***
Дверь распахнулась будто бы второпях. Раздались быстрые шаги и вскоре на пороге комнаты появился Всеволод, пытающийся отдышаться. Он нашёл взглядом «Отто» и, не говоря ни слова, приблизился к нему, глухо зарычав. – Поднимайся и иди за мной. Но, увы, в планы немца слушаться этого человека не входило. Он мог бы отреагировать как-то по-другому, если бы тон был таким же мягким, как раньше или, допустим, это нужно было сделать для Советов, но сейчас... – Живо! – зашипел Володя и уже было потянулся к фрицу, как тот выхватил из под подушки нож и полоснул им чужие руки, роняя лезвие на пол. Мужчина вскрикнул от боли и, поняв, что по-хорошему решить ничего не выйдет, сгреб Третьего в охапку, перекидывая через плечо, и спешно удалился из дома. Времени было катастрофически мало, чтобы терять его на угрозы или уговоры. – Lass uns herumgehen?* (давайте его по кругу) – лениво предположил один из присутствующих, с ног до головы осматривая бывшего фюрера и как-то совсем недобро щурясь. Третий был крепко связан и брошен на пол. Сердце его бешенно колотилось, но что-то сказать или закричать не давал скомканный кусок ткани, представляющий собой кляп. Сначала Рейх даже немного обрадовался. Не смотря на грубое обращение Володи, оказавшегося носителем немецкого языка, в этом временном штабе находились немцы. Не много, несколько человек. Но немцы. Правда, они такого оптимизма не испытывали и явно не питали к бывшему диктатору тёплых чувств. Им сказали его местонахождение и за определённую плату попросили доставить в Германию. И они просто выполняют свою миссию. А те дети – это просто расходный материал. Отвлекающий маневр. – Mach dich schneller fertig,* (собирайся быстрее) – рыкнул в ответ другой мужчина, спешно собирая в сумку все, что они приносили с собой. Нельзя было ничего здесь оставлять, – Wir können nicht lange hier bleiben*(нельзя здесь долго оставаться), – он вдруг замер и заскалился, – Von diesem,*(этого) – кивок в сторону связанного, – Nach Deutschland zurückkehren und dem Kunden geben*(Верните в Германию и отдайте заказчику) Германца подхватили на руки, так как сам он ходить, как оказалось, по неизвестной для них причине нормально не мог. Дальше предстоял долгий путь через лес. Там их встретит другая группа, довезет до железной дороги и уже по ней состоится путь до границ Германии.***
Союз в который раз лихорадочно оббегал местность, да что там, он даже не постыдился спросить у какого-то престарелого соседа, не видел ли он чего. Но тот лишь махнул рукой и пробормотав что-то свое ушел в другую сторону деревни. Медленно осев на землю, Советы вдруг понял, что происходит. Понял и закрыл голову руками, зажмурившись. Хотелось убить себя или, как минимум, исчезнуть ко всем Чертям. Получается, что детей убили из-за него. Он же притащил немца в эту деревню и держал у себя. И немецкие партизаны, значит, каким-то боком про это прознали и решили отвлечь все население, чтобы без труда забрать своего фюрера. Красный мог бы сообщить куда нужно, чтобы начались поиски, но так он только подорвет собственную репутацию, ведь для всех «Великогерманский Рейх» был давно мертв, а сейчас выяснится, что он жив, да ещё и у воплощения СССР все это время находился? Так дело не пойдёт. Нужно попытаться смириться, понять, что все кончено. Немца могли забрать только с двумя целями. Либо чтобы убить, либо чтобы он жил. И на то и на другое есть свои причины. Первое – хорошо, он все