Царство Теней

      Первый рассвет за стенами Пепельного Замка был зябким до дрожи. На молочной заре ветер трепал алое полотнище шатра, деревянные балки схватил колкий иней. Стяги Змея Серебряного едва колыхались над углями кострищ, в белое небо тянулся печной дым. Они разбили лагерь в невозделанном, мёрзлом от нестаявшего снега поле у деревни. Но Кречет проснулся не от холода. Подавил желание поёжиться в объятиях одеяла, и лишь приоткрыл веки, наблюдая, как контур света обрисовывает фигуру человека, откинувшего полог… крадущегося к его вещам.       А ведь они ушли не так далеко, чтобы чернокаменные башни замка скрылись за кронами сосен, а соль моря перестала чувствоваться в ветре. Здешние подворья и городки исправно платили дань. Но, будь то вор или мятежник, Кречет привык со всеми дураками поступать одинаково.       Неслышно он освободил иглу с пряжки пояса, проколол вену и протянул кровь вслед плавному движению, привстав на локте. То ли неосторожный воришка, то ли самонадеянный убийца был забавен в своей откровенной глупости. Уже склонившийся над его перевязью с ножами, парень вскрикнул от резкого удара. Вылетел из шатра, взрывая своим телом тонкий снежный покров, хватаясь за удушающую его змею пульсирующей крови, что шипами жидкого огня впилась в горло. Засучил ногами, исторг то ли всхлип, то ли сдавленный крик.       Кречет вышел следом, с ленцой потягиваясь на свету, даже не набросив на рубаху кафтана. Он не спешил убивать, переминая капельки крови в руке и любуясь судорогами парня. Выдохнул пар на утреннем холоде в кривой усмешке.       Просыпающийся лагерь выходил посмотреть на зрелище. Наёмники откидывали пологи чёрных шатров с отпечатанным белой краской Змеем, огибали коновязи и повозки с провиантом. За негодующими и любопытными лицами промелькнула мордочка Мирле. Судя по тёмной коже вокруг глаз, поспать ей не удалось.       — Ты что-то хотел? — спросил Кречет, чуть ослабив хватку и давая возможность говорить. Парень уставился на него, распахнув рот в отчаянной попытке глотнуть воздуха. Кречет впился шипами крови в его шею, поставил босую ногу на его грудь, пронзая ткань плохонького тулупа когтями. — Ты ответишь, ублюдок. Иначе…       Среди собравшихся он различил нервный шепоток, заставивший волосы сзади на шее подняться. Уголки губ дёрнулись вверх. Что ж, если он убьёт этого вора достаточно зрелищно, это заставит их присмиреть перед ним.       — …твоя смерть будет мучительной, — обещание, прозвучавшее с предвкушающей дрожью.       Сжав кровь в руке, он заставил его захрипеть от боли, забиться на мёрзлой земле в агонии. Поднял голову на своих наёмников. Ярло потирал шею, Гхаас скалилась в ожидании развязки. Бледный Радо прятался за чужими спинами. Мирле стояла невыспанная, самая привычная к его магии. Ни толики страха и трепета. Досадно до приглушённого рыка. Кречет вдавил кровь под кожу парня, и тот выгнулся дугой на мёрзлом дёрне, с хрипом закатил глаза. Ни крика, ни мольбы о пощаде, как же это бесило.       — Отвечай! — вослед за резким взмахом руки Кречет вырвал из его шеи кровавые шипы, пуская на волю алую кровь из колотых ран. Впился когтями босой ступни в горловину тулупа. — Отвечай, что искал в моём шатре?! Наживы?! Ты нашёл здесь только смерть.       — Хальмур! — надорванный крик заставил наёмников обернуться. Сквозь их неплотные ряды проталкивался седой мужчина. Увидев парнишку, тотчас упал на колени, воздел руки в молитвенном жесте. — Господарь, смилуйтесь! Не может он вам ответить…       Услышав старика, парень, названный Хальмуром, запрокинул голову, будто бы потянулся к нему.       — О, язык ещё может спасти ему шкуру, — Кречет сильнее вжал когти в израненную шею Хальмура, держа над ним шипы из крови.       — Парень с рождения нем, господарь!..       Кречет убрал ногу, прошипев под нос проклятие и едва сдержавшись, чтобы не отвесить пинок. Хальмур неуверенно поднялся на четвереньки, не спуская с него опасливого взгляда узких раскосых глаз.       — Тогда ты ответишь, — встряхнул он рукой, отпуская кровь упасть на мёрзлую землю. — Отчего он решил обокрасть меня, а, старик? Я знаю способы умереть и попроще.       — Я сожалею… Мой племянник не всегда думает, что делает… Верно он и не помышлял о краже, господарь, он, как бы вам сказать… Простоват, малость.       — Дурак, — кивнула Мирле, заступая на сторону старика. Для важности шмыгнула длинным вздёрнутым носом.       — Если господарю так угодно, — не стал спорить мужчина.       Кречет прищурился к этой парочке дяди и племянника. Возможно, деревенские, а за хилым частоколом этой дыры они вчера откровенно красовались на местном торге. Парень подглядел нож на его поясе, ведь Ловчий самого Змея часто притягивал взгляды. А вот ему самому обращать внимания на лица вокруг, как оказалось, не помешает наперёд.       — Ты сам кто? — скрестил руки на груди Кречет.       — Я Гуннар, господарь, а это мой племянник Хальмур. Мы… шли в Скальный Град искать работу. К мятежу мы отношения не имеем, как и к любым смутьянам.       — Нелёгкая тебе доля выпала, старик, о дураке заботиться, — заметил Гэвир, стоящий поодаль, у повозок. — В Скальном немало работы, но чтобы вас обоих прокормить, тебе бы пришлось найти хозяина и пахать на него до зари.       — Я старый скиталец, я везде найду работу, — отмахнулся Гуннар, кивая на племянника. — Это вот ему хотел дело сыскать. Рисует парень уж больно складно, а кому вне стен больших городов сдались его таланты…       — Рисует?.. — повторил Кречет, заново приглядываясь к дураку. — И людей умеет?       — А то, господарь! Да так, что не отличишь. Деревенских девок вон, угольком сколько отрисовал, они всё скупили, да что за деньги у них… Потому и идём в Скальный, наниматься к благородным.       Кречет прикусил костяшку пальца, раздумывая над подарком судьбы. Без художника поиски Ригатсона по всему Северу грозили затянуться на годы.       — А ты сам, Гуннар, что можешь предложить? — протянул он.       — Я наёмник, господарь. За свою жизнь много чему выучился. Могу править кораблём иль грести на вёслах, знаю звёзды и грамоту, могу сражаться в пешем строю, лошадь подковать умею…       Кречет оттянул угол рта, а Мирле скосила на него глаза с подозрительным прищуром. Тем не менее, он от такого отказываться не собирался.       — Ты, Гуннар, верно, знаешь, перед кем стоишь. Я — Ловчий Кречет Змея Серебряного, — представился он, наблюдая, как бледнеет загорелое лицо старого наёмника. — И я ищу одного человека. Мне нужны розыскные портреты. Не переживай, Серебряный государь отплатит тебе сполна, если твой племянник постарается. В любом случае, ты можешь попробовать заслужить жалованье в моём отряде, если не оставишь парня.       — Воля ваша, господарь Ловчий, — сглотнул тот, уважительно склоняя голову. — Мы будем вам служить.       На лицо Кречета сама собой пришла ухмылка: ещё на шаг ближе к мёртвому телу Ригатсона у его ног. Жестом он разогнал публику, отворачиваясь к шатру.       — Тебе знакомо понятие «торг»? «Рынок»?.. — шепнула Мирле, когда он оставил дядю с племянником оправиться от потрясения. — У тебя с собой денег на всех не хватит, казна рассчитана только-только на…       — Мне нужны портреты Ригатсона, — прошипел Кречет, проходя по мягкому ковру в укрытии шатра и направляясь к сундуку с одеждой. — Без них мы можем сколько угодно скитаться по Северу. А так мятежники сами его нам выдадут, как только услышат о награде. К тому же, — обернулся он, скользя взглядом по теням за тканью, выискивая чересчур внимательных, кто мог их услышать, — моё имя и слава заставят их поверить, что у меня есть деньги. Змею об этом говорить необязательно.       Мирле смерила его скептическим взглядом из-под чёрных вихров и тяжело вздохнула, смиряясь. Наученная придворной жизнью, она была чересчур расчётлива и осторожна, чем то было нужно для их авантюры. По крайней мере, на этом этапе. И потому заботы о казне он доверил ей, как сведущей в счёте. Чтоб занять тревожные мысли.       