***
Прошла уже почти неделя с начала первого дня работы над картиной. Сначала Акаши полагал, что четырнадцать дней — это слишком много, но уже на второй-третий день осознал, как ошибался. Ведь, кроме профильного, есть ещё и другие дисциплины, к которым нужно готовиться, и выставочная работа никак не подходила в качестве извинения перед преподавателями. Так что, работая над картиной в вечернее время, он усердно штудировал перед этим домашние задания и переживал, что может не успеть, если не будет уделять картине время по максимуму. Поэтому выкладывался на полную и иногда Кисе оставался у него в общежитии на ночь. Они ужинали приготовленной Акаши едой, пили чай и болтали, пока не смотрели на часы и подмечали, что пора баиньки. А утром Кисе вставал пораньше, чтобы заехать домой переодеться, показаться родителям, собрать сумку на текущий день занятий и затем умчать в университет. Они даже в столовой обедали вдвоём, условившись занимать друг другу место. В пятницу Акаши, как обычно, поехал домой, и, так как собирался писать картину все выходные, то попросил отца перевезти холст домой. Всё же дома и стены помогают рисовать, да и Кисе может без проблем остаться у него спать в гостевой комнате на кровати, а не на полу на футоне. Договорившись встретиться в субботу в пять часов вечера, Акаши хорошую часть этого дня провёл за учебниками. Когда в голове уже была каша из изречений философов и истории Античности, а буквы в глазах начали понемногу расплываться, словно пытаясь улизнуть со страниц, Акаши решил, что на сегодня хватит — повторит завтра. Хорошо, хоть на память не жаловался. Кисе пошел тем же путём, что и Акаши — позанимался учёбой, а затем ещё и поработал в своей мастерской: он уже два месяца вырезал из дерева небольшую фигурку дракона Хаку из «Унесённых призраками». Работа продвигалась медленно, но спешить было некуда: он делал это для собственного удовольствия. Уже виднелись очертания чешуйчатого тела — Кисе задумал дракона в миролюбивой сидячей позе с повернутой в сторону головой. На баскетбол он пока не ходил — не хватало времени. Кисе шутил, что ему следовало бы остаться жить у Акаши на время работы над картиной для экономии времени и денег на проезд. Смеялся, что тогда всё-таки ухитрился бы спать в позе Гектора на ящиках, и Акаши преспокойно писал бы картину даже ночью. Кисе провёл за резьбой по дереву около двух часов, затем прозвенел предусмотрительно наведённый будильник на телефоне, что означало: пора собираться. Кисе пообедал, предупредил родителей и направился на автобусную остановку — предстоял путь длиною около полутора часа. Целенаправленно собираясь остаться ночевать у Акаши, он взял с собой зубную щётку и сменную одежду.***
— Здравствуй, Кисе-кун! Ты, как всегда, пунктуален. — Привет! — Кисе вошел, рассеивая лучи своей улыбки вокруг. — Ох, ну да, я такой… Куда прикажете направляться, сударь? Наверх в опочивальню? — Наверх в мастерскую, — невозмутимо ответил Акаши: он уже немного привык к шуткам Кисе и его не смутила последняя реплика. — Как скажете. А могли бы и комнату за дверью направо, не знаете, от чего отказываетесь… Акаши молча покачал головой, Кисе рассмеялся. В мастерской уже было все подготовлено и разложен мольберт с инструментами. Акаши неизменно отвернулся, пока его натурщик оголялся и ложился, затем снова укладывал ткань вокруг Кисе, поправлял положение его рук и головы, даже не смущаясь настолько, как тогда, когда случайно дотронулся до его обнажённого бедра. Внешне он не показывал никаких признаков волнения, но случившееся в четверг он не забыл, даже более того: хотел бы забыть, но не мог. Поэтому оставалось лишь притворяться, что все хорошо, что ничего не произошло.***
Четверг
