Вина.
Так люди называли это. Чувствовал ли ее Уингфилд? Да, всем своим существом. Потому что офицер — уже бежавший за ним — повысил голос на него из-за его ребяческой выходки и посмотрел, как на... Он был обижен таким отношением к нему, ибо друзья не поступают так. — Ксено! Мысли Снайдера прояснились, будто не он несколькими часами ранее безостановочно выпивал алкоголь. Черт, он даже бежал, не спотыкаясь и четко ощущая землю под подошвами армейских ботинок. В его глазах горел тусклый голубоватый огонь, для Ксено который был жарче и ярче, чем солнце в зените. Будь его воля, он потонул бы в этом свирепствующем сером океане. Он сорвался на бег. Понимая, что от злого Снайдера ему все равно не спастись. В легких закипело, хоть кофе заваривай. Дышать становилось все труднее и труднее, но ученый бежал. Во тьму, что звала к себе, в свои пугающие объятия. Ему совсем не страшно. Быть может именно она спасет его. В глазах неожиданно защипало. Ксено закашлялся и все-таки остановился, приложив руку к груди. — Хватит, — догнавший его Снайдер прижал ученого к себе, уткнувшись в растрепанные волосы и вдыхая столь родной запах, — хватит. От одного только голоса подкашивались ноги. Ксено спиной чувствовал, как колотилось сердце Стэнли. Совсем как в тот раз. Он не мог ничего сделать, кроме как накрыть своими холодными руками руки офицера, что змеями обвились вокруг него. — Отпусти, — настойчиво сказал ученый, попытавшись вырваться. — Нет. — Прошу, отпусти меня. Тебе больше не придется волноваться обо мне. — В том-то и дело, Ксено, — горько выдохнул Стэн, — если отпущу тебя — ты снова исчезнешь. Ты хоть понимаешь, что я чувствовал, о чем думал? — Знаю. Знаю, — вторил ему Ксено, окончательно сдавшись и прижавшись к Снайдеру вплотную. — Зачем ты поступил так со мной? С нами? — Так было лучше. Для нас. Стэнли, услышав это, грубо перевернул Ксено к себе лицом и яростно закричал, заплакав: — Так было лучше для тебя! Как ты вообще мог решить все за нас двоих?! Я смирился с тем, что меня отшили, но, чтобы и дружбу разорвать? По-тихому, не объясняясь и не попытавшись поговорить со мной? За что, Ксено? Что я сделал не так? Его слезы — это последнее, что хотел бы видеть в этом мире Уингфилд. Он не представлял себе подобного. Ведь Стэнли был куда сильнее и физически, и морально; не давал волю своим чувствам даже перед ним. Но человеку свойственно срываться. Тело дрожало от осознания, что глубоко в сердце его офицера расцвела не только обида за его ошибочное, «должное» и отнюдь не элегантное решение. Ксено не сдержал собственного надрывного стона. Мокрая пелена накрыла его темные глаза, и слеза скатилась вниз, пройдясь кривой дорожкой по щеке к краю воротничка. «Ты ничего не сделал плохого, Стэн», — он так сильно хотел сказать это, но лишь сильнее заплакал. В горле застрял густой жгучий ком. — Я думал… — Ты слишком много думаешь, глупый, — неискренне засмеялся Снайдер, сильно сжав плечи ученого. — Ты причинил мне боль, Ксено, своими «думами». Я места себе не находил, боясь, что с тобой случилось что-то ужасное. Но ты прохлаждался где-то, прячась от меня, — он попятился назад, выпрямившись. — Скажи мне честно, ты хочешь уничтожить все, что мы вместе построили? Все, что вместе пережили, — для тебя это ничего не значит? — Это не так, — замотал головой Ксено, хрипло ответив. — Это не так! — Тогда почему?! — Как будто ты не знаешь меня, Снайдер! — закричал Уингфилд, и, о боги, Стэнли прежде не слышал в его голосе столько отчаяния и уныния. — Я не раз повторял с самого детства, что не хочу любить. Я не готов отдаться кому-то и ради него идти на смелые шаги. Я говорил тебе это, и я верил, что ты поймешь меня. Я предупреждал тебя, Стэн, но ты не прислушался, — Уингфилд за два шага оказался близко к офицеру и схватил его за воротник, потянув на себя. — Ты думаешь, мне не было больно из-за своих слов? Мне было больно, Стэн, и до сих пор больно. Я отбитый эгоист, ты разве этого не знал?! — Ксено… Ученый опустился на колени, закрыв лицо ладонями, и зарыдал, не боясь быть услышанным или замеченным. Наверное, он как никогда выглядел жалко и беспомощно. Но его это уже не волновало. Что-то вырывалось наружу с его стонами и слезами, и холодный ветер уносил его далеко. Жаль, что и его самого он забрать не в силах. Ему хотелось быть вдали от всего этого дерьма, что он учинил. Как же невмоготу смотреть на любимого, который содрогался от собственных всхлипов и хрипов. Он хотел и дальше выплескивать всю горечь и печаль, и для чего? Чтобы тот проникся и до конца дней винил себя? Нет, не этого хотел Стэнли. Он всего лишь хотел понять. Да, он знал обо всем, что ему прокричал ученый. Но Снайдер всегда чувствовал себя особенным рядом с Ксено и потому считал, что он находился за пределами расставленных Ксено рамок. Вероятно, ему не стоило так делать.«Я эгоист!»
«Вразумись, или в следующий раз мы встретимся не как друзья».
Его слова острее ножа и смертоноснее пули. Ксено всегда был таким. Возможно, этим и покорил его еще в детстве. Все вокруг видели в нем очередной объект, из-за которого могли возвыситься, оттяпать лишние купюры на обед или смеха ради поиздеваться. Но только не Стэн. Он видел в нем другого человека. Сначала пробудился интерес, за интересом желание помогать Уингфилду во всем, а после и влюбленность. Конечно, влюбленность мягко сказано, ибо подростки мало чего смыслили в настоящей и зрелой любви. Однако Стэнли давно все понял, и понял, что хочет всегда быть с Ксено. Ему не раз говорили, что юному ученому не хочется привязываться к кому-то, но у Стэнли постоянно вылетал этот факт. Его предупреждали. А он не слушал. Не хотел слушать. Потому что был уверен в себе и в том, что Уингфилд примет его. Снайдер опустился на колени вслед за Ксено и обнял его, прижав этот дрожащий вредный комочек к себе. — Что происходит с нами? — шепотом спросил Стэнли в пустоту, поцеловав ученого в макушку. Его слезы на лице засохли из-за поднявшегося сильного ветра, но душа не перестала разрываться на части. Но сидя вот так, в обнимку с Ксено, слушая его громкое сердцебиение, ему совсем не хотелось думать. Они были рядом. Снова за пять лет.