Наблюдая за скрывающимся в небе вертолетом, Ксено не покидало ощущение, что вместе с летающим аппаратом улетело кое-что другое, вырвавшееся из него с корнем. После него на душе стало невероятно легко и свободно. Он не мог перестать улыбаться. Однако, когда вертолет исчез из поля зрения, прежнее чувство щемящей тоски нахлынуло с небывалой силой, заставив подкоситься ноги. Успев ухватиться за открытую дверцу машины, Ксено успел избежать не мягкого приземления своего тела с влажным песком.
Наверное, припекло. И проголодался. Все-таки ему следовало остаться еще на часик, чтобы позавтракать со Стэнли, а не убегать за оставленными в не отремонтированном кабинете вещами, ради которых, собственно, и прибыл на военную базу. Не по приказу высшего руководства — лишь его проявленный интерес к новому
открытию; нет, правильнее
мутированной болезни, кою обнаружили у нескольких новобранцев, вернувшихся из Африки. У тех первое время были некоторые осложнения, вплоть до внутреннего кровоизлияния, но после состояние вроде как стабилизировалось. Как бы то ни было, это не помешало Ксено отвлечься от своего проекта и заняться проблемой, что могла превратиться в настоящую катастрофу. А подобным ученый любил заниматься не меньше, чем проектировать ракеты и назначать лучшее время для полета.
Знал ли он, что здесь окажется еще и Снайдер? Нет. Вплоть до того мига, пока не увидел, как новая модель боевого самолета совершила невообразимый маневр, поднявшись высоко и укрывшись за грязной подушкой кучево-дождевых, а затем появившись с неожиданного места, словно орел, пикируя к столбам, снова развернувшись на 360 градусов и…. Такое мог сотворить только опытный и ловкий летчик, однако даже для подобного приема тому потребовался бы крепкий желудок и твердая воля.
Но сердцем — теория вероятностей вновь дала сбой, отдав все сто процентов только одному, и эта нелогичность сводила с ума, — Уингфилд понял, кто был в кабине. Хотелось, конечно, верить, что он ошибался, но нет: истребитель сел и из него вышел его офицер. Равнодушно относясь к торжественным аплодисментам и улюлюканьям, и чем-то явно расстроенный. И он хотел уйти.
А был ли смысл в том, чтобы дальше строить вторую Берлинскую стену? Может и был, но для чего? Ксено определенно не хотел всего
этого. И он искусно манипулировал самим собой, заставляя отступиться, закрыться… вырвать под самый корень нечто особенное на худой конец. Он собирался трусливо сбежать, и смог бы, не узнай Снайдер о его присутствии на базе. Если не хочешь проблем — проще избежать их, так ведь? И пусть это не складывалось с его характером, пусть от этого могло исказиться его кредо.
Его попытались остановить.
Это было невыносимо больно. Так, будто из него вырывали сердце, потом легкие, печень и желудок, — и все это без наркоза. Чтобы он почувствовал все. Нет, чтобы он вспомнил все. В одиночестве ему было комфортно, но никогда так хорошо ему не было, когда рядом был Стэнли. Не потому, что он заинтересовался им в детстве, что оберегал и готов был любому оторвать голову за причиненный вред. Обычное его присутствие, обычное поддержание разговора без всяких заумных слов и терминов, молочный коктейль в жаркие дни и свежая выпечка миссис Уингфилд, глупый мультфильм на старом телевизоре и крутящееся по радио ретро… Эта простота была самым важным, что могло только произойти в его недолгой жизни.
Водитель, заметив немного удрученного начальника, поспешил к нему и помог сесть в машину. После предложил бутылочку холодной воды. И чудо, Ксено будто обрел второе дыхание.
Если бы он и назвал себя круглым идиотом, то именно сейчас. Прежде не сказал бы, ибо привык к пропускам приема пищи, длившихся “всегда”, но сейчас — да. Потому что отказался от
элегантного завтрака с так и не проснувшимся Снайдером. Как бы ему ни хотелось остаться еще немного в старом доме, чья каждая щелина и трещинка навевала воспоминания, ученый не мог забывать о работе. Странно, что именно она первой ударила в голову, а не извечные вопросы: “А как я тут оказался?” и “Почему мы заснули вместе?”. Может, где-то вдалеке его полусонного сознания они промелькнули, однако все равно было странно. Такое впечатление, Уингфилд одной работой только и дышит, забыв о простых вещах
абсолютно.
И все же он не оставил своего офицера без маленького презента, наскоро приготовив панкейки с кленовым сиропом, чудом оказавшимся в холодильнике. Ксено давненько не стоял у плиты, частенько зависая у кофе-машины, потому не знал, ел ли Стэн вообще его хорошо прожаренное мучное месиво. Была крохотная надежда, что ел. И скорее всего его стошнило: лицо просто так не обретает бледно-зеленый оттенок.
Всю дорогу ученый смотрел на небо через тонированное окно служебного авто, легкая полуулыбка не покидала его лица, что водителю становилось несколько неловко. Не то чтобы Уингфилд не был улыбчивым человеком —
такую улыбку никто никогда не видел. Обычно, ученый был скуп на проявление настоящих эмоций: если радовался — просто кивал головой, на пару секунд поднимая уголки губ в кривой ухмылке; если гневался — тут уж страшно становилось всем от одного лишь взгляда темных глаз, в которых плескались все дьяволы Ада, а душа так вообще уходила в пятки, стоило ученому тупо уйти, оставляя всех думать дальше: злой он, раздраженный или ему ровным счетом все равно? По правде говоря, Ксено откровенно бесил некоторых таким отношением. Но когда это ему было интересно мнение окружающих?
Never
На полпути к аэропорту Уингфилда отвлекло электронное письмо. “Сенку”, — на секунду обрадовался ученый, увидев имя адресанта. Но письмо так и не открыл. Конечно, ему интересно, что в этот раз взорвал его протеже, но… сейчас не хотелось. Ибо его мысли были заняты другим. Всецело, до последнего атома в его клетках. Он чуть ли не поцеловался лбом об столб, ускорив шаг, хотя, на деле, никуда не опаздывал. Что-то внутри горело желанием быстрее оказаться в салоне самолета, заказать бутылочку виски и пару-тройку часов отдаться своим мыслям. Не о науке. О чем-нибудь простом, беззаботном, от которого по телу пробежала бы приятная дрожь.
Кажется, он сильно ударился.
Впрочем, по-другому он не поступил.
Его сиденье было возле иллюминатора, как он и хотел. Почему-то ему сегодня так и хочется смотреть на небо: за пытающимся пробиться сквозь облака медным солнцем, за миром под его ногами, и, наконец, за нередкими птицами. Некоторые пролетали рядом с самолетом, с не скрытым любопытством смотря на странного человека в черном, который изучал их с тем же интересом. Потом, будто испугавшись чего-то, они улетали вдаль или пикировали вниз. Красиво.
“Ох”, — вырвалось у Ксено.
Никогда он не называл вещи так, каковыми они были на самом деле.
А потом его глаза прояснились. Раньше бы он снова начал действовать наперекор тому, что неистово бушевало внутри. Однако сейчас его уже не тянуло на такой шаг. Ему было больно от прошлого раза, и он понял, что не хотел бы повтора. Да и сбежать теперь не получится.
Ксено, ты пропал
***
«Sky-Lounge, Killeen, August 5th, 8 p.m. »
Им нужно будет встретиться снова.
И Ксено уверен, Стэнли сможет отбить себе увольнительную как минимум на неделю.
