Эпицентр проблем

***

      Утро встречает Мидорию привычным недосыпом, желанием выругаться и внезапной отцовской фигурой за кухонным столом.       Она давит в горле глухое и неозвученное «хуя-се», когда от неожиданности едва не грохается со ступенек.       Спокойный взгляд, немного нахмуренные брови и кружка кофе. Глаза бегают по строчкам в экране телефона, завтрак на столе уже давно съеден — напоминанием о нем служат лишь тарелка с приборами на ней. — Привет? — зовёт удивлённо, глаза монетками. — Ты же должен быть в Бельгии, разве нет?       Мидория поднимает взгляд. И губы его вдруг растягиваются в мягкой улыбке. — Здравствуй, солнышко, — улыбается глазами морщинками, и раскидывает руки по обе стороны. — Как академия? — Па, я не ребёнок.. — Мия фыркает себе под нос, отводит глаза и против воли у нее дрожат губы в усмешке. Хитока все равно послушно ступает к отцу: обнимает и тычется подбородком в седеющую голову. — В академии круто. Мне нравится. — Это хорошо, — выпускает из кольца рук и смотрит на дочь внимательно-цепко. — Кстати, как твой костюм? — Огонь! — оборачивается вдруг резко и Хикари видит, как у Мии глаза горят цирконовыми искрами. — Особенно перчатки и накладки — плазма через них проходит просто идеально!       И Хитока в сердцах раскрывается о том, какой же он офигенный: говорит, невероятно качественный, очень-очень крутой и удобный, ремни мягкие (это хорошо), и стяжки прочные (это хорошо 2х). Плазму можно сгустками вливать в тонкие диски, они выглядят как нло-бомбочки — Бакугоу и Мия долго думали над дизайном вместе, и результат ее более, чем просто «устраивает». А еще у Хитоки, короче, штаны изнутри мягкие, сумки есть и карманов много, куртка пахнет приятно, да и вообще очень все нравится!       Хитока активно жестикулирует, улыбается неосознанно и светится подлинным восторгом— Мидория сидит, слушает и пропускает неслышные смешки.       Ему кажется, что еще очень, очень недавно, буквально, может, пару недель назад, Хитока была еще совсем ребёнком — по заборам лазила, бегала вечно так, словно у нее шило в заднице и ей не сиделось на месте. Будто пару часов назад она узнала, что у неё есть причуда — глаза горели радостью и сочились нескончаемым счастьем вот ровно точно так же, как и когда она рухнула с дерева на собственную пластину.       Хитока — ребёнок в его глазах. Самый настоящий, дурной такой и непоседливый — вечно улыбающийся и вечно вздорно смеющийся.       Да только вот было так, лет до семи с половиной. А после Мидория вынужденно взрослеет. Язвит больше, щерится больше и носится за отцом по пятам на тренировки тоже больше.       И Хикари, вдруг, решает: раз уж он больше не может поспевать и следить за ней, то он ее хотя бы научит. Научит тому, что знает сам, расскажет и покажет, выдолбит в ее мозгах все границы и рамки, поделится тем, какого это: защищать себя и своих близких.       Он учит ее пластичности причуды. Занимается с ней где-то пару раз в месяц, а все остальное время она торчит у него в комплексе в тренировочных залах среди кучи станков и ПРО-героев.       Хитока не жалуется. И уже в неполные тринадцать более менее обходится с изменением формы барьера — Хикари гоняет ее по фигурам и Мия на каждое его требование отвечает идеально высеченными гранями — куб, призма, сфера, плоскость.       Мидория начинает дружить со стереометрией. Хикари рассказывает: ее квирк — это наука, скрупулёзность и труд; это терпение и умение сконцентрировать сгустки в нужных пропорциях. Барьер сложный, но с ее мозгами и координацией, по словам, отца — достойное оружие и защита. Прелесть щита в его простоте и незамысловатости. Потому что из самого простого лепится все самое сложное и неприступное — Хитока может задать ему любую форму, любой размер и даже угол.       