Don't Play Around With Love

      Когда наступает вечер пятницы, Хосок оказывается совершенно не готов. Чонгук присылает ему сообщения в течение дня, на которые Хосок заставляет себя отвечать. Он думает, как докатился до такой жизни, и ответ, который напрашивается, ему совершенно не нравится. С Чимином он не разговаривает, показательно делая вид, что в квартире кроме него никто не живёт, на что тот фыркает и делает то же самое. Хосок понимает, что ведёт себя по-детски, но держать лицо у него не остаётся сил.       Ровно в шесть приходит сообщение от Чонгука, который пишет, что ждёт внизу. Чимин, который каким-то образом оказывается в курсе его планов, желает ему удачи и напоминает о защите. Хосок кидает в него перчатками, заматывает шарф и выходит из дома. Едва спустившись по ступенькам, через стеклянную дверь в подъезд он видит Чонгука, прислонившегося к перилам пандуса. На нём чёрные брюки, такой же чёрный бомбер, из-под которого торчат полы белой рубашки, на ногах неизменные массивные ботинки, а волосы уложены в подобие причёски. Чонгук поднимает руку, чтобы привычным движением зачесать волосы назад, но в последний момент одёргивает себя и прячет её в карман. Хосок не может видеть выражение его лица, но очень хочет узнать, о чём тот сейчас думает.       Сам Хосок надел первые попавшиеся вещи: свободные джинсы, выцветшее худи с курткой поверх и жёлтые кроссовки. Он предполагал, что это будет обычный дружеский вечер, но, глядя на Чонгука, который явно старался, он испытывает желание вернуться обратно и переодеться. Хосок делает шаг назад, но Чонгук поворачивается, замечая его, и машет рукой. Хосок устало вздыхает и повторяет про себя заготовленную речь, чтобы немного успокоиться.       Чем ближе он подходит, тем ярче сияет улыбка Чонгука. От него безразличие Хосока отскакивает, как мячик от стены, и то ли Чонгук действительно непрошибаемый, то ли слишком хорошо прячет свои эмоции. То ли ему просто всё равно. Последнее было бы Хосоку на руку, но он уверен, что так ему повезти не может.       — Хорошо выглядишь, хён, — Чонгук слегка наклоняется вперёд, одна прядка волос выбивается из причёски и падает ему на лоб, делая черты лица мягче.       — Ты, хорошо, в смысле, да, — Хосок корит себя за внезапное косноязычие, качает головой и пробует снова. — Ты тоже хорошо выглядишь.       Чонгук посмеивается над ним, но незлобно, а тепло, и улыбается так, что у Хосока дыхание спирает. Ему кажется, что он впервые видит такую улыбку, обращённую на себя.       — Сеанс начинается в семь, — Чонгук отходит от перил и начинает спускаться, Хосок следует за ним. — Мы как раз успеем купить попкорн и попасть на трейлеры.       Хосоку хочется спросить, на какой фильм они идут, но в итоге молчит, чтобы не выставлять себя бесчувственной скотиной — Чонгук точно рассказывал об этом, а он пропустил всё мимо ушей. Друг, называется. Чонгук болтает без умолку, перескакивая в своём рассказе с одного на другое. То говорит про родителей, то резко вспоминает соседа, то — про профессоров, то — про Сокджина, который настолько завален работой, что не успевает даже спать. Об этом Чонгуку рассказал Юнги, которому Сокджин звонил пожаловаться, что взрослая жизнь отстой. И тот же Юнги поделился с ним своей новой песней, которая, по мнению Чонгука, точно станет хитом.       Ревность острыми иголками впивается в кожу, Хосок прикусывает язык, чтобы не сказать какую-нибудь колкость. Он не уверен, кого именно ревнует — Юнги, который раньше ему первому давал послушать песни, или Чонгука, у которого с Юнги появился свой собственный мирок на двоих. Оба варианта Хосоку не нравятся. Чонгук замолкает, бросая на него обеспокоенный взгляд, и Хосок усилием воли выдавливает из себя улыбку, заталкивая чувства как можно дальше. Чтобы там между ними ни происходило — это не его дело.       Чонгук не сводит с него глаз до самого кинотеатра и постоянно касается: то на плечо руку положит, то на поясницу; улыбается задорно и рассказывает глупые анекдоты, которые скорее в духе Сокджина. В конце Хосок хохочет, уже не сдерживаясь, и утирает выступившие в уголках глаз слёзы, впервые за последние несколько недель чувствуя небывалую лёгкость. Он благодарно улыбается, когда Чонгук придерживает перед ним дверь, вкладывая в эту улыбку намного больше, чем простую признательность за манеры.       