Don't Play Around With Love

      Хосок как раз заканчивает с работой, на автопилоте улыбаясь последним клиентам и закрывая кассу, когда Чимин присылает ему ссылку на чей-то инстаграм с припиской «просто друзья, да?». Хосок, влекомый нехорошим предчувствием, ждёт, пока загрузится изображение, нервно тарабаня пальцами по прилавку. Предчувствие не обманывает: на фото они с Чонгуком стоят в обнимку недалеко от танцевального зала, лиц не видно, но даже незнающий человек легко догадается, что перед ним двое парней. Он листает комментарии, чувствуя, как краска сходит с лица. Некоторые называют их милыми, но в большинстве своём всё пестрит негативом от «мерзость» до «чтоб они сдохли».       У Хосока резко портится настроение. Он убирает телефон в карман, надеясь, что Чонгук никогда этого не увидит. Хосок — тот, кто он есть, и не стыдится этого — свою долю издевательств он получил ещё в старших классах, когда особо ретивые считали чуть ли не своим долгом донести до него своё мнение. Хосок чихать хотел на их мнения, за что время от времени получал по лицу, но не оставался в долгу. Всё изменилось, когда один популярный парень из выпускного класса был застукан с учителем литературы — про Хосока забыли, переключившись на свежие сплетни. Если про него вдруг узнают все в университете, Хосок уверен, что переживёт это, но вот Чонгука втягивать в этот хаос ему не хочется. Не хватало ему ещё клеймом обзавестись и статусом прокажённого — Хосок обещает себе, что впредь будет аккуратнее с его чрезмерными дружескими порывами.       Домой он возвращается по темноте, разговаривая по телефону с нуной, которая делится идеями своей новой коллекции — её бренд медленно, но верно набирает популярность в социальных сетях. И отнекивается, когда та просит его стать моделью и привести с собой парочку симпатичных друзей. Хосок громко смеётся, привлекая к себе внимание прохожих, и кланяется, принося извинения, когда нуна ворчит, что он совершенно бесчувственный. В итоге он обещает, что поспрашивает «среди своих», и прощается, продолжая посмеиваться.       Дом встречает его тишиной и выключенным светом: Чимин писал, что останется у одногруппника работать над проектом и что квартира в его полном распоряжении. Хосок предпочитает делать вид, что не понял намёка. Ему уже начало надоедать объяснять всем, что они с Чонгуком не в таких отношениях. Осталось только донести это до самого Чонгука.       Он собирается спать, когда его телефон звонит — на экране незнакомый номер — хмурится и, глянув на время, нажимает «ответить», задаваясь вопросом, кому и что от него надо в начале второго ночи. На том конце Чонгук, запинаясь, объясняет, что потерял ключи, телефон разрядился, ему негде ночевать, и он попросил у прохожих позвонить, а наизусть помнил номер только родителей и Хосока. Хосоку это немного льстит, но он отгоняет посторонние мысли, сосредотачиваясь на разговоре.       — Хён, можно я у тебя переночую? — Чонгук звучит так виновато, что у Хосока сердце сжимается.       — Да, конечно, не вопрос, — тараторит он, сон как рукой снимает. — Где ты сейчас?       — В двух остановках от твоего дома. Если пробегусь — буду через двадцать минут. Спасибо, хён! Ты мой спаситель!       Хосок не успевает больше ничего сказать, как Чонгук отключается. Хосок пялится на телефон, задаваясь вопросом, о каких остановках речь: метро или автобус. И что-то ему подсказывает, что правильный ответ ему не понравится.       Ровно через двадцать минут звонит домофон, Хосок подскакивает с дивана, на котором сидел всё это время, бездумно листая инстаграм. На маленьком экране Чонгук выглядит запыхавшимся, но всё равно улыбается, и не понять, что скрывается за этой улыбкой: гордость или сожаление.       — Это я! — зачем-то говорит Чонгук, когда Хосок нажимает кнопку — будто забывает, что там есть камера.       — Заходи, — Хосок устало зевает и прислоняется плечом к стене перед входной дверью.       Квартира на третьем этаже, и Чонгуку хватает минуты, чтобы взлететь по лестнице и громко постучать. Но вместо характерного «тук-тук» Чонгук тарабанит какой-то мотив, который Хосок обрывает, распахивая дверь. Чонгук так и застывает с поднятой рукой, посмеивается нервно и смотрит перед собой. Хосок отходит в сторону, приглашая того войти, рассматривает взмокшие волосы, покрасневшее лицо, слышит тяжёлое дыхание.       — Так на какой остановке, говоришь, ты был? — спрашивает он, скрестив руки на груди.       — Той, что ближе к университету, — Чонгук разувается и снимает тяжёлую куртку, набрасывая её на вешалку.       — Всё-таки метро, — бубнит Хосок себе под нос и, стараясь сохранять спокойствие, добавляет. — Я мог бы вызвать тебе такси.       — Не хотел тебя ещё больше обременять, — Чонгук пожимает плечами.       — Там добираться почти час. Час, Чонгук! — Хосок закипает. — Не говори, что ты действительно бежал!       — Просто тренировка, — Чонгук пытается улыбнуться, но, видя лицо Хосока, сдувается. — Прости, что поставил в такое положение. Я могу уйти, если хочешь, — он тянется обратно к куртке, но Хосок хлопает его по руке.       — Два часа ночи, ты сдурел? — возмущается Хосок. — Останешься здесь до утра. Чимина нет, можешь поспать у него, — он широко зевает, кивая вглубь квартиры. — И телефон заряди.       — Спасибо, хён, я твой должник, — Чонгук наваливается на него, сжимая в объятиях, Хосок и хотел бы дальше злиться, но не может. Он похлопывает Чонгука по спине и, понимая, что тот не намерен его отпускать, отстраняется сам.       — Как ты умудрился ключи-то потерять? — интересуется Хосок. Чонгук аккуратен и всегда следит за своими вещами — что-то терять скорее в духе Намджуна. — Или тебя сосед покусал? — добавляет с ухмылкой.       — Нет, но я не против, чтобы меня покусал кое-кто другой, — Чонгук поигрывает бровями, на что Хосок только глаза закатывает.       Время на часах переваливает за два, Хосок переминается с ноги на ногу, между ним и Чонгуком повисает неловкая пауза. Хосок не знает, что ещё сказать, в голову, как назло, начинают лезть воспоминания о прошлой ночи. Он чувствует жар на лице, отворачивается, надеясь, что Чонгук не заметил его румянец и что не придётся ничего объяснять. И хотя Хосок обещал себе и Чимину, что поговорит с Чонгуком, сейчас он к этому явно не готов.       — У меня с утра пары, — бормочет он, отходя в сторону двери и испытывая желание дать кому-нибудь по лицу. Желательно прошлому себе. — Я спать. Будь как дома.       Хосок скрывается в своей комнате, старательно игнорируя надоедливый внутренний голос, замечающий, что он просто сбегает. Почему-то Хосок представляет Юнги, размахивающего половником, и это пугает его в той же степени, в какой и смешит. Он забирается в кровать, проверяет будильники и откидывается на подушки, пытаясь не думать о том, чем занят Чонгук.       Между ними никогда не было неловкости. Сколько бы они ни ссорились, стоило конфликту себя исчерпать, всё становилось как раньше: легко и непринуждённо. С Чонгуком всегда было просто: они будто были на одной волне, настроенные друг на друга, как полюса, и Хосок боится, что всё это может исчезнуть из-за сиюминутного желания. Он может признать, что Чонгук его привлекает — кто бы что ни говорил, он не слепой. И что Чонгука привлекает — он сам тоже может принять. Но Хосок уверен, что это обычное влечение и что Чонгук просто запутался в своих желаниях.       Всплывают воспоминания о том злополучном дне в кафе, когда Чонгук заявил, что хочет с ним переспать. Хосок фыркает, переворачиваясь на бок. Будь здесь действительно замешаны чувства, тот разговор происходил бы не так. Всё, что происходило дальше, Хосок также списывает на нереализованные желания самого Чонгука, старательно не думая о том, что оба раза инициатором поцелуя был он сам.