К четырнадцати годам Хитока осваивает направление и повороты. В ее мозгах — алгебра. Расчёты градусов, развороты и углы, дуги и тянущиеся формы.       А после — совмещает. И как итог: все тонкости, почти большинство нюансов и огромное множество фишек в ее руках. За восемь лет Мидория осваивает почти все, до чего Хикари доходил немалую часть своей жизни. — Особенно он удобен на практике, и в сражении, десять из десяти! — с ее языка это срывается куда быстрее, чем мозг успевает переваривать сказанное.       Мия ляпает, не подумав, и тут же себя осекает, заткнувшись.       А отец жжёт ее шафраново-желтыми радужками. — Хитока, по поводу нападения… — тон сменяется, и сама Хитока предчувствует, что разговор будет не из веселых. — Ты же все помнишь, так? — отец отпивает кофе из кружки, а дочь шагает в сторону кухни.       Хитока выдыхает слышно и заебанно — самое время молча крыть матами плюшевого урода. — Да, конечно. Такое сложно «не запомнить», — и кривит лицо в отвращении, потому что их директор Мидорию жутко бесит. — Не волнуйся. Если возникнут какие-то проблемы, то я сама с ними разберусь.       Хикари тянет вверх уголки губ. Думает «похожа», и когда в словах дочери слышит уверенность, взрослость, то убеждается в этом точно. Особенно отпадают всякие сомнения на стойком материнском «сама разберусь».       Он кренит голову немного набок и глядит как-то ласково-нежно. Так любяще и мягко, что где-то внутри Мии жарким пламенем лижет счастье — Хитока любит своих родителей.       Впрочем, оно и не удивительно. Как и то, что всех своих дочерей Хикари любит и лелеет, старается оберегать, и если честно, то в одиночку у него это еще очень неплохо получается.       Мидория в этом убеждается, когда приходит осознание самостоятельности Хитоки: услышанное от Незу и Тошинори Яги, пробрало на невероятную гордость и бесконечную тревогу. Пожалуй, да — ощущения смешанные, но это лучший результат из всех, на которые он вообще мог рассчитывать. — Почему не носишь рукава? — спрашивает, видя неровные нарывы на мягкой коже. Осторожно подцепляет пальцами здоровые участки руки, вглядываясь. — Болит же наверняка. — Нет, не болит. Все давно зажило, мышцы в норме, связки тоже. А рукава просто бесят, — хмыкает, и в доказательство проминает кисти, пропускает мелкие искры. — Я в школу, что-нибудь куда-нибудь нужно? — Хм… хм-хм-хм, — мычит, прикидывая. — А знаешь, есть кое-что. Ты пока иди одевайся, я сейчас принесу.       Мия кивает согласно. Валит в прихожую и там забирает кроссовки из генкана. Обувается и шнурки тянет туго до чертиков. Когда выпрямляется, то в конце коридора видит фигуру приближающегося отца. — Завези после уроков одному человеку. Я скину адрес и запрошу тебе пропуск, — протягивает папку с документами и Мия кладёт ее себе в портфель. — Пропуск? — вскидывает голову и слегка щурится. — Я еду в агентство? — Да. — Мм.. — Хитока мысленно досадно цыкает. — Ладно. — Будь вежливой, — Мия хмуро давит губы в тонкую нить и негодующе ноет всевышнему, пока чувствует широкую ладонь на своей голове, растрепывающую кислотный хвост.       Мидория чувствует неладное, но вместо нытья и капризов говорит одно единственное: — Окей. ***       С поступления в академию проходит месяц с копейками — Хитока уже всех знает, со многими хорошо ладит и на беснующегося Ииду, со своей правильностью, реагирует довольно стойко. Впрочем, Мия в этом убеждается, когда даже почти не бесится на его очередные упреки и укоры.       Девчонка ловит взбалмошную Ашидо в пролете дверей у раздевалки на первом этаже, одергивает ее за плечо и весело ей что-то говорит прям в лицо. У Мины — блеск в глазах, огоньки на черных глазищах, и ярко горящие, насыщенно золотые радужки. Студенты смеются, Хитока весело мигает правым веком, улыбается тонкой красивой улыбкой, а буквально через секунду уже чувствует, как дышать становится сложнее — розовая кожа Мины мягкая, приятная до чертиков и пахнет каким-то сладким гелем для душа. «Бакугова-Ведьма» топится в крепких объятиях и едва не глохнет на очередном громком слове о том, насколько же она все-таки клевая.       