Им предстоял долгий дневной переход через лес до глухой деревеньки к востоку отсюда, Топлых Горок, где, несмотря на близость к замку, окопались мятежники. Кречет получил наводку ещё давно: от пленника, которого разговорила пытка. Название, дорога, и то, что пламенную речь о злодеяниях Тёмного он услышал из уст обаятельного парня со шрамом по минувшей зиме. Кречет надеялся, что это послужит отправной точкой в его поисках Ригатсона. Иных зацепок попросту не было.       Когда он седлал кельпи, посланные в деревню за припасами Проныра и Лис принесли с собой послание из почтовой башни. На нетронутой сургучной печати поблескивал свернувшийся змей. Кречет вырвал лакированный цилиндр из руки наёмника, чувствуя, как жар испарины выступает на ладони от прикосновения к дереву. Лис, этот островитянин с косами, просто кивнул, уходя прочь.       — Либо он ещё не догадался заглянуть в сокровищницу, либо ты труп, — кивнула Мирле на меч у него на поясе, сидя на подножке повозки и шнуруя сапоги.       — Я не выдержу, — сорвал он печать и вручил цилиндр ей.       Мирле вытащила письмо, развернула, пробежала взглядом по строкам.       — Только выехали, и уже указания от господаря, — заметил Эгер Этерсон, возникая за плечом Кречета и кивая на лист ткани в руках Мирле. Никак в своих дорогих туфлях он зашил подушки, чтоб подкрадываться. — Что пишет?       — Ах, это, — растянул улыбку Кречет, заводя руки за спину и покачиваясь, из-под прикрытых век пытаясь представить дворянчика из Скального растерзанным на куски. — Да как обычно, обычные дела господарские…       — Да, как всегда, — протянула Мирле. — Всего лишь указания о маршруте, пара слов об обеспечении…       — Вот как, — кивнул Эгер. — Славно. Кстати, что за человека мы ищем, о котором вы обмолвились старику?       — Уже лезешь в дела государя, — голос Кречета стал тихим скрежетом металла.       — Без мыла, — добавила Мирле, сверля его взглядом исподлобья.       Эгер ругнулся, через силу отвесил подобие поклона и направился прочь. Кречет смотрел ему в спину, скалясь до того, что его начало потряхивать.       — Ни слова о мече? — обернулся он на Мирле, которая спрятала послание обратно. Та помотала головой, заставив его прошипеть. — Кшеровы рога. Он точно знает.       — Тебе надо что-то делать с этим, — пожурила она ему цилиндром.       Кречет только отмахнулся. Как она себе представляла это? Колдун, оружие Тьмы, который учится читать между битвами?.. Ему надо сделать что-то не с собой, а с тем, чтобы ни один в его лагере и не заикнулся говорить об этом.       — Ты ведёшь их, — напомнила Мирле. — А они пока что видят только новенький меч и серебро на кафтане, да то, что ты кусаешься больно. Ежели найдут хоть до чего докопаться, драть будут втридорога. Раскалённое горнило усмиряет только…       — Сила. — Он зло глянул на неё, но та и не думала заткнуться.       — Слушай, я немало времени с Бóргеллесом провёл, знаю, как полагается обращаться с неотёсанным мужлом, — она кивнула на наёмников. Как всегда на людях переходила в защиту, говоря о себе в мужском роде. — Особливо если хочешь, чтоб тебя не считали моуром с размалёванным личиком.       Кречет прикрыл веки от её внезапной заминки.       — Если хочешь смутить меня — не выйдет, — улыбнулся он. Кречет был собой в сурьме и шелках шлюшьего алого цвета, не стесняясь их после того, как узрел истинный ужас в глазах своих врагов перед ним таким.       — Эту ночь я слушал, — прошептала Мирле. — И ты прав, если боишься, что для них — просто змеева подстилка. Мелкая такая кусачая собачка вместо муфточки.       Кречет обернулся на лагерь, что лениво снимался в путь.       — Предлагаешь быть ближе к народу? — усмехнулся он. — Хуже не станет.       Если наёмники хотят видеть в своём командире воина, равного им самим, он покажет себя таковым. Мирле поболтала ногами на козлах телеги, когда он развернулся и размял плечи.       — Эгер! — окликнул он парня. — Чего стоит кровь Серебряного Плюща? Хочу взглянуть перед тем, как отпускать тебя в битву.       Обернувшись, тот хмыкнул своей свите, с полуулыбкой покачался на носках, набивая себе цену блеском пуговиц на солнце.       — Мне и в своём шатре неплохо спится, Ловчий.       — Откажешься от короткой схватки? — бросил тот. — Даже не потешишься победой?       Эгер обернулся на своих, сдвинул чёрные брови.       — Меня обучали лучшие мечники побережья, — его взгляд посерьёзнел. — Если так… в своих силах я уверен.       — Ради нашей дружбы, я не приму за богохульство твоё пренебрежение мастерством государя Серебряного, — Кречет сдернул вязаную митенку с запястья, затем вторую. Не к чему этому ублюдку знать, что меч он держал единожды в жизни, и то деревянный. — Я предлагаю схватиться на руках, только и всего. Ну?       Он развернулся, прошёл до бочки, стоящей посреди лагеря. Отметил тишину затаённых вздохов зевак. Красные колпаки заняли первые ряды, привалившись к тележным осям и взобравшись на тягловых коней. Гхаас отвлеклась от заточки ятаганов. Мирле свистнула, созывая остальных на зрелище.       — Я не идиот меряться силами с колдуном, — подошёл Эгер.       — В таком случае с меня гарантия того, что я не вскрою себе вены, — согласился тот, скидывая кафтан и рубаху, оставив лишь манишку на шее и перевязь с мечом на поясе штанов. Эгер проследил за тем, как на грубо обтёсанную скамью падает его одежда.       Белое солнце заиграло на тугих мышцах, когда он опустился на скамью и поставил правую руку на локоть на бочке. Перебрал пальцами в жесте приглашения. Его ногти дочерна пропитались кровью, но птичьих когтей на сей раз не было. С той ночи на Вышате, когда они прорезались впервые, готовые распороть Ригатсона за поцелуй с микеянкой, Кречет научился контролировать их.       Эгер опустился напротив, не забыв откинуть полы кафтана, взялся за его руку. Чёрные глаза с характерным косым разрезом прищурились. Мирле возникла над ними и ударом ладони по бочке дала отмашку. Тотчас их пальцы сжались на руках друг друга. Губы Эгера от напряжения поджались в тонкую полоску, бицепс натянул шёлковые нити рукава кафтана со скрипом ткани. Кречет почувствовал текущую на помощь магию и приказал ей не мешать. От колдуна не ждут физической силы, привыкшие видеть их костлявыми задохликами в чёрных балахонах. Солнце сияло в испарине на его плечах, мышцы едва дрожали, сдерживая их руки без единого наклона.       Гхаас устроилась поудобнее на дорожном сундуке, подперев ладонью челюсть и кусая губы. Ярло подбросил медную долю, делая ставку. Красные колпаки принялись подначивать их выкриками. Эгер схватился второй рукой за обруч бочки.       — Никакой магии… — процедил он.       Кречет вскинул брови, ведь ни одна вена под его белой кожей не стала темнее. И отпрыску Серебряного Плюща нечем было его попрекать.       — Сдаёшься?       Эгер оскалил зубы, когда его рука начала поддаваться под напором. Соскочил со скамьи, когда тыльная сторона ладони ударилась о крышку.       — Кшеров выр… — прошипел он, растирая руку. Кречет откинулся назад, не отводя глаз. — …выводок, вот же срань. Тяжёлая лапа у тебя, Ловчий.       А затем отвесил уважительный смешок. Кречет медленно поднялся, не позволяя себе резких движений, что выдали бы боль налившихся молоком мышц и подкатившую слабость. Но победа подарила боли сладкий вкус.       — Собирайтесь, — обернулся он на зевак. — Темнота должна застать нас у цели.       Им нужно серьёзное дело, на котором они отдохнут как следует. И там, в кровавой бане, среди пепла и огня, он покажет им настоящее колдовство. Уходя к своей кельпи, Кречет не сдержал тихого предвкушающего смеха. Плевать, что в Топлых Горках не окажется ни следа Ригатсона или любого другого мятежника. Он принесёт туда смерть. Он выстелет телами дорогу к Ригатсону, так, что очень скоро тот заметит за собой кровавый след.