***

      Уснуть удаётся только под утро. Когда звонит будильник, у Хосока ощущение, будто он только что закрыл глаза. Он зарывается лицом в подушку, пытаясь урвать ещё несколько секунд сна, но телефон истошно вопит ретро-хитом — Чимин считает это забавным, а у Хосока руки не доходят поменять мелодию — и откидывает одеяло. Голова гудит, а в глаза будто песка насыпали. Хосок встаёт, слегка покачиваясь, смахивает сигнал с экрана телефона и широко зевает, рискуя вывихнуть себе челюсть. Он делает шаг, второй, его слегка ведёт в сторону, и он бьётся мизинцем о край злополучной тумбочки.       — Блядь, — стонет он, падая обратно на кровать и поджимая ногу. Палец предсказуемо краснеет, Хосок растирает его, пытаясь унять боль, костеря тумбочку и неудачное пробуждение.       Слегка прихрамывая, он идёт в душ, а потом на кухню. Полки в холодильнике полупустые, Хосок делает мысленную пометку зайти в магазин и достаёт вчерашний рис с кимчи, смотрит на дверцу, понимая, что ни молока, ни сливок никто так и не купил, и морщится, осознавая, что ему снова придётся пить чёрный кофе.       Он почти заканчивает с завтраком, сверля взглядом кружку, будто она виновница всех его бед, когда щёлкает замок и входит Чимин. Хосок наклоняется, наполовину свешиваясь со стула, и машет тому в знак приветствия, в этот момент открывается другая дверь, и из комнаты выходит заспанный Чонгук в одном нижнем белье. Хосок теряет дар речи. Брови Чимина ползут вверх, на губах расцветает понимающая ухмылка. Чонгук подходит к столу и, ни на кого не глядя, хватает кружку Хосока и делает большой глоток, тихонько постанывая. Хосока бросает в жар, он натыкается на взгляд Чимина и хочет провалиться сквозь землю.       — Это не то, что ты подумал, — выпаливает он, не успевая как следует всё обдумать. Чимин поигрывает бровями, всем своим видом говоря, что так он ему и поверил. Не помогает и Чонгук, который стоит рядом, восхитительно голый, за исключением обтягивающих боксёров, со всеми этими скульптурно очерченными мышцами и километрами бронзовой кожи.       Хосок открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, закрывает и гулко сглатывает. Он чувствует, как жар перетекает с лица на шею и ползёт ниже, скрываясь под футболкой. Сердце в груди быстро стучит, а в животе спиралями закручивается желание. Хосок резко встаёт, едва не роняя стул, ножки с противным скрипом проезжают по полу.       — Мне пора на занятия, — говорит он, ни к кому не обращаясь, и чуть ли не бегом скрывается в своей комнате, прислоняясь спиной к закрытой двери. Перед глазами всё ещё Чонгук, пьющий кофе и выглядящий как чёртова модель с рекламы нижнего белья.       Хосок стонет и бьётся затылком о дверь.

***

      На лекцию он приходит одним из первых, кивает однокурсникам, обсуждающим что-то, и занимает место в самом конце. Спустя час перед глазами всё ещё Чонгук — Хосок роняет голову на парту и стискивает зубы, чтобы не закричать. Когда он уходил, Чимин наградил его настолько красноречивым взглядом, что Хосок отчётливо осознаёт — что бы он теперь ни сказал, тот никогда не поверит, что между ним и Чонгуком ничего нет. Хосок сам уже начинает сомневаться, что между ними действительно ничего не происходит. Игнорировать привлекательность Чонгука было значительно легче, когда он не знал, что скрывается под всей этой одеждой.       Стул рядом отодвигают. Хосок поворачивает голову, не отрывая её от парты, и усилием воли удерживает на лице нейтральное выражение. Сонбэ улыбается ему, глядя сверху вниз, его тяжёлый взгляд ощущается как прикосновение, некстати вспоминаются слова Чонгука.       — Ты рано, — замечает тот, усаживаясь рядом и кладя перед собой сумку.       — Так получилось, — отвечает Хосок, испытывая непреодолимое желание пересесть.       — Сегодня в час собрание насчёт фестиваля, ты же помнишь? — спрашивает сонбэ, делая вид, что не замечает его дискомфорт.       — Да, — Хосок помнит, потому что сонбэ не даёт ему об этом забыть, как и об обязанностях перед факультетом, как и об упущенных возможностях, как и об аварии.       — У тебя последняя лекция у профессора Хан? Я заберу тебя после.       Хосок не спрашивает, откуда тот знает его расписание, не возражает, что вполне может дойти сам: знает, что бесполезно. Сонбэ настолько себе на уме, что проще сдвинуть дом, чем переубедить его. Хосок называет его сонбэ даже в мыслях, или мудаком, когда чаша терпения переполняется, потому что звать по имени для него равносильно признать человека кем-то. Хотя когда-то Нам Хаджун-сонбэним был его наставником и кумиром. Хосок как никто другой знает, как переменчивы могут быть чувства.       Он просто кивает, сосредотачивая всё своё внимание на профессоре, и делает вид, что не замечает взгляда, которым сонбэ на него смотрит.

