чтобы он доказал свою верность таким способом, то послушание, право, пустяк по сравнению с тем п о ч е м у тот может этого хотеть. А между тем, люди и големы выстроились в боевые порядки напротив друг друга. Железных воинов Кощея было много меньше, но они и не были живыми, - они не будут истекать кровью от ран, они не оступятся из-за усталости, увечья или боли, не промахнутся и не дрогнут. И не умеют умирать. Иван догадывался, что чтобы их остановить нужно бить в камушек на нагруднике, не иначе, но для того еще требовалось подобраться и попасть, а человек уязвим даже в самой прочной кольчуге! Иван не хотел видеть того, что будет дальше. Он отошел в самую глубину шатра и сел за приготовленный для их удобства столик, опустив голову на скрещенные руки. Он никого не винил, не чувствовал в себе сил и права вмешаться, но видеть то, что должно последовать – решительно не хотел! Правда, это не избавляло от необходимости слышать, а расслышав – царевич за доли секунды оказался на ногах у удобно отдернутого полога: Кощей на своем конном монстре как раз выезжал на встречу богатырю… Тому самому, который на пиру показывал, как удобнее захват делать, чтобы наверняка поганому колдуну шею свернуть. Но сейчас было не до похвальбы, речь его, обращенная к чародею была сдержанной и достойной, хоть в былины вставляй примером, - ядовито заметил себе Иван. Еще бы, на миру и смерть красна, разве ж можно перед честным народом в грязь лицом ударить! Вместе с тем, Кощей выслушал его вполне благосклонно и даже покачал головой вроде бы с искренним сожалением: - Все верно, - спокойный голос его далеко разносился над холмами и каждое слово было отлично слышно. - Да вот незадача, богатырь, не хочу я с тобой на смерть биться! Время ваше еще не вышло, а Правда итак на моей стороне. Мне царевич Иван Слово давал, заветное, и я его принял. Мой он на веки вечные и никакой бой этого не изменит! Было заметно, что заявление Кощея выбило воина из колеи, сбив настрой и поколебав праведное негодование. Трудно сказать о решимости остальных дружинников не щадя живота постоять за правду, за землю русскую, но выставленный поединщиком богатырь явственно задумался. Видать, он не только палицей махать умел да языком чесать, а поболе других знал о том, что значит настоящее Слово и что такие слова делом подтверждать требуется. И это обстоятельство несколько меняло для него картину бесчестного Кощеева нападения, а еще точнее кардинально переворачивало акценты. Хотя, так ли уж нужно держать данное поганой нечисти слово? Однако, узнать какое решение все же принял бы без сомнения доблестный витязь, что ответил бы вдруг решившему так явно и ультимативно заявить о себе великому колдуну – не довелось. Его крохотная заминка тем не менее была очевидна не только Кощею и привела в ярость главного инициатора силового решения проблемы. - Не бывать тому! – Георгий взревел, приказывая тотчас трубить атаку. – Как не бывать тому, чтобы русичи русича врагам выдавали! Что ж, в одном ему не откажешь, довод в пользу своей бескомпромиссной позиции средний царевич нашел единственно верный. При такой постановке вопроса уже не существенно есть ли вообще затребуемый царевич в наличии, принципиально уже другое, и любой, кто попробовал бы хоть что-то возразить, был бы немедленно заклеймён позором, как трус и предатель. Но вот результат его действий оказался совсем не тот, на какой надеялся Георгий. Стремительный натиск захлебнулся практически сразу. Не тот это был противник, которого можно взять наскоком и порубить в мелкое крошево, тем более что численный перевес дружинников все же не был настолько велик, чтобы стать подавляющим. Зато Кощей во всю воспользовался преимуществами своих воинов и без всяких лишних чар продолжал безжалостно изматывать противника, постепенно выманивая подальше от крепостных стен. Если Георгий и понял его маневр, то либо всерьез рассчитывал все же подавить врага слепой отвагой, либо – что вероятнее, - упорно рвался к самому колдуну, желая прекратить все одним махом. А одним – никак не получалось, Кощей