***

      Окутанный темнотой подземный зал, смоляная гладь чёрных вод бассейна, наполненного кровью, предстаёт под его веками. Босые ноги ступают по хладному камню. Его кровь слышит голоса сонмов призраков, наполнивших этот бассейн. Глас прежнего мира под толщей скалы, ниже Пепельного Замка. Во тьме перед ним стоит Змей Серебряный, оголённый по пояс. Сам он ступает по влажному камню навстречу. Тот медленно разводит руки, черпая силу из влаги в воздухе, из густой темноты. И Тьма ползёт по его белой коже узором витых вен. Кречет повторяет, чувствуя испарину на голой коже, облепившую ноги ткань штанов.       И это новая из многих тренировок. Поэтому он направляет свою магию атаковать без пощады. Вновь и вновь, резать подобно серпам вслед за движениями рук.       Кровь Змея отбрасывает его, собирается из воздуха в острейшие иглы. Его собственная кровь встаёт на защиту, поднимаясь из вен, из широких пор, из капель пота. По смоляной глади озера пробегает рябь. Атака обрушивается на него, тысячей загнутых когтей впиваясь в кожу, причиняя нестерпимую боль. Но он не позволяет свету под веками ослепить его, держится в сознании и ловит капли крови Змея в своих ранах. Уже не жалится о них, но глушит их жгучее пламя, присваивая его кровь.       Змей переходит в наступление, ступая на поверхность озера, и смоль крови под его ногами обращается стеклом. Кречет ловит ртом воздух, единый с затопившей сознание духотой. И отвечает самой мощной атакой, на которую способен. Это то место, где им подвластно всё.       На Ангора обрушивается вихрь, сметающий его с ног, и тот уходит под поверхность воды. Кречет тянет на себя свою магию, пронося кровавые струи под потолком и возвращая в вены. Его мышцы гудят от напряжения сосудов, сознание плывёт. Но это то место, где он может стать сильнее.       За его спиной вырастает Змей, и его кожа черна от крови, кладёт ладони на его челюсть, запрокидывая голову к себе. В золотых глазах Кречета остаётся только мольба, жажда услышать хруст собственной шеи, жажда впиться поцелуем в его губы и сглотнуть чёрный язык. И Змей отвечает. Кровь собирается на его пальцах в острейшие когти, которые вонзаются в шею Кречета, с силой чертят рваные полосы вниз. Голова становится лёгкой.       Его вены распороты, кровь толкается с каждым ударом сердца, и Кречет шагает навстречу Тьме, проваливаясь с головой в воды бассейна. Призраки окружают его, шепчут, не умолкая, о крови и огне. О выпитых досуха Угодьях. О богах, стоящих над трупом прежнего мира. Вдыхая эту Тьму, он видит объятые пламенем руины, кострища и трупы без конца, видит силуэты Светлой Дюжины в грозовых небесах.       И выныривает он уже новым, весь в крови. Простирая руку, ловит ладонь Змея, чтобы подняться на скользкий камень. Тяжело дышит, поднимаясь на нетвёрдые ноги рядом с ним, без единой раны. Его вены полны новой силы, несоизмеримо большей. И это стократ лучше, чем секс.

***

      Круглая луна треснула ветками голых деревьев. В тихой ночи раздался глухой удар, слабый стон.       — Ловчий Кречет Змея Серебряного, — продекламировал Гэвир, держа за грудки пленника, только что отлепившего свою тушку от ствола сосны. — Вот кто перед тобой, шмаль.       Крестьянин, веснушчатый парень, стриженный под горшок, сглотнул и побледнел. Обернулся на фигуру за плечом Гэвира. Кречет облизал губы, чувствуя ужас в обращённом на него взгляде. Людей пугали золотые блюдца глаз, светящиеся во мраке, а заострённые черты его лица с прямой южной переносицей только оттеняли глазницы. Он приблизился, ступая по мягкому лесному пологу пожухлых листьев и мокрого снега.       — Ещё раз, — проговорил он тихо. — Как ты выбрался из деревни?       Высокий частокол оказался неприятным подарком судьбы, но вполне закономерным развитием событий для деревни, затерянной в лесу, кишащем хищниками. Всадников встретили запертые ворота и стрелы на натянутых тетивах. Но судьба Топлых Горок была предрешена с того дня, когда они приютили Ригатсона. А с тонущего корабля всегда бегут крысы, одна из которых была перед ними.       — Так оно, — сглотнул парень, теряясь перед разворотом острых плеч. Отчаянно рванулся, но Гэвир даже не покачнулся. — Оно там…       — Я могу расплести тебя по жилке, по ленточке, — проворковал Кречет, приближаясь. — Ты будешь чувствовать каждую каплю своей никчёмной крови. И я сделаю это, если ты не скажешь, как выбрался из деревни.       Парень судорожно сжал держащие его над землёй руки. Судя по хрипу, вырвавшемуся из его глотки, он подавился собственным языком. Кречет поморщился.       — Гэвир, привяжи его к дереву.       — Господарь, — выдохнул наёмник. — Стоит ли тратить кровь…       — Уже распоряжаешься моей кровью? — Кречет откинул волосы за спину движением головы. — Привязывай.       