Кинотеатр находится на втором этаже торгового центра. Они с Чонгуком проталкиваются через толпу к эскалатору, Хосок уверен, что случайно наступил кому-то на ногу, о чём заговорческим шёпотом сообщает Чонгуку, дёрнув того за подол куртки. Он улавливает слабый запах туалетной воды — что-то цветочное с морозными нотками — когда тот наклоняется к нему. Хосок гулко сглатывает, замирая, и едва не падает, когда сзади кто-то толкает его. Он оборачивается — ступенькой ниже стоит девушка, совсем юная, явно школьница, она кланяется на девяносто градусов, мямлит извинения, отчаянно краснея. Её подруга прячет глаза, уставившись на носки своих кроссовок. Хосок говорит, что всё в порядке, улыбается им, получая неуверенные улыбки в ответ, и вспоминает Чонгука в этом возрасте. Тот был тонким, нескладным, вечно взъерошенным, как маленький воробушек, из-за скачка роста постоянно путался в руках и ногах, и так же, как эта девушка, случайно задевал прохожих, а Хосоку потом приходилось извиняться за него.       Однажды Чонгук в порыве вдохновения рассказывал в школе про музыкальный кружок, члены которого захотели на грядущем фестивале поставить мюзикл. Меняя голос, он озвучивал каждого героя своей истории, размахивал руками, активно жестикулируя, и совершенно не смотрел по сторонам. Как очевидный итог — врезался в группу тётушек и замер, как олень в свете фар, когда те налетели на него, как стая коршунов, костеря на все лады. Когда Хосок подоспел, Чонгук был бледным как полотно, губы сжаты в тонкую линию, а в глазах бушевали эмоции, описания которым Хосок не может подобрать по сей день. Тётушки, видя, что Чонгук не собирается извиняться, напирали и, когда они упомянули его родителей, Хосок вмешался, чтобы предотвратить бурю. Он надавил Чонгуку на спину, вынуждая того склониться в поклоне, шёпотом просил «терпи» и кланялся сам, раздавая извиняющие улыбки и сожалея об их неудобстве. Вина, по сути, лежала на них, замерших посреди прохода, но об этом Хосок упоминать не стал — правила поведения, вбитые родителями в глубоком детстве, обязывали его уважать старших, даже если эти старшие были неправы. Он потом купил Чонгуку мятно-шоколадное мороженое, усадил на скамейку в парке через дорогу и гладил по спине, пока тот глотал злые слёзы и шмыгал носом. Хосок ничего не говорил, Чонгук тоже. Но Хосок уверен, что в том молчании и зародились семена их дружбы, взращённые заботой друг о друге.       Хосок пропускает тот момент, когда они оказываются перед прилавком с закусками, и приходит в себя, когда Чонгук пихает ему в руки большое ведёрко с попкорном, а сам держит напитки и тарелку с начос. Они идут в зал, рассматривая афиши, Хосок заинтересованно смотрит на постер фильма «Чудесный призрак», Чонгук, замечая его взгляд, предлагает сходить на премьеру через две недели, как раз после фестиваля. Хосок соглашается, широко улыбаясь, и лезет за телефоном, чтобы сделать снимок. Чонгук влезает в кадр, корча забавные рожицы, и едва не роняет свои начос. Хосок громко хохочет, но на него никто не обращает внимания.       Чонгук ведёт его к их местам в середине зала, и что-то Хосоку подсказывает, что билеты тот купил задолго до того, как пригласил его. Зал быстро наполняется, и к тому моменту, как гаснет свет, Хосок не видит ни одного свободного места. Чонгук довольно хрустит начос, не сводя глаз с экрана, на котором после короткой рекламы появляется первый трейлер.       Хосок устраивается поудобнее, закидывает в рот попкорн и, не скрываясь, наблюдает за Чонгуком, который то восторженно распахивает глаза, то хмурится, то удивляется — тогда его рот складывается в удивлённое «О», а сам он слегка подаётся вперёд, рука с зажатым в ней начос неподвижно замирает в воздухе. У Хосока пальцы зудят от желания сфотографировать его сейчас.       Когда трейлеры заканчиваются, от начос на тарелке остаются одни крошки, Чонгук смотрит на неё, явно не понимая, когда успел всё съесть. Хосок прыскает и протягивает ему ведёрко с попкорном, делая глоток спрайта. На экране появляется заставка, которую быстро сменяют стройные белые ряды букв, из динамиков доносится тревожная музыка, Хосок сглатывает и жалеет, что так и не спросил Чонгука, на какой фильм они идут.

