Сборник хэдканонов и драбблов для ублажения души

Последнее время в больнице много людей. В те редкие моменты, когда удается упросить санитаров раскрыть окно пошире, с улицы веет морозной свежестью и первым снегом. Чисто-белые стены, кажется, ласково улыбаются и грустно качают головой тем, кому выпало столь прекрасную рождественскую пору встречать в компании врачей и мерзко пиликающих приборов. Тони привык, не в первый и далеко уже не второй раз. Время тягучее и медленное, ползёт как чертова улитка, и это неимоверно отвратительно. Ещё худшим могут быть только сочувствующие вздохи и кем-то принесенные апельсины. На фоне минималистичного белого прикроватного столика эти сочные плоды выглядят до нелепого неуместно. Как будто издевка, принесенная из внешнего мира, искушённые отравленные плоды, которые хочется съесть, но нельзя. Даже яблоко из Божьего сада наверняка было ближе Адаму и Еве, нежели эти цветастые апельсины в десяти дюймах от головы были близки к нему. Через день или два они пропитаются больничным травянисто-химическим запахом и тоже превратятся в бессмысленное стерильное марево. Рано или поздно всё становится до бесцветного одинаковым. Тони не нарушает наказов врачей, ходит на химиотерапию, послушно пьет лекарства и таскается с капельницей. В лучшие дни ему даже разрешается погулять по коридорам. Естественно, в компании обслуживающего персонала. Никакого личного пространства, особенно для смертельно больных. Фу, как горчит на языке. Звучит как будто они совсем обречённые. Это ведь не так, правда? У них есть шанс на жизнь. Тони не один, твердят форумы для больных лейкемией, их много, борющихся за свою жизнь. Это должно радовать и придавать сил, однако все ровно наоборот. Это злит. Чем больше людей, тем меньше вероятность, что шанс выжить перепадет именно ему. К ним в отделение переводится очередной один молодой санитар. У него легкая щетина, выглядящая как козлиная бородка, и проницательные глаза. А помимо этого он высокий, в полтора выше самого Тони, что было основательной причиной его не полюбить. Старк себе пообещал, что если этот придурок сунется со своей жалостью и какими-нибудь вдохновительными речами, он саданет ему кулаком в нос. Но вот незадача, он, кажется прогадал. Молодой человек, долгое время вовсе не горел желанием с ним разговаривать. Выражение его лица было до такого надменное, что... ну что Тони даже не знал чего сказать, а уж с его то богатым лексиконом было редкостным случаем. Лучше бы ему снова подослали ту хорошенькую фигуристую Люси, которая при каждой возможности задирала повыше подол коротенького халатика. (Серьезно, медработникам разрешается такое носить? Это ведь больше на ролевое порно смахивает! Хотя Тони нравилось. Даже на смертном одре он не перестанет флиртовать с дамочками, такова его натура). Короче, новый ему не понравился, и Тони решил, что попытается сжить этого напыщенного индюка с отделения онкологии как можно скорее. Пусть не зазнается и не чувствует себя пупом земли. Мысленно Тони поставил себе цель: неделя. Нет, пять дней. Мало кто сможет противостоять несносному характеру Тони Старка. — Собирайся. — санитар грубо пихнул ему в руки одежду. — Мне не положено выходить из блока. — не без удовольствия протянул в ответ Старк. — Верь не верь, мне насрать. Собирайся и на улицу. — отрезал парень. Старк принимает правила игры и послушно направляется к выходу.

***

Походы в город по разрешению главного врача вошли в привычку. Странно, раньше ему воспрещалось контактировать с внешним миром. Как оказалось, санитара зовут Стефан Стрэндж, и он метит в нейрохирургию. И, к тому же, не такой уж он заносчивый индюк. — Не слишком ли амбициозно? — интересуется Старк однажды, когда Стефан делится своими планами, в основном фокусирующие на медицинской карьере. — Не-а. Если сильно захотеть, можно в космос полететь. — пожимает плечами Стрэндж, грея руки в карманах. На нём нелепая шапка с помпоном, и Старку невольно хочется подергать этот пушистый комочек. Они успели покататься на коньках, где Тони трижды чуть не вписался в бортик; покатались на горке и побывали на ярмарке. Вокруг и правда царило рождественское настроение, которое потихоньку пропитывало даже очерствевшего в четырех белых стенах Старка. Было тепло, может от глинтвейна, может, от приятной компании.

***

День четвертый, кажется, кто-то влюбился. Попадос.

***

День седьмой. Тони передумал сживать со свету своего привлекательного санитара. Может, подкатить к нему? Тони открыл справочник медицинских терминов и воспользовался латынью. Почти получилось.

***

Только отступившая боль вернулась в троекратном размере. Стефан сегодня не пришел, а у Тони болел живот. Тони обижен, рассержен и расстроен, но боль слишком острая, чтобы чувствовать что-то. Он зовет врача и теряет сознание, когда захлопывается дверь.

***

— Прости, пожалуйста, прости, что не смог прийти раньше. — сокрушался Стефан разбитым голосом. Он ощущал острый укол вины. Острый укол, не когда получается «как комарик укусит», как когда им говорят успокаивать пациентов, а как если шприц с толстой иглой воткнуть перпендикулярно к вене и мучительно медленно вкалывать содержимое. Стефан винил себя в том, что в нужный момент его не оказалось рядом, — Тони, помнишь тех голубых бабочек, которых мы видели на ярмарке? Ну, те, которые из стекла сделаны. Я принес тебе одну. — с этими словами он вытащил бумажный пакетик и уложил на прикроватную тумбочку рядом с апельсинами.

***

— Тони, врачи говорят не очень хорошие вещи, но я не хочу верить. — Стрэндж опустился на колени рядом и приложил лоб к ладони Тони, — Ты ведь столько раз выкарабкивался, я видел твою медкнижку. Я вообще удивлен, что ты после стольких переломов остался жив. Так почему тебя должна погубить эта гребанная лейкемия?

***

Тони очнулся. Голова болела, в груди жгло и белые бесенята плясали с белыми чертиками. Опять белое. Ему что, всю жизнь и всю смерть с белым жить? Не, ему красный нравится. И золотой. И голубой, как те бабочки с ярмарки. С трудом повернув голову он замечает стеклянный блеск. Бабочка? Сбоку, скрючившись на неудобном стуле, уснул Стефан. Под глазами у него лиловые круги, а меж пробей залегла глубокая морщина. Тони попытался подняться и позвать Стрэнджа, но горло саднило, и из него вырвался только хриплый стон. Через четверть часа другие врачи прогнали Стефана с места, а Старк мог лишь беспомощно смотреть на это. В глазах Стрэнджа была та же мольба, что у Тони, но операция, палата интенсивной терапии, капельница, что-то еще...

***

Тони снится хороший сон. Определенно хороший, нет, даже прекрасный, ведь его губ касается сухой поцелуй. — Мистер Стрэндж, вон из палаты! Испуганное касание исчезает, и сознанием вновь овладевает мгла.

***

Боль напоминает, что ты жив. Если это так, то лучше бы Тони вовсе не жил. Бабочки в животе, только-только раскрывшие крылья, тут же подохли, сварившись в едкой кислоте. Мерзотное чувство. Но боль хочет, чтобы ее чувствовали.

***

Прошел двадцать один день. За окном бушует вьюга. Бабочки вспорхнули в мрак январского неба. И только одна хрустально-голубая бабочка продолжает покоиться на прикроватной больничной тумбочке.

***

Холодный ветер силы придает; Ты - моё несчастье, мой озноб. И тихим вечером вспомни то, что было...