Тот послушно склонил голову, передал парня Лису и Ярло, а сам сходил за верёвкой. Парни сработали быстро. Кречет закатал рукава кафтана до локтей, выхватил из-за кушака кривой кинжал, примериваясь к крестьянину в хватке пут. Обернулся на огни лагеря в тёмном подлеске: среди теней шатров замерли наёмники. Он не видел их глаз, но чувствовал, что взгляды обращены на него. Никто из них не наблюдал воочию, что может сделать с человеком колдун крови. И он рад был показать все грани своей магии, дабы насладиться каждым вскриком ужаса.       Стянув перчатку, он полоснул себя над запястьем. Над порезом набухла кровавая черта, и сама тьма потянулась за движением второй руки.       Кровь вытекала, подобная дыму, растворяясь в прохладном воздухе. Парень затаил дыхание, ещё не догадываясь, что сейчас произойдёт. Он не был готов к боли. Но та возникла из ниоткуда, яркая, раздирающая, обжигающая и ревущая кровью.       Его кровью, его плотью, распахнувшейся и расплетшейся на тонкие ленты и жгуты. Из живота, из груди, рук и шеи, превратившихся в сплетение кровавых ремней, пульсирующих ослепляющей болью, затмившей глаза кровавой пеленой. Кречет захлебнулся в теплоте его плоти, запрокинул голову в объятиях жара. Своей кровью он чувствовал каждый оголённый нерв, каждую артерию чужого тела, подкинутую в ледяной, сковывающий болью воздух. Его руки безвольно упали, разум всецело отдался ощущениям крови. Парень видел танец своих кишок, рассечённых на жгуты вместе с содержимым. Осклизло блестящую дрожь своих мышц. Ночь пробрал вой боли, вторящий ему свист крови. Он не мог ни отвести взгляда, ни перестать чувствовать. Его горло распирал кузнечный мех, жаром и ознобом проносился спазм. Но всему когда-то приходит конец.       Боль стихла внезапно, не дав надорваться сердцу, пущенному в бешеный галоп. Его органы сплелись в единое целое и убрались под кожу, сомкнувшуюся вслед. Парень зажмурил горящие от сухости глаза, накренился, оттягивая верёвки, и его вырвало на разорванную рубаху.       Кречет зажмурился, выдохнул облачко пара, блаженно скалясь ледяной луне. Каждый раз как впервые.       — Гэвир, мне это никогда не надоест, — обернулся он на старого наёмника, благоразумно стоящего на краю поляны. Судя по лёгкому жжению, кровь залила белки его глаз, и скоро слипнет ресницы, засохнет чёрными потёками на веках. Он ещё не мог отдышаться. — Говори.       — Со стороны оврага брешь, — прохрипел парень. — Я… бегал к ручью, когда…       — Полезный навык, господарь Ловчий, — заметил Гэвир, не решаясь встречаться с ним взглядом, предпочитая смотреть на хрипящего пленника, залитого кровью. — Что делает с человеком вид его внутренностей… Теперь мы можем выступать.       Уголки губ Кречета дёрнулись вверх. Он подкрался к пленнику, вздёрнул его голову за челюсть, впиваясь когтями в рябую кожу, провёл большим пальцем линию над бровью, сдвигая остриженные волосы на одну сторону. Сходства почти не было, кроме страха в глазах загнанной дичи. Но даже такое убийство на время его успокоит.       — Мы ничего не потеряем от небольшой задержки, — решил он. — Или ты можешь выступать без колдуна.       Гэвир сглотнул, проследил за тем, как он проникает своей кровью в безвольное, но ещё живое тело, поднимая его на ноги.       — Господарь, разумно ли предаваться развлечению сейчас? Уверен, его Темнейшество государь Серебряный сказал бы то же самое.       — Государь бы разделил со мной трапезу и во время битвы. А, при должной кондиции, и койку. Ты бы знал, как это приятно. Быть… внутри по-настоящему живого тела.       — Не уверен, что…       — Гэвир, я не намерен спрашивать у своих подчинённых, кого и когда мне выебать.       Тот смущённо кашлянул, явно застигнутый врасплох его заявлением. Кречет мог его понять, примерного рамейского воина, у которого на глазах колдун тащит искалеченный живой труп в свой шатёр с намерением надругаться. Но парень не жилец после его пытки, а ему самому нужны силы, чтобы показать себя в битве.       — Ты зануда, Гэвир, — хмыкнул он, держа в поднятой руке поводок крови. — И что такой хороший человек забыл среди нас. Но если захочешь прочитать мне морали этой ночью… я буду только рад твоей компании.       — Я не хороший человек, — отступил с его пути Гэвир. — Я военный, и вы вправе поступать по своей воле.       Как он и думал, ведя истекающую сладкой кровью куклу через лагерь, зрелище было что надо. Наёмники замирали, стоило ему пройти мимо. Кречет мерял шагами мёрзлый дёрн на пути к багровому пологу, с упоением впитывая их страх. Эта ночь станет знаковой, но чтобы это свершилось, ему стоит восполнить силы. Кречет откинул полог шатра, направляя свою марионетку лечь на голый дёрн. Скинул одежду, перевязал волосы, глотнул из меха крепкого вина. И, залезая сверху на истекающее кровью неподвижное тело, окунулся в омут тёплой плоти.