***

      Одну половину фильма Хосок проводит крепко зажмурившись, а другую — вцепившись в ладонь Чонгука, и пропускает момент, когда тот накрывает его руку, стискивающую подлокотник, своей. Когда на экране появляются титры, а в зале включается свет, Хосок вздыхает с облегчением. Чонгук смотрит виновато, пряча глаза за растрепавшейся чёлкой — во время фильма он то и дело запускал руку в волосы, полностью испортив себе причёску. Но Хосоку так нравится даже больше, и он бы, может, отпустил какую-нибудь шутку, но в голове всё ещё звучат крики героев и тяжёлое хриплое рычание какого-то монстра, гоняющегося за туристами по тёмному лесу. Что-то подсказывает Хосоку, что уснуть сегодняшней ночью ему будет трудно.       — Прости, хён, я не думал, что будет так страшно, — раскаивается Чонгук, избегая смотреть ему в глаза. Хосок смотрит на их переплетённые пальцы, слегка сжимает ладонь Чонгука, делает медленный вдох, а затем выдыхает.       — Было не так уж и плохо, — откровенно врёт Хосок и сам же смеётся, понимая, как глупо это звучит из уст человека, который большую часть фильма провёл с закрытыми глазами. Чонгук качает головой и тихонько смеётся, тоже переводя взгляд на их руки.       — Хён, — зовёт Чонгук, — пойдём?       «Куда», — хочет спросить Хосок и тут же мысленно даёт себе подзатыльник, понимая, что в зале, помимо них, почти никого не осталось. Он поднимается, нехотя отпуская ладонь Чонгука, и тут же остро чувствует потерю.       На улице ощутимо похолодало, Хосок застёгивает куртку и несколько раз оборачивает шарф вокруг шеи. Чонгук стоит напротив, ветер окончательно портит его причёску, и в этот раз Хосок ухмыляется, замечая, что все усилия были напрасны. Чонгук пытается пригладить волосы, но прядки то и дело вылезают, падая ему на глаза. Хосок уже смеётся и тянется сам, убирая особо ретивую прядь тому за ухо. Их лица так близко, что Хосок может видеть крапинки в глазах Чонгука, длинные ресницы и маленький шрам на щеке. Ветер снова налетает, бьёт Хосока в спину, подталкивая вперёд, от неожиданности он делает маленький шаг и оказывается прижат к Чонгуку почти вплотную. На губах оседает чужое дыхание, во рту становится сухо, Чонгук внимательно смотрит ему в глаза, будто ищет там что-то. Некстати вспоминается данное себе обещание закончить всё это, и Хосок отстраняется, старательно делая вид, что не замечает, как Чонгук мимолётно хмурится.       — Может, кофе? — спрашивает Хосок, замечая вывеску кафе чуть дальше по улице. Чонгук пожимает плечами, и Хосок принимает это за согласие.       Он заказывает капучино для себя и эспрессо для Чонгука, а после отходит в сторону, ожидая заказ. Чонгук всё ещё молчит. Тишина начинает напрягать. Хосок жуёт нижнюю губу, пытаясь придумать тему для разговора, но ничего не идёт в голову. Когда бариста выставляет перед ними два стаканчика, Хосок благодарит его с таким облегчением, что неловко становится им обоим. Чонгук рядом недовольно сопит, забирает своё эспрессо и вылетает на улицу. Хосок спешит за ним, чувствуя себя виноватым.       — Чонгук? — он кладёт руку тому на плечо, привлекая к себе внимание, и заглядывает в лицо.       — Прости, я просто, — Чонгук трёт лицо, раздражённо вздыхает и делает глоток, прежде чем продолжить. — Ничего, всё в порядке, хён, может, прогуляемся?       Хосоку не нравится повисшая в воздухе недосказанность, но он принимает это, потому что много раз поступал так же. Однако оказаться по другую сторону оказалось не очень приятно.       — Ты придёшь на фестиваль? — Хосок выбирает безопасную тему, пытаясь отвлечь Чонгука, о чём бы тот так сосредоточенно ни думал.       — Не знаю, — пожимает он плечами, — наверное. А ты?       — А я в комитете, — вздыхает Хосок, перекладывая стаканчик в другую руку. — На меня повесили конкурс талантов. Я же ничего в этом не понимаю! Но никто и слушать не стал, — ворчит он.       — Ты справишься, хён, — Чонгук немного оттаивает, улыбается уголками губ, и Хосок считает это победой.       — Мне бы твою уверенность, — фыркает он, делая глоток.       Хосок рассказывает про свой испорченный джемпер, про новую коллекцию нуны, упоминает, что завтра едет к родителям, чтобы поздравить их с годовщиной лично. Чонгук просит передать им «привет» и пытается подсчитать, сколько лет вместе его собственные родители, но сбивается со счёта, сокрушённо качая головой.       — Это делает меня плохим сыном? — спрашивает он, трагично заламывая брови. Хосок смеётся и уверяет, что нет.       Он уже и не помнит, когда они последний раз гуляли вот так вдвоём. Это было словно целую жизнь назад, а он даже не понял, как успел соскучиться — по Чонгуку с его нелепыми шутками и непослушными волосами, по комфорту, который он всегда ощущал рядом с ним, и по чувству защищённости, которое он испытывал, идя вот так рядом, плечом к плечу.       — Хосок-хён, у меня ключи с собой, — говорит Чонгук и, видя непонимающий взгляд Хосока, добавляет, — от крыши. Помнишь, я говорил?       — Ага, — отвечает Хосок, понимая, к чему тот ведёт.       Он знает, что это плохая идея. Осознаёт, что это только усложнит всё между ними, потому что они давно уже не просто Хосок и Чонгук, сколько бы он это ни отрицал. В голове всплывают обрывки заготовленной речи, но вместе с этим Хосок представляет свою комнату, где кучей лежит грязная одежда, а на ноутбуке ждёт незаконченный доклад; Чимина, который будет смотреть на него с раздражающей ухмылкой, и решает — к чёрту.       — Пошли, — Хосок выбрасывает пустой стаканчик в ближайшую мусорку и закидывает руку Чонгуку на плечи. — Где та высотка?       Чонгук смеётся облегчённо и тянет его за собой.

