Холодная осень

      Не став сдерживать зевок и лишь прикрыв его ладонью, Шень Цинцю лениво прищурился, слегка повернувшись к окну. Еще темно и нескоро встанет зимнее солнце, чтобы на короткий срок осветить этот проклятый мир. Собранные одной лишь лентой в простой низкий хвост волосы в кои-то веки не стягивали кожу головы, будучи туго заколоты короной. Свечи практически не колыхались и мягко освещали чуть прохладный кабинет. Хотя Мин Фань наверняка бы трясся за своим местом и, прикрывая собственную слабую стойкость к температуре заботой об учителе, просил бы через каждую палочку благовоний развести огонь в очаге. Эта мысль вызвала крайне слабую, но все же улыбку.       Цинцю честно нравился выдрессированный им ученик: он был невероятно удобным, и Цинцю изрядно повозился, чтобы слепить его под себя. Исполнительный и в меру инициативный; покорный, но умеющий думать, когда того требует ситуация; внимательный, однако никогда не воспользуется этим против своего учителя. А также это был еще один щелчок по носу для зазнавшегося Лю Цингэ. Шень Цинцю знал, что Мин Фань изначально хотел попасть на Байчжань и даже пытался пройти там испытание. И тем приятнее было смотреть на Лю Цингэ, когда Шень Цинцю назначил мальчишку своим главным учеником. Лорд Цинцзин первым среди всех назначил своего преемника, и, как бы ни злословили слухи, еще ни разу не пожалел об этом и в действительности собирался сделать его таковым, когда придет время. Если, конечно, мальчишка не помрет раньше. А еще у Мин Фаня была эта осознанная… Шень Цинцю называл это мягкостью, позволяющей находить компромиссы, которая также была и у Юэ Циньюаня, но он об этом никогда никому не скажет. Однако в мальчишке также были и гордость и расчет, которыми, на взгляд Цинцю, глава секты был обделен, отчего и вечно… Ошибался. По крайней мере, на его счет.       Прогнав неприятные мысли о прошлом, неизменно всплывающие при малейшем намеке на Ци-гэ главу секты, Шень Цинцю расслабленно потянулся, сцепив руки в замок и вывернув внутренней стороной ладоней вверх, и с тихим стоном выдохнул. Хорошо. Очень хорошо. Эта была одна из тех вещей, за что он искренне любил Цинцзин и даже считал это место домом. Даже не свою хижину в отдалении от остальных построек, а именно этот рабочий кабинет, пропахший благовониями, пергаментом и чернилами. Цинцю эти благовония использовал редко, не столько чтобы удовлетворить собственное желание ощутить ароматы, сколько чтобы перебить чужие запахи. Маленькая слабость слишком чувствительного Цзю. Это было неправильно, даже могло быть опасно, если бы кто-то захотел, к примеру, отравить его, но он мог себе это позволить и позволял. Приручал самого себя к мысли, что теперь он не раб, а господин. Самооценка ощутимо грелась, и этого становилось достаточно.       Полусонный взгляд проскользнул по рабочему месту. Резная курильница на краю стола — подарок Му Цинфана за какой-то редкий трактат; символ того, что пока не каждый человек считает его гадом, как бы Цинцю ни не везло. Сегодня ночью яблочные благовония, от которых на языке оседает сладость. Песочная картина от слишком много знающего Юэ Цинъюаня; подарки главы секты не выбрасываются, даже если очень хочется запустить их в тупую бошку, а ты второй по значимости в секте. Точно такая же картина была в магазине, где они с Ци-гэ долгое время попрошайничали. Спустя столько лет, гад, запомнил, как блестели его глаза при взгляде на кажущееся сокровищем творение, но не хватало совести, это у него-то, украсть. Просто потому что продавец частенько подкармливал бедных бродяжек выпечкой из соседней лавки. Рулоны свернутых документов и листы бумаги с подсыхающими чернилами. И…       Взгляд застыл на веере. Улыбка сменилась веселой усмешкой, а пальцы ласково погладили желтый шелк, меж которым были спрятаны отравленные острые спицы. Пожалуй, только Хуан Цинсюаню, этому саркастичному мерзавцу, Шень Цинцю мог простить подобную выходку. Разумеется, он тоже отдарился от такого подарка, но глава теневого пика все равно получил больше удовольствия от наблюдения за тем, как лицо его шиди меняется под влиянием эмоций. Шисюном, как и положено, он звал его лишь на людях, но и это прощалось, как и самому Цинцю прощались его грубые слова и редкие вспышки истерических припадков. Их с Цинсюанем можно было даже назвать… Приятелями? Нет, дружить они разучились давно, но друг другу доверяли, так как их объединяли общий дом, за который они были готовы уничтожить посторонних, и скотский характер. Да, если их «фея» Цинци и могла на дух не переносить кого-то сильнее, чем Цинцю, так это был Цинсюань. И это их обоих смешило.       В дверь раздался вкрадчивый стук. Цинцю с тоской огладил веер, провожая ускользнувшую утреннюю невесомость момента, и как всегда промолчал. Юэ Цинъюань всегда умудрялся найти его, где бы Цинцю ни прятался, и никогда не уходил прочь, как бы его ни прогоняли, пока не побудет в компании своего дорогого шиди хотя бы четверть палочки благовоний. —  Доброго утра, – проходя в кабинет, молвил Цинъюань. Уже не дожидаясь разрешения, он неспешно сел напротив.       