Но если ты любил меня, почему ты оставил меня? Возьми мое тело, возьми мое тело, Всё, что я хочу, и всё, что мне нужно — Найти кого-нибудь, и я найду кого-то, Похожего на тебя. Kodaline — All I Want
Апрель 2020 год
Неимоверно сложно сохранять спокойствие, когда внутри бушует эмоциональный ураган. Безудержным вихрем он колотится в грудной клетке, рьяным потоком струится по венам, во всю мощь бьется о черепную коробку, стремясь любым способом вырваться наружу, рыщет без устали в поисках выхода, которого нет. Потому что как бы ни было сложно удерживать все внутри себя, Тэхён справляется. По крайней мере, верит, что справляется. Даже напрямик столкнувшись со своим персональным раздражителем, причиной всех своих нестабильных состояний, он сдерживается, подавляет, контролирует. Во вред себе или на благо остальным — совсем неважно. Достоверный факт — установленное однажды правило со временем перерастает в укоренившуюся привычку — правда работает. Но для Тэхёна это уже не просто привычка, это отточенное годами мастерство — скрывать от всего мира свои настоящие чувства. И прямо сейчас они настолько стремительно противоречивы, что невозможно не задаться вопросом «Как один человек может вызывать их все одновременно?». Ответ находится мгновенно «Может, если это тот самый человек, которого ты самостоятельно и добровольно наделил такой огромной властью над собой». Сделал ли он ошибку? Возможно. Тем не менее был абсолютно уверен, что сколько ни возвращай время вспять, даже не задумываясь, повторял бы ее снова и снова. И не потому что так хотелось, а потому что по-другому просто бы не смог — Чон Чонгук всегда был и будет самой правильной и самой лучшей в его жизни ошибкой. Так утверждает не разум, так твердит сердце. И Тэхён, удерживая входную дверь своих личных апартаментов открытой, только лишний раз в этом убеждается, пока пристально разглядывает внезапно появившегося на его пороге ночного гостя. Обернутый полностью в черное, от узких джинсов, подчеркивающих длину ног, и до объемного худи, с накинутым на голову капюшоном, Чонгук неторопливым движением стягивает с лица защитную маску, чтобы в следующий момент несмело протянуть: — Привет. Тэхён не успевает даже рта открыть, когда мимо него на коротких лапах проносится Ентан, направляясь прямиком к Чонгуку, и тот, не теряясь, успевая только натянуть рукава на пальцы, тотчас берет его на руки, при этом радуясь как маленький ребенок. Одарив любимого шпица очаровательной улыбкой, после он устремляет взгляд на его хозяина. — Ах да, проходи, — наконец-то реагирует Тэхён, позволяя зайти внутрь помещения. — Ты один? — осторожно спрашивает Чонгук. Бережно опустив собаку на пол, он принимается стягивать массивные ботинки, параллельно оглядывая пространство впереди себя. Кого он пытается здесь застать — не ясно, однако выяснять нет никакого желания. — Да, я один, — бросает Тэхён уже издали, пока, минуя кухонную зону, возвращается в гостиную, где до этого, убивая время и спасаясь от скуки, игрался с Ентаном. Выхватив с полок первый подвернувшийся из целой коллекции антисептик, а без него сейчас никак, он протягивает его Чонгуку, уже успевшему бесшумно подкрасться и остановиться позади. В его глазах плещется необъяснимое любопытство, и оно явно направлено не на шикарный интерьер дома. Да и вряд ли оно нужно тому, кто бывал здесь бесчисленное количество раз. Нет, все его внимание сконцентрировано на одном Тэхёне, и от этого становится слегка не по себе. Пытаясь отвлечь его от созерцания собственной персоны, Тэхён напоминает ему про спрей в своих руках и отвлекающий маневр срабатывает. Вот только Чонгук, перед тем как его забрать, начинает стаскивать через голову свое худи, и потянувшаяся следом футболка успевает оголить приличный участок торса, прежде чем он поправляет ее обратно. Тэхён старается туда не смотреть. — Зачем ты приехал? — не стал он ходить вокруг да около. — Мм… я соскучился по тебе. Да и по Тан~и тоже. Мне просто захотелось вас увидеть, — Чонгук заметно мешкает с ответом, переминаясь с ноги на ногу. Сам он выглядит неуверенно, хотя прозвучало вроде правдоподобно. Тэхён бросает взгляд на настенные часы, стрелка показывала пол третьего ночи, и сея манипуляция не остается незамеченной. — Ты против? Сердишься, что я так поздно к тебе ввалился? Ты, наверное, спал, а я тебя разбудил. — Нет, я не спал. Все в порядке, правда. И я всегда тебе рад, в любое время суток. Просто мне мало верится, что ты сидел один дома, а потом тебе вдруг вздумалось без предупреждения наведаться ко мне. — Честно говоря, я гулял с друзьями в Итэвоне, а потом собирался ехать к себе, но вместо этого назвал в такси район твоего комплекса и… — Погоди, ты тусовался в Итэвоне? — перебивает его Тэхён, пропуская все остальное. — Во время нашей самоизоляции? Когда агентство всех нас настоятельно просило лишний раз не высовываться, а тебя так особенно? Серьезно, чем ты руководствовался? Твой менеджер знает, где ты? — Я дам ему знать чуть позже, — как ни в чем не бывало, пожимает плечами Чонгук. — Ты же снова был в клубе, да? — досадливо проговаривает Тэхён, наперед зная, что предположение верное. — Не могу поверить, Чон Чонгук, ты и твои друзья… — Мои друзья здесь ни при чем. Не стоит осуждать их. — Они влияют на тебя. — Так же, как и твои на тебя. Но решение как поступить принимаем мы сами, верно? Только я