***

      То, что на крыше будет ещё холоднее, почему-то не пришло Хосоку в голову, когда он соглашался на предложение. Он зябко ёжится и обхватывает себя руками за плечи, зарываясь лицом в шарф от порывов ветра. Чонгук стоит возле самого края, прислонившись спиной к парапету, склоняет голову на бок и бросает Хосоку насмешливую улыбку.       — Может, подойдёшь поближе? — зовёт он.       Хосок отрицательно мотает головой, предпочитая держаться на безопасном от пропасти расстоянии.       — Да ладно, хён, — продолжает Чонгук, — это не страшно.       За его спиной расстилаются огни вечернего Сеула, на небе едва заметны крупинки звёзд. Чонгук немного прогибается в спине, ветер развевает его волосы, на лице — выражение абсолютного счастья. Хосок подходит ближе, сам не веря, что делает это, останавливается рядом и смотрит вниз. С высоты двадцатого этажа открывается такой вид, что дух захватывает.       — Вот видишь, это не больно, — Чонгук поворачивается и кладёт локти на парапет, наклоняясь вперёд.       — Зато падать отсюда будет больно, — вяло огрызается Хосок, находя взглядом дорогу, по которой как в замедленной съёмке проезжают машины.       — Не бойся, хён, — ухмыляется Чонгук и подмигивает, — я тебя поймаю.       — Ты что, супермен на полставки? — хмыкает Хосок, поворачивая голову к нему.       Вместо ответа Чонгук выпрямляется, ставит ноги на ширину плеч, одну руку кладёт на талию, другую вытягивает над головой. Его расстёгнутый бомбер развивается за спиной как плащ. Он пытается удержать на лице серьёзное выражение, но в глазах пляшут смешинки, а губы подрагивают от еле сдерживаемой улыбки. Хосок запрокидывает голову и громко хохочет — до спёртого дыхания и боли в лёгких.       — Мой герой, — стонет он сквозь смех.       Чонгук поигрывает бровями, широко улыбаясь, становится рядом и легко пихает Хосока плечом. Тот не остаётся в долгу — запускает обе руки Чонгуку в волосы и ерошит их.       — Моя причёска, — вопит Чонгук, уворачиваясь.       — Её уже не спасти, — подытоживает Хосок, рассматривая торчащие во все стороны пряди. Чонгук прищуривается и крадучись подходит ближе, поигрывая пальцами.       — Даже не думай, — кричит Хосок, понимая, что расплата не заставит себя ждать.       Он бросается на другой конец крыши, Чонгук — за ним. Это заведомо проигрышная гонка, потому что Чонгук в намного лучшей форме, чем он. Тот догоняет Хосока, обхватывает за талию и приподнимает. Хосок вопит и дёргает ногами, слушая заливистый смех Чонгука над самым ухом. Чонгук опускает его обратно на землю, но не выпускает из объятий, проворными пальцами забирается ему под одежду, устраивая ледяные ладони на животе.       — Холодно! — орёт Хосок, извиваясь. — Заморозишь до смерти!       Чонгук смеётся и всё-таки убирает руки. Хосок обнимает себя, бросая на Чонгука недобрый взгляд.       — Придурок, — ворчит он. Улыбка Чонгука на это становится только шире.       Ветер усиливается, нагоняет плотные серые облака.       — Дождь собирается, — говорит Хосок, взглядом указывая на небо. — Да и холодно. К утру мы превратимся в две сосульки, если останемся ждать рассвет.       — Я мог бы тебя согреть, — подмигивает Чонгук. Хосок закатывает глаза и вздыхает, поворачиваясь в сторону выхода.       — Пошли уже.       Они спускаются на лифте, Хосок рассматривает себя в зеркальной стене, украдкой глядя на Чонгука, который пытается пригладить непослушные волосы, но в итоге бросает эту затею и потягивается, поднимая руки над головой. Его рубашка задирается, обнажая тонкую полоску кожи на животе, Хосок сглатывает и отворачивается, стараясь не краснеть.       Дверцы лифта разъезжаются в стороны с тихим скрипом, из динамиков льётся едва слышный перезвон, механический голос сообщает, что они на месте, и желает счастливого пути. Чонгук салютует в камеру, пока Хосок тянет его на выход, бормоча под нос, что кому-то пора вырасти.       На улице он осматривается, пытаясь понять, в какой стороне остановка, а потом замечает электронное табло с часами через дорогу, смотрит на время и чертыхается, понимая, что на последний автобус они уже не успеют. Прощаться не хочется, Хосок потирает руки, а затем прячет их в карманы, в левом нашаривая телефон и обхватывая пальцами.       — Сегодня было весело, — начинает он, рассеянно глядя на вывеску позади Чонгука, — надо бы повторить как-нибудь.       — Обязательно, — довольно щурится Чонгук, чуть отходя в сторону, чтобы пропустить идущих им навстречу людей.       — Тогда пока? — неловко заканчивает Хосок. Чонгук слегка наклоняет голову к плечу и смотрит так, будто Хосок вдруг заговорил на другом языке.       — Хён, — стонет Чонгук, — я провожу тебя.       — Не надо, — отказывается Хосок, хотя всё внутри него буквально вопит от желания согласиться. — Уже поздно, а тебе добираться далеко.       — Ерунда, — Чонгук отмахивается и, не слушая возражений, закидывает руку Хосоку на плечи. Делает было шаг, но потом замирает, морщится и неуверенно спрашивает. — Нам же в эту сторону?       Хосок игнорирует желание хлопнуть себя ладонью по лицу.       — В эту, — бормочет он, показательно недовольно сбрасывает с себя руку Чонгука и идёт вперёд. Тот семенит следом, улыбаясь от уха до уха.