равно жизни не очень достоин. Второе – тоже не плохо, если он будет существовать где-нибудь тише воды, ниже травы. В противном случае, все же придётся его найти и сделать то, до чего руки по какой-то причине не дошли сразу. Придушить или пристрелить. Союз снова вздохнул и поднялся, направляясь в сторону дома. Внутри почему-то было слишком пусто. Остаётся надеяться, что это только с непривычки и все скоро наладится. Через неделю коммунист уже сидел и в голос смеялся вместе с довольно приятной компанией. То была ещё довольно молодая и симпатичная женщина лет тридцати. Она заведалась к мужчине с утра и робко, будто бы нехотя поинтересовалась у него на счет соли. «Лёша» удивленно вскинул брови, но пригласил девушку в дом, чтобы та не ждала на пороге. Сперва неловкий диалог на поверхностные темы перерос в нечто большее и вот сейчас они уже сидят за столом, спокойно попивая подостывший чай. К слову, соль ей была не нужна, она всего лишь искала предлог, чтобы начать знакомство. А Совет был и не против, так как эта неделя показалась для него мучительно долгой и пустой. Марина, а именно так зовут бывшую незнакомку, вдруг замялась, опуская взгляд в свою кружку и лениво помешала сладкую жидкость ложечкой. – А вы один живёте? Красный напрягся, сведя брови к переносице и задумчиво повернулся в сторону двери. Правда тут же мотнул головой и натянуто слабо улыбнулся. – Пока да. Дети время от времени приезжают, да и только. Женщина вдруг изумленно подняла глазки и пару раз хлопнула длинными ресницами, обхватив стакан ладонями. – У вас такие взрослые дети? А я, право, думала, что вам не больше тридцати пяти... – она старалась говорить спокойно, но голос выдавал некую тоску. И наверняка грусть пришла не из-за возраста нового знакомого, а того факта, что у него есть дети, – А где ваша супруга? – Мария сделала небольшой глоток и приятно сощурилась. – Умерла, – так же непоколибимо ответил мужчина и повторил действия собеседницы, разом опустошив четверть ёмкости. Он соврал. – Ох, простите... – Девушка тут же всполошилась. Она опустила руки на колени и отвела голову в сторону, судорожно вздохнув. Наигранно, но она хотя бы попыталась изобразить сочувствие. – Всё хорошо. Это было давно, не извиняйтесь. А что насчет вас? – он хитро улыбнулся, – У вас есть кто-нибудь? Щеки Маши загорелись и она посмотрела на Александра, возмущённо фыркнув и вздернув носик. – Нет. – И тут же многозначительно добавила, – Пока что.***
Ему было по-настоящему страшно, но он знал – прошло всего около двух недель. Немец чувствовал, что сегодня что-то произойдёт. Наверное по этой причине с самого утра голоса, доносившиеся откуда-то сверху, были особенно взволнованными, а шаги раздавались чаще, чем обычно. В какой-то момент весь шум пропал и Третий обречённо опустил голову, шея больше не могла ее держать. Странно было это признавать, но у русского было, не на много, но лучше. Он по крайней мере не вырывал ногти и не оставлял раны гноиться. Здесь же фриц был просто не нужен на долго, он всего-навсего являлся одной из игрушек, что сейчас лежали в разных концах комнаты. Всего в подвальном помещении их находилось четверо. И они здесь далеко не первые, как понял Рейх. Именно понял, потому что поговорить с теми людьми не получалось, они упорно молчали, зажимаясь по углам. – «Им вырезали языки.» – пришёл к выводу на третий день германец, когда снова истерично пытался что-то спросить.Двумя днями ранее.