Мия глазами хлопает удивленно: слышит, слушает и вдруг губы тянутся в мягкой улыбке — счастливой такой, абсолютно беззаботной и весело-теплой.       Каминари и Киришиму она встречает на лестнице. Серо появляется из-за спины неожиданно, они прописывают друг другу по ладоням, стукаются кулачками. В коридоре их этажа, Хитока подкрадывается к брату со спины, а Урараке, которой в глаза смотрит, жестом и взглядом показывает, мол «Ш-ш, не спугни!». Гулкое, внезапное и достаточно оглушающее: «БУ!» на чужое ухо, сопровождается диким шараханьем, звенящим и заразным смехом по помещению и дрожащим: «Хич-чан, ну пожалуйста, не делай так больше, ты меня до смерти напугала-».       Мия откровенно ржет и ржет весело. Она слышит беззлобный гогот мальчиков позади, довольную усмешку лучшего друга и прыскающую со смеха Урараку напротив. Наваливается на Изуку всем телом, зарывает обжигающий вздох в ямке ключицы, и тепло ее тела помогает прекратить дрожь и тремор в теле кузена. Мия чувствует мягко скользнувшие пальцы по предплечьям, теплые ладони на локтях и лукавое-догадливое: «знаешь, тебе не обязательно пугать меня, если хочешь потом обнять». — Я подумаю, — щурится слегка язвительно, отваливает быстро и от разговора особо не отвлекает.       Хитока поворачивает голову в сторону и в пяти шагах от нее видит знакомую расцветку. Бело-красный — странное сочетание, но Мии, кажется, нравится.       А потому она крадется тихой рысью и из-за спины появляется внезапно. — Охайо, Тодороки-кун! — весело бодает его плечом в плечо, заглядывает в двуцветные радужки снизу-вверх и улыбается уголками губ.       Тодороки реагирует никак.       Мия вскидывает бровь — странно, раньше такого не было. Не было, потому что хоть что-то Шото в ответ делал. Он мог глаза закатить, мог скупо поздороваться и таким же бесстрастным голосом попросить не нарушать его личное пространство.       Он даже не кидает на нее недовольные взгляды. Не цокает. Тодороки на нее просто не смотрит и просто ничего не говорит.       Грубый толчок с локтя звенит в ребрах жгучей и противной резью. — Эй! — Мия недовольно хмурится, шипит раздраженно и едва ли с не с большей силой толкает его в ответ. — Ты чего делаешь, я же не- — Отвали от меня.       Лазуревые опалы распахиваются сами. И широко. Очень.       Тодороки разворачивается, корпусом подается вперед и членораздельно, угрожающе хрипит по слогам на нее свирепое: «от-ва-ли от ме-ня». Строго, раздраженно. Непреклонно.       Хитока смотрит на него дико. А кислотные волосы едва не опаляет всколыхнувшимся огнем с мальчишеского пиджака. Покалывающий морозец щекочет кожу, валит комьями и слабым инеем ложится на девчачью шею.       Потому что Тодороки впервые смотрит на нее до одури злобно. Непривычно осуждающе, как-то чересчур гневно. Тень ложится на острые скулы, мелькнувший блеск подсвечивает яркие глаза, и холодная синева его двуцветных радужек начинает пугать.       Тодороки выдыхает через нос пар от концентратов причуд, хмурит брови и глядит сквозь бешеную дымку презрения — какой же голимый в его в глазах лед, в пору о него башкой приложиться, чтобы не трясло так сильно.       Хитока мигает потеряно. Она недоуменно мечется по его лицу сбито с толку, заглядывает в оба глаза: и в серый, и в бирюзовый.       И в обоих она видит неприкрытое бешенство. — Тц, надоела, — шипит на выдохе, цедит раздраженно и брезгливое цоканье на секунду оглушает.       Просто сшибает с ног. Оставляет без баланса, ударяет в грудину со всего маху и мгновенно вышибает почву из под ног.       