Давай изменим

Когда мир станет чёрствым, Я отправлюсь к тебе, где бы ты ни был. Я буду бежать вслепую в темноте, Я направлюсь к тебе, где бы ты ни был, Где бы ты ни был, Я буду там. Kodaline — Wherever You Are

      Белоснежный потолок, усеянный в тон множеством мелких лампочек, абсолютно не вызывал никакого интереса. Как впрочем, и всё остальное окружающее убранство комнаты, насколько бы модным и креативным оно ни выглядело. Что значило — ничто не могло отвлечь внимания Чонгука и разом с тем избавить его от полной зацикленности на неудобной подушке, жестком матрасе и удушающем одеяле, которое он таки не выдержав, смял в огромный ком и закинул в ноги. Чуть погодя, туда же следом полетела подушка. Ну а далее можно было бы рискнуть и переложить свои телеса на менее дубовый пол, или вконец психануть и сменить местообитание на более комфортный диван в гостиной. Но логика подсказывала, что и там он найдет десятки причин своему раздражению, мешающему ему уснуть. И мебель со спальными принадлежностями тут определенно ни при чем. Вся беда в том, что ему попросту не хотелось находиться здесь. Засевшее, словно острой занозой, глубоко внутри чувство вины, наряду с мучившим беспокойством, побуждало его, невзирая на одолевавшие сомнения, вскочить с кровати и снова вернуться в спальню Тэхёна. Желание прямо сейчас находиться рядом с ним, видеть его и ощущать было до боли нестерпимым, и Чонгук уже который раз пожалел, что поддавшись на пустые уговоры, всё же ушёл и оставил его одного, такого заплаканного и меланхоличного, будто разом лишенного всех моральных сил. Из-за кого, даже гадать не нужно, достаточно всего лишь заглянуть в зеркало и распознать виновника в собственном отражении. Не кривя душой, без попыток защититься нелепыми оправданиями, Чонгук с твердой уверенностью мог заявить, что меньше всего он стремился к такому завершению их с Тэхёном встречи. А еще, он, кажись, вообще об этом не думал. Ни о чем не думал. Неожиданно ворвавшись к нему посреди ночи, руководствуясь только секундным порывом и личной прихотью, на что он вообще рассчитывал? Что Тэхён завидев его, тут же на радостях c поцелуями кинется в его объятия, забывая прошлое? Как бы не так. Хоть когда-нибудь в отношениях с ним всё так складывалось легко и просто? Да ни разу. Хотя, несомненно, такой сказочный финиш был бы куда предпочтительней суровой реальности. Вот только случившегося не воротишь и свой необдуманный приход, со всеми вытекающими последствиями, он уже никак не отменит, как бы сильно того не хотелось. И нет, его главная цель не сменилась и не пропала под натиском первой же неудачи, наоборот после сегодняшнего только четче сформировалась и окончательно окрепла — он исправит свою ошибку и, во что бы то ни стало, вернет Тэхёна. Чонгук до одури нуждался в нем, как в еде, воде и воздухе, если даже не больше: он давно стал той неотъемлемой частичкой его жизни, без которой совершенно не представлял своего дальнейшего существования. Больше того, был целиком и полностью убежден, что возникшая и с годами прогрессирующая зависимость являлась обоюдной. Они любили и не могли жить друг без друга. Так было в прошлом, так есть в настоящем и так, несомненно, будет в будущем. Осталось только каким-то деликатным и продуманным способом донести эту простейшую истину до сознания Тэхёна. А для этого сперва необходимо самому прекратить периодически тупить. Пора наконец-то начать по максимуму использовать собственный мозг, и желательно перед тем, как что-нибудь сказать или сделать. Чонгук до сих пор не мог поверить, что с такой легкостью повелся на насмешливые провокации Тэхёна. Он же сразу учуял подвох, как только тот принялся засыпать его вопросами. Тогда почему моментально не среагировал и не сменил тему, пока она не преобразовалась в трагедию? Вот к чему эта излишняя честность, если она делает и так сложную ситуацию сверхсложной? И кто его вообще за язык дернул отвечать? Как много у него было девушек, серьезно? Полнейший же абсурд. Конечно, бессмысленно отрицать, что он общался с ними, но всего лишь на уровне дружбы. Ни о каких романах и уж тем более кратковременных интрижках Чонгук даже не помышлял, по одной лишь очевидной причине именуемой Ким Тэхён: никто и никогда не сможет заменить ему его. А на каверзные подначивания следовало просто захлопнуться и промолчать, или, в крайнем случае, потрудиться договорить до конца — что ничего и ни с кем у него кроме поцелуя не было, и то только потому, что девушки в клубах, слегка перебрав, становятся чересчур странными и смелыми, действуют безрассудно, при этом не особо обременяясь чужим мнением. Вот только если в первом случае его на откровенность вывели издевки Тэхёна, а соврать ему он бы ни за что не посмел, то во втором, как ни верти и не изворачивайся, это все равно считалось предательством, а продолжать об этом говорить, когда Тэхён сам попросил замять разговор, означало бы только сильнее потоптаться по его болевым точкам. И не нужно быть гением, чтобы понять насколько сильно его ранила правда. Бесспорно, Тэхён умел мастерски держать лицо и вести себя так, что хрен разберешь, что творится у него на уме, однако его глаза, полные боли и разочарования, выдали его с потрохами. А еще в них явно плескалась едва заметная капля чистейшей злости, которую ни с чем другим не спутаешь. И как бы упорно он не старался спрятаться за безразличием, уверяя в своем всепонимании и участливости, Чонгук ни на грамм ему не поверил. Тем не