Они говорят на немецком, но для удобства все сразу переведено на русский. *
– Что происходит?! – закричал немец, когда его буквально выволокли из грузового вагона поезда. Он не помнил, как там оказался, ведь у самой железной дороги его ударили по голове чем-то тяжёлым и он потерял сознание, очнувшись только за несколько часов до прибытия. Все это время бывший нацист просидел в полном одиночестве и тишине, всполошившись только тогда, когда вагон с шумом открыли. – Замолкни, – угрожающе прошипел один из мужчин довольно крепкого телосложения и вдруг напялил пленнику на голову мешок, тут же перекидывая затихшую тушку через плечо. Прошло примерно десять минут и вся небольшая компания, кажется, расселась по машинам, «любезно» зашвырнув фрица на заднее сидение. Предстояло ещё около получаса езды, по истечению которых на улице оказался только Рейх и ещё двое мужчин, что крепко взяли его под мышки и провели в какое-то здание, только там сняв мешок. Это оказалась довольно приятного вида прихожая. Дом был явно обжит не бедным человеком, который, собственно, и вышел встречать «гостей» через пару минут. Незнакомец был одет в строгий костюм, а судя по внешности являлся азиатом, в совершенстве владеющим немецким языком, как выяснилось чуть позже. Сперва хозяин дома расписался про картины, висящие здесь же, у самого входа, а затем простым жестом руки выпроводил «сопровождающих» германца. Узкие глаза тут же нервно блеснули и он прошелся по «гостю» оценивающим взглядом. – Знаете, – Вдруг задумчиво начал он, поглаживая собственное запястье правой руки, – Я долгое время считал и считаю своим долгом отслеживать военных приступников, – мужчина развернулся на пятках и прошелся по комнатке, проводя неестественно длинными пальцами по белой стене и вдруг остановился, продолжив, – С помощью своих связей я нахожу тех недостойных, что засели где-нибудь на окраинах и тут же высылаю за ними своих людей, – Он заскалился в кривой усмешке, – Когда вы, дражайший Третий Рейх, оказались в лапах многоуважаемого СССР, я подумал, что мне даже вмешиваться не предется, но он... – Азиат был готов развернуться обратно, но остался стоять на месте, не позволяя лицезреть дрогнувшую нижнюю губу. Казалось, ещё секунда и японец пустит слезу, – Он, как мне показалось, даже и не думал вас убивать. Но пусть не беспокоится. Я отдам ему честь, пришлю ваши останки. Думаю, ему понравится, – Норио мягко улыбнулся и вдруг резко повернулся полу-боком, стреляя невесть откуда взявшимися револьвером фрицу в бедро. А дальше снова был подвал. Немец взаправду был готов истерически рассмеяться, на столько эта история напоминала ему ту, что была раньше. Но все оказалось хуже. Первым делом стало ясно, что в этой комнате он не один. Здесь находилось ещё четыре молчаливых личности. Сначала была возможность осторожно подползти к каждому, но он забросил её после первой же попытки, когда едва удалось сдержать рвотный позыв. Неизвестный был мертв. Как успелось заметить в полу-мраке, с него в буквальном смысле сняли скальп. С рук и щек уж точно. Наверняка были и другие повреждения, но Третий предпочёл уползти обратно в «свой» угол. Простреленную ногу ему плотно перевязали, что на самом деле только пугало, ведь ещё раз подтверждало то, что он пробудет здесь не одни сутки. Первый день прошёл относительно спокойно, оставшихся четверых даже покормили кашей, а пятого спустя пару часов вынесло двое мужчин. К слову, уже других, нежели те, что привели сюда немца. Начиная со второго дня Норио начал «вершить правосудие», как он сам назвал процесс вырывания ногтей. Изначально он просовывал под каждый иглу, а затем, используя пасатижи, одним ловким движением… Рейх сорвал голос, пока кричал. Не остались без внимания и «соседи». Каждого ждала одинаковая участь. Даже появилась догадка, что азиат хочет посмотреть, кто из них дольше всех продержится. А ещё пришло понимание, что он никакой не «судья», а