***
Парни медленно шли на остановку. Акаши вышел проводить Кисе — нужно было договориться о занятиях. — Отличный был ужин, спасибо тебе, Акаши-чи, за приятно проведенное время. — Спасибо и тебе. Моей семье ты тоже понравился. Особенно сестре, — Акаши тихо хмыкнул. — Не сводила с тебя глаз. — Да? Я не заметил, честно говоря. Мне было так весело… Они несколько минут шли молча, но тишина была легкой и ненавязчивой. Первым заговорил Акаши: — Кисе-кун, надо решить о времени и днях занятий. Я буду писать картину в общежитии, сегодня уже всё подготовил для этого. — Ага, хорошо, сейчас подумаем… Так… Я могу вообще в любой день после учёбы, пока что время позволяет, задание с бюстом я закончил сегодня днём. Баскетбол у меня с вольным посещением, газету совмещу или, на крайний случай, попрошу без меня пару недель поработать — редколлегия поймёт, я уверен. Ну и будем корректировать наш график, если что. Только если придется заниматься допоздна, то я, наверное, не смогу добраться домой, кроме как на такси. А если часто разъезжать на этом наёмном транспорте, то я буду разорён на карманные деньги — на что тогда покупать сладости и приятные мелочи для девушек, ха-ха?.. Так что, если ты не против, то в порядке таких исключительных дней я бы оставался ночевать у тебя. — Конечно, Кисе-кун, не беспокойся насчёт этого, у меня есть гостевой футон. И спасибо тебе, меня вполне устраивает подобный график. Ты… лучший натурщик. — Да ладно тебе, я обычный, — сказал Кисе, но ему было приятно это услышать. — И ещё… Я не могу за просто так отнимать твоё время, — Акаши замолчал, подбирая слова. Он хотел предложить оплату за труды натурщика, так как они с Кисе не были пока друзьями, и для Акаши был совершенно естественным тот факт, что затраченное время нужно вознаградить. — За просто так? — сначала не понял тот. — Ну да. Я имею в виду некую сумму денег, которую я готов тебе заплатить за позирование… — Отказываюсь! — неожиданно резко ответил Кисе. — Но… — Я сказал нет! Я сам согласился помочь, меня никто не заставлял и, тем более, не покупал. Если бы ты сразу запел эту свою песню про деньги, ещё тогда, по телефону, то так и знай, что не видел бы ты меня в роли натурщика, как своих ушей без зеркала! Так что прекрати. — Но я так не могу… — Отвянь. — Кисе-кун… — Мой автобус приехал. Пока! — Пока… — растерянно молвил Акаши. Кисе быстро запрыгнул на ступеньку, остановился и, обернувшись, подмигнул ему. Или же Акаши это просто показалось в последних лучах садящегося солнца.***
Договорившись о первом занятии с Кисе, Акаши приготовил краски, выстроил кисти, как солдат на плацдарме, и стал дожидаться своего натурщика. Он уставился на холст и задумался: довольно большая картина получается. Успеют ли они закончить за две недели? Тут уже немаловажно, чтобы у Кисе хватало свободного времени на позирование. В дверь постучали. Акаши оторвался от созерцания белого полотна и открыл. Кисе вошёл, как всегда, с радостной улыбкой, освещающей его лицо и всё вокруг. — Привет, Акаши-чи! Твой натурщик полностью готов к употреблению! — Привет! Хорошо. Ты видел, я скинул тебе фото Гектора, чтобы ты правильно лёг? Дальше уж я тебя подкорректирую. Ну… я пока отвернусь, а ты… раздевайся. — М-м-м, господин художник, ты настаиваешь? Может, давай хоть чаю выпьем для приличия? А то лишь пришёл, так сразу «раздевайся»… — вкрадчивым голосом сказал Кисе, чуть ближе подступая к Акаши, чьи светлые щёки тут же слегка порозовели. — Если ты хочешь чаю, то я сделаю… — Да не хочу, Акаши-чи, я пошутил! Опять ты идёшь у меня на поводу! Наверное, каждый раз, когда я соберусь валять дурака, мне нужно сначала предупредить тебя об этом! Все, я раздеваюсь и можешь приступать к работе. Акаши тут же отвернулся. Он давно уже не смущался, да и от такого пустяка, вот как Кисе это удаётся?.. Пока он мозговал над ответом, было слышно, как где-то в глубине комнаты возился с одеждой Кисе. — Я уже, Акаши-чи, можешь поворачиваться. Вроде лёг, как на фото… Акаши обернулся. У стены, откинув руки, лежал полностью обнажённый Кисе. Его длинные стройные