Своими словами Тодороки хлестко бьет наотмашь до звона в ушах больнее, чем пощечиной.       Мидория замирает посреди коридора. А Тодороки шагает прочь. Она смотрит ему в спину, растерянно таращится в чужой силуэт и руки из карманов брюк выпадают сами.       Мидория молчит о том, что получить по ребрам неприятно. Мидория молчит о том, что когда тебе пишут в лайне, то игнорировать — неприлично. Мидория молчит о том, что, вообще-то, она беспокоилась. Мидория молчит о том, что хотела вернуть ему одолженный в прошлый раз тейп.       Мидория ничего ему не говорит. Она не бежит за ним вдогонку, чтобы спросить «что случилось?», не кричит через весь коридор и даже не ругается на него привычным матом.       Потому что Хитоку настигает херово прозрение.       Хитока, кажется, ошиблась. ***       Настроение рухает ниже плинтуса — особенно остро это можно почувствовать, когда позади тебя сидит хренова ледышка.       Небольшая ракировочка: отчего Яойрозу резко стрельнуло в голову махнуться с Тодороки местами — Хитока знать не знает, но не интересуется и чистосердечно, искренне верит, что это не была ебучая шутка случая, потому что, ну вообще-то их в классе семнадцать.       У них последние парты почти пустые. Ключевое — почти, потому что Тодороки гребанный Шото вызывает нездоровый табор мурашек от затылка и вниз по спине.       Мидории неуютно. Неуютно, вплоть до чего-то цепкого и колкого, до ледяной дрожи и какой-то ненормальной враждебности. «Так вот, почему от него все шарахались..», — вспоминает, резко начиная понимать зашуганых ребят с эпр. Впрочем, когда Хитока не в духе, от нее шарахаются не меньше, но речь сейчас не об этом.       Речь о том, что, все-таки, Тодороки, мать его, Шото — кретин. И нет, Мидории даже не стыдно за свой язык, ибо ну какого хера?       Какого хера это было? Она не сделала ничего плохого, никому ничего не говорила и никаких фокусов в сторону Тодороки не выкидывала — что?       Что стряслось-то?       Мия сидит и хмуро втыкает глазами в листок. У неё в мозгах сейчас не японская литература, голос Полночи она слышит фоново, потому что в сознании — жрущие подкорку головного мозга мысли. Бешеный поток несуразицы в кислотной голове сейчас сбивает с толку — Хитока не понимает.       Она правда не понимает Тодороки.       Абсолютно. Бесповоротно. Точно не понимает.       Быть может, у него что-то случилось? Проблемы с семьей или кем-то еще — насчёт друзей Хитока очень сомневается, потому что в Юуэй он ни с кем не общается, а после академии — сразу домой. — про кого девчонка не знает? А может, у него просто плохое настроение, Тодороки не в духе — и впрямь, с кем не бывает? У него же тоже есть право на неудачные дни?       Но.. как бы то ни было..       Мидория сидит молча. Противный морозец неприятно лижет по спине мокрыми лентами, внутри — где-то под ребрами, чуть выше диафрагмы — сводит слабой судорогой. Она хмурится. Думает-думает-думает.       И в мозгах вдруг что-то звонко щёлкает. Сдвигается шестеренка с мертвого хвата, выпадает гвоздь из конструкции, и к ебеням летит былое терпение.       Ведьма откидывается на спинку стула. Выдыхает, наконец, облегченно. Залегшие морщины разглаживаются, нахмуренные брови вскидываются вверх. Мия прикрывает веки, тянет губы в тонкой издевательской улыбке.       Осознание ситуации простреливает по мозгам мощной дробью.       Она дышит через нос — озоновая дымка агатовыми спиралями кружит и оседает на груди, ключицах и плечах, осыпаясь с них невидимым туманом.       Тянет слабо просмеяться. «..какая ж я все-таки идиотка»       Потому что Хитоку настигает очередное прозрение. *** — Спортивный фестиваль Юуэй уже не за горами, — монотонно вещает Айзава. — Присоединившись к агенству героев можно получить больше опыта и стать популярнее.       