менее, просьбу всё-таки уважил, отступил и не стал проявлять настойчивость, боясь сделать только хуже, после чего еще не раз об этом пожалел, потому что хуже все равно стало. В тот самый миг как засек на лице Тэхёна следы длительных рыданий, его терпение дало трещину, а потом и вовсе разбилось вдребезги, столкнувшись с тем же напускным спокойствием и дешевым враньем. Он все же не удержался и дал волю словам, выпуская наружу скопившуюся в душе обиду, чего при тех обстоятельствах категорически делать не стоило. Единственное, что Чонгук добился поддавшись глупым эмоциям — оттолкнул от себя Тэхёна еще дальше. И теперь ворочаясь с боку на бок, в попытке отыскать удобное положение и утрамбовать в голове непомерное количество прущих отовсюду мыслей, он, кажется, был готов сделать очередную глупость, потому что собственное хочу оказалось выше всех доводов рассудка. Он обязан был убедиться, что с Тэхёном всё в порядке, потому что если нет… Подрываясь с места и не давая себе повода усомниться в принятом решении, Чонгук покинул неугодную комнату и направился в ту, из которой в удивительно вежливой форме был изгнан около часа назад. К счастью дверь оказалась не запертой на замок, а всего лишь прикрытой. Тьму внутри разгонял тускло горевший светильник, создававший на стенах причудливые тени, вместе с пробивающимися через огромное панорамное окно лучами яркой луны. Работающий кондиционер, выставленный на слишком низкую температуру, холодил до такой степени, что открытые участки тела моментально покрывались гусиной кожей, вынуждая передёрнуться как от озноба. Вероятно от того же холода, пытаясь найти спасительное тепло, Тэхён, обнявшись с подушкой, скрутился на боку в позе зародыша, не удосужившись даже запрятаться под одеяло, уложившись поверх него. Находясь к Чонгуку спиной, сложно было определить спит ли он, вставленные в уши наушники и глухо доносящаяся из них мелодия трека, понижали такую вероятность, хотя и не исключали, принимая во внимание его обездвиженность и равномерное дыхание. Как бы там ни было, один только Ентан, находящийся на небольшом от него расстоянии, отреагировал на внезапное появление визитера, оторвав мордочку от лап и одарив пронзительным взглядом черничных глаз. Призывая его не шуметь, Чонгук приложил указательный палец к губам и тот, подчинившись, вновь вернулся в прежнее положение, при этом, не упустив возможности понаблюдать. Снова переключив интерес на Тэхёна, Чонгук, приблизившись к двуспальной кровати и опершись коленом на матрас, склонился над ним, заглядывая в лицо, моментально примечая сомкнутые веки, и одновременно с предельной осторожностью, не зная чего ожидать, коснулся бедра, прикрытого только клетчатой тканью пижамных штанов. Отсутствие любой реакции лишь подтвердило первоначальную догадку — сон таки одолел его во время прослушивания музыки, что, в принципе, не могло не радовать: он отдыхает, а это самое главное. Да и по правде говоря, перспектива быть вышвырнутым вон во второй раз мало чем прельщала, только усугубляла и так повышенную нервозность. Теперь же можно преспокойно выдохнуть от облегчения и, непременно осуществить то, что так сильно желалось сердцу. Но перед этим неплохо бы сперва избавиться от работающего гаджета вместе с наушниками, и отрегулировать температуру в помещении на более приемлемую, а то чем дальше, тем больше складывалось впечатление, что находишься в морозильной камере. Быстро, при этом аккуратно и бесшумно, управившись с первыми двумя пунктами, Чонгук точно зная, где что отыскать, двинулся к большому зеркальному шкафу. Вытащив из него шерстяной плед, он, предварительно выключив светильник, накрыл им Тэхёна, и тут же не медля подлез под него сам, удобнее устраиваясь на пустующем пространстве позади спящего. Тактически выждав пару минут, он вплотную притиснулся грудью к чужой спине, закидывая поверх руку, после чего, окончательно наглея, переместил её на упругий живот, параллельно зарываясь носом в черные, чуть завитые у кончиков, пряди, между прочим, всё еще влажные, но при этом так здорово пахнущие. Сделав последний глубокий вздох, Чонгук уткнулся лбом в Тэхёнов загривок и, вдобавок закрыв глаза, позволил себе в полной мере насладиться украденными мгновениями близости. Он безумно скучал по этому, по этой простой возможности лежать рядом с ним, прикасаться, обнимать, а также целовать и делать прочие не менее приятные вещи, те самые, со строгим рейтингом девятнадцать плюс. Однако в силу временных обстоятельств о них пока можно даже не мечтать. Фантазировать тоже не стоит, так же как и поднимать из глубин памяти самые горячие, будоражащие кровь, сцены, разделенные на двоих. А всё потому, что с некоторой трудноскрываемой и легковозбудимой частью своего тела сложно совладать, поэтому нечего подкармливать ее ложными надеждами, всё равно ничего не перепадет. К тому же Чонгук и так чертовски рискует, внаглую приперевшись и разлегшись возле Тэхёна. Наживать себе лишние проблемы, особенно на почве длительного воздержания, ему точно ни к чему. У него и без того их бесчисленная вереница, конца и края не разглядеть. А самая глобальная и труднорешаемая из них — он сам. Собственное «я» являлось тем пресловутым камнем преткновения, что сбило его с пути и привело к разрухе. Определенного момента положившего начало всему не было, как и не было тайных предзнаменований и зашифрованных подсказок, нередко встречающихся в фантастических фильмах. Была лишь повсюду преследующая усталость на фоне