Сборник хэдканонов и драбблов для ублажения души

Наташа занимается балетом вот уже пять лет, и её главная мечта — стать примой в Большом театре. Из России в Штаты она переехала совсем ещё юной, но сердце всё равно тосковало порой по холодной Родине. Она помнит не слишком много, но точно знает, как ощущался пол под ногами в Академии, знает прикосновение острой указки, знает резвую мелодию адажио. Тренировки, прогоны, экзерсис и самое главное — выступления. Их, маленьких девочек, отбирают строго и на счету попадают лучшие из лучших. За кулисами всегда пахнет невероятно притягательно: лаком для волос, сладким сатином и волшебной пыльцой, словно бы невзначай оставленной безымянными феями. Конечно, двенадцатилетняя Наташа знает, что фей не существует, (зубной феи так точно, потому что свой первый зуб Романофф героически потеряла в драке с мальчишкой из старшего класса) но было в сказке что-то живое, трепетное и до сахарного привкуса на языке манящее. Как ноты Щелкунчика, веер Эсмеральды, словно леотард белого лебедя или прыжки Купидона. Ещё за сценой пахнет бриолином и новыми пуантами, которые приятно скрипят и шуршат, если их размять. Розовые балетные туфельки с атласной лентой Романофф впервые получила всего год назад, и несмотря на то, что за месяц у неё изнашивается не одна пара, она всегда обращается с обувью как с драгоценностью. В балетных туфельках её величайшее оружие. У Клинта в театре работает тётя, поэтому он радостно шатается по всем комнатам и гримёрным в поисках приключений на свою задницу. Нос чешется, охота уже содрать пластырь, лишь бы поскорее, но к сожалению, за это его по головушке никто не погладит, занесёт ещё «дрянную инфекцию» какую-нибудь. А ещё и чихать хочется, пылища стоит прям из ночного кошмара астматика. Потащив за собой колчан стрел — ну и что, что он тут нигде не сможет пострелять, только если с балкона в зрителей; и что, что на стрелах наконечники-присоски, стрелы же! — и лук, который больше него самого раза так в полтора, Бартон благополучно ввалился в одну из каморок. Пара кривых вешалок, тёмные зеркала и перегоревшие на них лампочки, по большей части отсутствующие. И разбросанные по полу пачки, об которые он тут же спотыкается и из-за которых он с громким звучным шлёпком плюхается задницей на паркет. О. Перед ним носочки пуантов. Розовых и наверняка гладких на ощупь. Сверху раздаётся усмешка. Потирая ушибленное место и отказываясь от предложенной хрупкой девичьей руки, Клинт поднимается на ноги самостоятельно и оглядывает своего неожиданного компаньона. У девчонки яркие рыжие волосы, которые даже в полутьме слепят глаза, хитрые тёмные глаза и озорная белоснежная улыбка. «Балерина» — восхищённо думает горе-лучник и залипает в одну точку секунд на десять, не в силах отвести глаз. На взгляд ей примерно же столько же, сколько ему, может, младше на год, но как она при этом выглядит взросло в своём платье и туфлях... у-мо-пом-ра-чи-тель-но. — Ты в порядке? — тон у неё тоже смешливый, но добрый, а голос звонкий и очень приятный, словно переливы колокольчиков. Клинт в ответ кивает головой, как китайский болванчик, и тянет руку сначала почесать репу, а потом, опомнившись, для рукопожатия. — Клинтон Бартон, — гордо представляется он, борясь с желанием обскакать со всех сторон красивую незнакомку и рассмотреть ту получше. Мама учила, что это невежливо. Нужно соблюдать правила этикета. Особенно с такой шикарной дамой. — Наташа Романофф, — приняла его руку она, и рукопожатие оказалось аккуратное и вместе с тем крепкое. Небольшой акцент выдавал её истинное происхождение, что объяснило и род деятельности. Что ж, русские всегда славились своим балетом, — Будем знакомы. Подружиться с лучшей девчонкой (самой красивой, а после, оказывается, ещё и самой бойкой, и самой остроумной) в своей жизни, буквально упав ей в ноги, впрочем, было одним из не таких уж и плохих решений в жизни Клинта. И даже стрел Купидона не понадобилось, потому хватило всего пары блестящих розовых балетных туфелек.