ноги, сплетаясь, как две грациозные лозы, были закинуты на достаточно высокий ящик, нижняя часть тела находилась на более низком. Светлая кожа выгодно контрастировала с темной тканью, уголок которой был аккуратно уложен между ног и прикрывал именно то, что следовало. Глаза Акаши скользнули по широкой грудной клетке, спускаясь ко впадине плоского живота. Он задержал взгляд немного дольше, чем планировал. — Акаши-чи, ты там заснул или как? — подал голос Кисе и, задрав подбородок, поискал глазами своего художника. — Ну как? — Да я… Просто… обдумывал, что скорректировать, — Акаши подошел и посмотрел сверху вниз на лежащего Кисе. Тот улыбнулся. — Так, согни чуть правую руку… не так сильно. Я буду сам направлять, а ты слушай… — голос Акаши чуть посуровел, он взял Кисе за запястье и не сильно потянул, но достаточно ощутимо, чтобы этим движением дать понять, куда вести рукой. — Стоп, вот так хватит, отлично. Теперь эту. Кисть поверни немного, вот так… Сейчас я более естественно разложу ткань, словно она сама скомкалась, лежи тихо и не шевелись… Он поправил гладкие волны ткани возле ягодиц Кисе, улаживая их так, как видел своим взглядом художника, и ненароком задел обнажённое бедро. Вздрогнув, Акаши сильнее свёл брови на переносице. Быстро закончив, он выпрямился и окинул взглядом Кисе, затем молча развернулся и пошёл к мольберту. Уголки губ Кисе дрогнули и слегка потянулись вверх. Акаши взял в руки карандаш, собираясь делать набросок на девственно чистом полотне, но с удивлением заметил, что его пальцы едва заметно дрожали. Он насупился: куда это годится, не азбуку Морзе же собирался отбивать, но всё же начал делать первые штрихи. — Тебе удобно? — решил спросить Акаши из вежливости у Кисе. — Нормально, даже неплохо. А можно мне поспать пока что? — Нет, конечно. — Даже немножко? — Даже немножко, — ответил Акаши, намечая карандашом очертания тела. — А если я аккуратно? — Нет. — А если нечаянно? — Кисе-кун, если ты уснешь, то… — Съеду с ящиков, заставив тебя лицезреть мою постыдную наготу, так как этот кусок ткани уползёт с крепкого захвата моих бедер, — натурщик сдержанно засмеялся. — Я же пошутил, Акаши-чи. Конечно, я не собираюсь спать. Даже если вся дремота мира разом на меня обрушиться, я всё же устою и прямо заявлю: «Не пойду в твои сети, хитрый Морфей, поищи кого-нибудь посговорчивей, у меня тут важная миссия…» — Балагур, — пробормотал Акаши. К пальцам снова вернулась былая твёрдость: шутливый разговор подействовал на него немного расслабляюще. — Ладно, не буду отвлекать, думаю, тебе нужно сосредоточиться, — ни капельки не обиделся Кисе и замолчал. — Спасибо, Кисе-кун. Кисе лежал на двух довольно твёрдых ящиках, думая о том, сколько он сможет продержаться в такой позе и затем разогнуться без труда. Хоть лежать и было довольно неплохо, но если так провести час или два, то, кто знает… Кисе еще не бывал в такой позиции столь продолжительное время и теперь размышлял об этом, ибо делать все-равно было нечего, а спать нельзя было по вполне понятным причинам. Кисе вспомнил о том, как засмущался Акаши, когда нечаянно дотронулся до него, как пытался скрыть своё замешательство под сдвинутыми бровями и плотно поджатыми губами. Почему он так волновался? Опыт ведь имел в такого рода картинах, сам же рассказывал. Может, художник просто давно не писал с натуры, да и девушки у него нет сейчас, наверное, поэтому и так напряжен. Оставив себе в уме закладку обязательно затронуть эту тему, Кисе довольно улыбнулся и прикрыл глаза. Уж про женский пол он любит поговорить. Акаши вдохновенно писал, работа захватила его полностью, и для него сейчас не существовало ничего, кроме холста и кисти. Он уже смешал краски и перешёл к тому, что, собственно, и называлось живописью маслом. Понемногу на холсте стали появляться очертания стройного тела Гектора. Лицо Акаши всегда оставлял напоследок. Для него написать лицо — что-то вроде вишенки на торте, вкусного десерта. Это слишком важная часть тела, её он будет писать в отдельный день, дабы полностью передать всю чувственность губ, разлёт темных бровей и тени