Song of the Sirens

      Омджи влетает в комнату, пытаясь не споткнуться о подол своего длинного платья, и с такой силой захлопывает дубовую дверь в свою комнату, сразу же запирая её, что со стороны кажется, что сами голодные демоны находятся в коридоре и теребят ручку в эпилептическом припадке, требуя впустить их.       — Ты обязана это сделать! Ты, неблагодарная стареющая сволочь, выходи! — раздаётся грубый и низкий мужской голос, следом — настойчивый, агрессивный стук. — Чёрт бы тебя побрал!       — Чем он тебе не угодил, доченька? — женщина даже не злиться, лишь жалобно причитается, её голос дрогнул к концу вопроса и превратился в болезненный хрип.       — После такой выходки она нам больше не дочь, — демонстративно, громко, чтобы Ким точно услышала, кричит мужчина, прекращая мучить дверь. Напоследок ударив кулаком по искусно отделанной деревянной поверхности и тяжело вздохнув, он замирает.       Когда уходящие шаги полностью стихают, девушка беззаботно пожимает плечами, шатаясь, — не от боли из-за услышанных слов, а от недосыпа — плетётся к своему рабочему столу, садится в мягкое кремовое кресло и замечает, что книга, недавно покоящаяся в самом низу огромной стопки, теперь лежит прямо перед ней, а тонкая нитка-закладка в ней красноречиво намекает открыть её на нужной странице. Уже подозревая, чьи это проделки, Омджи слабо приподнимает уголки губ, но всё равно перелистывает несколько глав романа, чтобы наткнуться на самое обыкновенное зеркало небольших размеров с закруглёнными углами. Она берёт его в руки, оглядывает и, не находя ничего необычного, догадывается опустить взгляд вниз.       — Я люблю тебя, самую красивую девушку на всём белом свете, — читает вслух она обведённую чёрной ручкой реплику одного из персонажей, и улыбка её становится немного шире, а потом и вовсе растягивается до ушей, уловивших слабое копошение сзади за шторами, скрывающими яркий дневной свет. — Хей, когда ты успела? Что это за дешёвый магазинный роман? — нелепо отшучивается, всеми силами скрывая ласковые нотки.       — Ты забыла, что меня, горничной, есть ключи от всех комнат этого особняка? — наконец подаёт голос Юджу и выходит из-за толстых, широких тканей; наследница не оборачивается, ибо зеркало всё прекрасно показывает. Та подбирается ближе, обнимая со спины за плечи, невесомо целует в ухо, неразборчиво шепча клубнично-ванильную чепуху.       — Всё-всё, дай хоть отойти от этого треклятого обеда, — отвечает на ухаживания Ким, неохотно вставая, но та не выпускает из объятий и провожает к огромной кровати. — Приходил ещё один отчаянный парень. Не знаю, что ему было нужно, кроме наших денег, но он изо всех сил старался впечатлить меня идиотскими карточными фокусами, бедняга. Всё закончилось тем, что я кинула к него ближайшую тарелку с ужасно кислым салатом.       — Он хоть симпатичный? — с долей ревности спрашивает работница, расплетая тёмные густые косы девушки, которые утром сама и заплела, и мысленно вычёркивая пункт «гадание на картах» из длинного списка будущих подкатов.       — Ну может быть, если присмотреться… — задумчиво протягивает брюнетка и через мгновение чувствует, как за волосы несильно, но ощутимо дёрнули. — Хотя нет, страшный он был. Да и мне всё равно на них, — поддаётся она и облегчённо вздыхает, стоит волосам упасть на плечи, а тонким пальцам начать массировать кожу головы, будто успокаивая.       — Конечно, за твоём фоне померкнет самая яркая звезда, — добавляет Чхве, и младшая готова рассмеяться, потому что, сколько бы времени не прошло, некоторые вещи, как, например, любовь старшей к таким романтичным выходкам, никогда не меняются.       — Мне скоро стукнет двадцать шесть, — усмехается Омджи, прокручивая в голове слова своей матери. — А они до сих пор не знают всей правды обо мне. Думают, я эгоистка с завышенными требованиями, — к самоиронии добавляется толика разочарования.       — Во-первых, мне уже двадцать семь. А во-вторых, лучше считаться плохой дочерью, чем получить билет в один конец в психиатрическую больницу или даже тюрьму, — серьёзным тоном произносит Юджу и переходит к корсету, развязывая его нарочито медленно, иногда игриво проходясь пальцами по спине, отчего та вздрагивает и проглатывает свою фразу, чутко прислушиваясь к своим ощущением. Чхве теперь тянет молнию вниз, и наследница теперь может дышать полной грудью. Она нетерпеливо снимает с себя платье, избавляется от белых чулков, сбросив туфли на высоких каблуках, и падает животом вниз на свежие простыни, вдыхая приятный запах стирального порошка.       Хмыкнув, горничная забирается сверху на её бедра и тянет руки к чужим плечам, осторожно массирует, и девушка тает от её размеренных движений, разливается, как мёд, и блаженно закрывает глаза, думая уже заснуть, забыв о недавней ожидаемой ссоре с родителями, как та опускается ниже, пересчитывает позвонки, вызывая мелкую дрожь, и доходит до копчика. Неожиданно стягивает трусики вниз и вонзает ногти в мягкую упругую задницу под недовольное мычание, переходящее в тонкий скул от осознания того, что поспать ближайшие двадцать минут не получится, ведь отцепить приставучую «пиявку» практически невозможно.       И эта самая «пиявка», наклоняясь, присасывается к тонкой смуглой коже около лопаток, оставляя болезненный алеющий засос, который со временем почернеет, потом облизывает его, словно извиняясь. Ведёт тонкую влажную полоску слюны всё ниже и ниже, иногда усыпая тело мелкими укусами и лёгкими, поверхностными поцелуями, пока не достигает моментально сжавшейся дырочки меж ягодиц, и, немного подождав, пока партнёрша расслабится, а края ануса прекратят сопротивляться, податливо раскрываясь, забирается туда мокрым языком.       Она исследует им гладкие жаркие стенки, отчаянно забираясь всё дальше и дальше, активно пускает вязкую слюну, мягко скользя и прощупывая. Она слизывает естественные выделения, но не глотает: оторвавшись от судорожно вздрагивающего сфинктера, она плюёт на свои пальцы и входит одним обратно, снова начиная разрабатывать стенки. Омджи утыкается носом в подушку, не дыша, чтобы максимально прислушаться к своим ощущениям, хотя сейчас кислород нужен как никогда, и зажмуривается до зелёных кружков, когда девушка, отстранившись, протягивает:       — Я достану, хорошо?       Ким поднимает руку, давая разрешение, в котором даже не нуждались: старшая и до этого жеста поднялась с кровати. Достав из кармана связку ключей, она шагает в дальний угол комнаты, где расположился старый, но надёжный сундук, прикрытый тканями. Горничная недолго копошится, прежде чем вытаскивает голубой фаллоимитатор с двумя концами.       — Я хочу видеть тебя голой, — неожиданно подаёт голос младшая и, опираясь на локти, ползёт к краю постели, хлопает, чтобы девушка с игрушкой подошла. Брюнетка хватается за края одежды и осторожно снимает её, стараясь не поддаться соблазну всё разорвать на части. Через минуту на стройном теле остаётся только чёрное кружевное бельё.       Мягкий взгляд Чхве становится затуманенным и вожделенным, она облизывает губы и толкает Омджи обратно, нависая сверху и затягивая в грубоватый поцелуй. Всякий раз у Ким все слова стремительно вылетают из черепной коробки, зарождается мысль о том, как побыстрее испытать разрядку, наконец плюхнуться и отдаться во второй раз, но уже не подруге детства, а не менее соблазнительному царству Морфея. Впрочем, даже эти желания отгоняются настойчивыми, собственническими укусами Юджу, после которых губы пухнут, кровоточат и отдают тянущей болью.       — Раздвинь ноги, — тихо шепчет работница, заводя руку вниз и поглаживая уже мокрый клитор, нуждающийся в прикосновениях. Омджи беспрекословно подчиняется и вскидывает бёдра вверх навстречу тёплым, таким родным ладоням, чувствует, как одна твёрдый холодный кончик тычется в смазанное слюной анальное отверстие, и подаётся назад, самостоятельно с тихим стоном насаживаясь до тех пор, пока её не останавливают, похлопав по спине. Небольшие выступы цепляются за края колечка, оттягивая его, пока Чхве двигает игрушку, другой рукой раскрывая половинки, чтобы видеть, как исчезает чуть меньше половины, вертит её в тугих стенках.       — Ты… Ты тоже, — просит младшая, шмыгает носом и нетерпеливо постукивает по матрасу. Юджу успокаивает её поглаживанием по спине, напоследок целует в ягодицу, разворачивается спиной, демонстративно раздвигая свои ягодицы, и Омджи охает, давится воздухом, пялясь на девушку через плечо, потому что из анального отверстия девушки торчит тонкая анальная пробка, основание которой плотно прижато к покрасневшему колечку гладких мышц.       — Нет, я не готовилась к сексу с тобой. Мне просто нравится чувство заполненности, — предупредив некоторые вопросы, она вытаскивает из ануса пробку с тихим хлюпом, принимает коленно-локтевую позу, бёдрами толкаясь назад. — Помоги, — просит, опуская голову вниз, чтобы не смотреть в глаза возлюбленной, сдерживает бархатный стон, когда та заводит руку назад и утыкает вторую розовую головку в расширенное отверстие.       Подаваясь бёдрами назад, старшая насаживается и напрягается, сжимая яркую прохладную головку, быстро согревающуюся в её жарких и скользких стенках. Она настолько увлеклась получением страстного удовольствия, сосредоточилась на размерах предмета, что не заметила, как её партнёрша резко остановилась и шикнула на неё, навострив уши, потому что за дверью кто-то копошится, наверно нервничая, и робко стучится, несколько раз кашлянув:       — Госпожа, я от поварихи. Что Вы хотите на ужин? Госпожа?       «Госпожа» сразу узнаёт голос новенькой работницы и теряется, изо рта вылетает несвязное «а?», пока горничная позволяет себе тихонько прыснув со смеху, представив вытянутое и ужаснувшееся лицо молодой девушки, с отвращением, омерзением взирающей на прекрасную картину маслом, где две обнажённые девушки в прямом смысле связаны голубым членом через анусы.       — Да что угодно! — кричит Омджи охрипшим от возбуждения голосом, старательно игнорируя тот факт, что нетерпеливая возлюбленная вернулась к их занятию с диким огоньком, махая бёдрами намного сильнее и даже задевая своими ягодицами. — Убирайся! — добавляет она максимально бесстрастно, и некстати раздаётся громкий хлопок от шлёпка кожи об кожу, и возмущённо фыркает, стоит работнице, ещё недолго постояв в сомнениях, наконец-то уйти прочь.       В этот момент Чхве смогла дойти до пика наслаждения, сладостно выгнувшись до хруста позвоночника в оргазме, задрав голову и еле-еле проглотив громкий стон, просящейся наружу, чтобы показать, как, чёрт возьми в грешный ад, ей хорошо рядом с желанной Ким. Она падает лицом на простыни, расслабившись и соскользнув с толстого фаллоимитатора.       — Блять.       У наследницы колени сами разъезжаются, а локти ноют от напряжения, поэтому она ложиться на спину и двигает стволом внутри себя, широко раздвинув ноги. Бурно кончает с писком, когда, большим пальцем другой руки стимулируя набухший, налившийся горячей кровью клитор, случайно проезжается ногтём по нему, закатывает глаза и мелко дрожит, считая звёздочки и шумно вдыхая воздух ртом.       Юджу подползает к ней, вынимает ствол и вяло утыкается носом в пах, имея привычку делать кунилингус после секса, но в этот раз лишь тонко скулит, прося прощения, блаженно закрывает уставшие глаза, на что младшая пальцами беззаботно расчёсывает спутанные, густые волосы, а, поняв, что делает немного больно, по тому, как та забавно морщит нос и сводит тонкие брови, осторожно сталкивает её с себя, наощупь находит покрывало и укрывает их.       — Я сейчас!.. — сонно мямлит горничная, ибо обычно одевается, скрывает следы преступления, убирая комнату, и поспешно уходит к себе, словно ничего и не было. — Сейчас, дай минутку.       — Не дам, — отзывается Омджи, приобнимая девушку за талию. — Давай хотя бы немного поспим вместе, хорошо? Мы так давно не засыпали так. Лицом к лицу. Дыша в унисон.       — Да, да, да, да, — по-дурацки, криво, но счастливо улыбается Чхве, выравнивая своё дыхание под размеренное чужое, и, наплевав на ужин, уборку, впервые за долгое время проваливается в сон рядом с любимой.