На этой фразе глаза ребят зажигаются с огоньком и интересом. Все сидят молча, никто и перебивать не вздумает. — Один шанс в году и всего три места.. Ни один начинающий герой не может пропустить его. Поэтому не откладывайте ваши тренировки!       Класс тут же взрывается с синхронным и воодушевленным «Есть!». И пока Сотриголова куда-то лениво плетется из кабинета, то все в помещении вскакивают со своих парт и несутся к своим группам. — Я знал что это грандиозное событие.. но эмоции все равно переполняют!       Киришима орет громко, Бакусквад стягивается за ним следом — Мидории думается, что не такие уж они и дуралеи, с ними угарно и весело до дрожи и слезинок в уголках глаз. — Повеселимся, да засветимся хорошо! — слабый толчок в плечи, заставляет обратить на Серо внимание. — Это будет огромный скачок для нас в мире Героев! — Как минимум ради этого и стоило поступать в Юуэй, — весело хмыкает Каминари, а Мина подхватывает следом. — Мы не можем пропустить все эти фестивали! — лыбится во все тридцать пять, мигает черными глазищами и Денки усмехается ей как-то искренне дружелюбно.       И пока по классу ползут различные мыслишки, Мидория тянется ближе к лучшему другу. Она встает ровно позади чужой парты, наклоняется вперед и ее горячее дыхание обжигает загривок: — Ну че, выносим всех по одиночке или вместе? — заискивающий смешок полнится бешеным азартом, Мидория хищно жрет свой класс глазами. — Дружба-дружбой, но мы-то знаем, кто победит в любом случае. И при таком раскладе, я даже согласна на второе место.       Мысленно Бакугоу охота разразиться в несдержанном гоготе — черт возьми, а ведьма хороша — умеет же девчонка выбирать себе союзников. Впрочем, от нее Катсуки тоже бы не отказался — две диаметрально противоположные по специальности причуды в одном флаконе никогда не бывают лишними.       Но на деле он лишь хмурится и с великим скепсисом отвечает ей лаконичным: — Я не собираюсь протаскивать твою задницу через весь фестиваль, — ее усмешка щекочет уши. — Да кто просит? — спрашивает весело, все так же стоя согнувшись. — Если будет парное или командное задание — объединимся?       Бакугоу вскидывает голову. — Не задавай мне настолько тупые вопросы, — бубнит дедом и цокает языком достаточно красноречиво. — Ведьма, блять, ну подумай своим разноцветно-синим мозгом!       И ее приятный короткий смех — все, что Катсуки требовалось услышать. — Хорошо, я буду рядом, — глубокий тенор вплетается в его извилины. — Все, а теперь свали и дай мне посидеть в тишине, — бурчит на нее и рукой отталкивает выше груди куда-то назад. — В нашем-то кабинете и в тишине, — ироничная издевка слетает с губ прежде, чем Мия вообще успевает ее осмыслить. — Один твой сквад, и тот чего стоит.       Ее голос растворяется в шуме и гоноре, но сейчас Бакугоу было важно не это.       Бакугоу было важно слышать Миево четкое и уверенное: «объединимся?» ***       По окончанию учебного дня, почти все пространство перед кабинетом 1-А застилает сплошь да рядом учениками с других факультетов — по-крайней мере Мидория замечает это лишь тогда, когда Урарака испугано орет на весь класс возмущенно-непонятливое: — Что тут происходит?!       Хитока лениво отрывает голову от парты. Проходится взглядом по окружению, замирает на двери и разаженно хмурится, слегка щурит веки и думает, что инстинкт самосохранения у этих людей отсутсвует. — Почему они столпились у дверях нашего класса? — строго спрашивает Иида, а Мия встает с места. — Мы не можем выйти! — Что им надо?! — от крика того мелкого коротышки (как его вообще, блять, сюда зачислили, че за херня), подросток кривится в лице и спихивает учебники в сумку.       Бакугоу не удерживается от едкого комментария: — Почву прощупывают, дятел, — Катсуки говорит тихо, но четко. — Хотят посмотреть на людей, переживших атаку злодеев. И выясняют, с кем им придется иметь дело на фестивале.        