Это было по меньшей мере просто смешно. Честно, Шэнь Цинцю пытался посмеяться, когда Лю Цингэ пришел извиняться в первый раз. Так мало того — он действительно извинился! А Шэнь Цинцю был излишне в шоке, чтобы хоть как-то внятно реагировать. Только на рефлексах, вбитых им самим в свое же тело, закрыл лицо веером, да попытался обсмеять ситуацию. Вид дерганного и какого-то излишне блеклого что ли вечного соперника изрядно выбил из колеи. Лю Цингэ не должен быть в таком виде, тем более ранним утром напротив его дома! И, подумать только, извиняться в чем-то перед, вдуматься бы, Шэнь Цинцю. Извиняться перед тем самым Шень Цинцю, которого он гнобил, годами презирал и ненавидел, который доводил самого Шэнь Цинцю до белого каления, стоило просто открыть рот. Но это было — факт. И это совсем не укладывалось в голове у не спавшего третьи сутки лорда Цинцзин.
Неизвестно, что там в нем разглядел Лю Цингэ, который после невнятных извинений стоял столбом, отвратительно раскрасневшийся и совсем невписывающийся в пейзаж Цинцзин, но убегал он (Это был побег! Черт подери, Лю Цингэ действительно сбежал!) еще более красный и… Испуганный? Злой? Что это были за эмоции? Шэнь Цинцю еще долго простоял на пороге хижины, пустым взглядом смотря вслед сбежавшему Лю Цингэ. В неком отупении он сел за стол, окидывая наполовину разобранную документацию взглядом. Тот зацепился за только что прочитанный отчет от Аньдин о принесенных адептами Байчжань разрушениях в перепалке с кем-то с Цинцзин. И именно глава Байчжань меньше чем палочку благовоний назад стоял на его пороге и просил прощения… Шэнь Цинцю тихо и нервно, почти истерично рассмеялся. Нет, такого быть не может. Если он еще со скрипом поверит, что такой гордец, как Лю Цингэ, может признать свою вину, то в извинения конкретно перед ним он не поверит никогда. Да и за что? Шэнь Цинцю хранил на него столько обид, лишь половина из которых была им надумана и притянута за уши. За что именно он мог извиниться? Не за все же? Полный в уверенности своей невменяемости и очередном искажении ци, навеянном усталостью, Шэнь Цинцю выделил себе один день на отдых.
И он совсем не догадывался о том, как мучительно изводил себя тренировками Лю Цингэ, вернувшись на пик, выплескивая через резкие и мощные движения накал эмоций. Даже без сознательного применения энергии, от клинка исходили потоки острого ветра при рассечении воздуха. Получающийся свист заставлял ныть зубы, но Лю Цингэ не замечал этого. Подумать только: он в кои-то веки смог набраться решимости извиниться за резкие слова перед этим Шэнь Цинцю, а тот имел наглость выглядеть столь ошеломленно, будто он сделал что-то совсем невероятное. Причем не в лучшем смысле. Этот неверящий взгляд больно полоснул по гордости. Да будто он никогда не признавал своих ошибок!
Но… Вообще-то, перед Шэнь Цинцю не признавал. Это наставник видел, как он рос, как заставлял себя двигаться дальше сквозь боль, пот и кровь. Видел, позволял себе шутки над пока неопытным юнцом, направлял. Шэнь Цинцю же только насмехался. Очень болезненно насмехался, словно без труда находил самые воспаленные места и бил прямо по ним. Но он не имел совершенно никакого права, он не наставник! Вот только попадал так же точно, и Лю Цингэ обманулся, решив, что тот специально бьет, желая задеть побольнее. Он же всегда к старшим подлизывался, мог через насмешки попытаться подмазаться к его наставнику. Как-то же он стал главным учеником на своем пике, хотя прошло чуть больше года, а навыков толком не было, кроме грязных трюков. Значит, подмазался, как и прочие на их пике. Лю Цингэ сам был из знатной семьи и знал, как это работает. Потому и пошел на Байчжань, где была важна лишь собственная сила.