***

      Деревня не спала и в тёмный предрассветный час. За крепким частоколом расхаживали дозорные. Крестьяне готовились к битве, уже зная, что враг близко. Их взгляды были прикованы к полоске чёрного леса. Меж деревьев летали огоньки — факелы в руках всадников.       Способных держать оружие в деревне нашлось почти полсотни. Пятьдесят человек, вооружённых серпами, вилами, топорами и отчаянием, против тридцати бойцов Кречета, не вооружённых только Бездна знает чем. Исход был предрешён.       Прыть, — в холке зверюга достигала сажени, — склонила к траве голову, позволяя Кречету заскочить в высокое седло. Когтистые лапы в нетерпении взрывали землю. За ним из мрака выступали другие. Гхаас обнажила ятаганы в обеих руках, привязав ноги к стременам. Гэвир в пешем строю положил на плечо тяжёлый молот. Микейцы скалились стальными улыбками кинжалов. Островитяне держали наготове топоры и круглые щиты. Все они предвкушали битву. Кречет в последний раз оглянулся на своих наёмников, погладил лоснящуюся гладкую шерсть на испещрённой шрамами шее кельпи. Заметил в подлеске троицу в красных колпаках, что держали обмотанные соломой наконечники стрел над пламенем факелов. Все были готовы. Он пустил Прыть в длинный прыжок, и повёл за собой отряд.       Всадники на похожих чудовищах рассредоточились по полю. Они погнали кельпи к оврагу. Прыть стелилась чёрной тенью над лугом, ведя стаю за собой.       Свистнули тетивы часовых. Землю ужалили стрелы. А затем в безлунных небесах зажглись звёзды, упали на крыши домов, и огненные змеи побежали по соломе. Кречет различил в серой темноте брешь частокола, наскоро заложенную досками. Выхватил из-за кушака кинжал, глубоко разрезал кожу над запястьем, высвобождая поток силы. Ударил сплеча, не отпуская кинжала, и кровь хлыстом проломила подгнивший сруб. В пыли и ворохе щепы Прыть ворвалась в деревню.       Толстая змея крови свернулась вокруг Кречета, осиянная огнём занимающегося пожара. Навстречу ему выбежали кметы с вилами, и кровь обратилась лезвием серпа, упала на них. Прыть перескочила через трупы, освобождая дорогу остальным. Всё новые и новые кельпи появлялись из клубов оседающей пыли, последняя напрочь разломала стену. За ними с криками и блеском клинков забегали наёмники.       — Смерть мятежу! — выкрикнул Кречет, коленками разворачивая Прыть, обрушивая кровь на новых и новых селян. Та вилась спиралью вокруг него, бликуя от огня. — Смерть всем богопоклонникам!       Под их клинками ломались в щепки древки копий и лопат. Кречет замер, тяжело дыша среди летящих по ветру искр, вонзил иглы крови в селян, что ещё пытались дать отпор, прибил их жалкие тела к бревенчатому срубу. Прыть бросила растерзанное тело, прижала его лапой, запрокинула голову и зарычала.       — Веселитесь! — раскинул руки Кречет. — Убить всех, кто даст отпор! Остальных — к столбу.       Огонь занимался, раздуваемый ветром. Звёзды померкли за маревом чёрного дыма, темнота схлынула с деревни, боясь языков пламени, пожирающих всё и вся. Ломающих крыши, бревенчатые стены, перекрытия… Людей, выбежавших из охваченных пламенем изб, сгоняли на главную площадь. Наёмники выламывали двери и лазы в погреба, тащили женщин и детей, по пути добивая мужчин.       Жителей было не так уж много. Все, кто мог держать в руках оружие, лежали у их ног, залитые кровью. Гул пожара заглушал крики и плач. Гэвир сновал вокруг толпы, сбивая людей плотнее, телами друг к другу. Какой-то ребёнок упал, и поверх голов в него пустили стрелу.       — Вытаскивайте по одному! — приказал Кречет, вставая на стременах. — Государю нужны колдуны.       Ярло спешился и обнажил короткий меч. Лысую, пёструю от татуировок голову коренастого мужчины залила кровь, но ни одного пореза на нём не было. Он схватил за руку первую женщину, лепечущую молитвы сквозь слёзы, и надрезал ей вены. Упала кровь — красная. Ярло подсёк её под ноги и перерезал глотку. Толпа содрогнулась и кинулась, роняя своих и запинаясь о трупы. Кельпи остановили их.       