И в "Тэльме" танцевали ангелы...

Тихий шёпот, ласковые руки… Через звон почувствовать – живой. Застонать. Сквозь дымку боли звуки Спорят с осторожной тишиной. Грудь горит. И жаром сводит плечи. Приоткрыть глаза. Плывёт. Нет сил. Разом вспомнить весь ужасный вечер. И обстрел, что «Тэльму» подкосил. Разорвал на бешенное пламя, И оставил в алой темноте. Сколько там – недвижными телами? Сколько… Кас! И взвиться на тахте. Попытаться вскинуться, подняться… И поймать знакомое тепло. Замереть. Взглянуть. — Решил размяться? Неужели быстро отлегло? На плечах – заботливые руки. Не пускают даже чуть привстать. Защемило. И забилось. — Сукин… Поперхнуться. Вот же вашу мать! И рвануться. И обнять, сжимая Чувствуя несдержанность в ответ. Гул в висках как будто отступает. Он – в руках. Он не исчезнет, нет? Пусть изранен, пусть перебинтован – Кто же так бинтует?! – наплевать! Отвечает трепетно. Взволнован. Всхлипнуть. И сильней к себе прижать. Не отпустит. Больше – не отпустит. Не позволит даже отойти. Он – внутри. В дыханьи, в венах, в пульсе. Взглядом возраженья отмести. Пусть вот так – несдержанно, открыто. Тут сейчас не до теней в углах. Дрожь. Надрыв. Сомнение разбито. Истончился бесконечный страх. Отступил, пропал, даря свободу. И в глаза плеснул живую синь. Тёмную, как небо в непогоду. Горькую, как летняя полынь. Прикоснуться к ссадине над бровью. Ощутить под пальцами тепло. Вытащил. Своей рискуя кровью. И донёс. Не бросил одного. Через всё. Сквозь рухнувшие стены. Осознать – прошёл, минуя боль. И вернулся – новым, откровенным. Смелым, сильным, гордым. И… собой. Улыбаясь, до конца не верить.. Тихий смех. Надсадный, но… Его. Он ведь помнит рухнувшие двери! Он ведь помнит кресло! — Ничего… Ты лежи. Тут без тебя хватает Тех, кто может как-нибудь помочь. Синий взор не грезится, не тает. Гаснет стоном взорванная ночь. Гаснет всё, на этом синем фоне, Гаснет боль и затихает жар. Прикоснуться к бережной ладони. Молча сжать. — Живой. — Да… — Комиссар! И смотреть, как он чуть развернулся, Как ответил. Что? Неважно… Смог. Выстоял. Прошёл всё и вернулся… Разбивая не его итог. Не для Каса сломанное кресло. Он – боец. Сегодня доказал. Заглушил, изгнал все мегагерцы И разбил ловушку из зеркал. Улыбнуться, глядя на ресницы. И ловить украдкой нежный взгляд. Сердце знает – для кого вновь биться. Не позволит повернуть назад. Как и Кас подняться не позволит. Уложив обратно. — Не вставай. Ты и так потратил много крови. Просто мне доверься. Отдыхай. Лишь сейчас почувствовать усталость, Тянущую скомканную боль. Грудь в бинтах. К чертям! Какая малость! Взгляд поймать. И выдохнуть. — Не спорь. И смириться. Вот же ведь пройдоха! Оклемался – сразу за приказ. Гул всё тише… Что ж, не так уж плохо На любимых засыпать руках… Низкий зал под госпиталем полон. Свет рябит, рассеивая гарь. Запах пижмы. Ватные тампоны. И бомбёжки миновавшей хмарь. Крови соль и серебро зажимов. Перевязки – быстрые, на раз. «Тэльма» здесь – внутри сырой низины. Ждёт, когда откроют верхний лаз. Серый свет восхода размывает Облако, накрывшее зонтом. Госпиталь неслышно догорает… Ночь снимает чёрное манто, Обнажая то, что прикрывала. Тёмный остов, рухнувший в золу. Кирпичи и сталь сплошным завалом. Гарь по стенам выплела канву. Кровь и боль. И смрад сгоревшей плоти. Ужас сна, оборванного вмиг... Сколько их – погибших при налёте?.. Сколько тех, чей оборвался крик?