***
Это дикость — говорила она себе. Так нельзя — повторяла. Но несмотря на эти слова, вошла в устрашающее место, названное Колизеем. Её встретил странный жучок, почему-то висящий в цепях, и сотни любопытных глаз. Среди их широких, массивных фигур Тамер казалось, что она потеряется или её задавят. Воины вокруг смотрели мерзко, будто впервые видели, чтобы в это место заходил кто-либо женского пола. Тамер старается выглядеть угрожающе, но по проходящему мимо воину, что якобы ненароком толкнул её в плечо, поняла, что ничего не выходит. Она всем сердцем ненавидит то, чем заставлял заниматься отец, — война. Тамер никогда не хотела сражаться, но годы жестоких тренировок заставляли выжимать из себя все соки просто для того, чтобы однажды участвовать в войнах за пределами Халлоунеста за племя, которое она, рождённая здесь, в этом королевстве, даже не видела своими глазами. Тамер не жалеет, что высвободилась из сетей отца, но сейчас, заплатив за первое испытание и стоя перед открывающимися воротами вместе со Зверем, ей кажется, что всё снова возвращается к тем временам. Она прошла испытание на одном дыхании. Быстрый отдых, лишь на пару минут. Тамер просто ждёт, пока начнётся следующая битва, которую решено посетить сразу же. Это не импульсивный выбор, ведь Тамер прекрасно рассчитывает свои силы. Если второе испытание окажется таким же простым, то это не доставит труда от слова совсем. Конечно, всё-таки надо было обзавестись шлемом перед битвами, но сейчас об этом уже некогда думать — ворота скрипят, открываясь. Всю дорогу к арене на затылке ощущается чей-то безумный взгляд. Второе испытание было гораздо сложнее, стоит признать. Несмотря на это, Тамер справилась. Воины больше не пялятся со всей своей животной натурой, некоторые стараются даже не поворачиваться в её сторону, хотя многие о чём-то перешёптываются, бросая косые взгляды. Тамер это беспокоит, но она не подаёт виду. Быстрые шаги — в воинскую яму заходит жук в достаточно… необычной маске. Он шумно садится на скамейку рядом с Тамер, но будто и не замечает её, занятой бессмысленным разглядыванием своих рук. Отдыхает с битвы, наверное? — Привет, — неловко бросает она незнакомому жуку. В отличие от остальных воинов, он — или она? — выглядит гораздо приятнее, без излишней надменности, что так присуща им. Жук поворачивается в её сторону, будто несколько секунд пытается понять, с ним ли говорят, а затем кивает. — Да, — странный ответ на приветствие. — Ты ведь та, кто оставил отметку на доске под именем Тамер? Тебя с твоим огромным питомцем трудно не заметить. Судя по голосу, это всё же она, а не он. Тамер кивает, бросая взгляд на спящего за скамейкой Зверя. — Его зовут Зверь, — она потрепала питомца по маске. — А как тебя? — Бледный Соглядатай, Чемпион Колизея с давних-давних пор, — она смотрит так пристально, что Тамер становится неловко. — Оу, это… высокая должность, — пытается ответить хоть что-нибудь, чтобы не молчать. — Это ведь не настоящее имя? — Не думаешь, что сражаться под настоящим именем — глупо? Да и тебе тоже, особенно учитывая твои навыки. У тебя ведь есть все шансы на победу в последнем испытании. Я смотрела за тобой, — каждое новое предложение звучит, будто его вырывают из целостности текста. Очень странная интонация. Развязывается долгий диалог. Как выяснилось, им есть о чём поговорить: и про боевое искусство, и про оружие, про Короля и его исчезновение, про различных тварей Халлоунеста… Соглядатай действительно странная — это то, что Тамер поняла почти сразу, в чём убедилась ещё больше в ходе диалога. Но это не мешает ей оставаться очень приятной, гораздо интереснее, чем прочие жуки тут. Соглядатай шутит про талант Тамер к укрощению низших, а она, попутно вспоминая её слова про прозвище, всерьёз задумывается над этим. Укротительница — неплохо ведь звучит, да?***