Вот только как узнал, что зря накричал снова на лживого засранца, как стало… Совестно. Он понимал, что не сдержался, понимал, почему, и знал, что, окажись вновь в такой ситуации, повторил бы не задумываясь. Но почему тогда Шэнь Цинцю не защищался? Почему молчал о собственной невиновности и снова насмехался, даже не пробуя оправдаться? И снова тот насмешливый взгляд, и снова та усмешка, и снова ядовитые слова, бьющие по гордости раз за разом. И уже после, лежа в отдельной палате, когда с ситуацией разобрались и ему рассказали про демонических совершенствующихся, Лю Цингэ пришлось прислушаться к Му Цинфану.
— Подумай об этом. — Тон лекаря был усталым, но не от физической нагрузки. Он всегда так говорил с самыми проблемными пациентами, и Лю Цингэ не раз слышал его, обращенного к нему. — Неужели ты теперь будешь винить его в каждой передряге, которая будет случаться с тобой? — Он гневно посмотрел на лекаря. Тело было парализовано, и это было единственным под силу действием. — Ты думаешь, у Шэнь-сюна нет своих дел? Думаешь, он спит и видит, как сделать тебе гадость? — Согласное мычание. — Глупости, зачем ты ему вообще нужен?
Эти слова его так поразили тогда. Задумавшийся Лю Цингэ не заметил, как, покачав головой, лекарь тихо удалился. Цингэ, как никто другой знал, что Шэнь Цинцю был подобен ядовитой гадюке с клыками, полными яда, и практически не скрывал это. И разве не хотел и не мог он сделать очередную гадость, если представилась возможность? Они с Цингэ очень долго воевали, и он не раз слышал обещания смерти в свой адрес. Так почему нет? К тому же он не стремился доказать свою невиновность, а значит соглашался, пусть и молча. Но он никогда ничего не отрицал, если подумать. И, вспоминая тот день, Шэнь Цинцю выглядел на удивление… Человечно. Не было той внешне идеальной куклы, нет, он был раскован, даже чуть мягок и не было ощущения опасности… Вот оно! Будь у Цингэ возможность, он бы подскочил и начал мерить комнату шагами. Получается, Шэнь Цинцю видел в нем опасность? Но почему? Хотя, Лю Цингэ никогда не видел его таким расслабленным. Кажется, Юэ Цинъюань говорил что-то подобное, когда они ссорились, мол, он просто недоверчив… Да и промелькнула мысль, что даже змеи не нападают без причины, а уж добычей Лю Цингэ точно не был.
Зерно сомнений росло с каждым днем все больше и больше. Но здоровье наконец восстановилось и пришлось вернуться на свой пик. Следовало лично разобраться с семьями погибших, увеличить тренировки, чтобы подобной ситуации не повторилось, разгрести отчетность. Времени, чтобы лично разобраться с Шэнь Цинцю не было, а когда появилось, выяснилось, что тот ушел в пещеры Линси и неизвестно, когда вернется. И Лю Цингэ пришлось дальше вариться в котле своих противоречивых ощущений, пытаясь найти истину. Он никак не мог выкинуть того из головы, стоило мирной воде убеждений колыхнуться. Весь мир делился на черное и белое, и Шэнь Цинцю прочно занимал место подлого злодея до того момента, пока Му Цинфан не ткнул носом в то, что Лю Цингэ, казалось, игнорировал. И получалось, что все это себе Лю Цингэ просто надумал, а Шэнь Цинцю… А Шэнь Цинцю он был не нужен? Тогда почему тот не упускал возможности позлословить?
И в сомнениях Лю Цингэ случайно задал вопрос тому, к кому в обычной обстановке даже подойти побрезговал бы.
— Почему шисюн Шэнь такой? — Шиди Шан задумчиво почесал макушку кончиком кисти. Уточнений не было, но они с Шэнь Цинцю и не требовались. Шан Цинхуа был вынужден часто видеться в последнее время с Лю Цингэ потому, что, стоило признать, его подопечные доставляют немало проблем, да и инвентаря портят тоже немало. — Сложно вот так сразу сказать. — Он неуверенно посмотрел на Лю Цингэ и задумчиво замолк, боязливо дергаясь.
— Раз уж начал, то договаривай. — Без ожидаемой агрессии приказал Лю Цингэ. Видеть того не за мечом, а за бумагами было чем-то странным, но Цинхуа уже видел многое и так ярко не реагировал.