от ресниц на щеках… Вообще, он еще в столовой удивился: у Кисе золотистые волосы, глаза как гречишный мед, а ресницы и брови довольно темные, будто предназначались шатену. Только когда рука с планшеткой уже неприятно тянула в плечевом суставе, словно Акаши держал на весу не тонкую деревянную плоскость с размазанными красками, а по меньшей мере, литровую банку с водой, он посмотрел на часы на столе и решил, что, пожалуй, на сегодня хватит. Прошло чуть больше двух часов с начала работы и пора бы уже поинтересоваться, как там его модель, которая безропотно и тихо возлежала на полу и ящиках. Возможно, у него уже затекла пятая точка от такой позы или кровь прилила в голову, что еще хуже, потому что от этого он станет более болтливым, это уж точно. Акаши отложил планшетку, со вздохом потянулся и потер плечо — тянущая боль тут же прошла, стоило только освободить руку от груза. Он посмотрел на холст и накинул на него большую белую простыню. Ткань плавно спустилась по обе стороны мольберта, скрывая его от любопытных глаз. — Кисе-кун, я на сегодня закончил! — окликнул он своего натурщика. — Ты как там? — Нормально, немного не так я представлял себе наше первое свидание, но лежать было неплохо, — отозвался тот. — Так много и беспрерывно я не думал уже давно. Акаши хмыкнул: ох, уж этот Кисе с его бесконечными шуточками! Он направился в другой конец комнаты к холодильнику и кинул через плечо: — Я пока буду доставать еду, так что не смотрю на тебя, можешь одеваться… Честно говоря, только сейчас почувствовал прям волчий аппетит, время ужина ведь уже прошло… Нам надо покушать, а то ещё немного, и не знаю, как ты, а я точно начну слизывать краску с планшетки и выдавливать её с тюбиков. Акаши представил, как он с жадностью поглощает разноцветные колбаски, которые впопыхах извлекает с тубы себе прямо в рот и поперхнулся смехом. Пока он выуживал из холодильника прозрачные судки с разными вкусностями, Кисе успел одеться. — Я выйду на кухню помыть руки, — сказал он. — Давай, я тоже сейчас схожу, а то все пальцы в красках, — ответил Акаши, обернувшись, а затем снова нырнул в недра холодильника. Кисе вскоре вернулся и, похлопывая влажными ладонями, тут же вытер их о джинсы. Он посмотрел на стол и удивленно вскинул брови: — Откуда столько еды? Ты что, сам всё готовил? — Конечно, сам, не из дому же привёз. Правда, омлет и роллы вчера делал, а вот кацудон и салат — сегодняшние. Надеюсь, ты не против вчерашней еды, — ответил Акаши, раскладывая тарелки. — Да вообще не против! — Я пошёл, вымою кисти и планшетку заодно, я быстро, — он по-хозяйски окинул глазами стол — вроде ничего не забыл — и тут же вышел. Кисе встал и подошел к накрытому мольберту. Он протянул руку, намереваясь посмотреть, но, передумав, одернул её и вернулся за стол.***
Вскоре пришёл Акаши, и парни занялись поглощением пищи, не забывая, впрочем, болтать при этом. Конечно, заводилой был Кисе, известный своей любовью вести беседы за едой. — Знаешь, Акаши-чи, я вот что подумал, — довольно молвил Кисе, неспешно дожёвывая кусок кацудона и уже почти насытившись щедрым угощением. — Что-то мне подсказывает, что ты втайне ходишь на кулинарные курсы. Акаши молча усмехнулся. Он ожидал подобной реплики. — Так что, я прав? Скажи мне, в какие дни ты посещаешь эти занятия и я пойду прямиком туда, только чтобы посмотреть на тебя в фартуке и белом чепчике, — не отставал Кисе. Акаши всё так же молча отправил в рот ролл с тунцом и медленно начал жевать. — Признайся наконец, куда мне путь держать? И ещё я обязательно поблагодарю того шефа, который научил тебя так здорово готовить! Акаши обмакнул ролл с огурцом в соевый соус и засунул его целиком себе в рот. — Нет, ну правда, Акаши-чи. Я, конечно, шучу насчет курсов, но я тут пытаюсь тебя похвалить, а ты не реагируешь никак. — Ну так просто и похвали, — ответил Акаши. — Я не хочу просто. — Ну так похвали не просто. — Акаши-чи, ты замечательно готовишь. Обалденно, прямо как моя мама. Вкуснотища. Правду говорят, что талантливый человек талантлив во всем, — вдруг серьезно сказал Кисе, глядя ему прямо