Посреди чёрного, плывущего из ниоткуда в никуда пространства мелькнула ярко-красная вспышка. Тело насквозь пронзила невыносимая боль, заставила снова задыхаться. По голове будто ударяют кувалдами, разбивая её на осколки. Чувствовать… означает быть живым, верно? Тогда Тисо может назвать себя очень даже живым. Он пытается открыть глаза, преодолеть мелькающие, ослепительно яркие вспышки света, приносящие боль. Это выходит далеко не сразу, тело слабеет всё больше с каждой попыткой, но когда веки размыкаются, Тисо радуется этому достижению так, словно это величайшее, что можно свершить. Непроглядная белая пелена перед глазами постепенно растворяется, уступая место полумраку небольшой комнаты. Тисо смотрит в стену мутным взглядом, не видит и не осознаёт ничего. Голова полна боли, тяжести и мысли о том, что он, наверное, умер. Иначе… где он находится? Что стало с ним в Испытании глупца? Неужели среди всех воинов самым большим глупцом оказался именно Тисо со своими дурацкими надеждами, бессмысленной верой в себя и желанием победить? Да. Тисо называет себя глупым много-много раз, просто для того, чтобы отвлечься от боли по всему телу. Когда ему это надоедает, взгляд блуждает по смутно знакомому месту, где он оказался. Тисо смотрит на полки, смотрит на стены и на дверь, но безумно боится опустить взгляд на своё тело. Что, если вместе с этим придёт осознание того, что теперь он не более, чем призрак? Комната знакомая до дрожащего ощущения в груди, но Тисо не способен выудить из памяти место, где находится. Он-то и имя своё едва ли помнит, а Колизей остался в памяти, как убийца… Онемение по всему телу проходит, и Тисо, наконец, чувствует себя и ещё что-то рядом. Преодолевая страх, смотрит вниз. Боль как-то даже притупляется. Тамер… Её имя он помнит прекрасно, а вместе с ним приходят и другие, более целостные воспоминания. Он действительно не умер?.. Жив лишь благодаря Укротительнице, думается ему. Снова спасла. Она спит под боком, обняв Тисо чуть ниже рёбер, вокруг которых полно бинтов и откуда разбегаются болезненные импульсы, вплоть до кончиков пальцев. Когда Тисо приходит в сознание окончательно, уже ощущая себя полностью, он тяжело выдыхает от пронзающей боли, безуспешно пытается сползти вниз и сменить текущее положение полулёжа. Быстро приходит осознание, что мир не давит на него, а значит, капюшон на голове. Это хорошо. Ему страшно узнавать, что находится под бинтами, хоть и жутко хочется. Пытается подвигать левой рукой, но с ужасом осознаёт, что она ему не подвласна, — лишь пальцы странно дёргаются в попытке поднять руку. С правой дела обстоят получше, хотя под натиском невыносимой боли Тисо решает, что уж лучше ему вообще не пытаться сдвинуться с места. Вновь движение под боком, и Тамер встаёт, пару секунд в ступоре глядя на очнувшегося Тисо. Затем, кажется, хочет его обнять, но вспоминает про его раны и останавливается. Вместо этого аккуратно хватается за чужую холодную руку. — Тисо?.. — будто в неверии. — Да? — он ужасается своего сиплого голоса, выдавливает каждый звук с огромным трудом. Укротительница отпускает его руку и поспешно пересаживается на противоположный край матраса. Смотрит в пол под ногами и качает головой. Потом вздыхает, бросает куда-то в воздух: — Ты как? Нет, не отвечай, если сложно. — Я не умер… — хрипит Тисо такую очевидную вещь. Тамер невесело кивает, напрягается, несколько минут молча сидит на месте. А затем без объяснений встаёт, подходит к дверям, где перед уходом оборачивается с ещё одним вопросом. — Голоден или позже поешь? В конце концов, пару недель прошло… — Потом, — ему не хочется ничего, кроме долгого, спокойного сна. Укротительница кивает и исчезает за дверями. Что-то произошло, что ей понадобилось так быстро уйти? Тисо старается не искать объяснение этому, да и не вышло бы — слишком хочется погрузиться в сон. Вот только уснуть не выходит. В голову лезут дурацкие мысли, тело болит, растерзанное в той отвратительной битве. Может, не такой уж он и воин, каким себя считал? Тогда уж совсем не воин, ведь иначе не проиграл бы, не совершил бы глупость и не оставил бы Укротительницу одну сражаться за чужую жизнь. За его жизнь. Тисо чувствует себя идиотом, в чём абсолютно прав. Через пару минут усталость побеждает, и удаётся заснуть неспокойным сном. Тисо кажется, будто он и не спит вовсе, а просто вырубается от боли. Даже снов не видит. Будит его вернувшаяся Укротительница с поджаренным на костре