постоянной угнетенности. Глубоко пуская свои корни, она незаметно росла в нём, разрасталась и крепчала, достигая тех невероятных масштабов, которые игнорировать уже стало нереально. Он чувствовал, что задыхается от всего и сразу, словно оказался под тяжеленной толщей воды, из-под которой невозможно выбраться, сколько не барахтайся и не сопротивляйся, она все равно будет утягивать все ниже и ниже, пока не достигнешь самого дна. И от этой утапливающей ловушки невероятно сильно хотелось сбежать. В её лике заключалось многое: работа, выжимающая остатки сил, нескончаемая череда обязанностей, завышенные требования, установленные правила, многочисленные ограничения и запреты, всё только ради идеального имиджа и незапятнанной репутации. А самым большим грузом, взваленным на плечи, являлись чужие ожидания. Ирония в том, что их невозможно оправдать, как сильно не трудись, не старайся, не выматывайся, окружающим всегда будет мало, ведь чем больше ты отдаешь, тем большего от тебя ожидают — простейшая для понимания правда, служащая напоминанием, что не стоит даже пытаться, настолько это бесполезно, вот только не для Чонгука с его непоколебимой решимостью и упорством. Где-то за всеми попытками стать еще лучше, идеальнее, совершеннее, чтобы не дать никому повода усомниться в своем сценическом образе и не стать для всех вокруг разочарованием, потерялись личные цели, планы, мечты, в одночасье стали неважными маленькие радости жизни, ранее приносившие хоть какое-то облегчение. Удавка популярности затягивалась на нём всё туже. Возможно, об этом следовало говорить, пока не стало слишком поздно, однако откровенничать о своих тревогах и смешанных чувствах Чонгук никогда не умел, да и, честно говоря, не особо порывался научиться: видеть самого себя слабаком — еще полбеды, а вот в глазах остальных, особенно близких, ему людей — полнейшая катастрофа. Поэтому, день ото дня, приклеивая на лицо очаровательную улыбку и заталкивая поглубже подкатывающую к горлу горечь, он старательно исполнял свои обязанности, в глубине души лелея надежду, что если немного потерпеть всё пройдет само. Как и ожидалось — не прошло, только ухудшилось. Сам не придавая тому значение, он постепенно начал замыкаться в себе, всё больше становился отчужденным и скрытным, стал избегать публичности, прекратил светиться в социальной сети, погрузился в апатию, а еще успевал влипать в неприятности, из-за чего чувствовал себя еще более жалким. Но при всём этом он отчаянно тянулся к тому, кто во всем этом безудержном океане отчаянья стал его персональной тихой гаванью, тайным убежищем, в объятиях которого временно отключался от реальности. Тэхён не лез к нему с расспросами, не осуждал, не пытался разговорить, определенно зная его отношения к собственным слабостям и вероятней всего, терпеливо дожидался, когда Чонгук сам захочет излить душу. Вместе с тем, он практически постоянно находился рядом, готовый в любую минуту оказать необходимую поддержку: всегда был милым и веселым, частенько пытался рассмешить, приободрить, мог ненавязчиво прикасаться или обнимать, и вместо слов всегда использовал глаза, чтобы выразить всю степень своего волнения. И лишь тогда, когда они оставались наедине, полностью изолированные от постороннего внимания и чужого любопытства, он окончательно отпускал на волю свою неуемную тактильность, которую однажды словно коварный вирус подхватил и Чонгук. За закрытыми дверьми между ними всё становилось иным — честным и откровенным. Сдерживающие оковы рассеивались, самоконтроль испарялся, донимающие заботы и проблемы улетучивались. Под напором распаленных и долгоскрываемых эмоций объятия становились крепче, прикосновения чувственней, поцелуи требовательней. Там, в спасительном, пусть и временном, пристанище не имело значение ничего, кроме двух обнаженных тел стремящихся к одному и тому же — взаимному удовольствию. А потом наступил тот самый роковой вечер, когда Чонгук по собственной глупости остался совершенно один, не совсем уверенный — бросивший или брошенный, потому что на тот момент грань между двумя понятиями в его понимании являлась слишком размытой. И к слову, по сей час оставалась таковой. Ему самому было невдомек, почему он позволил случиться тому, чего сам не хотел. Почему позволил своей импульсивности и злости одержать вверх над разумом. Почему раньше не разобрался в мотивах Тэхёновых поступков. И почему раньше, зная его лучше всех, не различил произошедшие в нём перемены. Они не беспричинно пугали его. Он не был к ним готов и не знал, чем это выльется для него в дальнейшем. Интуиция нашептывала — вряд ли чем-то хорошим. Поразительно, но как только Чонгук заверял себя, что превосходно изучил Тэхёна и его уже ничем невозможно удивить, тот умудрялся подкидывать ему очередной сюрприз. Сколько же еще в его характере оставалось скрытых, не увиденных им ранее страниц? И со скольких вообще томов состояла его уникальная и многогранная личность? Явно из бесчисленного количества. Наверняка целой жизни не хватит, чтобы прочесть их все. Но попытка того стоила. Тэхён того стоил. Риск и цена — не важны. Давно не важны, с того самого дня когда они впервые поцеловались и перешагнули за черту дружбы, наплевав на все необратимые последствия. По сути, любить Тэхёна вовсе не сложно, однако в противовес этому — невероятно сложно состоять с ним в отношениях. И причина, конечно же, крылась не в нём самом, а в тех непреодолимых обстоятельствах, что накрепко связывали их двоих по