У Тодороки от одного ее имени уже моральные судороги — слово «Хитока» звучит для него страшнее всех проклятий. Потому что Мия вечно играет ему на нервах, она рвет все шаблоны к черту и, как нехуй делать, заводит с пол оборота. Хитока его не то бесит (вот прямо до горячки, до белых искр перед глазами), не то нравится до лихорадочной дрожи в коленях. И это же ведь именно Мидория подкрадывается к Тодороки, словно пиздец на мягких лапках: внезапно и бесшумно.

Она играет и звон этих клавиш — живые эмоции, хлещущая через край скорбь: такая терпкая и едкая, что сердце разъедает кислотными сожалениями. Тонкие пальцы переступают с белых клавиш на черные, с черных на белые, гладят осторожно, пока от боли и воспоминаний Мидория задыхается. Она хмурится, смаргивает соль с ресниц, и крытые лихорадочным жаром губы искривляет гримасой отчаяния — хочется с размаху полосонуть лезвием вдоль вен, ведь Хотеру до невероятного больно, и себя Хотеру безбожно ненавидит.

Сочетание на редкость исключительное. [сборник драбблов]

Бакугоу видит в толпе ее кислотно-голубой хвост, вялую походку и думает, что на грани кого-то взорвать.

Стрельцова отчаянно и громко орет. Она злобно цыкает и раздраженно рычит сквозь зубы. Хочется домой, потому что все заебало. Мии хочется врезать, потому что он конченый идиот. А еще хочется (вот прям очень-очень, до дрожи в коленках), наорать на капитана баскетбольной команды, потому что он тоже уебок, а вовсе не «славный парень», как выразилась нихера в людях не смыслящая Окаяма-сенсей. Но у «Хошизоры» нет выбора, и поэтому она лишь грузно падает на корты и молча, едко матерится сквозь зубы.