в ответе за свои поступки, поэтому если собираешься кого-то винить — вини меня. — Я не собираюсь никого винить. Я лишь хочу, чтобы ты стал более осторожен и менее беспечен, потому что искренне беспокоюсь за тебя. Чонгук глубоко вздыхает и проводит пятерней по темным волосам. Выглядит так, словно готовится к длинным изъяснениям, но вместо этого кидает короткое: — Я знаю. «Если знаешь, почему продолжаешь искать неприятности? Почему заставляешь переживать меня и всех остальных? Почему ни с кем не поделишься, что с тобой происходит? И почему ты смотришь на меня так, словно…» Тэхён останавливает стремительную лавину мыслей. Он ничего не собирается озвучивать. У него на то свои причины. — Что ж, поскольку ты уже здесь, — сменил он направление беседы, — тогда оставайся до утра. Можешь разместиться в комнате для гостей, там довольно удобно. Ты же там еще ни разу не спал, вот и подвернулась отличная возможность. И, кстати, давай выделю тебе что-нибудь из своего гардероба… ну, что-то более комфортное чем это, — кивнул на тесные джинсы, облепившие ноги Чонгука, словно вторая кожа. — А если очень повезет, может отыскаться что-нибудь из твоих вещичек. Изредка они попадаются мне на глаза. Перестав нести бред, Тэхён разворачивается в сторону комнат, намереваясь осуществить сказанное, однако не успевает проделать и шагу, когда сильные руки обхватывают его поперек талии и притягивают спиной к твердой груди. Он замирает, ощущая теплое дыхание на своей шее, а после расползающийся по коже рой мурашек. В голове мгновенно пустеет. — Что ты делаешь? — еле выдавливает он из себя. — Давай так постоим немного, ладно? — раздается тихое у самого его уха. — Мне, правда, сейчас это очень нужно. — Эй, Гук~ки, — как можно безразличнее произносит Тэхён, — мы же решили остаться друзьями, помнишь? — Да, помню. Друзья, — недовольно выделяет он последнее слово, а после переходит на мягкий тон. — Но ты до сих пор остаешься моим тайным убежищем, хён. Безопасным местом, где я могу спрятаться от всего мира и ненадолго забыть обо всем. Не думаю, что это когда-либо изменится. Услышанное задевает, и, по правде, Тэхён не знает, что должен на это сказать. Он молча стоит и ждет, таки предоставляя Чонгуку время. — Ты так сильно похудел, — неожиданно подмечает Чонгук. — Слишком тонкий. Почему? Ты что, совсем ничего не ешь? — Не преувеличивай, все со мной хорошо. И ем я ровно столько, сколько мне хочется. Выбранная тема Тэхёну не нравится и, пресекая ее дальнейшее развитие, он впервые предпринимает попытку освободиться. — Ну все, хватит уже, отцепляйся давай и чеши в душ. Ты же в курсе, что от тебя пахнет алкоголем? — Я выпил совсем чуть-чуть. — Дай угадаю, и курил ты тоже совсем чуть-чуть. — Так и есть. Я просто попробовал, ради интереса. Тэхён, опуская голову, принимается рассматривать многочисленные татуировки, набитые по всей правой руке Чонгука. Память подкидывает флэшбеки, и именно они заставляют его говорить: — Ради интереса ты много чего пробуешь нового, не так ли? Или просто наверстываешь упущенное? Все эти клубы, тусовки, выпивка, сигареты… девушки? — хватка на талии становится крепче и Тэхён не хочет знать, но с губ все равно срывается. — Сколько их уже было? — Тэ, — отбрасывает формальности Чонгук. Его голос пропитан отчаяньем, и чутье подсказывает — не стоит лезть глубже, иногда неведенье является спасением. Вот только Тэхен к чутью не прислушивается. — Так много, что не можешь быстро посчитать? — шутливо выдает он. — Тэ, пожалуйста, — едва слышно просит Чонгук и прикладывается лбом ему в затылок, сам не осознавая, что это только сильнее подстегивает Тэхёна. — Да ладно, неужели и впрямь так много. — Одна. Всего одна, поверь мне, Тэ, — не выдерживает Чонгук. — Я ведь даже не собирался, клянусь, просто… она полезла первой и из-за этого алкоголя я не соображал… — Йа, Чонкук~а, — перебивает его Тэхён, — ты вовсе не обязан передо мной оправдываться. Ты свободен и вправе делать всё, что тебе вздумается, в пределах разумного, конечно же, и не запрещенного. Это я о том, чтобы ты не забывал, что миллионы глаз наблюдают за тобой и лишние скандалы тебе ни к чему… — он запнулся, понимая, что свернул уже куда-то не туда. — В общем, я не должен был расспрашивать тебя и лезть, куда мне не следует. Прости меня, хорошо? И давай больше не будем об этом. Чонгук разворачивает Тэхёна к себе и, удерживая за плечи, взволнованным взглядом изучает его лицо. Что он пытается в нем разглядеть? Следы обиды, боли или ревности? Их там нет, Тэхён был в этом уверен. Потому что только лицо оставалось тем немногим, что он мог полностью контролировать в своей жизни. Он лишь скептически вздергивает бровь и по вечной привычке облизывает губы, стараясь не замечать направленные на них глаза Чонгука. После отступает, увеличивая между ними расстояние. Отгораживается от опасных мыслей и, действуя на автомате, проводит его в комнату для гостей, поддерживает несущественную болтовню, связанную в основном с бытовыми вопросами, выделяет ему пару удобных шмоток, между тем успешно игнорируя нацеленные на себя волнительные взгляды. Напоследок ворчливо бросает «предатель» на резвящегося вокруг Чонгука Ентана и спешит в свою комнату. Щелчок дверного замка изнутри ванной действует на него словно спусковой механизм. Мраморные стены словно сжимаются и уменьшаются в размерах, давят на грудную