типичный садист, который думает, что делает что-то во благо. Тройка на мгновенье улыбнулся этим мыслям, они напоминали ему его самого. Следующий день прошел ничуть не лучше, но теперь ногти исчезли и со второй руки. При всем при этом азиат никого вниманием не обделял, что ещё раз говорило о том, что ему одинаково важен каждый из пленников. Одним из любимых видов пыток у Японца являлось оставлять глубокие порезы и тут же самостоятельно их зашивать. К его собственному огорчению довольно скоро выяснилось, что у немца толком и нет мест, где кожа сразу бы не обтягивала скелет, а потому все маленькие операции легли на левую ляжку. Правая была скрыта за бинтами, которые никто не торопился, как менять, так и вообще снимать. Примерно в таком распорядке и прошло около двух недель, а потом случилось нечто странное. Сначала легкая паника сверху, затем все затихло, а следом. Следом раздались выстрелы, крики на русском и голоса на немецком. В подвал внезапно ворвался Норио и буквально прокричав что-то на японском начал палить из револьвера. Он успел убить двух из своих пленных прежде, чем его повалил на пол человек в знакомой русской форме. А потом забежало ещё двое и без слов схватили оставшихся немцев. Хотя «схватили» – это громко сказано. Ни Рейх, ни другой германец встать не могли и их пришлось выносить на руках. Но легче от этого не стало. «Узнают меня и тут же расстреляют», – судорожно подумал Третий, жмурясь от боли и страха, – «Или просто расстреляют, зачем мы им». На самом же деле русские планировали взять больше военнопленных, но вышла очень неприятная ситуация и в итоге в их руках оказалось только двое. Но и это ничего, тоже весьма неплохо. А дело было в том, что от неизвестного лица какое-то время поступала информация о том, что этот-самый Норио незаконно содержит у себя важных личностей, коим удалось избежать суда. Что ж, это действительно оказалось так, но теперь и ему, и его «хобби» пришёл конец. Самого азиата отдадут под трибунал, собственно, как и оставшихся пленных, если выяснится, что пользы от них никакой. Но сначала придётся хотя бы немного привести последних в порядок, а то солдаты всерьёз забеспокоились о том, что они не не доживут до суда.***
Девушка звонко смеялась, усердно колошматя «Лешу» по спине букетом полевых ромашек, пока тот, так же заливисто хохоча, крутил её на руках. День выдался очень тёплым и богатым на события. Сперва они вместе ходили на реку, правда вот купаться ещё было холодно, так что оба ограничились сидением у воды и рассказом историй их прошлого, старательно обходя тему войны, которую оба поднимать в такой замечательный день не хотели. И вот сейчас оба находились на поле, на коем Союз решил отличной идеей сперва подарить Марии букет, а затем без предупреждения подхватить её на руки. Но «любовью» их отношения назвать было нельзя, хотя Красный и не отрицал того факта, что может нравиться белокурой Маше, сам же относился к ней чуть более тепло, чем как к обычному товарищу. Девушка являлась очень понимающей и доброй, любила животных и даже держала у себя кошку, что не так давно принесла двух чёрных котят. Жаль только, что один умер на следующий же день, но вот второй обещал быть крупным и пушистым «валенком». Маря часто гостила у Советов. Вот и сейчас они шли к нему домой на чай. Тем более она обещала приготовить что-нибудь вкусное. Примерно через пол часа оба уже сидели за столом. Букет временно стоял у красноармейца в банке, так как ваз он у себя не держал, но это оказалось и не нужно. Ромашки прекрасно себя чувствовали в воде и совершенно не жаловались на то, что находятся в некрасивой ёмкости. В дверь вдруг раздался стук и мужчина поднялся из-за стола, напряженно направившись ко входу. Он совершенно никого не ждал и не имел ни малейшего понятия, кто мог прийти. На пороге стоял парень в форме и как только лицом к лицу столкнулся с СССР, замер по стойке «смирно». – Вольно. – Союз недобро