***

      Вторую лекцию отменяют. Хосок размышляет пойти в кафе или библиотеку, склоняется к первому варианту, но, получая сообщение от Тэхёна, в котором тот пишет, что они с Чонгуком как раз собираются взять кофе, решает выбрать второй.       Хосок пробирается между рядами стеллажей и столов в самый угол, который любят парочки, потому что там вечно какие-то неполадки с освещением. На его счастье, сейчас там никого нет. Хосок ставит рюкзак на соседний стул, достаёт телефон, наушники и включает случайный плейлист. Звучит что-то из регги, Хосок складывает руки на столе, кладёт на них голову и отбивает пальцами ритм, беззвучно подпевая. Эту песню он слышал у Юнги много лет назад и добавил себе, хотя она ему поначалу даже не нравилась. Но в то время он так хотел вписаться в его мир, что слушал то же, что и он, смотрел те же фильмы, читал те же книги, капля за каплей теряя себя. Пока однажды Юнги не усадил его перед собой и не объяснил, что не нужно повторять всё за ним и что они будут друзьями, даже когда у Хосока будут свои интересы. Шестнадцатилетний Хосок принял слова близко к сердцу, но какое-то время всё равно ловил себя на размышлениях: «что бы сказал Юнги-хён».       При мысли о Юнги внутри всё неприятно сжимается. Они толком не разговаривали уже почти месяц, с тех самых пор, как Чонгук вывалил на него свои желания. Обменивались шаблонными приветствиями, дежурными фразами и пустыми улыбками. Хосок скучает по маленькой студии, в которой плотным туманом висит табачный дым, по ровному гудению аппаратуры, по щелчкам клавиш, по задумчивому мычанию и шороху карандаша. Но особенно — по присутствию, пускай даже молчаливому, по вымученным, но довольным улыбкам, по песням, которые он всегда слушал самым первым.       Хосок снимает блокировку с телефона, открывает сообщения и смотрит на диалог с Юнги. У того в профиле чёрно-белое фото микрофона, лежащего на синтезаторе, и кусочек нотного листа, исписанный на полях мелким почерком. Сердце заходится стуком, Хосок чувствует ком в горле и тяжело сглатывает, глядя на пустое поле для ввода текста. Он вздыхает и откладывает телефон в сторону экраном вниз. Настроение падает до отметки «почти дно».       В аудиторию Хосок едва не опаздывает, влетая за несколько минут до профессора, оглядывается и понимает, что свободных мест почти не осталось. Чонгук, завидев его, машет руками, как мельница, привлекая к себе внимание. Раньше Хосок испытывал бы благодарность, сейчас — только желание сбежать. Он почти разворачивается, но тут входит профессор Хан и занимает место за кафедрой, предлагая всем занять свои места. Хосок, стараясь не смотреть на Чонгука, садится рядом с ним и слегка отодвигает стул ближе к проходу.       — Хён, всё в порядке? — шёпотом спрашивает Чонгук, наклоняясь к нему. Хосок кивает и достаёт блокнот, чтобы делать записи.       Чонгук укладывается на парту и на протяжении часа не сводит с него взгляда, улыбаясь чему-то своему. Хосок делает пометки на автопилоте, не понимая даже, что пишет. Он чувствует зуд под кожей и желание вылезти из собственной шкуры. Когда профессор прощается, Хосок наскоро забрасывает вещи обратно в рюкзак и спешит к выходу, но не успевает даже порога переступить, как Чонгук хватает его за запястье и дёргает, почти вжимая в себя. Хосок снова чувствует, что краснеет. Он пытается вырвать руку, но Чонгук только сильнее сжимает пальцы, на его лице нет и тени прежней улыбки, губы поджаты, а в глазах нечитаемое выражение.       — Я сделал что-то не так? — спрашивает он, будто и правда не понимает.       Хосоку хочется истерически рассмеяться. От необходимости отвечать его спасает сонбэ, появившийся как чёрт из табакерки. Он закидывает руку Хосоку на плечи, улыбается и тянет так ядовито, что Хосока озноб пробирает:       — Ты готов идти?       Чонгук прожигает того злым взглядом, сильнее сжимая запястье Хосока. Краем глаза он замечает, что улыбка сонбэ становится шире, и, пока не случилось нечто, о чём пожалеет каждый из присутствующих, Хосок толкает Чонгука, вырывая свою руку и прижимая к животу.       — Ага, пойдём, — он бросает на Чонгука умоляющий взгляд, выражением лица пытаясь сказать «не лезь». Тот хмурится, засовывает руки в карманы и проходит мимо, задев сонбэ плечом.       — Какого? — сонбэ сужает глаза, глядя тому вслед, но Хосок разворачивается в противоположном направлении.       — Собрание разве не в пятой аудитории? — переводит он тему.       — Ага, в пятой, — сонбэ прикрывает глаза на мгновение, а когда открывает снова — там привычное Хосоку выражение превосходства. Он мысленно стонет, когда тот заводит набивший оскомину рассказ о своей стажировке.