клетку. Замкнутые внутри чувства начинают адски выжигать внутренности. Сил сопротивляться практически не остается. Он упорно старается глубоко вздохнуть и нормализовать дыхание, но получается исключительно рывками. В тот же самый миг чувствует бегущую теплую влагу на своей щеке. Успевает только включить кран в душевой, запуская бешеный напор воды, когда его эмоциональную плотину окончательно прорывает. Зрители отсутствуют, актерствовать не перед кем. Тэхён пользуется этой передышкой и позволяет себе расклеиться. Не раздеваясь, обессиленно приземляется под струящийся горячий поток, поджимает колени к груди, утыкается в них лицом, окончательно освобождаясь от накопившейся в душе боли. Голова наполняется туманными образами — Чонгук с кем-то. Она без лица и имени, просто безликий силуэт, но стоит подключить фантазию, тут же вырисовывается полноценная полнометражная картина. С мазохистским наслаждением Тэхён прокручивает ее на повторе, с каждым разом дополняя все новыми и новыми пикантными деталями, утопая в очередной порции боли и накрывшей ревности, на которую по сути даже права не имел, потому что они больше друг другу ничего не должны. Ему некого винить кроме себя и своего дурацкого любопытства. Следовало изначально заткнуться и не лезть в это, не расспрашивать и не выпытывать. Просто довольствоваться незнанием и дальше с улиточной скоростью приходить в себя. Он же практически довел до своего сознания факт разрыва и любыми способами пытался смириться. Отвлекался видеоиграми, фильмами, аниме, часто появлялся в сети, чтобы провести время с арми, гулял с Ентаном, поддерживал связь с друзьями, чье количество колоссально уменьшил, писал песни, чему страдания неплохо способствуют, ну или просто спал. Таким образом, самозанятость неплохо спасала от въедливых и тяжелых размышлений, иногда терроризирующих рассудок. Да и самовнушение оказывается полезная штука, частое использование которого приводит к тому, что сам начинаешь верить в то, в чем убеждаешь остальных. И если поначалу он чувствовал огромное сожаление, что в наглую врет Чимину и Намджуну (они единственные из мемберов, кто вечно названивают ему, ковыряясь в его ране) то постепенно вранье с легкостью скатывалось с его языка. А еще в значительной степени его исцеление замедлял сиди-дома-челендж, вынуждая быть запертым в четырех стенах. Работай группа в привычном режиме, с забитым с утра до ночи графиком, все стабилизировалось бы намного проще и быстрее. Наверное. За исключением того, что ему пришлось бы постоянно видеть Чонгука. А если видеть, значит, вспоминать, наматывая бесконечные круги страдания, в итоге так и не добираясь до финальной стадии — забвения. Ужасная, беспросветная воронка, взрывающая мозг своей обреченностью. Тэхён впервые задумывается — а сможет ли вообще забыть, оставить все позади и двинуться дальше? Ясное дело, сможет… когда-нибудь. Но точно не сейчас, когда в памяти все еще живы самые яркие и счастливые моменты. Поразительно, но отчего-то в конце всегда вспоминаешь начало. Вот и сейчас будто старой кинопленкой перед ним проносятся моменты первых смущенных признаний, первых поцелуев и касаний, первой нелепой близости, невольно вызывающей ностальгически-горькую улыбку из-за того, какими же тогда они были неловкими и невежественными. Их объединяла целая история, зарождённая с невинной привязанности и дружбы, медленно перетекающей в крепкие и пугающие своей новизной чувства, в итоге превращаясь в самую настоящую любовь. И неважно, что она развивалась под навязанным грифом «совершенно секретно», потому как, лично для него, она не омрачалась даже сложностями и препятствиями, через которые им пришлось пройти, чтобы отстоять свое право быть вместе. Главное, они двое выстояли. Вот только теперь от всего этого веяло какой-то бессмысленностью, бесполезностью пройденного пути, потраченных усилий и заплаченной цены. Будто все, что сделано, делалось зря. Хотя, долой пессимизм, у медали ведь две стороны, и у темной должна быть обратная, светлая. В любой возникшей ситуации можно отыскать что-то хорошее, если очень сильно постараться, чем Тэхён и занимался всю первую неделю после расставания. Желая хоть как-то утешиться, он уговаривал себя, что произошедшее к лучшему, и прежде всего для его карьеры, так как больше не придется жить, балансируя на оголенных проводах, день ото дня переживая, что запрятанная тайна может случайно вскрыться. То же самое касалось и мемберов. Случись новостной взрыв — ударная волна задела бы всех семерых без исключения, а такой непомерный груз вины сложно было бы унести. К тому же тот и так неотступно следовал по пятам, из-за всего того, через что им уже довелось пройти по их милости. Впрочем, никто из ребят никогда не жаловался, напротив, от них всегда исходила колоссальная поддержка. И все же… наравне с благодарностью всегда присутствовало некое сожаление, от которого невозможно было отмахнуться. Теперь же проблема отпала сама собой. А вот в самом большем выигрыше определенно осталось агентство — кость в горле под названием ТэГуки успешно изъята, посему можно расслабиться. Работы у стаффа явно поуменьшится. Больше нет необходимости подчищать за ними следы и просчитывать наперед всевозможные риски. Долгоскрываемая однополая связь больше не является угрозой ни для имиджа, ни для заработка компании. Бан Шихёк должно быть доволен. А