прыгуном. Запах еды впивается в мозг, только сейчас приходит осознание того, насколько же Тисо голоден. Сквозь боль он хватается за прыгуна правой рукой, и хотя Тамер предлагает ему помочь, Тисо банально стыдно принимать от неё столько помощи. Конечно, она всё равно остаётся в комнате, чистит броню от скверны на краю матраса и иногда бросает короткие взгляды на мучения друга. Чуть позже Тамер выходит, а возвращается с новыми бинтами. И откуда, интересно, в Колизее столько материалов? — Надо перевязать раны. Будет больно, — предупреждает она. Тисо кивает, в волнении сглатывает. Он ведь всё ещё не знает, насколько серьёзно ранен. На арене всё произошло так быстро, что Тисо и не заметил, как оказался… мёртв. Всё-таки это только воскрешением можно назвать, не иначе. Руки Укротительницы кажутся тёплыми, в контрасте с мертвенно-ледяным телом. Несмотря на то, что каждое касание вызывает ещё больше боли, Тисо нравится чувствовать на себе её заботу. Когда давление от бинтов пропадает, смотреть приходится куда угодно, кроме своего тела, но Тисо встречается взглядом с Тамер и понимает, что ему нужно узнать о своём же состоянии. Ему страшно. Вдоль левого ребра проходит глубочайшая рана, толстая и длинная трещина расползлась по хитину. Левая рука выглядит разрубленной на части. Множество царапин по всему телу, кое-где хитин треснул. Раньше каждую рану Тисо счёл бы ужасной, но в сравнении с почти раздробленными рёбрами он понимает, что все эти царапинки — нестрашно, когда в тебе едва ли не сквозная дыра. — Всё будет хорошо, — успокаивает его Тамер. — Я могу отнести тебя на колизейский горячий источник, это ускорит выздоровление. Только чуть позже. — Да… С условием, что все будут спать, я не хочу, чтобы… кто-то видел меня, — едва ли слышно хрипит Тисо. Укротительница кивает, обрабатывая раны. Тисо мог бы зашипеть или вскрикнуть от боли, но на это не хватает сил. Чего уж там, если даже говорить сложно. Складывается впечатление, что он превратился в сплошной комок боли. Ни на что не способный, тяжело дышащий комок. Тисо испытывает отвращение к самому себе. Когда бинты снова затянуты на теле, Укротительница ложится рядом, справа от раненного. Тисо ощущает, как Тамер аккуратно водит когтями по его ладони. Хотелось бы ему лечь на одном уровне с ней, но в нынешнем полусидячем положении он, видимо, надолго. Укротительница, будто слыша мысли, убирает из-за его спины одну из импровизированных подушек. Разумеется, так уснуть будет гораздо проще. Тисо чувствует, что на него внимательно смотрит Тамер. Повернувшись в сторону, он встречается с её глазами, но Укротительница не отворачивается. Она продолжает изучать непривычно тёплым взглядом каждый сантиметр чужого лица, пока не засыпает. Тисо с обожанием смотрит на спящую подругу и в голову закрадываются мысли о том, что ему очень повезло встретить её однажды. Подумать только: Чемпион Колизея, опасный, сильный противник и бравый воин прямо сейчас спит рядом и почти невесомо держит за руку. А воин ли Тисо теперь, имеет ли право так думать? Даже не так — считает ли он сам себя воином? Тисо так запутался. Он снова впадает в дрёму, не больше, чем на час. Пробуждается из-за того, что Укротительница аккуратно берёт его на руки. — Куда?.. — сквозь полусонное состояние бросил Тисо. — Источник, — так же коротко отвечает Тамер. Воины мирно спят по всему помещению, идти приходится очень осторожно. Тисо буквально ощущает, как Укротительница напряжена, стараясь никого не разбудить. Конечно, у стены за ними наблюдают несколько колизейских, а от них пойдёт много неприятных слухов, но Тисо старается не обращать на это внимания. У источника Тамер опускает его в воду, что будто светится в темноте Колизея, где накрыли все светомушьи фонари, чтобы можно было спокойно поспать. Странные частицы поднимаются в воздух с гладкой поверхности горячего источника. Тисо чувствует, как приятно тёплая вода обволакивает тело. Боль притупляется через пару мгновений, и наконец появляется возможность двигаться, хотя всё ещё скованно и с заметной тяжестью. Поверхность снова покрывается небольшими волнами — Укротительница тоже спустилась