Он становится едва ли не у порога, глядит на всех подошедших раздраженно и из под нахмуренных бровей.       Бакугоу умел нагонять страх одним только своим видом — впрочем, получалось у него всегда превосходно и сегодняшний случай не стал исключением — все в радиусе двух метров синхронно отступают назад. — Вам здесь все равно ничего не светит, свалите с дороги, сопляки!       Позади него Деку и Урарака дрожат от выкинутых фраз, Иида призывает его прекратить оскорблять людей без повода.       Хитока желчно и беззвучно смеется. — Мы и правда пришли на вас посмотреть.. — вдруг раздается голос из глубины толпы. — Но не ожидали увидеть, настолько высокомерных хмырей..       Показывается продолговатая фигура парня, с бардаком на башке из сиреневой ваты. От Катсуки веет раздражением. Мидория остро его чувствует. — На факультете героев, только такие и водятся? — надменность в его голосе пробирала на крайне ощутимую злобу по венам.       Бакугоу вскидывает подбородок кверху и гневно зыркает на него глазами свысока. Скалит зубы, оголяет десны и его наезжающее «ха?», звучит сейчас, как гребанный вызов. — Прямо скажем, я сильно разочарован, — он почесывает затылок, строит напускную грусть. Поднимает голову и продолжает: — Мы учимся на факультете общего образования, потому что не хватило баллов для поступления на геройский. Но знаете ли вы об одном шансе, предоставленном нам всем?       Бакугоу вскидывает бровь. — Хорошо проявившие себя на фестивале, могут поступить на Геройский факультет. Обратный эффект также возможен.       Мидория чувствует, как позади нее напрягаются одноклассники.       Стоп.       Стоп.       Притормозите-ка..       Это еще че такое? Пришел какой-то павлин, который даже не геройский факультет поступить не смог, а теперь стоит и угрожает им? Угрожает ее курсу переводом куда-то к черту на куличики?       Слышь, слива лиловая, спелая, садовая, а ты часом не охуе-- — Прощупываем ли мы почву?       Мидория зло цыкает — его тон раздражал. А еще этот переросток никак не думал затыкаться: — Лично я, учась на факультете общего образования, подумал: «А почему бы мне не щелкнуть по носу этих выскочек с Геройского факультета?» «А щелкалка у тебя не маловата для таких-» — Считайте это объявлением войны.       Гомерический хохот сотрясает помещение.       Почти все, кроме Бакугоу, непонятливо оборачиваются на Мидорию. А та едва напополам не сгибается, ржет еще так заразно, издевательски и мразотно, что не по себе становится.       Подошедшие ученики с параллелей непонимающе друг на друга пялятся.       А девчонка угарает и не стесняется, буквально захлёбывается собственным смехом и давится отсутствием кислорода в лёгких — господи, ну какой же бред.       Катсуки еле слышно фыркает. Стягивает вверх уголок губ — как он ее понимает, как понимает, мм..! — О боже, чего? — она вытирает проступившие слезинки в уголках глаз, спрашивает, открыто насмехаясь. — Пацан, у тебя с головой вообще все в порядке?       Мия снова заливается истерическим смехом, добавляя: — Господи! Как же, смешно от вас это сейчас звучит!       Хитока выпрямляется всем телом. Вскидывает голову кверху и смотрит на всех в коридоре свысока и надменно. Улыбается широко, оголяя кровавые десна в издевке. — Вы говорите это людям, которые положили.. где-то более сотни злодеев, — прикидывает, зло щурясь. — Пока вы в это время, напоминаю, бегали по коридорам Юуэй в криках и панике, как слепые беспомощные животные, просто потому что вы испугались обычного предупреждения. Простого. Предупреждения.       Острая улыбка разрезает кожу. — По-хорошему, так как я одна из сильнейших в классе, — и рукой услужливо указывает на Бакугоу. — Думаю, будет честно, если я выступлю как некий.. представитель.       