в лицо. Акаши перестал жевать: он почувствовал, что краснеет, поэтому поспешно ответил: — Ты… спасибо. Но… столько комплиментов за один раз… Надо было оставить немного на потом, выдавать их порционно, так сказать, иногда тешить тщеславное самолюбие художника, а ты все за раз на меня обрушил. Право, я даже немного смутился, — признался он. — У меня еще есть в запасе, — с улыбкой уже пообещал Кисе. — Не переживай, ты еще будешь смущен, тщеславный художник. — Прозвучало, как угроза, — сказал Акаши и они рассмеялись. Когда с ужином было покончено и парни по очереди сходили в душ, сделав свой вечерний моцион, Акаши предложил выпить чаю, так как спать не особо хотелось им обоим. Кисе с удовольствием поддержал эту идею, тем более, он хотел еще поболтать с Акаши — уж больно ему было интересно, какие барышни нравятся художнику. Акаши заварил чай, расстелил футон на полу и парни расположились с чашками прямо там, решив в таком более удобном положении насладится горячим напитком и, можно сказать, задушевными разговорами. Не стесняясь друг друга, в одних трусах и футболках, они попивали ароматный напиток, а Кисе рассказывал о том, как решил стать скульптором. Оказывается, в старшей школе он пошел с праздного любопытства в кружок лепки и скульптуры, и незаметно для себя увлёкся. Сначала занимался в кружке, а затем потихоньку начал дома. Когда родители перестали замечать своего сыне где-либо, кроме кухни и ванной, и кроме короткого приветствия «я дома» или «я ушёл» его не было слышно, то отец решил заглянуть в комнату Кисе, дескать, чем он так занят. Его ожидала невероятная картина: пол был застлан большим куском пленки, на ней восседал сам Кисе, сосредоточенно что-то строгая из дерева. Вокруг него лежало столько разных фигурок, что можно было заставить по крайней мере треть пола комнаты. Сам Кисе, казалось, даже не заметил вторжение и продолжал работать. Когда отец обрёл дар речи, то серьезно спросил сына, это увлечение или что-то большее. Тогда Кисе подумал секунд десять и решительно ответил, что большее. И после этого отец оборудовал для него отдельную мастерскую из одной из гостевых комнат. Кисе никогда не забудет этого поступка и будет всегда безмерно благодарен отцу. А после этого разговора стал присматривать соответствующий вуз. Вот так и поступил в «Гэйдай». — Скажи, Кисе-кун, если скульптура — это твоя любимая профессия и выбор в жизни, то почему ты расточаешь так много времени на множество других занятий? Я имею в виду танцы, которыми ты занимался раньше, баскетбол и газету, — спросил Акаши. — Думаешь, я недостаточно много времени уделяю своему делу? — Не то чтобы… Я немного не об этом. Ты говорил как-то, что у тебя мало свободного времени и ты устаешь. Ты мог бы не заниматься газетой и ходить на баскетбол, например, два раза в неделю вместо четырех. А свой досуг потратить на отдых и вдохновение, чтобы с новыми силами совершенствоваться в скульптуре и с каждым день быть всё лучше в этом. — А кто тебе сказал, что мне нужно черпать вдохновение в отдыхе? Может, как раз избыток свободного времени навевает на меня скуку и никак не способствует появлению моей музы? Может, я воодушевляюсь именно тем, что меня окружает каждый день в круговороте движения? Множество лиц, которые я вижу каждый день, направляясь в студию университетской газеты; спортзал — когда довольный и вымотанный после баскетбола, я иду в душ и на смену усталости приходит легкая истома во всех мышцах. И тогда, Бог свидетель, я готов хоть в ту же минуту брать в руки кусок гипса, долото, ну, или глину и творить, творить, — вдохновенно говорил Кисе, доказывая свою точку зрения с таким энтузиазмом, что едва не пролил чай на футон. — Разве ты не видишь эти же лица в универе каждый день? Там такое разнообразие, что просто кладезь для идей! Вот скажи мне, сколько часов в день ты занимаешься скульптурой дома? — В выходной часов четыре-пять, в будний не каждый день, в основном, на практических занятиях в аудитории, пару дней в неделю дома примерно по полтора часа… — Но разве этого достаточно для самосовершенствования? — не