рукам и ногам. Чонгук отлично помнил то время, когда им достаточно было малого — главное вместе, на каких условиях выдвинутых агентством — без разницы. Всё-таки привыкнуть можно ко всему, так думалось поначалу, вот только всевозрастающую жадность и желание заполучить большего никто не отменял. Круглосуточный надзор тяготил, постоянное вмешательство надоедало. Жизнь, окутанная фальшью, утомляла, примерно в той же степени, как и вечно преследующий страх быть однажды разоблаченным. Будучи парой, они не могли позволить себе даже элементарных вещей — вместе засветиться в публичных местах. Не могли свободно гулять, отдыхать, ходить на свидания, держаться за руки, не говоря уже обо всем остальном. Вбитые в голову современные устои, нормы, правила, навязанный долг и ответственность не давали расслабиться ни на секунду. Хуже всего — осознание собственного бессилия и невозможность изменить ситуацию. Из загнанного тупика не было выхода. И кто знает, зачем Чонгук вообще завел об этом речь с Тэхёном. Зачем взвалил на него свою возмущенность и накопленное недовольство. Что он хотел от него услышать — давай всё бросим и сбежим? Или давай откроемся и будь что будет? Несусветная чушь, нереальная в своей реализации, поскольку на кону стояло слишком многое. Но всё же — наверное, ему хотелось уловить хоть малейший признак заинтересованности в разговоре, а не напряженной тишины и пустого взгляда в пол. Тэхён казался слишком отчужденным и безразличным, будто сказанное являлось для него неважным, несущественным, а весь монолог Чонгука для него сущий пустяк, не стоящий внимания. Вот только ключевое слово «казалось», потому как столкнувшись с ним сегодняшним, заглянув под его маску, узрев его настоящим, без выстроенных защитных стен - он увидел самого себя, такого же потерянного, утомленного, опустошенного. И это открытие поражало. Его новообретенная замкнутость сбивала с толку, ибо Тэхён всегда оставался предельно искренним в выражениях своих чувств, если грустно — грустил, если весело — веселился, таковой была его натура. Таким его привык видеть Чонгук. Таким он хотел стать сам, еще с подросткового возраста, когда тянулся за ним, бегал, восхищался, брал пример, даже не догадываясь об подлинных истоках такой сильной привязанности. Не сглупи он тогда, не начни тот разговор, ведущий в никуда, не уступи своим скверным эмоциям, не оставайся он слепым к Тэхёновому притворству и будь изначально с ним честным — всё могло бы сложиться совершенно по-другому. Если бы… Какой теперь в этом толк? Вот именно, никакого. Ведь в любом случае придется разгребать уже свершенное и имеющееся. Придумать бы еще как. Тягостный подавленный вздох вырвался из груди Чонгука, и одновременно с ним до слуха донесся тихий, едва различимый стон, не боли, наслаждения, заставивший встрепенуться и разомкнуть веки. Донимающие размышления тотчас отошли на второй план. Привстав на локоть, он пристально уставился на спящего Тэхёна, теряясь в сомнениях не почудилось ли ему. Недоумение сменилось ошеломлением, когда тот же звук повторился, становясь громче и протяжнее. Да Тэхён явно издевается! Что он там выделывает во сне? И главное с кем? Кому так выстанывает? Благодаря назревающему рассвету отчетливо виднелись его напряженные черты, подрагивающие ресницы, и, до белизны костяшек, сминающие подушку пальцы. Ерзая по постели и вытягивая ноги, он прям таки удачно протерся задом о пах Чонгука, из-за чего сердце заколотило с удвоенной силой. Плоть откликнулась мгновенно, самым что ни на есть твердеющим образом. Взаправду рехнуться можно от такого жестокого испытания на выдержку. Поддаться сейчас инстинкту — не самая лучшая идея, единственно верная — по-тихому скрыться. Причём, чем быстрее, тем лучше. Выскальзывая из кровати, Чонгук в последний момент подвиснув, всё же не удержался и оставил на щеке Тэхёна целомудренный поцелуй, после чего, резко отвернувшись, боясь передумать и поддаться искушению, в спешке покинул его комнату, держа курс прямо на гостевую ванную. Обрушившийся поток прохладной воды, разбиваясь об нагое тело и стекая с него мчащимися прозрачными змейками, успешно смывал налет сонливости, но никак не нахлынувшего сексуального возбуждения. Жаркими волнами оно растекалось изнутри, стремительно распространялось по венам и отдавало болезненной пульсацией внизу живота. Распаленный и доведенный до предела организм настойчиво требовал скорейшей разрядки, и Чонгук не собирался ему отказывать. Левой рукой он сперва небрежно откидывает назад налипшие на лицо волосы, а затем, для устойчивости, упирается ею на стеклянную дверцу душевой. В то же время правая без промедления обхватывает каменный стояк и несильно сжимает. По мышцам прокатывается легкая дрожь от первых плавных скольжений, усиливаясь с каждым разом, как ладонь проходится по чувствительной головке, совершая круговые вращения. Наращивая темп, Чонгук что есть мочи впивается зубами в нижнюю губу, подавляя готовый вырваться наружу утробный продолжительный стон, предвещающий скорую концовку. Движения становятся рваными и дерганными, ощущения усиливаются, пульс зашкаливает. Внутри раскручивалась огненная спираль, пронизывая каждый мускул, каждую клетку. Глаза плотно закрываются, погружают в темноту, сердце пропускает удар, он задерживает дыхание, склоняет еще ниже голову и в тот же миг кончает, изливаясь белесой жидкостью. Быстрый оргазм зарядил приливом бодрости и слегка приподнял настроение. Бьющая через край энергия тянула