разумеется вовсе не торопился подставляться под удары. Он буревестником реял где-то поблизости, терпеливо выжидая, выбешивая своего недруга все больше и заставляя окончательно потерять осторожность. И в какое-то неуловимо малое мгновение добился своего, - нет, молниеносный взмах сабель не снес буйну голову царевича с плеч. Кощей легко поднырнул ему под руку, уклоняясь от меча и первый удар нанес неожиданно слева, наискось снизу вверх доставая до уязвимых мест. Сабля не прорубила кольчуги, но рука со щитом обвисла, и тогда за молниеносным разворотом последовал второй удар. Шлем тоже не подвел, как и бармица, зато голова оказалась не такой крепкой, да и даже скользящего удара наверняка было достаточно, чтобы перебить ключицу… А затем оглушенного военачальника шустро подхватили, не давая даже покачнуться, скрутили и уволокли. К тому мигу, как люди вокруг опомнились, спохватились – и чародей, и его новый пленник были уже в недосягаемости. И вполне понятно, что войско растерялось: кто-то рвался на мечи отвоевывать командира или хотя бы пасть с честью, а кто-то обоснованно рассудил, что так-то уж точно и сами поляжем, и другам своим не поможем. Всеобщее единство оказалось разрушено, и дружина дрогнула… Да уж. Такое поражение трудно снести! Особенно когда враг не зверствует, а ажно само великодушие, позволяя свободно уйти обратно в город и забрать своих. А Кощей взаправду даже не злорадствовал: приковал мужчину взмахом руки к верстовому столбу в пределах досягаемости, проследил как волочется разбитая рать, пряча глаза друг от друга, да и ушел к себе в шатер, явно давая понять, что он-то своего намерен дождаться несмотря ни на что. *** Едва пройдя за полог, чародей напоролся на тяжелый взгляд напряженного Ивана и резко замер, будто опасаясь встретить удар. Но уже в следующую минуту, стиснув зубы, молодой человек шумно перевел дыхание, а спутанный клубок из бессильной и бесцельной ярости и страха в его глазах, сменился громадным нескрываемым облегчением, стоило ему хорошенько рассмотреть Кощея вблизи. Окончательно разбил неловкость едва слышный звук появившейся на столике посуды. Иван с готовностью развернулся к нему, стесняясь своего так явственно выданного волнения за любимого мужчину, того, что только что едва не набросился на него, сдирая проклятые доспехи вместе с одеждой дабы воочию убедиться, что в сече его ничто не задело. - Вот, - он слегка смущенно улыбнулся, протягивая Кощею наполненный кубок, и ляпнул, торопясь перевести тему, чтобы сгладить накал первого впечатления. – Еще я приказал, чтобы людям хотя бы воду перенесли: все-таки день сегодня жаркий, а там дети... Чародей рассеянно кивнул на его слова, опустив шлем на стол и в несколько чрезмерной задумчивости разглядывая содержимое кубка. - Помочь тебе? – осторожно спросил молодой человек. Он хотел было обнять мужчину, да броня толком не позволяла, поэтому лишь накрыл его лежащую на шлеме руку своей ладонью. Лицо у Кощея чуть дрогнуло и смягчилось, разгладились сведенные брови, дернулись в намеке на улыбку губы, посветлела, теплея ядовитая зелень очей. - Рано пока, - мягко отвел Ванино предложение чародей. Иван нахмурился: - Думаешь, они повторят атаку? Кощей язвительно фыркнул: - Очень даже возможно! А что им еще теперь остается? Молодой человек невесело усмехнулся и сел, понемногу начиная догадываться, что проверку на вшивость по-Кощеевски его семейство уже с треском провалило. Разумеется, одно появление чародея и его ультиматум – весомый щелчок по носу, но ситуацию вполне еще можно было поправить даже без особого урона для репутации. Элементарно сказав правду! Что такого-то, ну нету требуемого царевича в наличии и нету, и взять неоткуда, и ничего ужасно-позорного в этом нет, чай, не ребенок, чтобы с няньками ходить и не девка, чтобы в тереме у окошечка вздыхать… Отчего же сразу очертя голову в бой кидаться? А солнце еще высоко, и чародей этому обстоятельству тоже не спешил радоваться, между тем продолжая: - …но не тотчас. Сейчас они будут ждать возвращения разведчиков и тянуть время. Другой