еще, как бы ни хотелось верить, наверняка и родители. Тэхён не сомневался — они любили его, однако до конца принять не такого как все сына так и не сумели. Нет, они не осуждали его в глаза, не заводили нравоучительные речи, не пытались его переделать, просто это ощущалось на подсознательном уровне — присутствие между ними непроходимого барьера, сотканного из прочных нитей непонимания. Все же странно быть в семье одновременно и гордостью за достижения и позором за предпочтения. Его разрыв с Чонгуком для них, скорее всего, маленький просвет надежды, что однажды он проснется гетеросексуальным, отринет свою суть и перестанет интересоваться исключительно парнями. Но факт в том, что этого не произойдет никогда. Он такой, какой есть и по взмаху волшебной палочки не изменится. Родителям Чонгука в этом плане повезло намного больше, потому как если у их сына-бисексуала не сложится с парнем, он без проблем переключится на девушек. Погодите-ка, а ведь этим он уже и занимается. Ну вот, он опять вернулся к тому, с чего начал. Безвылазный, замкнутый круг. Сказав себе: «хватит», Тэхён выбирается из глубокой пучины размышлений, и, отключив воду, еще недолго продолжает сидеть в тишине, вновь по кусочкам собирая себя воедино. Холодное умывание у раковины немного приводит его в чувства, но мало помогает с внешностью. Машинально протирая ладонью запотевшее зеркало, он видит то, что и предполагал — жалкий и заплаканный вид. Забивая на это дело, он переодевается в сухой спальный комплект, кое-как расчесывает пальцами мокрые спутанные пряди, и, в довершение, вяло улыбнувшись своему отражению, покидает пределы ванны. Застать прямо сейчас Чонгука в своей комнате совершенно не вписывалось в его дальнейшие планы, ибо расчет был на то, что тот давно погружен в царство Морфея. Но он таки здесь, сидит на полу в позе лотоса, полубоком к Тэхёну, и, дразня Ентана, удерживает в руках небольшой плюшевый мячик, который тот, зажав в зубах, активно пытается выдернуть. — Наконец-то ты вышел, — не поворачиваясь, заговорил Чонгук. — Тан~и устроил шумиху под твоей дверью, пришлось его отвлечь. Не могу поверить, что он такой большой, или я просто давно его не видел. А еще он, кажется, здорово пожирнел. Слышал? Ты стал настоящей свинкой, — обращался уже к шпицу, наклоняясь все ближе, пока удерживал его за мордочку. — Признайся, что объедаешь своего папочку. Он ведь взаправду… Ты что, плакал?! Уставившись в упор на Тэхёна, Чонгуку хватает пары секунд, чтобы сделать соответствующие выводы и принять решение. Он подрывается на ноги и держит путь к нему. Его намерения ясны как день — обнять и утешить, но Тэхён выставляет вперед руку и делает шаг назад, подбирая в уме любую наименее тупейшую ложь. — Я не плакал, это все из-за горячей воды и этого пара мое лицо так раскраснелось. Чонгук намек понимает, останавливается и больше не предпринимает попыток приблизиться. Он молчит, размышляя о чем-то своем, а еще странно смотрит — слишком пронзительно, тревожно… раздраженно? Следующий шквал вопросов поясняет многое. — Почему ты так себя ведешь? Почему честно не скажешь, что тебе плохо, что больно, что страдаешь? Зачем отмалчиваешься и врешь? — распаленный, еще больше заходится. — Ну же, разозлись на меня. Накричи. Скажи, что я идиот, что все испортил, налажал. Обвини меня в своих слезах. Да просто сделай хоть что-нибудь. — И какой в этом смысл? — хмурится Тэхён. — Смысл в том, чтобы прекратить притворяться, — чеканит Чонгук, — особенно передо мной. Думаешь, я слепой и ничего не вижу? Или не различаю, когда ты играешь? Когда ты успел стать таким… таким замкнутым? Когда повзрослел и на горьком опыте осознал, что открытость ни к чему хорошему не приводит. Простодушие — существенный недостаток, как и распахнутое настежь сердце, что является самой легкой мишенью для брошенного камня. Разве Чонгук не должен понимать это лучше всех? Он не единожды сам частенько называл его чрезмерно добрым, наивным и по-глупому доверчивым. К тому же за девять лет знакомства, из которых более чем три года длились их отношения, они многое успели перенять друг у друга, и не только самое лучшее. Замкнутость всегда была отличительной чертой характера Чонгука, которую Тэхён успешно освоил. В остальном же ему попросту не хотелось вызывать к себе жалость и сочувствие, тем более от парня стоящего напротив, примерно в той же степени, как и принимать помощь, и неважно чью. Тэхёну уже давно следовало научиться меньше полагаться на окружающих и начать решать свои проблемы самостоятельно. И неважно какой обидой сейчас горели глаза Чонгука, он не станет отнекиваться от его упреков, как и не станет извиняться — защищая себя, он выбрал способ, который работал, ему нечего стыдиться. Повисшая между ними гнетущая тишина осязаемо давила на нервную систему, либо всему виной продолжительный зрительный контакт, который никто не решался прервать. Тэхён уже был готов уцепиться за любую возможность прекратить этот бессмысленный разговор, пока он не зашел слишком далеко и они не наговорили друг другу лишнего, вот только у Чонгука, по всей видимости, был иной настрой. — Ты ведь даже не пытался меня остановить, просто молча согласился с моими словами, закинул прощальную фразу и ушел, будто тебе все равно. Тэхён от такого обвинения удивленно округлил глаза. Внутри заколотило от несправедливости. Маска спокойствия