на подвиги, вот только, по правде говоря, Чонгук даже не представлял с чего начать. Плана у него, как и прежде, не было, оставалось только уверовать в свободную, но действенную импровизацию. Это то, о чем он думал пока упорно, с нажимом полировал одноразовой щеткой зубы. Спать не хотелось, ложится на ненавистную, радушно предоставленную ему кровать тем более. Однако чем другим себя занять до пробуждения Тэхёна, не знал. Возможно он всё-таки задремал или очень глубоко погрузился в себя, тем не менее вернули его в действительность звонкий лай Ентана и успокаивающий низкий голос его хозяина, звучавшие судя по всему из гостиной, куда тут же не мешкая, направился Чонгук, подстегиваемый нешуточным азартом. Вот только переступить за его порог не успел, потому как застыл в изумлении, наткнувшись на крайне занимательную картину — Тэхён, за кухонным островком, переполненного продуктами, покачивался в такт незатейливого джазового мотивчика, параллельно нарезая на разделочной доске овощи, между тем успешно игнорируя активно кружащегося вокруг него Ентана, любым способом добивающегося очередной порции лакомства. Очаровательный, забавный, притягательный и невероятно красивый, даже в мешковатой одежде и с полным отсутствием макияжа. Любоваться Тэхёном можно вечно, без пауз и передышек. Не забывать бы еще при этом дышать и моргать. Правда, Чонгука настораживала его чрезмерная оживленность и суетливость, хотя не больше, чем выбранный им вид занятости. Готовка? Что за параллельная вселенная? В следующее мгновение, словно почувствовав на себе изучающий взгляд, он вскидывает голову и их глаза встречаются. Чонгук различает в них всю палитру эмоций, держит, не отпускает, пока Тэхён не сдается первым и медленно не ведет ими вниз, прямо до пояса низко посаженных спортивных шорт, единственное, что было надето на Чонгуке, поскольку футболка благополучно оставлена на полу возле душевой. Не нарочно, разумеется. Так получилось само собой. Не станет же он натягивать на себе мокрое. Впрочем, оно к лучшему, залипаловка Тэхёна тому подтверждение. Хоть его фетиши остались неизменны. Факт, стоящий довольной улыбки. Внутренней, конечно же. Вдруг опомнившись, Тэхён запоздало отводит смущенный взгляд, касается пальцем планшета, отключая на нем музыку и прежде чем заговорить, неловко прочищает горло: — Ты уже проснулся? Вполне очевидно, разве нет? — А ты готовишь, — в свой черёд удивленно констатирует Чонгук. — Сложно назвать это готовкой, — заминаясь, проговаривает Тэхён. — Я делаю обычные сэндвичи — единственное на что хватает моих скудных умений. Хотя, знаешь… — задорнее продолжил он, — не так давно я наткнулся по телевидению на довольно-таки увлекательное шоу и теперь на полном серьезе подумываю освоить кулинарное искусство. Даже успел посмотреть парочку обучающих видео… Что?! Между прочим, это один из важнейших для выживания навыков. — Я же ничего не сказал, — обескуражено тянет Чонгук. — Зато посмотрел, — прилетает ему в отместку. — Я посмотрел на нож в твоей руке, — а если быть точнее, на то, как Тэхён беспечно им размахивал, сам того не замечая. Видимо из-за этого выражение полной озадаченности появилось на его лице. — А что с ним не так? С ножом то всё в порядке, а вот с шалящими во всю нервами — не очень. — Просто будь осторожен и попытайся не пораниться, — вместо длительных разглагольствований о правилах поведения с холодным оружием просит Чонгук. А поскольку Тэхён на его слова неопределенно пожимает плечами, он, прикрывая волнения за щедростью души, предлагает: — Я мог бы тебе помочь и нарезать всё, что нужно. Серьезно, мне совсем не сложно. — Нет, — не колеблясь, отсекает Тэхён, направляя на Гука кончик ножа, — это мой вызов, так что держись подальше. Где начинается это «подальше» Тэхён не уточнял, поэтому Чонгук решительно приблизившись к нему, оставив между ними минимум расстояния, удобно оперся поясницей о столешницу и скрестил на груди руки, всем видом намекая, что не сдвинется ни на сантиметр. Возмущений не последовало. Вообще ничего не последовало. Тэхён и бровью не повел. С отрешенным усердием он продолжал заниматься своим делом. С таким же усердием Чонгук всматривался в Тэхёна. Взгляд невольно задержался на его влажных, от постоянного облизывания, губах, прошелся по шее, вдоль бешено бьющейся жилки, ненадолго остановился на остро выпирающих ключицах, а потом тем же путем вернулся назад, поднимаясь до самых глаз, направленных, увы, не на него. Разобрать, чем заняты его мысли было трудновато, хотя по внешним признакам ясно одно — не такой он спокойный, каким стремится казаться. — Утром меня разбудил твой менеджер, — ровным голосом сообщает он. — Правда? — Он разыскивал тебя и сказал, что твой телефон отключен. — Должно быть зарядка села, — задумчиво выдает Чонгук и на безмолвное недовольство Тэхёна поясняет: — Да-да, это безответственно, сам понимаю. Но поверь, меньше всего я ночью думал о телефоне. Тэхён намеренно пропускает намек мимо ушей, и немного медлит, прежде чем поднять глаза и беззлобно проворчать: — Он ответственен за тебя, и твоя пропажа могла принести ему неприятности. — Но ведь не принесла. Мы оба знаем, что если он не может дозвониться до меня, то в первую очередь сразу звонит тебе. А поскольку я в целости и сохранности спал у тебя в квартире — ты так ему и ответил, я уверен, поэтому он остался спокоен. Так что прекрати воздействовать на мою совесть, она и так находится в вечном тонусе. Я обязательно перезвоню хёну и всё