У воинов нет семьи

      В тот день Тисо забежал в комнату с глупыми, такими глупыми визгами о том, что третье испытание ему по плечу, будто стал сильнее лишь за пару дней. Он шумно открыл дверь, хотя ему говорили не входить сюда без разрешения, но кого он хоть раз слушал? Прошло только несколько дней с момента их небольшого, но запоминающегося путешествия по Халлоунесту. Всё это время Укротительница корит себя за произошедшее на источниках в Глубинном Гнезде. Нет, конечно, она была очень рада, что Тисо жив, но вот так терять самоконтроль, ещё и не в самое удобное время, — так себе вариант. Тамер вообще не знает, что на неё тогда нашло, и что до сих чувствует? Тисо… сказал, что она ему нравится только как друг, но Укротительница, Боже, не глупая, она-то прекрасно видит реакцию на свои действия — друзья не ведут себя таким образом. И сейчас Тисо снова смотрит так по-своему, а Тамер ловит себя на мысли, что заглядывается на детали подольше, чем обычно, да и с подтекстом другим. — Я иду на Испытание глупца! — воодушевлённо кричит он у входа. Тамер готовится к сражению, проверяет броню и точит гвоздь. Она решила, что на этот раз Зверь останется в стойлах, ему бы отдохнуть… и заснуть навсегда. Но вот к таким заявлениям Укротительница не была готова. — Что? — она надеется, что ей послышалось. — Я знаю, что готов, а потому третье испытание ждёт меня! — громко и восхищённо, будто ничего не осталось, кроме абсолютной уверенности в победе. — Хочу убедиться, что договор всё ещё действует, и… Укротительница в ярости встаёт, прижимает Тисо гвоздём к стене. Тупой стороной, разумеется. Но он будто и не боится, будто знает, что в безопасности. Смотрит прямо в глаза, хотя ему, вроде как, угрожают. — А что, так сразу про договор? Жить захотелось? Чего же на верную смерть лезешь тогда? — рычит Тамер над ухом. Тисо пренебрежительно фыркает, упирается руками в гвоздь, убирая его от себя без усилий, ведь Укротительница и не прижимает уже. Тут-то она и поняла, где просчиталась: даже если Тисо её друг, даже если что-то большее, он должен бояться её, знать, что Тамер свирепый соперник и в тишине. Враг навсегда остаётся врагом, так говорится? — Жить? Укротительница, я знаю, что пройду испытание, от тебя мне нужна только уверенность в том, что ты не убьёшь меня, — Тисо сделал паузу. — А я тебя. Он так наивен, так глуп, что Тамер совсем уже не может смотреть на это без боли и, наверное, восхищения. Интересный такой, жалко будет, если умрёт. Хотя какое ей дело? Нет-нет, такие мысли не помогают от слова совсем, она всё равно чувствует нечто — нечто, пускающее корни, что расцветают белым и красным; нечто холодное до дрожи по всему телу, вместе с тем и горячее до плавящего душу пламени в груди. — Я хочу знать, что мы на одной стороне, — снова Тисо пытается услышать её ответ. — На нашей. Они ведь воины, а почему-то слова им дороже. Так странно, ведь Тисо должно было хватить того, что его ещё не убили, что позволяют находиться рядом, ближе, чем подпускают врагов, а он всё слов ждёт. Может, тогда и не воины они вовсе? Не такие, какими их рисуют в сказках. — А что я хочу, ты не думал? Нет? Потому что я хочу, чтобы ты жил! — Укротительница метается по всей комнате, не находя себе места. — Это самоубийство, чёрт тебя дери! Тисо хмурится, постепенно тоже раздражается, перенимая её настроение. Следит взглядом за бродящей туда-обратно Тамер. — Ты должна верить в меня! Я пойду на третье испытание в любом случае, ты же понимаешь? Тамер резко останавливается, тихо рычит и разворачивается в сторону Тисо, снова вдавливая его в стену. Грубыми движениями она хватается сначала за его плечи, а затем за шею. Не сжимает слишком сильно, чтобы не ранить, но и не убирает руки. Тисо излишне беспечен, совсем не беспокоится об этом. Такое беспрекословное доверие, он ведь знает, что Укротительница безумная, верно? Знает, что она сходит с ума и без чумы? — Нет! Ты будешь тренироваться до тех пор, пока мы оба не будем уверены в твоей победе, — Тамер сжимает горло чуть сильнее, тень беспокойства проскальзывает в глазах Тисо. Он