Сборник хэдканонов и драбблов для ублажения души

Так выходит, что Капитан Америка попадает в прошлое. Он оказывается в СССР прошлого века. Он видит ржавые качели, железную горку и чувствует запах первомайских цветов. Мальчишки в шортах и тельняшках бегают друг за другом, играя в войнушку, и Стив невольно улыбается знакомой картине. Когда-то в Бруклине они с Баки точно так же играли в догонялки и стреляли из самодельных рогаток. Девчонки с длинными русыми косичкам и в красных пионерских платках прыгают через скакалку и играют в классики. Стив слышит русскую речь и музыку, но не понимает ни слова из весёлой мелодии, доносящейся из чего-то, напоминающего радиоприёмник. Каменистый песок шуршит под ногами, в нос ударяет запах манной каши, бутерброда с сыром и сладкого чая. Стив оглядывается и видит у кустов рыжеволосую девчушку с виду лет двенадцати. Она не одета, как другие ребята в этом дворе: на ней чёрная спецназовская униформа, плотно облегающая хрупкую, ещё не сформировавшуюся фигуру. Одежда сшита под её мерки и сидит как влитая, но смотрится до нелепого неуместной на таком юном создании. Солнце, едва проникающее сквозь тень дерева, под которым устроилась девочка, бликует в ярких-ярких огненных прядях. Стив, прищурившись, с большим трудом узнает в ней Наташу. Почему он сюда попал? Сколько у него времени? Что ему делать? Это воспоминания Наташи? Она ли это? Сомнений не остаётся никаких, когда к ней подходит массивная мужская фигура. Роджерс подрывается с места, чтобы уберечь ребёнка от...он пригляделся. Зимний Солдат. Немного более молодой, без щетины, но уже с длинными волосами цвета насыщенной смолы, достигающими подбородка. Стив забывает сделать вдох. Глаза были такими же. Серыми, проницательными, не такими ледяными, какие у него они в современном веке. Это смахивает на игру разума, где разрушенное тоской и скорбью сердце смешивает в одном человеке детали бравого сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса и смертоносного ассасина Зимнего Солдата в попытках вернуть того, кто может быть родным. Стив не был уверен, видят ли его, но для надежности юркнул за дерево, чтобы иметь возможность получше расслышать то, что говорил Солдат. — ...агент, вас уже ожидает куратор Иванов. — от фамилии незнакомого человека девочка ощутимо дергается, но не знает, куда сбежать. Стив не знает русский, но отчего-то понимает диалог без перевода. Как будто так и нужно. — Яша, пожалуйста, не отпускайте меня. — на испуганных глазах почти незаметно блестят слёзы, — Дайте мне ещё немного времени, чтобы посмотреть на...них. — с этими словами она махнула ручкой в сторону детской площадки. В глазах у неё обида, горечь и что-то неразличимое, тяжёлое, ноющее. Джеймс с осторожностью берёт крохотную ладошку девочки в свою и несильно сжимает. Романофф поджимает губы, быстрыми движениями смаргивая с длинных пушистых ресниц слёзы. Её уже ждёт её новый куратор и первые задания. Её готовили к этому всё детство. Она не может подвести своих учителей. Она не может подвести Якова, этого странного молчаливого американца, который по милости судьбы понравился ей больше всех. Он был немногословным, справедливым и совсем чуть-чуть забавным. Он был другим. Не таким, как остальные преподаватели. Не безразличным. Маленькое сердце зашлось в обиде за то, что она не может поиграть с этими детьми. Невесомо звучит всхлип, который она тут же пытается подавить. В горле стоит ком, глаза вновь жжёт, непрошеные слёзы просятся наружу. Чёрные вдовы не плачут. Эмоции — нарушение протокола. — Наталья, нам пора идти. — мягкий голос заставляет Роджерса вздрогнуть. Чужой, но до боли в груди знакомый. Две фигуры удаляются в сторону оживленной трассы. Стива легонько потряхивает от увиденного. От бережного обращения, от понятливых интонаций, от нежности. У них столь похожая судьба, что даже бездушный Солдат не мог остаться холодным. Наташа была совсем маленьким ребенком. Она была беззащитной и напоминала Зимнему кого-то столь же хрупкого и невинного...она напоминала ему Стива. И пусть это невозможно, ни то, то Зимний Солдат мог помнить о Стиве, ни то, что к Стиву на мгновение вернулась детская астма, голова закружилась и воздуха стало резко не хватать. Картинка на миг помутнела, послышались щелчки, голоса, птичьи трели, и Стив чуть не упал от неожиданности нахлынувших звуков. Только вот ничего не изменилось. Закончилось так же быстро, как и прошло. Всё те же качели, горка, только детей нет. И все как будто...серое. Нет задорного смеха или неясных криков на чужом языке. Время было другим, но локация была точно той же. Капитан повернулся в сторону, где минуту назад две тени удалялись за горизонт. Взгляд наткнулся на сгорбленную фигуру Баки, но Наташи рядом уже не было. Плечи были опущены, руки засунуты в карманы, а волосы убраны под козырёк кепки. Таким понурым Стив уже однажды видел своего друга — после плена в Аццано. Что-то случилось, но вот что именно, Стив не знал. На макушку приземлился оранжевый лист, и Стив задрал голову вверх. Сгущались тучи и должен был пойти дождь. Мелкий, противный, тот, что достает каждую осень изморосью и липнущими ледяными каплями. Солдат не чувствует. У Солдата нет воспоминаний. Но что-то возвращает его сюда вновь и вновь, на место, где много лет назад в советские времена располагалась детская площадка. Он не знает почему. У него нет детей, но он привязан к этому месту. Картинка вновь кружится и всё плывет. Рывком жёсткая хватка реальности выдергивает Стива за шкирку из водоворота чужого прошлого. Грудь теснит жгучий стыд, будто он запятнал чью-то тайну. Он не должен был это видеть. Это было лишнее. Но теперь что-то заставляет повторять в голове каждую ночь строчки из той незамысловатой мелодии:

«Слышу голос из прекрасного далёка, Голос утренний в серебряной росе, Слышу голос, и манящая дорога Кружит голову, как в детстве карусель...»