— Вряд ли шиди Лю помнит ту миссию. Мы тогда были еще старшими учениками и втроем отправились на задание. Лорды еще тогда приказали найти общий язык. — Шан нервно хихикнул, но осекся. Однако Лю Цингэ лишь кивнул, действительно припоминая. — На нас тогда напали, и шисюн Шэнь спас вас от призрака. — Лю Цингэ замер. — Тот подкрался со спины, и вы сами не успевали отреагировать, но шисюн Шэнь направил клинок и убил призрака. Его меч вас поранил слегка в плечо, но, так как призрак развеялся до того, как вы его увидели, вы подумали, что шисюн Шэнь на вас напал.
— Тогда почему он ничего не сказал? — Уставившись в пустоту напротив себя, спросил Цингэ.
— А вы бы поверили? — Просто ответил вопросом на вопрос Шан.
— Нет.
Он говорил еще что-то, но Лю Цингэ не слушал, погрузившись в свои мысли. Шэнь Цинцю никогда не оправдывался. Не оправдывался, потому что ему все равно не поверят? Но он вел себя так, что в его виновности не оставалось сомнений, да и мстил жестко, если заденут, естественно ему бы никто не поверил. Лю Цингэ никогда не верил.
— То есть глава пика Байчжань, самостоятельно выбравший миссию для обучения адептов, с треском провалил ее и теперь обвиняет этого скромного лорда в собственной несостоятельности?
— Неужели ты теперь будешь винить его в каждой передряге, которая будет случаться с тобой? Ты думаешь, у Шэнь-сюна нет своих дел? Думаешь, он спит и видит, как сделать тебе гадость? Глупости, зачем ты ему вообще нужен?
Просто попытавшись представить, каково это — терпеть необоснованные обвинения раз за разом — Лю Цингэ чуть не задохнулся от обиды. А ведь Шэнь Цинцю успел насолить многим, кому острым языком, кому просто своим существованием. И ведь дел-то у него не меньше, чем у Лю Цингэ. И если потренькать на цине или флейте для адептов не сложно, то вот манеры и прочее доводили Лю Цингэ до исступления. А этот змей гордый, всегда с идеальной прической и опрятной одеждой без единой лишней складочки, с гордо поднятой головой, не кланяющейся лишний раз. Господин над господами. И там, где Лю Цингэ запальчиво обнажил бы меч, Шэнь Цинцю метко кусал словами в больное место. И за это его ненавидели все, даже свои.
Он… Должно быть, сильно удивился, увидев его на своем пороге да еще и едва минул рассвет. И, судя по виду, даже не ложился. Лю Цингэ повел себя, как последний идиот. И он придет еще раз, уже официально и в нормальном виде, и извинится. Если не чтоб загладить свою вину, так чтоб доказать этому гордому змею, что он достаточно умен, чтобы признать свою ошибку! И сделает это прилюдно, чтоб не казалось, будто он стесняется! И пусть все знают, что сам Лю Цингэ извинился перед этим невыносимым Шэнь Цинцю!
***
Откровенно вымотавшийся Шэнь Цинцю проспал до полудня и выполз за полтора шеченя до обеда. Пробуждение всю жизнь давалось ему тяжело, когда бы он ни просыпался, а потому недовольный от этого он несколько резко спровадил звереныша прочь на какую-то миссию. Смотреть на эту липучку было тошно. Слишком покорный, слишком идеальный, слишком сильный, как оказалось, он был будто бы везде и не давал проходу. Адепты косились, и, когда стало совсем невыносимо, Цинцю его просто отослал с глаз долой. Звереныш теперь достаточно сильный, можно и одного отправить. Он проморгал тот момент, когда из мелкого щенка, готового зубами вцепляться в глотку тем, кто нападал, выросло это. И теперь расплачивался своими и чужими нервами, вынужденный буквально отдирать от себя цеплявшегося хуже репейника мальчишку. Тот взгляд, когда Ло Бинхэ понял, что его посылают на миссию, которая займет несколько дней, запомнился довольно четко. И, кажется, он с Мин Фанем выдохнули с одинаковым облегчением, когда звереныш покинул пик, пусть только и временно.