Быстро пересекая холл на перемене и направляясь в магазин, Акаши наткнулся взглядом на Кисе, который что-то говорил прямо на ухо симпатичной брюнетке возле лестницы. Его лицо было так близко, что Акаши подумалось, не та ли это девушка, которой, возможно, увлечён Кисе. А студентка сначала слушала его, потом вдруг ахнула и обхватила за талию. Привстала на носки, притянула его голову к себе и тоже принялась секретничать. Акаши в этот момент вдруг отчетливо почувствовал, что он ненавидит эту ни в чем неповинную особу. Забыв о магазине, он развернулся и быстро пошёл прямо в противоположном направлении от Кисе, лишь бы только не видеть развернувшееся действо. Не заметил, как пересёк длинный коридор, как бежал по ступенькам и опять через коридор… Оказавшись в тупике, он остановился и прислонился к прохладной стене, тяжело дыша и пытаясь понять, что это, чёрт возьми, за досадное чувство внезапно свернулось клубком у него внутри?.. Неприятное ощущение преследовало весь день, и Акаши старательно избегал встречи с Кисе до конца занятий, даже в столовую не пошёл. Лишь написал смс, что он занят и сегодня обедать не пойдёт. Как и договаривались, после занятий ребята встретились и пошли в общежитие. Акаши за всю дорогу едва десять слов произнёс: его молчаливость Кисе принял это за усталость и не стал донимать разговорами, лишь изредка кидал реплики. Эта тактичность почему-то злила художника — уж лучше бы болтал, подкалывал, что угодно, лишь бы не молчал… Так и дошли практически в тишине. В этот раз Кисе даже не отпускал шуточек, а быстро лёг в нужной позе и совсем затих. Акаши привычно смешал краски и принялся за картину, посматривая на нагого натурщика… Прошло несколько минут. Он снова и снова проводил кистью по холсту, а пальцы дрожали и не слушались. Причем дрожали не только пальцы, дрожал весь Акаши. Непривычный жар перекатывался по его телу от головы до пят, а в паху аж сводило, когда он смотрел на Кисе. Этого не может быть, этого просто не может быть… Он не может меня заводить… Я не могу хотеть его… Это недотрах, Кисе был прав, это всё грёбанный недотрах! Я завтра же займусь поисками девушки, завтра же… Лишь бы он был прав, лишь бы… Чем больше думал об этом Акаши, тем сильнее осознавал, что ему не нужно женское тело, а он желает именно Кисе. И от этого хотелось просто выть, хотелось рвать волосы, рвать холст, на котором было изображение невольного искусителя. Акаши попробовал успокоится, вдохнул и выдохнул. Ещё раз, ещё и ещё.. С прохладными потоками воздуха пропало только намерение рвать холст и волосы, а жажда тела Кисе никуда не делась. Ну уж нет, Акаши твёрдо решил сосредоточится на картине. Сжав зубы, он принялся усердно писать, крайне изредка поглядывая на Кисе. Он плавно спускался короткими мазками от плоского живота к паховой части, как раз туда, где причинное место было прикрыто жалким кусочком ткани. Кисть в руке дрогнула и Акаши прикрыл глаза. Через секунд двадцать он снова попытался продолжить работу над этой интимной частью. Стараясь не глядеть в сторону натурщика, провёл тёмной краской раз, другой, обрисовывая края уголка, небрежно спускающегося на живот, затем всё же не выдержал, глаза сами повернулись, и он застыл. Желание подойти и вырвать ткань между ног стало настолько сильным, что Акаши испугался, что в самом деле не сдержится и сделает это. Тяжело сглотнув, он воззвал к здравому рассудку и продолжил работу. Медленно, как в полусне, водя кистью по холсту, он представлял, как подходит к Кисе, отбрасывает ткань, ставшую уже столь ненавистной, что Акаши решил — точно сожжет её, когда закончит картину, но перед этим подерёт на мелкие кусочки. Затем трогает нагое тело, где ему вздумается, гладит его, целует губы, разводит стройные ноги натурщика и трахает до умопомрачения, а сам Кисе безропотно подчиняется, лишь крепче обхватывая Акаши руками и выстанывая его имя. Правда, сам процесс соития слабо представлялся художнику в определённых подробностях, ибо