сощурился, переводя взгляд то на машину, то на незнакомца, – Что случилось? – Товарищ СССР! – Почти что прокричал солдат, заставив сморщиться. Он тут же понял свою ошибку и продолжил чуть тише, – Мы хотели с вами связаться, но не могли, а потому приехали лично. Мы обнаружили уже не действующее воплощение Третьего Рейха. Прикажете расстрелять сразу или сперва под трибунал? – Где он? – пораженно прошептал Совет, опираясь плечом о дверной косяк. Он и подумать не мог, что ещё когда-нибудь услышит про этого человека, но сейчас, да ещё и так скоро... Это поражало и русский толком не мог понять своих эмоций. – Прямо сейчас он находится в машине, если вы.., – уже было начал паренек, но его грубо оборвали. – Сюда, живо! – И, ничего не дожидаясь, сам соскочил с места, чуть ли не бегом направившись к авто. Распахнув дверь, пришлось чутка отшатнуться. Немец был без сознания или вовсе отбросил коньки. Не теряя ни секунды, Красный подхватил арийца на руки и развернулся к солдату. – Никаких дел на его счёт не поднимать, он официально мертв, пусть так и остаётся, я узнаю от него одну вещь и сожгу, а теперь, прочь от сюда, если это все, что вам нужно было. Парень отдал честь и вернулся в машину. Он сел не на место водителя, а значит, в машине находился кто-то ещё. Но это сейчас волновало меньше всего, «Алексей», не теряя более ни секунды, зашел в дом под удивлённый взгляд Марии. Судя по её виду, она не совсем расслышала того, что происходило. Или просто хорошо это скрывала. Мужчина положил Тройку на пол в детской и глянул на девушку, – Раздень его, я уже так вижу, что он в скверном состоянии. Я принесу тёплую воду. – И, выдержав паузу в пол минуты, умоляюще добавил, – Поможешь с ним разобраться? Я один, боюсь, могу не успеть. – Помогу, иди, – тепло улыбнулась девушка и присела на пол, принявшись стягивать с чужого тела то, что осталось от одежды. Сейчас же это представляли почти что насквозь пропитанные кровью тряпки. Она не решилась снимать бинты, но уже понимала, что работы предстоит много. Германец вдруг приоткрыл глаза и пару секунд посмотрев на потолок, перевел взгяд на Машу. Он ничего не успел сказать, даже если бы и хотел, в комнату вернулся Союз, который завидев, что Тройка пришёл в себя, чуть ли не расплескал всю воду, опуская таз на пол и тут же приседая рядом с фрицем. Но тот уже снова закрыл глаза. Видимо даже не понял, что происходит, вновь потеряв сознание. Коммунист подтащил ёмкость с водой и тут же сбегал за аптечкой, вновь возвращаясь уже через минуту. Нужно было снять окровавленные бинты, что являлось не самой простой задачей – кровь запеклась. А затем оба вынужденных врача замерли, обдумывая, что им делать. У «Леши» не было медицинских игл, а глубокие раны были зашиты... Мягко говоря, не очень. Стежки редкие и грубые, рана просто не заживёт. – Мань, сбегай попроси у соседей, а... – Не отрывая взгляда прошептал мужчина. И девушка все поняла, поднимаясь с места и убегая. Славянин тем временем проверил у Рейха пульс и поняв, что ещё не все потеряно, начал старательно стирать с его тела кровь. Затем заметил руки и судорожно вздохнул. В груди что-то больно сжалось и проснулась чисто человеческая жалость. Не было и мысли бросить все на самотёк, Союз обработал и перебинтовал каждый палец, надеясь, что ногти отрастут, хотя прекрасно понимал, что произойдёт это не раньше, чем через несколько месяцев и это еще в лучшем случае. Дальше пришлось распустить швы. Во время этого процесса немец снова очнулся, но все так же ничего не говорил. Он с минуту пялился на русского, а потом вновь закрыл глаза. – Рейх, – Окликнул Совет, в надежде на ответную реакцию. Германец слабо дернулся и вновь посмотрел на СССР, что говорило о том, что он хотя бы не лишен возможности слышать. Но теперь появилась новая проблема. Красный просто не знал, что сказать, а потому просто натянуто улыбнулся, не придуманы ничего лучше, чем: – Всё будет хорошо.