в источник. — Ну… Что ты теперь будешь делать? — начала она. Тисо сполз под воду почти полностью, не желая отвечать, но под внимательным вопросительным взглядом Тамер всё-таки сдался. — Ты про что? — решил прикинуться непонимающим. — Когда тебе станет легче, можно починить щит, подлатать броню- — Нет, — отрезает Тисо, устремляя взгляд на мутную от магии Душ поверхность воды. — Нет? — удивляется Укротительница. Наверняка такого ответа она не ожидала. Но о каком воинстве может идти речь, если Тисо поступил так глупо? Может, он и выжил, но сам себя всё равно похоронил. По крайней мере, прежнего себя, нормального, не разбитого на части во всех смыслах. — Укротительница, я просто… не хочу больше, — Тисо хмурится. — Это бессмысленно. — Я понимаю, — в спокойной голосе проскальзывают едва ли заметные нотки издёвки. Она будто не относится к этому серьёзно, будто считает, что он своё мнение поменяет и снова начнёт стремиться к восхождению на вершину Колизея. Но Тисо остался уверен лишь в том, что ему отвратительны прежние мечты. — Слушай… — Укротительница пересаживается поближе. — Называй меня Тамер, ладно? Тисо поворачивается к ней и некоторое время просто смотрит. Хоть себя воином он больше не называет, но Укротительница остаётся Чемпионом. Какое ей может быть дело до дурацкой влюблённости друга? Или это уже больше, чем влюблённость, — Тисо никогда не сможет понять. Как бы Тамер не флиртовала, остаётся ощущение, что это издёвка, что нужно ей другое. — Да… Спасибо, — Тисо вздыхает. — За всё. Тамер. Укротительница улыбается ему, словно даже светлее становится в помещении. Простым движением она кладёт голову Тисо себе на плечо, а он и не противится. Снова впадает в беспокойный сон, чувствует на себе сквозь полупрозрачную пелену медленное дыхание Тамер. Комната встретила Тисо привычным полумраком. С момента, как он проснулся, сразу же почувствовал себя гораздо лучше, чем вчера. Конечно, раны всё ещё болят слишком сильно, чтобы это можно было игнорировать, но, по крайней мере, окончательно вернулась возможность двигаться. Тисо самостоятельно принял сидячее положение, хотя иначе и не вышло бы, ведь Укротительницы рядом нет — скорее всего, на сражении. Сколько, интересно, он спал? Он пустым взглядом смотрит в стену, наверное, несколько часов, а затем понимает, что столько бездействовать нельзя. Как бы ни было больно осознавать свою бесполезную суть, Тисо не желает поддаваться этим мрачным эмоциям. Стараясь перебороть режущую и рвущую на части боль, он спускает ноги на пол, готовясь встать. Голова неприятно кружится то ли от волнения, то ли от состояния в целом. Надо хоть немного подвигаться. Тисо встаёт, сразу же ощущая, как тело пронзают жестокие импульсы — терпеть, терпеть. Он старается сделать шаг, но путается в ногах и падает лицом вниз. Холодный пол встречает не слишком дружелюбно. Бесполезные попытки подняться, отталкиваясь от земли руками, не увенчались успехом. Тисо дёргается на полу, хочет хоть что-то придумать, но голова абсолютно пустая. Только он собирается отчаяться, как дверь со скрипом отворяется. — Веселишься? — смеётся с положения друга Укротительница, вернувшаяся с битв. Она поднимает Тисо, но он без слов настаивает на том, чтобы ему позволили просто постоять. Тамер придерживает его, шатающегося по сторонам и пыхтящего от усилий. — Не оставляй на мне скверну, фу! — он убирает от себя перепачканные после сражения руки. — Теперь мне опять ползти к источникам? — Вытереться тряпкой сможешь, — Укротительница недовольно цокает. Тисо ещё о чём-то неслышно мямлит, а затем решается пройтись до другого конца комнаты. Простая ходьба никогда ещё не была такой сложной. Тамер смотрит раздражённо, явно волнуется за то, что раны снова откроются, но Тисо слишком занят попытками доказать себе, что он ещё хоть на что-то способен. Снова обо что-то спотыкаясь, Тисо оказывается на полу. Учащённое дыхание никак не удаётся унять, а сил на то, чтобы подняться, не остаётся. Тамер со вздохом подходит, поднимает Тисо на руки и кладёт его обратно на матрас. — Ты стал легче, — замечает она. — Ха-ха, — издевательски тянет Тисо. — Удивительно, да? Укротительница