он никогда не интересовался однополым мужским сексом. Нет, он понимал, что и куда, но каковы ощущения от этого, не знал. В его фантазии всё было охрененно. В какой-то момент Акаши так увлёкся воображаемым сексом, что даже застонал вслух. Не сильно громко, но достаточно, чтобы услышал Кисе. Участливо спросив, всё ли в порядке, Кисе получил ответ, что всё хорошо: дескать, мазок на холсте поставил не в том месте, где надо. Всё в порядке, Кисе, всё в порядке. Только хочу тебя до потери сознания, взял бы тебя прямо сейчас… Утолял бы жажду, гасил бы тобою это пламя внутри… Кое-как поработав ещё с минут двадцать, Акаши понял, что больше не может вынести уже болезненного стояка в штанах. Тело так пылало, что, казалось, это за метр ощутить можно — нужно было срочно приводить себя в порядок. Сославшись на сильную головную боль, он извинился и выпроводил немного удивлённого Кисе, даже не подходя близко. Благо, хоть одел свой рабочий фартук с плотным большим накладным карманом для кистей, так что его конфуз был надёжно спрятан от посторонних глаз. Выждав минут пять — вдруг Кисе удумал бы зачем-то вернуться — Акаши сел на кровати и начал дрочить. Он пытался не думать о своём натурщике, но обнажённое тело, соблазнительно изогнувшееся на полу, стояло перед глазами, как его член в тот момент. Смирившись с этим, Акаши позволил постыдным мыслям захватить его воображение и через пару минут кончил.***
Сегодня они с Кисе поработали почти четыре часа, прервавшись на ужин. Картина получалась очень хорошей: реалистичный образ лежащего Гектора в исполнении Кисе мог бы завести не одну девушку, и в мыслях Акаши мелькнуло, что он не хотел бы никому показывать это полотно. После такого длительного труда парни подустали и решили лечь спать не за полночь, как обычно, а пораньше. Кисе изъявил желание устроится в комнате Акаши на футоне. Правда, сначала он предложил вместе в одной кровати, так как она была двухспальной, но бедный Акаши резко воспротивился этому, и Кисе пришлось довольствоваться футоном. В гостевой комнате на кровати спать он не хотел: ему, видите ли, было скучно, а здесь можно ещё потрындеть перед сном. Наконец, улёгшись, Кисе ещё что-то порассказывал о событиях дня прошедшего, а затем и уснул, не находя должного отклика со стороны главного слушателя. А слушатель не спал. Старательно делал видимость уснувшего, но не спал. Скрючившись в позе зародыша, он лежал и не понимал, как так: стоило ему лечь в постель и расслабиться, как член словно зажил своей жизнью и снова устроил ему давешнюю пытку. Акаши решил не терпеть и пойти в ванную, чтобы сделать там свои дела для дальнейшего спокойного сна. Он вылез из-под одеяла и тихо потопал к двери. Ступив несколько шагов, всё же не смог побороть искушение и обернулся в сторону спящего Кисе. Тот лежал, разметавшись на постели, как маленький ребёнок, и мирно посапывал, чуть надув губки. У Акаши заколотилось сердце. Ему вдруг так сильно захотелось поцеловать эти губы, попробовать, такие ли они мягкие, каковыми кажутся на вид, что ноги против воли ступили шаг в сторону футона. Он огромными усилиями заставил себя остановиться и зажмурился. Я не могу сделать этого, я немедленно развернусь и выйду из комнаты. Это неправильно.. это нечестно по отношению к Кисе… Нельзя, он же друг. Я могу только посмотреть на него, не более… Он пытался себя уговорить, просил… Но чем дольше он представлял губы Кисе, тем слабее звучал голос разума, и он уже не приказывал, а лишь умолял не наделать глупостей. Не в силах больше бороться с собой, Акаши подошёл к футону. Я только прикоснусь… только один раз… и сразу же уйду… В висках гулко стучало. Почти не чувствуя ног, Акаши наклонился и прижался к губам спящего: два нежных алых лепестка губ были такими мягкими, как он себе и представлял. Его веки чуть опустились, но тут Кисе открыл