ему объясню. Чонгук склоняет голову к плечу и дарит Тэхёну примирительную улыбку, но Тэхён её не отражает, остается сдержанным и бесстрастным, прицельно смотрит, вернее даже разглядывает, тем взглядом, что запускает стремительный рой мурашек по позвоночнику. Жажда затянуть его в долгий страстный поцелуй росла с небывалой прогрессией. — У тебя синяки под глазами, — наконец-то делиться он наблюдениями, вновь принимаясь за корявую нарезку. — Если не выспался — зачем так рано вскочил? — Я выспался, — привирает Чонгук, и, прячась за шутливым тоном добавляет: — К тому же ты готовишь мне завтрак, как я мог его пропустить? Тэхён только хмыкает, то ли на неубедительно прозвучавшую ложь, то ли на явное подмасливание. Молча он берется за квадратный ломтик хлеба, укладывает на плоскую тарелку, а затем принимается распределять по нему всю подготовленную им заранее начинку. Не в силах удержать свои руки при себе, Чонгук тянется к нему и нежно отводит в сторону нависающую над его глазом прядь волос. Даже если она не мешала, не хотелось упускать такой отличный повод, чтобы коснуться. — Ну а ты? — обрывает он затянувшуюся тишину, — как тебе спалось? Что-нибудь приятное снилось? На насмешливо прозвучавший вопрос Тэхён весь замирает, а когда приходит в себя беззаботно выдает: — Я спал замечательно, даже невзирая на замучивший кошмар. — Врешь и не краснеешь, — мгновенно подлавливает его Чонгук. Наблюдать за всеми торопливыми и нервозными действиями Тэхёна было уморительно: как он хватко вытягивает из шуршащей упаковки новый хлебный ломтик, как бросает его поверх своего творения, как яро придавливает ладонью, после чего одним резким движением полосует по нему ножом, деля на два неровных треугольника, и между тем совсем неожиданно заявляет, враз накаляя атмосферу: — Может, уже прекратишь? Я ведь в курсе, что ты делаешь это специально. — Делаю что? — вскидывает подбородок Чонгук, когда Тэхён соизволяет наградить его взглядом. — Всё. Коротко брошенное им слово мало что проясняло, хотя и без развернутого пояснения Чонгук просек, что имелось в виду, вот только ни в коем случае в этом не признается. Разводить Тэхёна на откровенность, было куда интереснее. — И всё — это? — Всё — это всё, начиная с твоего полуголого появления, — наспех вырывается из Тэхёна, о чём он, по всей видимости, тут же жалеет, отводя взгляд. — Тогда ты должен понимать, зачем я это делаю, и что пытаюсь добиться, — не стал отпираться Чонгук, выжидающе всматриваясь в Тэхёна и придвигаясь к нему еще ближе. — Ты ведь понимаешь, верно? Его молчание послужило самым красноречивым ответом, так же как и мгновенно поджавшиеся губы. Тэхён был раздражен, Чонгук понимал это, но сходить с выбранного пути не собирался. — Тэ, послушай ты… — ринулся он начистоту поговорить с ним, но тот ни с того ни с сего меняет тему: — Если хочешь пить, в холодильнике есть упаковки сока. Можешь выбрать любой на свое усмотрение. Есть еще газировка, но кажется только сладкая, так что… — Я не хочу пить, — смело обрывает его Гук, и Тэ тут же затихает. Устав топтаться на месте, перебрасываться завуалированными намеками, подбирать окольные выражения и выжидать подходящее время, тем самым оттягивая неизбежное — реакцию и решение Тэхёна, которых предсказуемо опасался, Чонгук самостоятельно изымает из его рук столовые приборы, и со словами «доделаешь позже» окольцовывает пальцами запястье, чтобы в следующую секунду потянуть за собой вглубь гостиной. Приблизившись к большому черному дивану, Чонгук, слабым нажатием на плечи, сажает на него Тэхёна. Сам же падает на низкий журнальный столик напротив. — Поговори со мной, — мягко просит, пододвигаясь к самому краю и укладывая свои ладони на колени Тэ, мигом примечая его хмурый вид, что не предвещало ничего хорошего. — Поговорить о чём? О том, что мы уже успели выяснить ночью? Я не вижу смысла заново обсуждать одно и то же. От этого все равно ничего не изменится. — Я ни с кем не спал, — на одном духу выпаливает Чонгук. — А? — изумленно округляет глаза Тэхён. — Если вдруг ты успел накрутить себе лишнего, то ты должен знать — я ни с кем не спал после тебя. Чонгук ожидал расспросов, наводящих вопросов, возможности оправдаться и объясниться, но взамен получает лишь скупое: — О-о, ясно. — Ничего кроме поцелуя у меня не было, и то только по глупому недоразумению, — несмотря на напускное равнодушие Тэхёна, решается продолжить он. — Близкая подруга Ыну~я* в тот вечер проводила время вместе с нами. Она сильно перебрала с выпивкой и внезапно полезла ко мне, а я не успел сразу среагировать и… — Ну и зачем ты рассказываешь мне об этом? — болезненно скривился Тэхён. — Потому что не хочу, чтобы это стояло между нами, — срывается на эмоциях Гук. — Не хочу, чтобы ты верил, будто я намеренно предал тебя. Не хочу, чтобы ты злился на меня. И уж тем более не хочу, чтобы ты страдал из-за этого и плакал, запрятавшись в четырех стенах. — Я ведь уже говорил тебе: ты больше не обязан хранить мне верность и не обязан докладывать мне о своей личной жизни. — Серьезно? Будешь и дальше придерживаться выбранной роли? — недоверчиво уставился на него Чонгук. — Не понимаю, зачем тебе играть передо мной? Зачем убеждать в своём равнодушии? Я ведь вижу правду в твоих глазах. — Тогда что еще тебе от меня надо?! — возмущенно заявляет Тэхён, и, отрывая ноги от пола, полностью забирается на диван, отдаляясь от Чонгука на добрый метр. — Хочешь, чтобы я признал это вслух? Хорошо, признаю — да, мне больно. Мне