Обед прошел довольно мирно, и Шэнь Цинцю вышел из столовой, которую посетил ради небольшого разговора с прочими наставниками пика, в относительно хорошем расположении духа. Вышел, и против воли застыл, встретив на пути почти мирно разговаривающего Лю Цингэ и Мин Фаня. Первый с какого-то перепугу приглашал его главного ученика на Байчжань «погостить». Шэнь Цинцю не успел услышать деталей и быстро спровадил ученика, наградив для профилактики суровым взглядом. Но Мин Фань лишь сбежал, невнятно попрощавшись.
— И что же привело главу пика Байчжань на Цинцзин? — Шэнь Цинцю отчаянно надеялся, что утреннее происшествие было бредом уставшего мозга.
А потом Лю Цингэ извинился вновь. Громко, четко, смотря прямо в глаза без следа сомнений. Шэнь Цинцю не был уверен в том, что смог удержать лицо. А когда он протянул обеими руками мешочек цянькунь с чем-то в качестве извинительного подарка, при этом склонив голову в поклоне, веер чуть не выпал из ослабевшей руки. Весь Цинцзин замолк, шокировано наблюдая за этим. Цинцю давно не находился в столь смущающем положении, да и, судя по вновь появившемуся румянцу, Лю Цингэ тоже. Медленно, опасаясь сам не зная чего, он так же двумя руками принял подарок, выговаривая слова благодарности и принимая извинения. Он в это не верил, что видел и Лю Цингэ, но последний только кивнул, словно все так и было задумано, и ушел. Просто развернулся и ушел, оставляя других гадать, что за муха укусила Лю Цингэ.
Заглянув мельком в мешочек, Шэнь Цинцю понял, что даже не подумает возвращать подарок хотя бы из жадности. А зная Лю Цингэ, это точно его руками добытый трофей, и в качестве не приходилось сомневаться. Мин Фань позже попробовал поинтересоваться, что там, но Цинцю лишь как-то вымученно растягивал губы в улыбке и обрубил, что это не его дело.
***
В свой третий и вновь нежданный визит Лю Цингэ пришел вечером. Цинцю молча пропустил гостя и даже лично разлил им чай. Лю Цингэ весь как-то лучился самодовольством, оглядывая его так, будто все знал и радовался этому, что Шэнь Цинцю очень резко захотелось набить ему морду. Просто ударить кулаком по лицу и сломать, к примеру, нос. Чтоб неповадно было больше так смотреть. Но Лю Цингэ вновь удивил его. Он спокойно пригубил чай под подозрительным взглядом Цинцю, хотя раньше бы точно побрезговал, и независимо подтолкнул ему еще один мешочек цянькунь. Так как они были наедине, сейчас Шэнь Цинцю решил не прятать своих подозрений, чем, кажется, смешил незваного гостя.
— С чем пожаловал глава Байчжань в этот раз? — На мешочек Цинцю смотрел так, будто ждал, что из него выпрыгнет змея и укусит его. Лю Цингэ весело фыркнул.
— Если бы я собирался убить тебя, я бы вызвал тебя на бой.
— А это что? — Он кивнул на артефакт.
— Подарок. — Как ни в чем ни бывало ответил Цингэ. Он выглядел так, будто Шэнь Цинцю должен понимать, о чем речь. Тот не понимал, но гордость не позволяла задавать вопросы прямо, а с каждой секундой, видя его растущее напряжение, незваный гость выглядел все довольнее, словно все шло по его плану.
— Ясно.
И они замолчали, в полной тишине допив чайник с красным чаем. Тишина ничуть не напрягала Лю Цингэ: тот скользил взглядом по Шэнь Цинцю, его столу, не вглядываясь в документы, по остальному кабинету, уделив чуть больше внимания виду из окна. Будь это обычная ситуация, то Шэнь Цинцю действовал бы иначе, попытался хотя бы выгнать Лю Цингэ. Да тот бы в обычной ситуации и шагу бы не сделал в сторону Цинцзин. Однако он здесь, дарит непонятный подарок, да еще и не бросается с мечом. Шэнь Цинцю терялся, не зная, что делать, а потому не делал ничего. В конце Лю Цингэ так же молча удалился, оставляя за собой шлейф непоняток, сомнений и предчувствия чего-то этакого.