глаза. Акаши резко отпрянул от его лица, еле удержавшись, чтоб и вовсе не свалиться. Он хотел встать, но трясущееся тело не слушалось, предательское тело не хотело покидать полюбившуюся ему позу. Он отчаянно сглотнул, проклиная себя за эту слабость, ненавидя всеми фибрами души, как вдруг Кисе схватил его за затылок и пригнул. Акаши и не представлял себе, что те самые мягкие губы могут быть такими сильными, а всегда весело щебечущий рот таким страстным. Кисе резко перевернулся, сбросив обмякшего Акаши на футон. Он выдернул одеяло между их тел, с силой развёл его ноги и тут же принялся трахать просто через белье. Акаши ахнул — такого ещё с ним не делали, но было головокружительно хорошо… Кисе грубо целовал, кусал его губы, менял темп и силу движений бедрами. Акаши весь горел, сгорали мысли. — Ки… се… а-а-а-а… — вырывал он губы: сдерживаться было невмоготу. Кисе снова затыкал ему рот — слишком громкие стенания могли разбудить если не родителей, то сестру в почти соседней комнате. Акаши казалось, что ещё немного, и он просто лишится рассудка от волн, хлеставших по его телу: он выгибался, подаваясь бедрами вперёд, скрёб по спине Кисе, скользя ногтями. У Кисе мелькнула слабая мысль о том, что будь это девичьи руки, то не избежать бы ярких красных полосок на коже, но ногти Акаши были аккуратно подстрижены и подпилены. — Тише… ти… ше… — обрывисто и горячо шептал Кисе между поцелуями, сам еле сдерживаясь, чтобы не застонать. — Тише… Акаши спустя ещё пару толчков кончил, с силой прижимая к себе Кисе и на миг просто впечатавшись в него, а следом за ним кончил и Кисе. Лежа друг на друге, парни приходили в себя после взрывного оргазма, мокрое от спермы белье никого не заботило. Кисе приподнялся на локти, но не встал с тела Акаши. Он посмотрел на порозовевшие щёки довольного парня и улыбнулся. Нежно поцеловал. Акаши молча ответил на поцелуй. — А ты такой скрытный, оказывается, — молвил Кисе. — И давно я тебе нравлюсь? — С чего ты взял, что нравишься мне? — поджав губы, с вызовом посмотрел ему в лицо Акаши. — Какой дерзкий! Вот я сейчас тебя трахну без смазки за такие слова, — сказал он, схватив запястья Акаши и зажав их. Тот от удивления открыл рот, но тут же был заткнут поцелуем. Возбуждение снова легко зашевелилось, жаром отзываясь где-то со спины, но Кисе прервал поцелуй. — Сейджуро, — сказал он, называя Акаши по имени. — Я спросил не из любопытства и не для того, чтобы посмеяться над тобой, так что не надо дыбиться. Ты ведь мне понравился ещё в первую нашу встречу. Как же ты мне понравился! — Кисе мечтательно прижмурил глаза. — Я и не думал о парнях до тебя, так что ты у меня первый, между прочим. Я столько раз пытался тебе намекать о своей симпатии, иногда даже прямо говорил, но ты не воспринимал всерьёз, ясное дело… Я всё думал, как мне тебя соблазнить, ты был неприступен, Сей-чи. Но я не собирался сдаваться и уже думал, что если ты так и не обратишь на меня внимание, то после выставки прямо скажу тебе о своих чувствах… Кстати, вот тебе и предмет тогдашнего моего увлечения, о котором я тебе говорил как-то, если помнишь. — Помню… Это правда? — прошептал Акаши. — Чистейшая. А теперь представь моё удивление, а затем дикий восторг, когда я сегодня проснулся от того, что меня касались губы человека, о котором я только и думал последнюю неделю. Он наклонился близко к лицу лежащего под ним парня: — Хочу тебя… — прошептал прямо в ухо. Акаши поёжился. — Кисе-кун… — Нет, — возразил тот, съезжая поцелуем ниже. — не Кисе, а Рёта. — Хорошо… а-ах-х… Рёта… — Я хочу тебя, — повторил Кисе, отняв губы от шеи Акаши, и посмотрел в темные влажные глаза напротив. — Но у меня нет опыта в сексе с парнями, поэтому мы повременим с этим, пока я не куплю всё необходимое, чтоб не сделать тебе больно. — Мне больно? — с непониманием переспросил Акаши. Он даже не предполагал, что