в ответ на сарказм только пожимает плечами, сообщает о том, что идёт к источникам, отмыться от скверны, и вновь покидает комнату. Тисо снова остаётся в абсолютном одиночестве и невыносимой скуке. Боль продолжает терзать его, хоть и за последние сутки стало гораздо легче. Неужели вода из источников действительно так хорошо работает? Тисо думает о разных вещах, но каждый раз обрывает мысль ещё до того, как она разрастётся по всему сознанию. Он понимает, что вся его жизнь была связана с воинством, с самого начала. Сейчас же это кажется таким смешным и наивным. Ну какой он воин? Хочется надеяться, что Тамер права, и это скоро пройдёт, Тисо снова сможет к чему-то стремиться, но мысль и об этом кажется слишком наивной, чтобы быть правдой. Кажется, теперь он совсем не знает, чего хочет от жизни. Комната душная, давит на сознание ещё сильнее, полосует мозг вместе со звоном тяжёлых мыслей. Думается, что ещё чуть-чуть, и Тисо задавят обломки разрушившегося Колизея. Может, стены тихо треснут и упадут, или потолок прочными балками раздавит ослабшее тело, будто и не было никогда. Тисо до безумия неприятно находиться здесь, наедине с болью и тишиной. В голову приходит план, осуществить который будет трудно, болезненно, но, по крайней мере, это станет разнообразием. Тисо осматривает комнату в поисках чего-то, в чём можно будет скрыться от колизейских. Взгляд падает на отрывок жёсткой серой ткани — не совсем в его стиле, но сойдёт. Боль намеренно игнорируется, Тисо сквозь силу встаёт, заворачивается в длинный кусок ткани, будто в плащ или слишком тяжёлую накидку. Тихими шагами он покидает комнату, закрыв за собой дверь. Воины пока что не обращают внимание, даже не смотрят в сторону выходящего из-за угла тёмного силуэта. Тисо тенью мелькает поближе к стене, тяжёлой походкой преодолевает уже половину воинской ямы. Начинает чувствовать на себе чьи-то взгляды, но не оборачивается, спеша поскорее покинуть это место. До стойл уже рукой подать, когда со спины его окликает грубый, низкий голос. Благо, не по имени, лишь характерным для воинов «эй, ты!». Тисо игнорирует колизейского, хромая к стойлам и дальше. Ему бы хотя бы до туда добраться, передохнуть немного и дойти до площади за Колизеем, где безопаснее, воздух чище, а поэтому дышится свободнее. Только оказавшись в стойлах, Тисо чувствует, как на плечо ложится чья-то тяжёлая рука в броне. — Я к тебе обращаюсь! — рычит всё тот же воин. Тисо оборачивается, опираясь на ближайший столб. Смотрит малость испуганно, ощущает себя так же — конечно, если за тобой почему-то увязалась такая махина, как этот колизейский, сохранять спокойствие трудно. Тем более, когда на ногах едва ли стоишь. — Что за убожество! — злостно смеётся воин. — И такая тля собирается… Погоди. Воин грубым движением сдирает с Тисо капюшон плаща, под которым находится его родной, синий. С капюшоном такого цвета его легко узнают, учитывая, что Тисо в Колизее многие видели, а относятся к нему… не лучшим образом. — Так ты тот придурок, увязавшийся за Чемпионом? Нам казалось, ты умер, — он снова нездорово смеётся. — Что она нашла в такой жалкой букашке, как ты? Глядя на издевающегося колизейского, Тисо начинает казаться, будто он видит в нём себя… Этот высокомерный тон и жестокие слова — знакомо до дрожи. Хотя это ведь не то, что может поменяться внутри? Тисо всё ещё хранит разорванную и потрепавшуюся гордость, но сейчас ему слишком тошно, чтобы прикрываться своим эго. — Ты язык прикусил?! — рявкает воин, толкая его в грудь. От удара Тисо упал наземь с тихим шипением. Он смотрит на пол, будто заворожённый, а поднять взгляд на колизейского не хватает сил. Конечно, воина это не устраивает и он хватает раненного за подбородок, поднимая его лицо к себе. Жестокость полыхает в глазах, в которые заставляют заглядывать. — Не срывайся на мне, — хрипит Тисо. — Найди себе другую грушу для битья. Выродок… Воин резко встаёт, с разбегу врезается тяжёлой ногой в броне в живот Тисо, из-за чего он приглушённо кричит, закрыв рот рукой. На глаза наворачиваются слёзы то ли от невыносимой боли, то ли от ударов по не только раненому