Мидория желчно усмехается. Она делает два шага вперед, лениво забрасывая руки в карманы брюк.       Хитока откровенно издевается: — Знаете, мы могли бы быть с вами вежливыми, сказать, что все в порядке и что вы тоже, обязательно, когда-нибудь, достигнете нашего уровня. Но вы охуевшие, — бодро объявляет Ведьма, — И поэтому, вместо лживых россказней, мы с радостью примем ваш вызов! Война, так война!       Злая улыбка и вылетевший озоновый дым изо рта никогда не сулили ничем хорошим. — Смотрите, не пожалейте, — и ядовито самоуверенно подмигивает.       А в ее заниженном альте лязгает металл и угроза.       Хитока щурится, хмыкает как-то особенно брезгливо и ведет головой в сторону — собирается на хер свалить отсюда. И в правильности своего решения она убеждается лишь тогда, когда чувствует крепкий хват лучшего друга на своем плече и то, что он проталкивает ее вперед. — Бакугоу, Мия, прекращайте! — Киришима оживает и вдруг вскидывается как-то надрывно. — Нас же из-за вас вся школа перестанет уважать! — А нам не похуй? — недоуменно усмехается Мидория, а Эйджиро смотрит на нее абсолютно сбито с толку. — Чего?! — возмущенно-недовольно зовут ребята, а Бакугоу раздраженно цокает. — Да не ебет! — рявкает в класс, и с той же громкостью продолжает. — Мы сильнее, и нас это не должно волновать!       Хитока через окно помещения улыбается ребятам тепло и мягко, подмигивает как-то любезно, а Катсуки у нее за спиной хмыкает одобряюще.       А по классу бежит что-то новое. Что-то, что зарывается глубоко-глубоко в ребрах, цепляется за каждую клетку тела, а потом громко грохочет, взрывается с бешеной силой и приливом чего-то..       Чего-то до одури яркого и отравляюще-вздорного, сладкого на вкус. Чего-то, от чего сердце бьется со страшной силой, и на месте усидеть невозможно.       Ах, да. Точно.       Кажется, воодушевление.       Впрочем, не то чтобы 1-А теперь сильно заморачивался. Зато был на сто процентов уверен и полон решимости для того, чтобы на спортивном фестивале выдать все и выложиться на это гребанное «плюс-ультра». ***       Тодороки был почти уверен, что он очень спокойный человек, которого крайне сложно вывести из себя.       Ключевое — почти, потому что в последнее время конкретно ей это удается все легче и легче. Мидория, видимо, не догоняет, на что подписывает 1-А: она в буквальном смысле развязала руки всей их параллели, разрешая творить этим сошкам, все что вздумается.       Раздражает.       Своенравие ее раздражает. А еще дико бесит то, что она решает за всех, страдает каким-то самолюбованием. Что у Мидории играет какое-то гребаное шило в заднице, что она орет много и постоянно подстегивает свой класс на какие-то дополнительные и совершенно необязательные — сам Шото бы даже сказал, что абсолютно ненужные — сложности. Хитока очень грациозно играет на чужих нервах, они вместе с Бакугоу охуенно сочетаются: эти двое — херовы агрессоры, просто зловредные и злобные сволочи, которым живется скучно, не корми хлебом — дай силами померяться.       Он — бешеный.       Она — провокатор.       Оба — идут дуэтом на фестивале Юуэй.       Вырубайте, лучше уже не будет.       Если честно, хочется громко проматериться, потому что сочетание — абзац. Какой-то высший сорт — отвечаю, нигде пизже него вы сто процентов не найдете.       Это пиздец. Полный. Жирный. Курсивом.       Тодороки уже правда мерещится, что уровень чувства ее собственной важности едва не прошибает потолок — во-о-н там (почти в центре кабинета, блять), уже есть маленькая трещинка.       Он выдыхает устало. Трет пальцами переносицу, когда слышит ее громкое и орущее на пол кабинета: «Это не важно!».       Впрочем, и впрямь не важно — он победит. В любом случае. И Тодороки совершенно не важно: окажется он бок о бок с Мидорией или же нет.       Потому что Юуэй не то место, в которое приходят дружить.