Игла, кольцо и летучий корабль

*** Признаться честно, жестокая решимость, явственно читавшаяся во всем облике чародея, несколько пугала. Однако Иван молчал и не встревал ни в его сборы, ни в определение курса не только из-за поспешно данного обещания. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, куда именно Кощей направлял корабль, поэтому молодой человек совсем не удивился, когда судно достигло широкого речного устья и благодаря волшебству стало подниматься против течения. Не удивился он и промолчал, когда вовсе уж начал узнавать родные места. Он много думал за это время и пришел к определенным решениям. Во-первых, Иван прямо признал, что хотел бы этого визита может быть даже больше самого Кощея. Еще не так давно он отчаянно кричал любимому, что не предавал его и лишь по непреходящей своей наивной глупости попал в сладкую ловушку, и до сих пор считал важным, чтобы чародей к тому же убедился в этом воочию. Даже не из-за сложного и недоверчивого характера мужчины и каких-либо возможных опасений на его счет, а хотя бы просто потому, что прекрасно его понимал. Он сам на его месте чувствовал бы тоже самое. Чего уж греха таить, коли даже новость о том, что в его отсутствие Василиса навещала Кощея, Ванечку изрядно взбаламутила и вместо примирения, разговор с подругой свернул совсем в другую сторону, хотя он отчетливо осознавал всю абсурдность своего недовольства. - Дурак ты, Ванюша! – вполне ожидаемо разозлилась глубоко разобиженная Василиса. – Как есть дурак, со своими ревностями! Нашел кого и к кому! Я, значит, за них переживаю, аж сердце зашлось как тоску Кощееву увидела по тебе, чурбану бесчувственному… Я помочь стараюсь, Горыныча слезно прошу, чтобы тебя, дубину стоеросовую, поторопил… А он мне тут претензии предъявлять вздумал!!! В общем, спасибо и на том, что взашей не вытолкала, в самом деле в полено какое не обратив. Впрочем, и без ее помощи Иван хорошо представлял ту бездну, что скрывалась за обычно внешне безмятежным ликом чародея, и тем острее было желание, чтобы даже самая легкая тень сомнений не тревожила боле его душу. Потом, к чести его сказать, молодой человек ни на миг, ни капли не усомнился в избраннике, чтобы даже допустить в свои мысли то, что тот намерен устроить кровавую баню. Не такой Кощей человек! Да и рассуждая с холодной головой, - уж если до сего момента тот не сорвался в смертоубийственное безумие, несмотря на все перипетии его судьбы, то теперь-то ему с чего такое начинать? Иван даже позволял себе понимающе усмехаться изредка, - Кощей всегда отвечает р а в н о ц е н н о. Ну так, потрепать кое-кому нервы взамен собственных, и он, опять же, не откажется! Что уж говорить о Кощее, который здесь, пожалуй, самая пострадавшая – причем опять безвинно – сторона, так что чародей будет в своем праве безоговорочно. И ни совесть, ни сожаления, что вроде бы как самолично подвигнул колдуна ополчиться на своих родных – сколько-нибудь значительно парня не беспокоили. Начать с того, что Иван в принципе не видел ни повода, ни причины утаивать от своего суженого что-либо, - стыдиться ему нечего, и коли любят, то не обманывают и не замалчивают. В свою очередь, обижаться на мужчину тоже было не за что: уязвить в ответ на откровенность могло лишь равнодушие, а как раз равнодушным Кощея по итогам беседы назвать можно было с большим трудом. Молодой человек ясно видел усиленно скрываемый от него гнев чародея, корни которого уходили вероятно далеко в прошлое самого мужчины. Вряд ли Кощей вообще способен искренне расценивать семейные отношения как нечто безусловно положительное благодаря своей искалеченной юности или же питал теплые чувства к роду, породившему такое исчадие как Ванин благополучно покойный дядюшка. Так что Иван, любовь к нему и доверие чародея – это как раз уникальное счастливое исключение, достигнутое долгим терпением, чистосердечной заботой и неподдельной нежностью, в которых нуждается даже самый сильный человек. Поэтому, учитывая все обстоятельства, не сомневался Иван и в другом, - что поездка в отчий дом станет в некотором роде очередным испытанием и для него. Иначе зачем было требовать от него такое категоричное обещание? Нет, чтобы не задумал Кощей, но сделано это было точно неспроста. К тому же, надо было быть слепым идиотом, чтобы не заметить волнения и тревоги чародея, долгих и пристальных взглядов, которыми тот