невыносима сама мысль, что ты был с кем-то, и неважно спали вы или просто целовались. Все эти сцены раз за разом прокручиваются в моей голове, они рвут меня на части, и я никак не могу избавиться от них. И да, я злюсь. Но не на тебя, а на себя. За то, что думаю обо всём этом и чувствую то, что не должен чувствовать. Потому что я не соврал тебе, когда говорил о твоей личной жизни. У тебя больше нет причин оправдываться передо мной. Ты волен поступать, как тебе вздумается, и проводить своё свободное время с тем, с кем считаешь нужным. Мы больше ничего друг другу не должны, Чонгук~и. Шумно выдыхая, Тэхён приостанавливается, и не находя иного применения рукам, взлохмачивает собственные пряди, беспрерывно облизывает губы и долго всматривается в одну точку впереди себя, прежде чем снова заговорить, уже более спокойным тоном: — Я прекрасно понимаю, чего ты добиваешься. Ты отлично дал понять это еще ночью. Но я не уверен, что хочу возвращать всё назад. Я только начал приходить в себя, забывать, ощущать хоть что-то помимо грусти и тоски. Не хочу оборачиваться и вспоминать пережитое. И не хочу когда-либо снова проходить через подобное. По мере тэхёновой речи, зияющая дыра в груди Чонгука становилась всё больше и глубже. Во рту он почувствовал металлический привкус крови, когда прикусил нижнюю губу слишком сильно. Нервно подрагивающие конечности не поддавались никакому контролю. Отчаянье от необратимости ситуации завладело всем его существом. Хотелось так много сказать, а еще больше сделать, но Гук заставлял себя обездвижено сидеть на месте и внимательно слушать, пока у него была такая возможность, пока Тэхён позволял хоть ненадолго проникнуть в свои мысли. — Мне просто интересно, сколько еще пройдет времени, прежде чем ты снова сорвешься? Прежде чем скажешь, что устал? Что не выдерживаешь? Что тебе нужно пространство? Что тебе нужно отдохнуть от всего? Когда снова замкнешься в себе и начнешь всех кругом отталкивать? И когда опять придешь, сказав, что готов всё вернуть назад? Сталкиваясь с чужим взглядом полным горечи и сожаления, Чонгук, понимая всю бесполезность отмазок и пустых оправданий, лишь тихо прошептал: — Прости меня. Не в состоянии сдержать порыв, он пересаживается к Тэхёну и не колеблясь, обвивает его тело руками, прижимая к себе как можно крепче, вместе с тем волнуясь, что вот-вот его начнут отталкивать. Однако к счастью этого не случается. — Я тоже не знаю, что будет в будущем, — набираясь уверенности, произносит Гук. — Но я точно знаю, что ты нужен мне. Только ты. Всегда ты. Потому что я очень сильно люблю тебя. Поэтому, пожалуйста, не отказывайся от нас так легко. Не обесценивай все то, через что мы прошли. Не оставляй меня одного, а? Я же не справлюсь без тебя. — Э-эй, не говори так, — доносится тревожное. — Я наделал столько ошибок, — больше для себя, чем для Тэхёна, проговаривает Чонгук. — Ошибки — важные составляющие жизни. Они делают нас мудрее, — философски изрек Тэ. — Мои — сделали меня только одиноким. — Ты не одинокий, и никогда им не будешь, так что не мели ерунду. И серьезно, — принялся постукивать его по спине Тэхён, — мне уже нечем дышать. — У тебя сильные лёгкие, ты можешь долго не дышать, — осмелился отшутиться Чонгук, и резко дернулся, когда Тэхён проскользнув рукой по спине, ущипнул его в районе ребер. Но даже тогда он не ослабил хватку, а повалившись на бок, параллельно потянув Тэхёна за собой, уложился вместе с ним на мягкой обивке. Ничто не смогло бы сейчас заставить Чонгука разомкнуть объятия, поскольку он был полностью убежден, что как только это произойдет — всё точно закончится, что в их отношениях будет поставлена та самая жирная черная точка, знаменующая окончательный и бесповоротный разрыв. А он не допустит этого. Не позволит их созданную связь насильно затолкать в рамки дружбы. Они не друзья, и никогда ими не будут. Не после всего пройденного. Рано или поздно до Тэхёна это тоже дойдет. Стоит только чуть-чуть подтолкнуть его. Покосившись на Тэ, чья голова комфортабельно устроилась на его плече, Гук слегка расслабился, сообразив, что тот не собирается сбегать. Позволив себе вольность, он сперва нежно пригладил его взъерошенные пряди, после невесомо очертил контуры уха, ненадолго задерживаясь на мочке, и двинулся дальше неторопливо исследовать линию нижней челюсти. Обрывать затянувшиеся минуты умиротворения он не спешил, давая возможность ему и себе окунуться в собственные мысли. Между тем глаза зацепились за панорамное окно, а вернее, за открывающимся за ним зрелищем, в котором Гук не обнаружил ничего примечательного. Снаружи виднелась аутентичная копия такого же строения, в котором находились сейчас они. И никакого тебе чарующего красотой пейзажа, бескрайнего, словно океан, синего неба, сливающегося с водной гладью широкой реки Хан. — Вид из нашей квартиры намного лучше, — в итоге не смог промолчать он. — Не из нашей, а из твоей, — поправил его Тэхён. — Я купил ее для нас, значит она наша, — настоял на своем Чонгук и, не встретив словесных возражений, продолжил: — Я ничего не менял в ней. Даже все твои вещи до сих пор разбросаны по всем комнатам. И те недорисованные картины, что ты оставил…я ничего не трогал и не убирал, потому что верил — ты все равно вернешься. Другого сценария я просто не рассматривал. «И не стану» осталось невысказанным. — Знаешь, как бы много об этом не размышлял, — задумчиво протянул Чонгук, опускаясь рукой на тэхёнову шею и плавно скользя подушечками пальцев