слетела мгновенно. — А зачем мне было тебя останавливать?! Ты сказал, что тебя все душит, что ты задыхаешься, что ты хочешь побыть врозь, что тебе нужно время прийти в себя и понять, что делать дальше. Так для чего мне перекрывать тебе воздух? Зачем удерживать насильно? Кому из нас от этого стало бы легче? Чонгук кривится, как от зубной боли, нещадно вгрызается в нижнюю губу и заламывает от волнения пальцы. Видеть его таким невыносимо. — Я не собирался предъявлять тебе претензии. Мне жаль, что это прозвучало именно так. — Тэхён, до этого разглядывая узорчатый пол под ногами, поднимает на Чонгука взгляд, и тот робко добавляет. — Я сам виноват, знаю. Но, Тэ… — вмиг смелеет он, — я был тогда настолько потерянным, что сам не понимал от чего убегаю. Я потерял все ориентиры, не знал, чего хочу и что мне нужно. И это касалось всего, понимаешь. А с тобой… всё не должно было закончиться так. Я сделал огромную ошибку, когда оттолкнул тебя, и я каждый день о ней сожалею, потому что без тебя мне ещё хуже. Позволь мне всё исправить, а? Мы же можем попытаться всё вернуть. Вернуть нас. — Ты не можешь так со мной поступать, это нечестно, — сдавленно роняет Тэхён. — Я и так не выдерживаю твоих метаний туда-сюда, поэтому не делай все еще хуже. Остановись, прошу. Я, правда, устал от всего этого и сейчас я очень сильно хочу лечь спать. И он не врал: глаза болели, виски ломило, мозг отказывался соображать, а ноги держать. Больше всего тело нуждалось вытянуться на горизонтальной поверхности. И усталость однозначно одолевала не его одного. — Тебе, кстати, тоже нужен отдых, Гук~ки, ты выглядишь неважно… Ну же, иди, — проговаривает Тэхён, когда тот не сдвигается ни на йоту. Он выглядит растерянным и очень-очень грустным. — Что мне сделать, чтобы ты простил меня? Тряхнув головой, Тэхён уверенно и правдиво заявляет: — Мне не за что тебя прощать. Я ведь даже по-серьезному разозлиться на тебя не могу. Что бы ты ни сделал я всегда буду любить тебя, только теперь немного по-другому. И я всегда буду заботиться о тебе, волноваться и поддерживать тебя. Мы же одна семья и при любых обстоятельствах будем на стороне друг друга. Ведь так говорил Намджун-хён, помнишь? — вооружаясь бодрой полуулыбкой, он сам сокращает между ними дистанцию, поддевает пальцами чонгуков подбородок, а после рефлекторно тянется к мочке уха, но, вовремя одумываясь, вместо этого дружески треплет его по волосам. — Эй, хорош уже грустить, все наладится, вот увидишь. Сам не заметишь, как все пройдет. А сейчас тебе в самом деле нужен отдых. Я не шутил, когда говорил, что ты неважно выглядишь. Взгляд Чонгука устремлен в никуда, он явно погружен в самого себя и что-то очень старательно обдумывает — гуляющий во рту язык безусловный показатель. Чуть погодя, опомнившись, он приглушенно желает Тэхёну спокойного сна, и ненавязчиво приобняв его, уходит, оставляя после себя лишь тоскливую пустоту. Прохладная постель — замечательно, мягкая подушка — еще лучше. Тэхён, укладываясь боком, берет у изголовья еще одну и, обвивая руками, прижимает максимально близко к себе. В его случае так засыпать намного удобнее и быстрее. Тем не менее, сон не шел, зато мыслей хоть отбавляй. Ентан лежал на второй половине кровати, и также не спал. Его угольные бусинки глаз будто прожигали в нем дыру, заставляя чувствовать себя еще более жалким. — Прекращаешь на меня так пялиться и утром получаешь двойную порцию утиного мяска, идет? — предлагает ему сделку Тэхён, на что взамен получает однозначное ничего. — Тройную? — увеличивает он ставку, и достигает того же эффекта. Раззадоренный, вытягивает перед ним руку, предварительно спрятав большой палец, безмолвно предпринимая последнюю попытку, поигрывая четырьмя пальцами на невидимом рояле. И все без толку — подкуп не удался. Принимая окончательное поражение, Тэхёну больше ничего не остается, как дурашливо пожаловаться, поглаживая длинную шерстку: — Ничем тебя не проймешь. И вот в кого ты такой упрямый вырос? Умащиваясь обратно, он использует последний безотказный способ для самоотключки — подключает наушники к телефону и вставляет их в уши. Ставит на проигрывание один из любимых плейлистов и окунается с головой в чарующий голос Джона Ледженда. Трек за треком и вот она долгожданная дрёма, оплетающая вымотанный организм приятным теплом и слабостью, но лишь до того момента, как он не ощущает позади себя сначала подозрительное шевеление, а после контуры знакомого тела. Сонливость сдувает единым махом. Тэхён лежит обездвижено, выжидает, сам не зная чего. Может, когда к нему вернется решительность и бескомпромиссность? Кто знает. Он позволяет Чонгуку придвинуться еще ближе, позволяет ему положить ладонь себе на живот, позволяет себе расслабиться. Почему? Тоже неизвестно. — Зачем ты вернулся? — спрашивает он, сбрасывая наушники. — Не могу оставить тебя одного в таком состоянии. — Со мной всё в порядке, — Тэхён уже устал это повторять. — Нет, не в порядке, — настаивает Чонгук. — Знаешь, — продолжает он ласково, — мне очень многое нужно тебе рассказать, но я подожду, когда ты будешь готов выслушать. А пока не прогоняй меня, хорошо? Разреши мне остаться с тобой, хотя бы сегодня. И Тэхён разрешает, неуверенный, кому из них это нужно больше. Ведь всё так привычно, так правильно, так необходимо. Он готов лежать так вечно, если Чонгук будет с ним — спать рядом, щекотать