Или кого-то.
Ворочаясь в кровати и едва пересилив лень, Ксено встал и направился в гостиную, где стоял телефон. Медленно, почти невесомо касаясь кнопок с нарисованными на них цифрами, ученый по памяти набрал номер. Долгие гудки. Зря, разумеется, он звонит людям в три часа ночи, но иначе Ксено не мог. Душу сковывали цепи, скрепленных плотно замком. Сбившееся с ритма сердце стучало о грудную клетку, что он мог слышать эти пугающие звуки. Пальцы рук дрожали, державших трубку. По ту сторону послышались движения и хриплый полустон. Проснулся. — Стэнли…Day III - When we were young
9 июня 2021 г. в 21:45
*Свист пташки*
В последнее время, прямо перед выпуском второго класса старшей школы, на телефон частенько приходили одни и те же сообщения. Он запомнил их содержание, поэтому не открывал их, предпочтя позже после уроков отправлять их в корзину. По правде говоря, ему осточертели эти письма. Никому не мешая, сидя за своей партой перед учителем, одноклассники, а-то и другие ребята, взялись за привычку присылать ему их. Вначале они дико отвлекали его, потом выводили из себя, когда он видел на засиявшем экране очередное уведомление.
«Расскажи мне о Снайдере», «Вы с ним только друзья?», «Помоги мне…» — и все в таком духе.
Что поделать. Девочки и мальчики почувствовали себя охотниками за прекрасной добычей в лице Стэнли. И тем самым обратили внимание на серую мышку их школы. Нельзя сказать, что, повзрослев, Ксено стал объектом всеобщего презрения и легкой добычей для местного хулиганья (исключения иногда были) — кое-кто пригрозил ребятам жесткой расправой за такое отношение — но зачастую на него попросту забивали. Что ж, и на том юноша был благодарен, к тому же ему не были интересны самоуверенные невежды. Да вот только стоило Стэнли вырасти, подкачаться и неосознанно запускать руку в свою шелковую шевелюру, как абсолютно всем приспичило накинуться на Уингфилда с идиотскими вопросами и просьбами о помощи «понравиться номеру один».
Это раздражало. Однако юный ученый умел сохранять невозмутимое лицо. Осталось только научиться таким же лицом давать намеки, что плевать он хотел на влюбленных пташек, и чтобы от него наконец отстали.
Чем ближе наступали зачетные дни, тем яростнее на Ксено давили, не давая тому прохода. Даже правдивые предупреждения, что ему нужно готовиться к экзаменам, не спасали от стаи назойливых мух.
Бывало, он всерьез подумывал о съемке комнаты где-нибудь в центре города, а может в отдаленных районах. Ибо он и так натерпелся собраний у ворот собственного дома, так не хватало под конец учебного года еще и сорваться. Когда он рассказал об этом родителям, те лишь покрутили у виска и сказали просто смириться, а раз ему так сильно докучают «соседи», то пускай прекращает свои взаимодействия со шнайдеровским дитем.
Одного этого было достаточно, чтобы Уингфилд отбросил затею с недолгим переездом.
Но летом он все же решился.
У него хранилось достаточно купюр, чтобы снять однушку в старом районе: так уж получилось, за победу в олимпиадах платили хороший для ученика гонорар, плюс, родители давали денег на «обед», который он не покупал в столовой, и еще пари с дурачками принесли ему чуть больше ста долларов. Оставалось только найти что-нибудь приличное и не затхлое — к сожалению или счастью, подходящего жилья в многоэтажках не нашлось.
Проблема решилась неожиданным для него образом. Старик Лэнс, хозяин местного ирландского паба, откуда-то прознал, что Ксено искал себе уютное гнездо на летние каникулы, и предложил ключи от своего дома, пока тот будет отдыхать с семьей в Англии. Юноша не мог отказаться от столь элегантного предложения, что он практически сразу же пришел в частный дом с вещами. Пару месяцев поживет, отдохнет и потом вернется в родительский дом. Ему стало в разы спокойнее.
Дом не был огромен: всего три комнаты, гостиная, кухня и ванная комната. Убираться, конечно, придется долго, но Уингфилд не смел жаловаться. Ему понравилась обстановка, от которой так и веяло комфортом и теплом. Разложив в гостевой комнате свои вещи, юный ученый, уставший и радостный, мирно заснул в двуместной кровати, нежась в свежих простынях. Его не мучали ни шум, ни вошедшее в привычку чтение допоздна. Он спал спокойно, так спокойно, что ему не хотелось просыпаться.
Вот только он совсем не предполагал, что проснется посреди ночи, чувствуя колющее грудь пустоту. Глядя то в потолок, то в окно его не покидало чувство, будто он забыл что-то.