телу, но и по гордости. Её остатков, если быть точнее. — Ха, как низко ты скатился, — рычит воин. — И как низко скатилась Чемпион, связавшись с тобой. Жаль, мне казалось, она единственный достойный противник, а, как выяснилось, даже не воин… Тисо чувствует, как плащ пропитывается гемолимфой с открывшейся раны под рёбрами. Вместе с тем вскипает адреналин, появляется желание разорвать на куски этого выскочку за всё, что колизейский сказал не только про него, но и про Тамер. — Ты кусок дерьма! — кричит Тисо, с тяжестью поднимается с земли со второй попытки, придерживая тканью плаща кровоточащую рану. — Не смей так говорить про неё! Колизейский бросает долгий надменный взгляд, рассматривая оппонента так, будто он не стоит абсолютно ничего. А затем цинично смеётся, наигранно размахивая руками. — Как трогательно. Вот только твоя подружка ничего не стоит, а ты и подавно. Тисо собирается наброситься на колизейского, но их обоих отвлекает ещё один голос. — Плохой день? Для этого есть арена, воин, — Тамер появляется перед ними, стоит, оперевшись на гвоздь. — Не копай себе могилу. Ноги подкашиваются, от пронзающей боли Тисо едва ли не падает. Хватается за прочный столб за спиной и сползает на пол. Если Укротительница здесь, ему больше нет смысла издеваться над собой в попытке что-то доказать всяким выродкам. — Ах, я тебя умоляю, не делай вид, что хоть кому-то страшно от твоих угроз, — цедит воин, неуважительно поворачиваясь к Тамер спиной. Тисо смотрит на всё происходящее заплывшими болью глазами. Укротительница неслышно подходит к колизейскому, поднимает лезвия гвоздя в воздух. Собирается убить? Разве это не против правил? — Своих противников не уважает только лишь мусор, — Тамер быстрым движением вонзает лезвие в тело воина, что в ужасе смотрит на прошедший насквозь гвоздь. — А от мусора в Колизее принято избавляться. Укротительница вырывает гвоздь из тела, воин страшно хрипит, падая замертво. А вот это уже определённо против правил. Тисо мог бы фыркнуть, сказать Тамер, что излишний пафос выглядит по-дурацки, но вместо этого он пустым взглядом смотрит на труп, видя в нём себя, вспоминая свою смерть и разрываясь на части от мысли о том, что он даже защититься не способен. Почему-то глаза снова мокнут от слёз. Укротительница подходит, тоже садится на землю, давит на дрожащие руки Тисо, что придерживают рану. Он поднимает на неё взгляд и осознаёт, что плачет. Господи, плачет, как ребёнок. Совсем уж не по-воински. Тисо обнимает Тамер за плечи, тихо всхлипывая ей в шею. Он всем телом прижимается, совсем не беспокоясь про то, что из раны всё ещё хлещет гемолимфа. Укротительница замирает, не зная, куда деть руки. — Эй, ну… — неловко бросает Тамер. — Ты выглядишь жалко. Так себе поддержка. Тем не менее, Укротительница обнимает Тисо в ответ, успокаивающе поглаживая по спине. Он сжимает чужие плечи так крепко, как только может в своём нынешнем состоянии, тихо бормочет о чём-то, о чём и сам не знает, и не перестаёт почти беззвучно всхлипывать и скулить. — Тебе… надо было оставить меня на Краю Королевства, — шепчет Тисо, когда хоть самую малость успокаивается. — Мой дурачок, у меня и мысли не промелькнуло бы бросить тебя тогда, — Укротительница прижимается щекой к чужому затылку. Тисо молчит, всё ещё чувствуя себя не на своём месте. Разве он должен был выжить в тот злополучный день? Разве такая глупая самоуверенность прощается? Даже выплеснув эмоции, пусть и не так, как хотелось бы его неизменно гордой части, Тисо всё так же опустошён и разбит. Складывается впечатление, что он больше никогда не сможет снова стать целым. Наверное, больше всего на свете ему сейчас хочется поцеловать Тамер и услышать от неё, что всё хорошо, но этого никогда не будет. Она же воин, а он — вечность тонущий в тёмной реке глупец. И ничего им обоим не прощается. Укротительница встаёт, сразу поднимает с собой и Тисо. Он прячется в плаще от взглядов колизейских. Душная-душная комната, один потерянный дурак и забота единственного достойного воина в этой дыре. Тисо мог бы к этому привыкнуть, но рано или поздно раны заживут, а вернётся ли стремление к лучшему — он не знает.