своим дыханием, греть своим теплом… И ни с того ни с сего опускать ладонь ему на пах? — Йа, Чон Чонгук, — укоризненно бросает он. — Мы нужны друг другу, — убеждает его владелец руки, что целенаправленно продвигается всё ниже и ниже. — Нужны? — растерянно переспрашивает Тэхён. Чонгук тянет его на себя и, откидывая мешающую ему подушку, нависает сверху. Смотрит открыто и прямо из-под упавшей на глаза челки. — Ничего не будет, если ты против. Тэхён сглатывает огромный ком в горле, не в состоянии вымолвить ни слова. Чонгук с каждым мгновением становится все ближе, явно медлит, предоставляет ему выбор, дает шанс одуматься, остановиться, прогнать его, не делать того, о чем он точно поутру пожалеет. Разве выбор не очевиден — все За перечеркивает огромное Нет, тут даже размышлять не о чем. Тогда к чему все эти колебания и нерациональные сомнения? Что за развернувшаяся война между хочется и нельзя? — Так ты против? — эхом доходит до его сознания вопрос. Вопрос, на который Тэхён не может ответить, не тогда, когда это красивое лицо находится так близко от его собственного, и не тогда, когда эти черные глаза заглядывают ему прямо в душу, и видят всё, даже то, что решение давно принято. Да, он слабый и безвольный во всем, что касается Чонгука. А еще он так сильно по нему скучал. Между их губами остаются считанные сантиметры, и это расстояние Тэхён, не раздумывая, отрывая голову от подушки, сокращает сам. Первые касания выходят легкими и не торопливыми, скорее пробными после длительного перерыва, но стоит Чонгуку перехватить инициативу, призывно провести кончиком языка по нижней губе и дождаться взаимного отклика, поцелуй мгновенно углубляется, становиться жадным и требовательным, распаляя желание и доводя до неистовства. Больше не сдерживаясь, Тэхён зарывается руками ему в волосы и тянет на себя. Чонгук буквально ложится на него, придавливает своим весом и просовывает колено ему между ног, одновременно потирая бедром промежность, тем самым выбивая приглушенный стон. По нервным окончаниям прокатываются электрические разряды от каждого соприкосновения языков, он дразнит, водит по небу, изучает, заставляя отвечать ему в той же манере. Мягкие губы напористо и беспрерывно сминают его собственные, вызывая приливы жара и вместе с тем острую нехватку кислорода. Всего лишь секундная заминка для необходимого глотка воздуха и всё начинается снова. Отпуская Чонгуковы пряди, Тэхён перекидывает ладонь ему на поясницу, подбирается под футболку и неспешно движется по цепочке позвонков вверх, утягивая за собой черную ткань. Чонгук размыкает их губы и одним порывистым движением стягивает ее через голову, отбрасывая в сторону. Открывшийся вид завораживает, но возможности насладиться им не дает, вновь склоняется, и Тэхён уже было понадеялся на очередной головокружительный поцелуй, однако его губы с понимающей усмешкой утыкаются ему в скулу, мягко покусывают кожу, скользят по шее и тянутся к ключицам. Ловкие пальцы расстегивают пуговицы его пижамной рубашки, разводят полы в сторону, оглаживают бока, проходятся по грудной клетке, задевают соски. Тэхён наслаждается каждой лаской, каждым прикосновением, невольно задерживает дыхание и вязнет в наслаждении. Оставаясь пассивным, он позволяет Чонгуку вести, не мешает вытворить со своим телом, что тому вздумается, но когда его пальцы проскальзывают под пояс спальных штанов, а нижнего белья там и в помине нет, Тэхён срывается, обхватывает его за затылок и, не встречая сопротивления, утягивает в новый продолжительный поцелуй. Не удержав равновесие на одной руке, Чонгук вновь приземляется на него, трется своей возбужденной плотью об его, постанывает ему прямо в рот, и Тэхёну кажется, что он может кончить только от этого. — Погоди, Тэ, — останавливается Чонгук. Тэхён переводит взгляд на его губы и пробует сконцентрироваться не на том, какие они притягательные, а что пытаются донести до него. Не без труда, но все же улавливает: — Хочешь быть сверху? Полуотключенный мозг обрабатывает поступившую информацию крайне заторможено. Тем не менее… — Да, — обдумав все, соглашается Тэхён. Причина одна — он не хочет быть использованным, как бы банально это ни звучало. И не то что бы он верил, что Чонгук сможет так с ним поступить, просто наивная часть него полагала, что таким образом последствия сегодняшней ночи скажутся на нем не столь сокрушительно. Хотя быть сверху никогда не было для Тэхёна в приоритете. За годы отношений они многое испробовали и многому научились, и зачастую именно Тэхён оказывался принимающей стороной. Так желал он сам. Чонгук из-за этого, частенько подтрунивая, называл его ленивцем. Но дело было вовсе не в этом. Ему попросту нравилось предоставлять Чонгуку полный контроль, нравилось принадлежать ему, а еще больше нравилось наблюдать за ним. Будучи в активной позиции он буквально преображался: милые, в привычное время, черты лица заострялись, чуть наивные глаза начинали гореть и светиться лихорадочным блеском, безмятежность сменялась нацеленностью. Весь из себя собранный и сфокусированный он невероятно сильно напоминал дикого и хищного зверя на охоте — прекрасного и совершенного. И Тэхён был счастлив лишь от одной мысли, что больше никто и никогда не видел его таким, что он был единственным. Ах да, похоже, уже не единственный. Между тем Чонгук с легкостью принимает озвученный выбор. Он