одаривал задумчивого царевича, когда полагал, что Ваня не видит, болезненной ноты, проскальзывающей иногда в их ласках и близости. Только вот свой выбор Иван сделал давно, задолго до того, как летел, вцепившись в загривок Серому обратно в замок, и согласен был хоть целую вечность каждый день доказывать своему подозрительному, но единственному и самому дорогому на свете колдуну, что любит. Так что подтвердить это родичам прилюдно не вызывало у него никакого внутреннего замешательства. Так будет честно и правильно, и он был уверен, что найдет нужные слова. Давно пора было прояснить вопрос раз и навсегда. И все же финальная часть приготовлений способна была в ком угодно пробудить сомнения и опасения. К городу они подошли глубокой ночью, в самый темный час, и причалили не к пристани, что у главных, Городецких ворот, а немного не доходя, лишь в пределах видимости городских стен. Перед тем Кощей куда-то надолго отлучался, а вернувшись, позвал Ивана за собой. Они сошли на берег и вместе поднялись на холм, откуда открывался прекрасный вид на Пятницкий конец – небольшой посад перед Пятницкими же воротами, за которыми располагался Большой торг. Здесь, обычным хлопком, - каким-то образом чародею удалось привязать к кораблю своих невидимых слуг, правда сколько и сколько их вообще Иван даже не пытался разбираться, - Кощей распорядился разбить себе шатер, что и было исполнено в мгновение ока. Шатер вышел на загляденье – из черного, расшитого серебряным рунным узором шелка и, насколько молодой человек мог судить, с одним из символов Мары на штандарте, где два треугольника соединялись острыми вершинами. Сюда же был перенесен здоровенный железный сундук, в котором при ближайшем рассмотрении оказалось сложено нечто вроде нагрудников. В центр каждого их них Кощей из другой прихваченной с собой кованной шкатулочки вставил по круглому, размером чуть меньше перепелиного яичка, кристаллику, матово переливающемуся в темноте рассеянным молочным сиянием. Отступил и скомандовал коротко: - Встать! Тотчас по его слову металл потек, он хоть и не плавился, а будто бы рос на глазах, дополняя и надстраивая отсутствующие детали, и вскоре перед шатром стояло несколько десятков фигур, похожих на полностью одетых в причудливый доспех воинов… Похожих, да. Если конечно не учитывать серповидные шипы на плечах, предплечье, по бокам голеней и на латных перчатках, и что оружие растет прямо из ладоней, а в прорези шлемов не было лиц. Туда будто вползла ночная мгла, чуть разбавляемая тусклыми бледными огоньками. Ивана нескрываемо передернуло. - Ну вот теперь пора, - негромко заключил Кощей, неслышно приблизившись к нему со спины. Молодой человек с усилием оторвался от специфического зрелища, обернулся на голос и замер, увидев, что гибкий стан чародея под плащом тоже одет в булат. И там, внизу на реке, качался в утренней дымке уже не их кораблик, красивый и ладный, будто радостная звонкая песня, а во множестве своем нечто хищное, грозное, ощетинившееся неведомыми жуткими орудиями, казалось только и ждущее отмашки для стремительной атаки. Иван тихо ахнул, оценив состав и размер неведомой флотилии, внезапно возникшей на пустом месте. - Что ж, если даже на тебя подействовало… - дернул губами в усмешке Кощей, зорко следя за реакцией парня, и спокойно заметил. - Это – иллюзия. А вот это уже не совсем. Он указал на лесочек поодаль. Обычно меленький и редкий, на просвет видный, сейчас тот словно бы разросся, подобрался и встал густой стеной, враждебно гудя словно под несуществующим ветром. Только полный дурак рискнул бы сунуться туда без крайней нужды… Иван пораженно покачал головой и снова повернулся ко внимательно наблюдавшему за ним чародею. Однако если мужчина и ждал от него вопросов или возмущений, то не дождался. - Я помню, что обещал не вмешиваться, - все-таки нарушил напряженное молчание молодой человек и с легким укором улыбнулся, твердо выдержав пронзительно-острый взгляд зеленых очей. И что-то дрогнуло в их глубине в ответ, Кощей ощутимо расслабил плечи, опустил ресницы с толикой признательности и облегчения и мягко попросил: - Хорошо. Тогда побудь в шатре, Ваня, не показывайся пока. Иван пожал плечами и без тени недовольства проследовал куда было сказано, тем более, что даже оставаясь внутри он мог отчетливо видеть и слышать все, что бы ни происходило вокруг. А происходило там страшное! Беда, какой