хватается за её руки, пытаясь ослабить хватку, но Укротительница делает наоборот — впивается когтями в шею, ещё сильнее сжимает, пока не начинает понимать, что Тисо не может дышать. Она его не убьёт, нет, только лишь запугает. Он должен слушаться. Но Тисо не ждёт покорно своей участи, ударяет Тамер коленом в живот и отбегает подальше, пока она хрипит от внезапной боли. Он поспешно снимает щит с руки, и Укротительница, видя это, так же отбрасывает в сторону гвоздь. Значит, без оружия. — Ты не распоряжаешься моей жизнью. Если я хочу пройти третье испытание, то я его пройду! — кричит он. Тамер подбегает и пытается ударить, но Тисо уклоняется. Ещё один удар точно попал бы по нему, но вовремя подставленные ладони остановили кулак. Тисо толкает её в сторону, тут же оказывается рядом в попытке попасть под дых, чтобы сразу обезвредить противника, но Тамер бьёт на опережение. Сквозь боль Тисо хватается за её плечи, хочет ударить ногой, но Укротительница её перехватывает, закидывает за свою талию. Тисо теряет равновесие и падает на матрас за спиной, потянув за собой и наставницу, за которую держался. Она нависает сверху. В неловкой позе они находятся лишь пару мгновений, и Тамер убирает чужую ногу со своего бедра. Вместо этого расслабленно садится на ноги Тисо, вжимая его плечи в матрас, чтобы не встал. Хотя он, кажется, всё равно даже не собирается. Смотрит из-под капюшона немного растерянно и смущённо, вцепившись в давящие на тело руки Укротительницы. — Хватит, — едва ли слышно бросает Тисо, спотыкаясь о своё же дыхание. — Если так хочешь убить меня на арене, Укротительница, тогда… Ладно. Ты можешь это сказать… Сказать, что убьёшь, но это не остановит меня. Тамер его почти что не слышит, зачарованная таким слабым и уязвимым воином, соперником и другом под собой. Она садится выше, седлая его бёдра. И что такого в её желаниях? Это нормально, абсолютно нормально, у воинов-то нет семьи, а кого-то безумно хотеть — другое, чуть более дикое и первобытное, но эти слова неплохо вяжутся с определением «воин». Укротительница отчаянно пытается оправдать себя перед принципами. Она, в любом случае, всегда может прикрыться лёгким сумасшествием. Чего не сможет сделать вполне здравомыслящий Тисо. Он заливается явным румянцем, когда одна рука скользит по броне, постепенно подбираясь к застёжкам на спине, а вторая ложится на щёку, мягко поглаживая. Кажется, ему становится жарко. В один момент Тисо резко принимает сидячее положение, случайно встречаясь лицом к лицу с Тамер, слишком близко. Её это расстояние, впрочем, устраивает, хотя можно и ещё ближе… Тисо закрывает ей рот рукой, чуть отталкивая от себя. А затем поднимается, убирая с себя Укротительницу. Подходит к щиту, снова привязывает его к руке и бросает короткий, смущённый взгляд на наставницу. Наверное, последний. — Я иду на третье испытание, — холодно, опустошённо бросает он в никуда перед собой. Укротительница замирает, глядя, как Тисо покидает комнату, даже не обернувшись. Холод — то, что никогда не пропитывало его голос. Тисо всегда принадлежит определённым эмоциям, говорит громко и гнусаво, но никогда, никогда не бывает холоден. Не с ней. Тамер настолько резко поворачивает голову в пол, что хрустит шея. Её отвергли?.. И ослушались. Не ощущается ничего, кроме разъедающей изнутри пустоты. — Он ведь умрёт… — слабо бросает она в никуда, душный воздух пожирает слова. — Умрёт!.. Укротительница мечется в выборе между тем, чтобы встать и попытаться остановить его, или остаться здесь, снова в одиночестве. Хотя её сражение со всеми победившими придурками в Колизее, в любом случае, начнётся позже, чем Испытание глупца. Она не хочет сдвигаться с места, банально не может, потому что боль сковывает любые движения. Если пойдёт на сражение, встретит Тисо или лишь его труп? Он идёт туда, куда его приводит колизейская дорога. Ворота со скрипом поднимаются, открывая вид на арену. Тисо знает, что победа не составит труда, знает, что лишь только он прав в своём выборе. Толпа кровожадно кричит в предчувствии пролитой гемолимфы и скверны. Оцепенение не позволяет