отстраняется и со словами «Тан~и, прости, ты тут лишний» подхватывает того и опускает на собачью лежанку подле кровати. Точно зная, где что найти, вытаскивает из тумбочки презервативы и смазку, закидывая все на постель. Скидывает с себя остатки одежды и ложится сам. В конечном итоге, направляет на Тэхёна взгляд, в котором огромным шрифтом написано «Чего ты ждешь?». В нем нет ни капли стеснения, и оно не удивительно, они вдвоем полностью лишились его еще в первый год отношений. И, откровенно говоря, ему даже стесняться нечего — он красивый, абсолютно весь. И пусть частенько сам в этом сомневается, отнекивается, либо принижает свои достоинства, но для Тэхёна он всегда был и будет самым красивым. Не засматриваться на его рельефное тело — непосильная задача. Чонгук весь состоит из мышц, как результат усиленных и длительных тренировок, которыми он без преувеличения одержим. Тэхён в последний год также подключился к тренировкам, разумеется, без особого на то энтузиазма. Догонять по мускулатуре Чонгука он не собирался, к тому же, будучи с собой честным, понимал — такая вершина ему никогда не покорится, и не то что бы ему прям сильно этого хотелось. Чонгук сам приобщил его к спортзалу, а еще с надзирательным усердием следил за его питанием. Он не уставал повторять, что его тело выглядит мужественно, и Тэхёну такая оценка льстила. Но всё это было ДО. — Иди ко мне, — настойчиво зовет его Чонгук, выдергивая из внутренних сомнений. Невероятно, даже лежа на спине, в уязвленной позе, он всё равно умудряется выглядеть властно и уверенно. И как тут воспротивиться? Тэхён нарочито медленно приподнимается и, скидывая мешающую верхушку пижамы, беззаботно выдает: — Перевернись на живот. — Нет, хочу видеть твое лицо. И меньше всего этого хочет сам Тэхён. А принимая во внимание серьезность и категоричность Чонгука — переубеждать его бессмысленно, не стоит и пытаться. Поэтому, заведомо смирившись, он устраивается между его ног, предварительно разводя их шире, и упирается руками по обе стороны от его головы, в то же самое время замечая валяющийся рядом тюбик смазки. — Нужно тебя растянуть. — Я уже, — мгновенно признается Чонгук, и на немое удивление Тэхёна поясняет. — Я же прекрасно тебя знаю. На другую роль ты бы всё равно не согласился, верно? — Верно, — подтверждает Тэхён, однако кое-что другое не дает ему покоя. — Значит, ты был уверен, что я вообще соглашусь? — Я не был уверен, только очень сильно на это надеялся. Пожалуйста, давай не будем все портить. И давай меньше думать. Не дождавшись согласия, Чонгук затыкает его быстрым поцелуем, помогает ему, в конце концов, избавиться от штанов, одновременно пожирая глазами, а затем, без предупреждения, вынуждая Тэхёна вздрогнуть, обхватывает пальцами его стояк у самого основания и слегка сдавливает, без промедления, успевая только мельком оценить первоначальную реакцию, сразу же принимается двигать ладонью вверх-вниз. Он пристально наблюдает, считывает малейшие эмоции, и Тэхён, не зная, куда себя деть от захлестнувшего удовольствия, прячет лицо на выемке между его плечом и шеей, жадно втягивает носом манящий запах и из последних сил сдерживает неуемное желание хорошенько приложиться зубами к тонкой коже, все же не смея нарушать главное правило их постельных игр — никаких красноречивых отметин на видимых местах. Боясь, что все закончится так и не успев толком начаться, он на ощупь тянется за квадратным пакетиком контрацептива. — Можем обойтись без него, я чист, — упираясь губами в его висок, предлагает Чонгук. Дождавшись утвердительного кивка, он шепотом просит немного подождать и берется за лубрикант, выдавливает приличное количество прозрачной жидкости, и даже не разогревая, наносит сперва на себя, потом на Тэхёна. Проделывает всё аккуратно и бережно при этом быстро и умело. Помочь себе не позволяет, как и не позволяет себя коснуться, намеренно облегчает всю работу для Тэхёна, а еще спешит, будто их время ограничено и вот-вот закончится. Откидывая больше не нужный тюбик, он смещается чуть пониже, полностью открытый и доступный. — Давай, действуй. И явно подгоняемый нетерпением. Тэхён не может отделаться от подозрений, что все его поступки продиктованы виной, начиная добровольным подставлением и заканчивая чрезмерной услужливостью. И как назвать то, что он выделывает? Самоунижение? Самоистязание? Самонаказание? Вероятно, три в одном. Впрочем, ничего необычного, это же Чон Чонгук — больше, чем кто-либо, он ненавидит себя сам. Отсюда всё вытекающее. Как ни крути, а Тэхёна всё-таки используют, правда, не так как он предполагал изначально. И вот что ему теперь делать? — Ну же, Тэ, — возмущенно тянет Чонгук. — Мы договорились меньше думать. Я люблю и хочу тебя. Прекращай уже медлить. Остановиться и остаться неудовлетворенным? Или проигнорировать неутешительные выводы и сделать то, что хотят они оба? Дилемма, в которой умоляющие, наполненные любовью глаза Чонгука решили всё. И долой здравый смысл. Находя удобное положение и пристраиваясь к входу головкой, Тэхён начинает понемногу проталкиваться внутрь, стараясь действовать ненапористо и осторожно, но Чонгук, откидывая голову назад и кусая нижнюю губу, всё равно слегка морщится. Его вены на шее вздуваются, пресс напрягается, грудь прерывисто вздымается и опадает, Тэхён ощущает, насколько сильно он сжимает вокруг него мышцы, ощущает только