прекращал гнуть свою линию Акаши. — Ты занимаешься всем, чем угодно, отдавая этому кучу времени и оттесняя скульптуру. А должно быть хотя бы наоборот, раз уж ты такой разносторонний человек. — Да, я именно разносторонний! И скульптура у меня на первом месте, просто я беру от жизни всё, что хочу и могу, вот! — наконец, подвёл итог Кисе, будто ставя этим точку в их споре. Но Акаши так просто не уступал. — Берешь от жизни все, говоришь? — Да! — Так ты поэтому согласился позировать мне, для разнообразия своего досуга?.. Эта фраза вырвалась сама собой и тут же вызвала неприятное чувство внутри. Как говорится, сам сказал — сам обиделся. Кисе изумленно застыл: ну что за бред несёт Акаши? Ещё и выглядит при этом так, словно Кисе до этого его поносил по чём зря весь вечер, эдакое обиженное лицо с поджатыми губами. У Кисе возникло желание не то рассмеяться, не то просто растормошить парня. Но вместо этого он просто улыбнулся и сказал успокаивающим тоном, словно объяснял что-то неразумному ребёнку: — Акаши-чи, не говори ерунды. Я согласился, потому что мне так захотелось. Захотелось, чтобы ты меня написал, захотелось помочь тебе. Если помнишь, то у тебя не было натурщицы. Акаши уловил эти нотки в его тоне и подумал, что он, наверное, слишком увлекся спором. — Извини… я ляпнул, не подумав. Я очень ценю твою поддержку и помощь… Я и правда… не знаю, что на меня вдруг нашло, — пробормотал он. — Думаю, что на тебя нашло то, что у тебя нет девушки! — выдал свой вердикт Кисе, подняв указательный палец вверх и довольно улыбаясь. Он снова был в своем русле и подумал, что очень удачно повернулся разговор. — Девушки? А это тут при чем? И вообще, с чего ты взял, что у меня её нет? — А что, есть? — Нет… То есть… И что, если нету? — Акаши легко поддавался на провокации умелого Кисе, а тот и рад стараться. — А то, что ты такой сердитый сегодня потому, что у тебя недотрах! — констатировал Кисе. — Нам надо срочно найти тебе девушку, а то ты так и побьешь меня в скором времени, ха-ха! Акаши вытаращился на Кисе. Беззвучно шевеля губами, казалось, он от возмущения сейчас задохнется, если не найдет слов для парирования. Кисе, видя эту реакцию, нашёл её забавной и рассмеялся ещё пуще прежнего. — У меня нет недотраха! — выпалил наконец красный, как рак, Акаши. — Долго же ты собирался с духом, чтобы это сказать, — ухахатывался Кисе. — Я уж было подумал, что ты больше не произнесешь ни слов… Ай! Конечно, Акаши был достаточно эрудированным, чтобы поддерживать разговоры на различные темы, но когда дело касалось интима, то тут он был полный профан. Не в силах больше выносить подобные фразы в свой адрес и пытаясь скрыть таким образом смущение, Акаши повалил издевателя на футон и принялся в шутку с ним бороться на предмет «кто будет сверху, тот и прав». Но, так как Кисе выигрывал в росте на эдаких сантиметров пятнадцать и явно был сильнее, то после непродолжительной борьбы взял первенство над Акаши. Самым бесстыдным образом оседлав его, он схватил оба запястья парня и улыбаясь, сказал: — Акаши-чи, а ты, оказывается, хотел немного спортом позаниматься, чего же сразу не сказал? — Потому что! — пыхтел под ним Акаши, всячески стараясь изловчиться и вывернуть руки. — Это ты меня вынудил, а не я хотел! Так что слезай! — Попробуй меня сбросить! Акаши и так пытался это сделать, но безрезультатно. Кисе со смехом опустился ниже и прижал руки к полу. — Сдаёшься? — ноздри его затрепетали. — Н-нет! — Мне, конечно, удобно так сидеть, но, боюсь, что чрезмерное трение приведёт к неким опасным вещам… Ты ещё с уроков физики должен это помнить, а-ха-ха! Кисе расхохотался и всё таки слез, раскрасневшийся Акаши не выдержал и тоже начал смеяться. Затем они решили, что на сегодня хватит с них разговоров и споров, и приняли единое логическое и верное заключение: пора спать. И уже в темноте, лёжа на футоне, Кисе подал голос: — Акаши-чи, надо будет заняться поисками девушки для тебя… — Спасибо, обойдусь. — Нет, ты подумай, если что — можешь звонить в любое время и мы это обсудим… Кисе тихонько посмеялся и, наконец, затих.