вопрос, что они сделают, когда поймут, что те не вернутся. Ведь о настоящей осаде речи не ведется, половину ворот мы даже не видим, не говоря уж о том, чтобы блокировать наверняка. Даже местная нелюдь не может не подчиняться моим приказам и лазутчиков переловит запросто, однако большой отряд они не остановят… И тогда в неудобном положении окажемся уже мы. Иван хмыкнул, с бездумной легкостью избегая расставленной ловушки: - Один большой отряд ты только что разбил. А подкрепление до вечера уж точно не успеет, даже если перехватят не всех гонцов и шпионов. Не думаю, что что-то помешает твоим планам… Молодой человек не договорил, проглотив свое смутное подозрение: если, конечно, Кощей сам знает, что ему теперь делать. Все же, он не мог не рассматривать и подобное развитие событий. - Почему же, - безразличным тоном уронил мужчина. – например государь со всей фамилией может попробовать покинуть город. Иван решительно покачал головой, с ходу отметая это предположение: - Федор не трус. И он слишком умен, чтобы бежать. Это ведь в любом случае будет конец для него: даже если он спасется сам со всеми чадами и домочадцами, а ты пощадишь город, - все-равно, кто потом станет уважать и слушаться царя, который при первой угрозе бросил на растерзание свою столицу? - Это так, - согласился Кощей, отставляя кубок и перехватывая с блюда кусочек ветчины, - но он может попробовать вывезти семью, женщин и детей. Тогда это уже не бегство, а забота о слабых и беззащитных. Молодой человек передернул плечами, хмуро усмехнувшись: - Знаешь, вряд ли он станет рисковать, давая тебе шанс заполучить еще больше заложников. Твои черные солдаты производят потрясающе сильное впечатление! Чародей его усмешки неожиданно не поддержал, устало поморщившись. Он тоже сел, опустив взгляд и принявшись в забывчивости растирать висок, а когда Иван хотел все же нарушить повисшее неприятно натянутое молчание, тихо заговорил сам: - Видишь ли, Ваня, когда-то было такое время, когда я буквально сходил с ума и неистово жаждал кровавой мести… Однако, собирать новую, как ты однажды выразился, обычную, армию, а потом еще и проверять ее на верность – у меня не было ни реальной возможности, ни, признаться, особого желания заново вставать на те же грабли. Вот я и… - он неопределенно взмахнул рукой, подобрав едкое словцо, - наваял! Так что это не самая значительная часть того, на что они способны. Иван подавленно молчал, глядя на мужчину болезненно-тревожными глазами. Он точно знал, о каком периоде своей жизни говорит чародей, догадывался и о том, что стоит за невыразительными словами скупого рассказа. О том, что сходить с ума ему приходилось не только из-за попранного самолюбия несостоявшегося владыки, не только лишь от боли предательства тех, кого считал своими товарищами и соратниками, но и от вполне прозаичной боли физической в переломанном израненном теле… Не мудрено со всем пылом возжелать ответить виновникам сторицей! Иван даже задумываться не хотел, как он восстанавливался тогда и справлялся со всем этим один, и больше всего в этот миг желал заключить невозможного чародея в объятья. Держать его так и не отпускать больше, закрывая собой, шептать в темные волосы насколько он любим и дорог ему, бесконечно необходим и важен… Но Кощей все понял по одному взгляду, улыбнулся вдруг необычайно светло, поднялся, и, наклонившись к застывшему в оцепенении парню, нежно поцеловал его судорожно вздрагивающие губы, успокаивая. - Правда, - небрежно бросил мужчина, немного погодя выпрямившись и отойдя от него, - к тому моменту мои недруги уже отомстили себе сами, причем так, что и я не придумал бы лучше! Полностью вернув себе хладнокровие, он невозмутимо наполнил кубки им обоим и снова потянулся к ветчине, но поесть спокойно ему так и не дали. При звуке труб Кощей и Ваня недоуменно переглянулись, разом забывая о недавнем случившемся приступе откровения. - Это не атака, - только и сообщил в пространство очевидное обескураженный Иван. - Значит хитрость, - как само собой разумеющееся заключил Кощей, подхватывая шлем.