собственный взбешенный пульс, потому что остальные звуки пропали, и продвигается буквально по сантиметру вперед, останавливаясь только тогда, когда входит в него полностью. Оставаясь обездвиженным, ждет, давая Чонгуку время привыкнуть к вторжению, вместе с тем поддаваясь порыву нежности, наклоняется к нему, осыпая легкими, как перышко, поцелуями его лицо и шею, неспешно водит пальцами по внутренней стороне бедер, поднимаясь до сгиба колена и опять опускаясь, любыми способами стремится расслабить напряженное под ним тело, а когда чувствует ответные поглаживания по спине, воспринимает их за сигнал, что уже можно двигаться. Плавные и размеренные толчки постепенно сменяются на быстрые и глубокие, внутренние стенки прекращают слишком сильно сдавливать, скользить по разработанному входу получается намного легче и приятнее. Движения набирают обороты, темп ускоряется. Пространство заполняется обоюдными протяжными стонами и судорожным дыханием. Тэхён перехватывает и самостоятельно удерживает на весу ноги Чонгука, видит, как его больше ничем не занятые руки падают на постель, сминают серое одеяло, ладони то разжимаются, то обратно сжимаются в кулаки, губы едва заметно шевелятся, беззвучно повторяют одно и то же имя, в котором с легкостью узнает свое собственное, его взгляд из полураскрытых век не опускается ниже тэхёнового подбородка, пока в определенный момент, окончательно не сдаваясь, смыкаются, но стоит Тэхёну сменить угол проникновения и сделать резкий выпад, задевая нужную железу, он тут же выгибается, с шумом втягивает воздух, и в изумлении широко распахивает свои бездонные, невероятно черные глаза. Темнота в них манит за собой, затягивает в бесконечные дали, отражает целый бескрайний и необъятный космос, заставляющий окончательно забыться и погрузиться в него с головой. И Тэхён так бы и сделал, если бы в последний миг его из экстаза не выдернул неожиданно раздавшийся телефонный звонок. Вот почему именно сейчас? Что за несправедливость? Бесконечный звук неимоверно раздражает, словно наждачкой елозит по натянутым нервам, трещит по барабанным перепонкам, и, безусловно, отвлекает от интимного процесса. Чонгук уговаривает его просто забить и продолжить двигаться, но концентрация уже потеряна, больше того, он не может различить, откуда доносится звонок, как бы ни осматривался вокруг, не мог найти свой смартфон, и это странно, он ведь точно валялся где-то на кровати. Еще более странным казалось собственное состояние. Либо с его зрением что-то не так, либо с убранством комнаты, неожиданно обретающим размытые очертания. Что-то определенно шло не так. Понять бы что. Тэхён растерянно цепляется взглядом за Чонгука, однако едва ли различает мутные черты его лица, и чем дольше он вглядывался в них, тем больше они растворялись в воздухе словно дым. В панике он крепко зажмуривает глаза и надавливает на них пальцами. Перед ним проносятся яркие всполохи, мелькают разноцветные точки, откуда-то издалека слышится голос, отдаляясь все дальше и дальше, так, что ни слова не разобрать, зато громогласная трель звонка доносится все отчетливее. А потом остается только белый ослепляющий фон. Тэхён открывает глаза и встречает солнечное утро. Яркие лучи через незанавешенное панорамное окно светили прямо ему на лицо, вынуждая прикрыться рукой. Он усаживается на задницу, медленно приходя в себя, и откидывает назад подушку, которую очевидно обнимал всю ночь. И никаких смятых простыней, никакой разбросанный одежды, и, естественно, никакого обнаженного Чонгука в своей кровати он не обнаруживает. Все это осталось по ту сторону реальности. А значит, он все-таки вырубился под проигрываемый трек-лист. В памяти мгновенно всплывают произошедшие накануне события: ночной приход Чонгука, его сбивающее с ног признание, свои слезоизлияния в ванной и в довершение недолгие выяснения отношений. Всё, финиш. Дальше только игры собственного разума, подсунувшие ему эротические видения. Жалел ли он, что все не случилось наяву? Скорее нет, чем да. По крайней мере, такой исход ночи избавил его от лишнего повода презирать себя за слабодушие. Как вывод — все к лучшему. Осталось только искренне поверить в это самому, и ни при каких обстоятельствах не прокручивать на репите детали сновидения. А еще лучше насовсем выкинуть его из головы, как бы тяжело это ни было. Правда кое-что еще оставалось непонятным — Тэхён никак не мог вспомнить, когда успел отключить музыку, стянуть с себя наушники и вместе с телефоном закинуть на прикроватную тумбу. Также как и не мог вспомнить, когда успел накрыться пледом и выключить светильник, хотя точно был уверен, что ложился при включенном свете. Тут, наверное, для своего же спокойствия проще поверить в версию лунатизма, чем допустить мысль, что Чонгук таки возвращался в его комнату и проявил по отношению к нему заботу. И сколько он вообще здесь был, и что еще успел сделать? Ентана, проснувшегося вместе с ним, определенно допрашивать бесполезно. Тэхён, углубленный в раздумья, дернулся, когда внезапно зазвучала мелодия входящего вызова. На экране светилось имя менеджера Чонгука, и логика подсказывала, что звонок явно не первый, он же, судя по всему, и стал причиной его преждевременного пробуждения. Невольно возник вопрос — не мог немного подождать, что ли? В итоге, грустно вздыхая, Тэхён легонько ведет пальцем по дисплею и отвечает на вызов.