не только двигаться, но и думать. Тамер бессмысленно пялится в полуоткрытую дверь своей комнаты. Это конец — знает. Есть ли вообще смысл вставать и идти сражаться? Она не хочет видеть труп своего последнего друга, в куче с остальными незнакомыми и мерзкими воинами. Не сможет сдвинуться с места, а тогда… тогда её беспощадно убьют. Разница между предыдущими испытаниями и этим сразу же ощущается. Огромный напор со стороны соперников не даёт ни минуты на отдых. Тисо разбивает всех в щепки, ощущая свой будущий триумф. Победа будто так близко, что её можно потрогать. Вот только, за ареной не видать последнего соперника. Тисо вглядывается за решётки, когда вдруг щит начинает барахлить. Он бьёт по нему пару раз, чтобы привести в норму. Трос запутался в механизме. Сверху что-то падает на него, что-то огромное и тяжёлое. Укротительница кричит в пустоту, падает на матрас, зарываясь в него. Слёзы ручьём текут по щекам, впитываясь в грубую ткань. Тамер рыдает, будто это всё, что осталось; будто никого больше нет. Она не пойдёт на своё сражение, несмотря на последствия. Не хочется ничего, единственное желание — потихоньку умереть в преследующем по пятам одиночестве. Укротительница давится слезами, не в силах сдерживаться. Боль — всё, что осталось в пустой голове. Лёгкие разбиваются вдребезги от попытки вдохнуть желанный воздух, тело не подчиняется ни единому приказу. Тяжесть, давящая сверху до крика болезненно, пропадает, забирая с собой и сознание. Тисо знает, что ему больно. Просто больно, бесконечно больно, боль пропитала каждую клетку тела и окружающий недоступный воздух. Как это называется? Смерть? Тамер за одно мгновение перестаёт чувствовать себя. Сердце более не разрывается на части от боли и горечи, лишь пьянящая пустота, словно сама Бездна поселилась внутри. Страх растирается в пепел и попадает в лёгкие тяжёлым осадком. Воздух огромными глотками влетает внутрь, где разносит пыль по сосудам до самых кончиков пальцев, превращая тело в бессполезное пепелище. Перегоревшее, мертвенно-тихое пепелище. Громкие звуки сливаются в бесконечно долгий крик, дробящий голову изнутри. Весь мир, обращённый в смазанное пятно, рушится на осколки воспоминаний. Нервы натягиваются и рвутся, сосуды забиваются гемолимфой, воздух встаёт комом в горле. Из-под корки сознания отцепляется один-единственный вопрос — «почему?..» Беззвучный, немой вопрос мертвеца. Страшное, долгое падение вниз. Разбитая броня впивается осколками в тело. Свет сбивчиво мелькает перед глазами, а кислород продолжает душить, душить, душить… Страх и непонимание. Боль ручьём льётся из горла. Холодный ветер Края Королевства ранит касаниями по хитину. Поблёкший свет отражается в начищенной грязно-красной броне. Даже стоя на обрыве, она не чувствует ничего, кроме капающих с сердца слёз, наполняющих тело собой изнутри. Водянистый мешок, покрытый хитином — не более того. Ветер замирает, прекращаются все звуки. Тамер смотрит вниз. Умирать нельзя. Безостановочные удары под дых от невидимых образов, бесконечное удушье, застывшая в груди боль. Пробитое тело ползёт куда-то, неважно куда — лишь бы вперёд. Оно хрипит, захлёбывается гемолимфой, но борется. Всегда боролось. Тяжесть прибивает тело к земле, заставляет остаться на месте и принять самую глупую смерть для такого глупого глупца, как погибший. Глупо-глупо-глупо — миллиарды раз. Тело ползёт дальше, рёбра — ах, если бы ещё от них что-то осталось — стучат по камням. След от гемолимфы остаётся на земле ползущей змеёй. Сознание пустеет. Просто дурацкое тело, чувствующее боль, а потому инстинктивно движущееся вперёд. Движение мелькает перед глазами, далеко внизу. Существо ползёт в неведении. Укротительница снова замирает. Смешно вышло. Скорее глупо, больно, страшно, отвратительно, нестерпимо, горько, но Тамер назовёт это забавным просто для того, чтобы не расплакаться снова, не потерять себя рядом с немёртвым-неживым телом. А она ведь говорила, что это случится; она ведь предупреждала, пыталась остановить, пусть и безуспешно. Вот только одна деталь в ползущем теле не даёт ей покоя — дыхание.