***

      Домой Хосок приходит почти без сил. Собрание затягивается на несколько часов, в ушах до сих пор звучат крики, а в глазах рябит от количества слайдов, которые их заставили посмотреть. Сонбэ, пользуясь своим статусом выпускника, скинул на хубе большую часть своих обязанностей, что Хосока также зацепило. Его сделали ответственным за конкурс талантов, игнорируя возражения, что у него совсем нет в этом опыта. От улыбки сонбэ руки Хосока непроизвольно сжимались в кулаки, а на языке вертелись готовые слететь проклятия. Когда кто-то с задних рядов назвал того самовлюблённым мудаком, Хосок согласно кивнул, чувствуя себя хоть немного отомщённым.       Чимин высовывается из своей комнаты, осматривает его с головы до ног и молча идёт ставить чайник. Хосок падает на стул, не снимая куртки, и растекается по столу. В голове гудит, мысли заторможенно переползают с одного на другого, хочется спать, но ему через два часа на смену, и домой он заскочил, чтобы сменить кремовый джемпер, на который одна из первокурсниц опрокинула стакан газировки ядовито-зелёного оттенка.       Хосок стягивает куртку, бросая под ноги, а следом тянет джемпер — Чимин посылает ему вопросительный взгляд, но Хосок слишком занят тем, что пытается выпутаться из одежды, не задушив себя в процессе. Он рассматривает пятно, прикидывая, сколько будет стоить чистка и не проще ли вообще выбросить. Делает мысленную заметку спросить у нуны и только потом обращает внимание на Чимина, который уже сидит напротив, сцепив пальцы в замок. У того на лице выражение заправского следователя, и Хосок едва не стонет, понимая, что допроса не избежать. Он садится прямо и смотрит в ответ, машет рукой в воздухе, призывая Чимина начинать.       — Хён, не то чтобы твоя личная жизнь меня касалась, — начинает тот, потирая большие пальцы друг о друга, — но мы, кажется, договорились, что не будем никого сюда приводить.       — Это просто Чонгук, — стонет Хосок, повторяя уже набившую оскомину фразу.       — Это перестал быть «просто Чонгук», когда вы начали встречаться, — парирует Чимин. Хосок закатывает глаза так сильно, что ему становится больно.       — Мы. Не. Встречаемся. — чеканит он каждое слово, сопровождая ударами кулака по столу. — Он ключи потерял и попросил пустить переночевать. И спал в твоей комнате!       — Я видел, как ты на него смотрел, — продолжает Чимин, не обращая внимания на слова Хосока. — И, признаться, там есть на что посмотреть, — добавляет он с ухмылкой.       Хосок молча встаёт и уходит в свою комнату, игнорируя смех Чимина, летящий ему в спину. Завтра, он поговорит с Чонгуком завтра. А потом его жизнь вернётся в привычное русло, без намёков, инсинуаций, домыслов и угроз.