К Ярло подтащили ещё одну женщину, упиравшуюся и кусающуюся. Её кровь тоже была алой, алее закатного солнца. Ярло поднял её голову за подбородок, стиснул ягодицу.       — Крепкая. За неё заплатят, командир, — сверкнул улыбкой, поднимая взгляд. Кречет кивнул. — Пошла, сучка…       Следующей была девчонка с длинными грязными патлами до колен. Её тонкую ручку Ярло едва не переломил пополам, срывая с губ надрывный крик. Кровь, окрасившая кожу, была тёмной. Мужчина подтолкнул её к кельпи командира, и та упала в грязь, влажную от крови. Кречет скатился с седла и поднял девчонку за волосы. И отпустил, потому что это была не девчонка.       — Откуда ты здесь взялся? — протянул он.       Мальчишка лет тринадцати от силы, в рубахе до пят, смотрел на него во все глаза, стоя на подгибающихся ногах. Ярло скользнул маслянистым взглядом по выпирающим костям под рубахой.       — Даже не думай, — Кречет схватил мальчишку за щёку, всматриваясь в грязное личико. Вздёрнутый нос, длинные ресницы, заячья губа, отчего лицо походило на кошачье. Не красавец, но тёмная кровь говорит сама за себя. — Это для Змея.       Больше тёмной крови они не нашли. Ярло отобрал ещё шесть женщин и двоих детей, которых бы купили на невольничьем рынке. Уезжая в ночь, они оставили пламя на трупах, чтобы ни один мятежник не вернулся за ними, обратившись призраком под снегом.       Топлые Горки, один из оплотов мятежа, были стёрты со всех карт. Спустя пару дней ветер рассеял пепел по полю, а спустя несколько лет только гнилые опалённые брёвна говорили о когда-то процветающей деревне.

***

      Над светлеющим горизонтом, над гребёнкой тёмного леса всё поднимался смоляной дым, и тягостно молчала алая заря, пока они решались зайти в дом, где остановился путник. Наслышанные о его делах, о непросыхающей полосе крови, тянущейся по его следу, о просеке, выложенной трупами, о нечеловеческой его силе, шёпотом уговаривали друг друга переступить порог. Хозяин постоялого двора проводил их хмурым взглядом, назвав комнату. За притворённой дверью коптила одинокая свеча во мраке. Он сидел у окна, глядя на зарево. Просители притихли, увидев прославленный страшный меч, обёрнутый в прочную замшу, приставленный к стене.       — Господарь, — прошептал один из них, и тут же упал на колени. — Избавьте от напасти…       — От какой ещё… — проворчал тот, оборачиваясь.       По широкой спине мазнула белая коса, настолько длинная, что концом мела по полу. Острые, изорванные как у кота уши повели в сторону звука, но, когда он обернулся, подставив тусклому свету лицо, у просителей не осталось слов. Ведь в сравнении с прочими эйлэ, каких рисовали сказки, у него не было ни тонких черт, ни возвышенной красоты. Широкое плоское лицо сплошь покрывали шрамы, узкие раскосые глаза пронзали насквозь, средоточения колючего мрака.       — Избавьте нас от Ловчего, господарь, — пролепетал проситель. — Наш город заплатит сполна чистым серебром.       И, в подтверждение своих слов, протянул руки, полные звонких монет. Губы наёмника изогнулись в мерзкую улыбку, от уродующих шрамов больше похожую на кривой рубец. Он вернулся взглядом к зареву и столбу дыма пред ним, пренебрежительно хмыкнул.       — Я не враг себе, чтоб идти против Змея.       — Господарь, — проситель стянул с лысины шапку наместника, подполз на коленях ближе, судорожно вдыхая неестественный холод, которым был наполнен воздух рядом с наёмником. — Мы соберём деньги со всех предместий, я отдам часть сбережений… Ведь Ловчий это сущее чудовище, не человек… Ведь…       — Я — ваша последняя надежда, — подсказал эйлэ, щурясь как сытый кот. — Ведь я тоже не человек, так удачно зашедший к вам на двор. Но придётся сильно постараться, если хотите оплатить мои услуги.