будет снизу — в его недавних фантазиях он был активом и нещадно отымел Кисе. — Ну да. Я про смазку, надо купить несколько разных на всякий случай, да и не мешало бы почитать, как правильно… м-м… входить, чтоб у партнёра было поменьше дискомфорта… Акаши слушал, всё больше округляя глаза. Наконец, он выдохнул: — Ты хочешь сказать, что я буду… снизу?! — Ну да, сладкий, — проворковал Кисе и провёл языком по его щеке. — А почему не ты? — спросил Акаши, вертя головой. — Потому что, Сей-чи. Сверху буду я и всё. Точка. — Это когда же ты решил? — не унимался Акаши, уворачиваясь от Кисе. — Когда ты выгибался на полу мне навстречу, — Кисе словил упрямые губы. — Когда стонал моё имя и царапал спину, — опять поцелуй, уже более властный. Акаши закрыл глаза и позволил языку проникнуть в его рот. — Когда кончил подо мной… Этих аргументов достаточно? — прошептал он, кусая нижнюю губу Акаши. — Да… — сдался тот, обнимая Кисе за шею и чувствуя, что в этой битве он проиграл. Хотя ещё неизвестно, проиграл ли, возможно, этот проигрыш будет слаще всех побед. Решив, что петтинга на сегодня им хватит, не то и до секса может дойти, парни подумали, что уж и помыться не мешало бы. Сходив по очереди в ванную, влюблённые голубки легли в кровать уже вместе. Акаши не боялся, что кто-то может зайти — такое у них в семье не принято, все уважают личную жизнь друг друга, и если дверь закрыта, то в неё можно только постучать, но никак не вломиться. Умостившись на груди Кисе, Акаши вдруг подумал, что должен спросить. Он приподнялся на локоть и молвил: — Рёта-кун, а ты… я тебе просто нравлюсь? Кисе внимательно посмотрел на него и усмехнулся. Его аккуратные ноздри зашевелились, и он лишь сильнее сжал Акаши в объятиях. — Хм. Почему не задашь вопрос прямо? Акаши облизнул губы и выдохнул: — Ты меня любишь? — Да, — коротко ответил Кисе. — А почему не сказал это сам? — спросил Акаши. От волнения его дыхание участилось. — Правда хочешь знать? — Да. — Потому что… — Кисе сделал паузу, его ноздри снова затрепетали, он шумно выдохнул. — Потому что, Сей-чи, не сегодня. — Сегодня… — сухими губами упрямо повторил Акаши, глядя в совсем темные миндалевидные глаза напротив. — Ты именно сейчас хочешь услышать, что я к тебе чувствую? — Скажи это, — Акаши сглотнул, в горле тоже было сухо. Волнение перерастало в нечто большее. — Я люблю тебя. Кисе перевернулся на Акаши и впился в его губы. Он потянулся к уже сухому белью Акаши и стянул его. Неожиданная прохлада в нижней части полностью нагого тела остудила пыл Акаши и он, кажется, понял, чем дело пахнет. Вазелином. Но вот его под рукой не было. Кисе жёстко и грубо сминал руками его ягодицы, так же сминая и пытавшиеся что-то сказать губы Акаши. — Останови… меня… — просил Кисе, а сам ещё неистовее вгрызался в искусанные губы. — М-м.. — лишь промычал Акаши, шансов не было совсем с такими поцелуями. Сил оттолкнуть тоже не было, да и желание отсутствовало. Внезапно Кисе сам отстранился, тяжело дыша. — Ещё… сам могу… Заставил себя подумать… о преподе на твоём месте… и подостыл… — Он сел на кровати. — Не соблазняй меня, Сей-чи… И оденься. Акаши нашёл белье на кровати и сел рядом. — Прости, — сказал он тихо. — Я… просто я так хотел это услышать. Кисе посмотрел на него, потянул на себя и укрыл одеялом обоих. Прижимая к груди темную макушку, он нежно её поцеловал. — Я буду говорить тебе о своих чувствах день и ночь… Но не сегодня, это сильнее меня, это сносит крышу. — Я понял, Рёта-кун. А мне можно сказать тебе… о чувствах? Кисе погладил лицо Акаши и очень тихо ответил: — Скажи. — Я тоже тебя люблю. Кисе замер, затем затащил его на себя: — Иди ко мне ближе… Ещё ближе. Ты мой, и я хочу, чтобы ты был совсем рядом… Вот так… Ай, только там не трогай… И не трись… Сей-чи… маленький изверг… м-м-м… Лежи тихо, вот так… — Спокойной ночи, Рёта-кун. — И тебе…