И тишина, нарушаемая лишь почти неуловимым звуком дыхания. Цинцю вернулся взглядом к последнему им отложенному документу, дотошливо проверяя на любые возможные ошибки. Уже не было некой нервозности под чужим взглядом. Только привычное раздражение и накрывающая сонливость. Сквозь запах яблок донесся аромат корицы, бергамота и каких-то горьковатых трав. Значит, вечером Цинъюань был у Цинфана и вновь просил успокаивающую настойку. Цинцю нравилось, как сочетание травяных сборов лежит на самом Цинфане, делая его безопасно-уютным для внешнего взгляда, но главе секты этот аромат совершенно не подходил. С ним пропадала его аура домашнего комфорта, на которую велись поголовно все, делая его образ ненастоящим. При этом никто не мог представить Юэ Цинъюаня в каком-то ином амплуа, кроме как доброго и благородного главы школы Цанцюн, обнажающего клинок и твердость духа лишь в самых крайних случаях. Поразительным способом запах трав снимал эту маску, однако, Цинцю давно стоило признать самому себе, что Юэ Цинъюань даже на улицах не терял благородства облика. Да, он завидовал. Уж его дрянную суть не скрывали ни манеры, ни шелка. — Слышал, трое учеников Байчжаня напали на ученика Цинцзин, — спокойно начал глава секты. Кто-то мог бы сказать, что он не стал ходить вокруг да около, но было совсем наоборот. — Это дела Цинцзин и Байчжань. — Не могу не согласиться, — Юэ Цинъюань тяжело вздохнул, но Шень Цинцю по-прежнему отказывался поднимать на него взгляд, лишь поменял документы в руках. — Но ты же знаешь, что шиди Лю никогда не придет обговорить это, не устроив очередную драку. — Мы сможем разобраться с этим сами, — «… все же не маленькие дети». — Конечно, — покорно кивнул Цинъюань. И вновь тишина, и вновь чужой взгляд, наполненный виноватой нежностью. От него казалось, будто по телу скользят самыми кончиками пальцев, и нестерпимо хотелось передернуться. Сейчас Цинцю терпел. Они не на людях, а значит упрекнуть за невежливость не выйдет, а взгляды были явно лучше попыток прикосновений. Помнится, они несколько раз чуть не подрались… Он чуть не подрался, не подпуская к своему телу чужие руки с противной лаской. — Ты вновь задерживаешься до самого утра с бумагами. — И вполне справляюсь, — не дал развить мысль Цинцю. С Цинъюаня сталось бы навязать свою помощь. — У главы секты есть еще какие-то вопросы к этому лорду или мне требуется проводить вас лично до дверей? — Зачем ты так?.. — Обреченно выдохнул Юэ Цинъюань. Шень Цинцю поднял потемневший от бешенства взгляд. — Это уже не наше… Прошлое. Больше не нужно огрызаться за кусок хлеба и, тем более, переносить это на детей. — Это все? — Сяо Цзю… — Прочь.       Со взглядом побитой собаки, будто его незаслуженно пнули, а не он пришел вновь навязывать свою мораль, Юэ Цинъюань покорно встал и поплелся на выход, тихо затворив за собой дверь. Лишь когда чужое присутствие перестало ощущаться, а смесь ароматов вновь скрылась за яблочным запахом, Цинцю расслабленно выдохнул и потер ноющие виски. Безобразно испорченное утро и через полшеченя общий подъем. Вновь снующие туда-сюда дети, бегающие с вопросами и за миссиями старшие ученики, прием отчетов внешних адептов, а еще встреча с еще более невыносимым Лю Цингэ и вероятная драка… Пожалуй, и ему пора навестить Му Цинфана.       Кто-то, тихо шлепая сапогами по снегу, а после по порогу, оставил что-то около двери и убежал. Цинцю быстро, но не особо спеша дошел до двери, успев заметить спину и знакомую макушку. Только одному ребенку на пике хватало наглости столь откровенно навязываться ему и… От круглых булочек и из носика чайника шел видимый на морозе пар. Цинцю поднял поднос и задумчиво занес внутрь. Чуткий нос улавливал запах специй для мяса и медово-сосновый аромат напитка. Что же, последнее становилось особенно интересно и даже слегка отвлекло от неприятного визита. Устроившись за столом, Цинцю неспешно налил чай, но не в предложенную фарфоровую чашку, а в имеющуюся серебряную. Отложив напиток чуть в сторону, взял одну из булочек с мясом, разломал пополам и беспардонно посыпал на тесто и начинку какой-то белый порошок. Но — вновь ничего, никаких признаков яда что у еды, что у напитка. И на вкус было довольно сносно, особенно Кимун. Значит, для этого Инъин недавно спрашивала рецепт…       Но неужели мальчишка думал, что одной едой сможет заполучить его благосклонность? Или же это было «спасибо» за недавнее происшествие? В любом случае, стоит увеличить тренировки учеников, а конкретно за этим мальчишкой присмотрит Мин Фань. И если он не сдастся от возросшей нагрузки, при этом умудрившись поддерживать темп учебы на высшем уровне, то уже через полгода можно будет выдать пособие по культивации. Впрочем, знакомый упрямый взгляд подсказывал, что этот Ло Бинхэ скорее выживет остальных учеников, которых сможет, чем уступит в обучении. Это закономерно вызовет неприязнь со стороны остальных, но… К таким, как они, жизнь всегда относилась хуже, и Шень Цинцю не собирался облегчать ему задачу.