не знали за неведомо какую вину, обрушилась в то утро на ни о чем не подозревавших людей. Еще вчера они спокойно легли спать, чтобы отдохнуть перед новым днем, полным насущных трудов и забот, - иногда приятных, иногда не очень, - а сегодня в их дома врывались кошмарные черные воины. Они были неуязвимы для топора или вил, для огня или кипятка. Они были бессловесны и неумолимы, они находили жертву в любом убежище, вытаскивали за что подвернулось и вышвыривали вон из дверей, за ворота и под детские визги, крики и вой гнали подальше от родных домов туда, где стояли чужие корабли и за ночь вырос черный шатер… Стоявший в его тени Иван скрипел зубами, но когда вся эта толпа расхристанных людей приблизилась на достаточное расстояние, невольно разжал кулаки и задумался: конечно, пострадавшие среди них были. Кто с порезами, кто побитый и оглушенный, но не более того, не говоря уж о трупах или тяжелых ранах. Да и время для нападения, как оказалось было выбрано идеально, - работный люд встает рано, так что голым с постели выдернули разве что самых малых детишек. Остальные уже поднялись и приступили к домашним хлопотам, просто еще не успели разойтись кто куда по другим делам. Зачем этот переполох Кощею он предположить не смог, поэтому остался на месте и продолжил наблюдать. Между тем баб и ребятишек споро отделили от мужчин, и когда цепь Кощеевых солдат распалась, вокруг них в тот же момент вспыхнула частая тонкая сеть из белых лучей, уходившая вверх над головами еще почти на сажень. Какая-то красивая молодайка кинулась было на нее, но с воплем упала назад на руки товарок, тут же загомонивших и запричитавших над ее ладонями – кожа на них мгновенно покраснела, сморщилась и растрескалась как от сильного ожога. - Осторожнее, - внезапно раздался звучный и сильный голос, мгновенно перекрывший весь шум. – Она может прожечь насквозь! Совершенно непонятно откуда, перед напуганными и разозленными людьми появился сам чародей. Выглядел он еще более ужасающе, чем его железные солдаты, а от всей тонкой фигуры веяло гнетущей мощью. - Правильно, - Кощей прошел вперед и остановился напротив парня, кинувшегося было к женщине, но запнувшегося на середине шага. Смерил его оценивающим взглядом и равнодушно сообщил. – Убить меня ты все равно не сможешь. По его взмаху прочих мужчин окружила такая же сеть. - А если проверить?! – отчаянно выплюнул тот, с ненавистью глядя в мерзкую харю врага, прямо в горевшее в темных провалах глазниц зеленое колдовское пламя. Чародей рассмеялся и его смех неожиданно оказался красивым, чарующе-бархатистым и благозвучным. - Лучше не трать зря время и силы, - посоветовал он таким тоном, будто бы подобное предложение доставило ему удовольствие, – а послушай. Если ты мой приказ исполнишь в точности, то я и тебя отпущу, и твоих соседей больше пальцем не тронут, никто из них не пострадает больше, чем уже есть. Любые звуки – как отрезало после его слов, даже младенец, которого взволнованная мать слишком сильно прижимала к груди, лишь недовольно покряхтывал, вместо того, чтобы заходиться плачем. - Что нужно делать? – опустив голову тускло спросил молодой мужчина после минутной заминки, плечи его обреченно поникли. - Ничего постыдного или непосильного, - холодно заверил его колдун и указал шипастой дланью в сторону освещенных рассветным солнцем крепостных стен, где уже во всю было заметно движение, скорее смахивающее на паническую беготню, чем на подготовку к обороне. - Сейчас ты пойдешь в город и потребуешь, чтобы отвели тебя прямиком к самому царю. Рассказывать обо мне можешь кому угодно и сколь угодно в каких хочешь подробностях, ему же скажешь так: явился к нему не кто-нибудь, а сам Кощей Бессмертный... Слитный вздох ужаса разнесся над холмом, стала былью страшная сказка. - Явился не за данью какой и не за полонянниками, - с тем же ледяным спокойствием жестко продолжил чародей, – а за тем, что его по праву, и зело он гневен нынче. Посему, пусть до заката выдаст мне живым или мертвым Ивана-царевича. Ну а ежели промедлит либо вовсе не выдаст, то пусть тогда на себя пеняет – я от его царства ни пепла, ни косточек не оставлю! Кощей вытянул на этот раз левую руку и от нее вырвался сноп бело-голубого огня, молниеносно пролетевший далеко к самым пристаням, и в единую секунду дерево построек, которого оно касалось, почернело, обуглилось и рассыпалось прахом.