***

      — Пришли, — говорит Хосок, останавливаясь перед подъездом. Внутри ярко горит лампочка, жёлтым цветом раскрашивая стены. Хосок смотрит на дверь, потом — на Чонгука, перекатывает язык во рту и спрашивает: — Может останешься на ночь? Поздно уже, — и тут же мысленно даёт себе подзатыльник.       У Чонгука здравого смысла явно на порядок больше, чем у Хосока, потому что тот отрицательно качает головой и убирает руки за спину.       — В другой раз, — выдыхает он. — Пригласи меня в другой раз.       Хосок кивает, замечая, что уши Чонгука стали красными. Он подходит ближе и бездумно тянется к ним, касается кончиками пальцев самой кромки, удивляясь, какие они горячие. Чонгук накрывает его руку своей, прижимает к своей щеке, слегка наклоняя голову. В его глазах странный блеск, Хосок переводит взгляд на его губы и громко сглатывает.       — Я позвоню завтра, хорошо? — Чонгук смотрит ему в глаза и улыбается. Хосок думает, что его улыбку стоит запретить на законодательном уровне. — Спокойной ночи, Хосок-хён, — шепчет Чонгук, подаваясь вперёд, и целует.       Хосок замирает, как олень в свете фар, зажмуривается и кажется даже не дышит. Чонгук ласкает его губы, мягко обхватывает нижнюю, втягивая в рот, царапает зубами и толкается языком. Хосок скорее чувствует стон, чем слышит, не сразу понимая, что это он сам. Он выдыхает, слегка приоткрывая рот — Чонгук скользит внутрь, касаясь его языка своим, потирает нёбо самым кончиком. Хосок, наконец, отмирает, обнимает Чонгука за плечи с тихим стоном, прижимаясь к нему вплотную, и отвечает на поцелуй, перехватывая инициативу.       На языке разливается вкус кофе, попкорна и самого Чонгука. Хосок млеет в движении губ, в прикосновении горячих ладоней. Все заготовленные фразы, все мысли и сожаления вылетают из головы. Хосок растворяется в неумелых, но таких чувственных прикосновениях. Но магия момента разрушается, когда Чонгук отстраняется и чуть отходит назад, облизывая губы.       — Мне пора, — бормочет он, отчаянно краснея.       — Точно, — говорит Хосок, тяжело дыша. Сердце в груди делает кульбит, его самого бросает в жар. — Точно не хочешь зайти?       — В другой раз, — выдыхает Чонгук и машет ему на прощание.       Хосок прикладывает ключ-карту к замку, тянет на себя дверь, оборачивается и ждёт, пока силуэт Чонгука не исчезнет за поворотом. И только тогда он заходит внутрь, медленно поднимаясь по ступенькам на третий этаж. В крови гуляет восторг смешанный с возбуждением, губы немного горят, Хосок накрывает их пальцами, бездумно улыбаясь.