вниз, — для меня ничего не изменилось: я никогда не смогу отпустить тебя, никогда не смогу отдать кому-нибудь другому, потому что ты только мой. Эгоизм? Собственничество? Два в одном? Без разницы. Себя не переделать. Чонгук пытался — не вышло. Он не умел делиться: что раньше, что сейчас. И только представив Тэхёна с кем-то другим, моментально ощутил закипающую злость. — На меня это не подействует. Можешь даже не стараться, — не распахивая глаз, предупредил Тэ. Слова? Или прикосновения? Он не уточнил, а Гук не стал выпытывать. Вместо этого поднырнув под растянутый ворот его кофты, опустил ладонь на левую часть груди, отсчитав стремительно бьющиеся удары. — Твоё сердце говорит совершенно противоположное. — Сердце не умеет говорить. — Не придирайся к словам, ты прекрасно понял, о чём идет речь. Просто упрямишься. — Ночью, когда я спал, ты же заходил в мою комнату, верно? — порицательно произнес Тэхён, резко меняя направление разговора. — Я не только заходил в твою комнату, — невольно заулыбался Чонгук, — я пролежал рядом с тобой до самого рассвета. На прозвучавшее откровение, тело Тэ напряглось, и Гук не смог сдержаться, чтобы не вывалить на него все остальное: — Поскольку ты стесняешься спросить, отвечу сам — да, я в курсе, что тебе снилась какая-то пошлятина. Хочешь рассказать подробности? — Обойдешься, — роняет тот сдержанно. — Это не так уж и важно. Судя по тому, как ты громко выстанывал моё имя — сразу стало ясно, что тебе снился я. Тэхён ошарашенно вскидывает на него взгляд, и Чонгук мгновенно осеняется пониманием: — Вообще-то я пошутил, но твоя реакция подтверждает, что я был прав. Точно не расскажешь? Теперь мне еще больше любопытно. Что я там делал? Или все делал ты? Хотя вряд ли… — сомнительно протянул он, — ты всегда всю работу перекладываешь на меня. Даже раздеться самостоятельно не можешь. А давай так — ты делишься со мной подробностями своего сновидения, а я расскажу тебе, что делал поутру, когда ты завел меня своими звуками? Тэхён, на прозвучавшее предложение, отрывает от Чонгука завороженный взгляд, встряхивает головой, словно сбрасывая наваждение, после чего приподнимается на руки, собираясь встать. — Эй! — тут же реагирует Гук, удерживая его. — Не уходи. Больше никаких шуток, обещаю. — Я голоден, — мирно произносит Тэхён. — А ты? — Собираешься угостить меня своими сэндвичами? — предположил Гук, на что ему отрицательно махнули рукой. — Никаких сэндвичей, забудь о них. Даже еще не пробуя, я знаю наперед, что они вышли отвратными. Стоило сразу, не заморачиваясь, заказать что-нибудь съедобное из ресторана. И перестань держать меня, — повторно предпринимает попытку подняться, — я сейчас вернусь, только телефон возьму. И не соврал. Как только отыскал гаджет, то снова улегся на прежнее место, успев предварительно закинуть на диван Ентана. Увлеченно рассматривая каталог разнообразных блюд, он через пару минут направляет экран на Чонгука вместе с шаловливой полуулыбкой: — Глянь-ка, у них есть похмельный супчик. — У меня нет похмелья, — насупился Гук. — Я на всякий случай предложил, мало ли, — пробормотал тот, возвращаясь к прежнему занятию. — Какие у тебя на сегодня планы? — спросил у него Чонгук. — Планы? У меня их нет. В последние дни я делаю то, что взбредет мне в голову. — Тогда, давай проведем время вместе? Только ты и я? Вдвоем? — Разве мы не занимаемся этим сейчас? — вздернул брови Тэ. — Я хочу провести с тобой весь день, не отвлекаясь ни на что, — пропустил мимо ушей насмешку Гук. — Мы можем просто слушать музыку, или посмотреть любой фильм, на твой выбор. Можем заняться готовкой, если ты всерьез увлекся ею. Либо можем во что-нибудь сыграть. — Сыграть? — скептически переспросил Тэхён. — Ну да, — невинно кивнул. — Мы давно не играли в Овервотч. Было бы неплохо обновить навыки. Но если ты против видеоигр — можем подобрать другие игры, по типу дженги, бадука…пеперо? — Ты ведь пообещал, что никаких шуток. — А кто сказал, что я шутил. — Вот же дурачина, — заулыбался Тэхён и поддел указательным пальцем чонгуков подбородок. Именно после его искренней улыбки и привычного действия, Чонгук почувствовал возрастающую надежду, что всё станет как прежде. Так, как должно быть. Выстроенные им ледяные стены уже подтаяли, осознает он сам этого или нет. И недолог тот час, когда они окончательно падут. Произойдет это сегодня, завтра или в ближайшем будущем — не важно. Чонгук, запасшись терпением, подождет столько, сколько потребуется. Единственным препятствием, замедляющим весь процесс, могло послужить только упрямство Тэхёна, однако у него самого его тоже было немерено, особенно когда он загорался очередной целью. А его цель, не ведая строящихся на свой счет коварных замыслов, беззаботно и расслабленно продолжала просматривать красочные картинки разнообразных блюд. Выхватив из руки Тэхёна смартфон, Чонгук, не долго перебирая, сначала поставил галочку на острых ттокпокки, а затем, прокрутив пару страниц, выделил той же отметкой чачжанмен, таким образом, ускоряя заведомо беспроигрышный выбор. Завершив заказ он, избавляясь от телефона, закидывает его наверх. До прибытия доставки еще оставалось полно времени, поэтому воспользовавшись возможностью немного подремать, после бессонной и вымученной мыслями ночи, он разворачивается всем корпусом к Тэхёну и прижимается к нему еще теснее, впервые ощущая, как его обнимают в ответ. На лице Гука моментально засияла довольная улыбка. Его заветное желание стало еще ближе, на один значимый шаг.