***
Вечер опускался на поля, и искры костров летели высоко в сиреневое и прозрачно-голубое небо. Кет вылил на голову последнее ведро, смывая зольную пену. Кое-как промокнувшись холстиной, натянул рубаху, взялся за гребень. Он так давно не был у цирюльника, что волосы отросли ниже ушей, но подстригать их без нормального зеркала он бы не решился. Конечно, можно было попросить Илейн, но свои она привыкла просто-напросто сбривать. — Хочешь пропустить собственный праздник? — та как раз стояла в дверях, скрестив на груди руки. — Эта Леська, похоже, уже под венец готова тебя повести. — Боги… — сдавленно засмеялся он. — На что нам это всё?.. — Слава пришла, откуда не ждали, — хмыкнула Илейн. — Ну же, пропустишь все хвалебные баллады. Он нехотя поднялся, вышел в сумерки, осиянные огнями костров. В поле играла музыка, улетая с весенним прохладным ветром. Деревенские девушки с цветами в волосах плясали хороводом, задирая юбки белых платьев над босыми ногами. Микейские танцовщицы кружили в цветастых одеждах, бренчали колокольчиками, отбивали ритм в звенящие бубны в шлейфе лент. Кет остановился на кромке света. Не в первый раз он чувствовал себя чужим на празднике жизни. С ночи на Вышате, когда им, одолевшим грозного стража пещеры, также возносили хвальбы, осталась лишь горечь на языке. Тогда всё закончилось их расставанием с Сеггелом, отбытием корабля под полосатым парусом в песчаный Златнекор. Илейн, должно быть, запомнила всё иначе. Ведь в ту ночь она убила хозяина, Морового Лекаря, что оставил клеймо на её щеке. Она рассталась с прежней жизнью, не оставив в той ничего, о чём бы она могла жалеть. В отличие от него. В стороне от всех сказительница проводила рукой над ребристой поверхностью металлического диска, и сквозь её пальцы сыпались мелкие птичьи косточки. И стоило ступить в круг света её костра, как микеянка, не поднимая головы, жестом усыпанной кольцами руки приказала ему садиться напротив. Кет послушно опустился на голую землю, скрестив ноги. — Извините, — шепнул он, когда она собрала с диска косточки и принялась перебирать их в руке. — Я слышал ваше выступление на площади Вершунгарна. Я хотел спросить о деталях той истории… — Это просто история, — улыбнулась сказительница из-под ниспадающих тяжёлых кудрей, в которых плясали маслянистые блики огня. Её лицо испещрили морщинки, и Кет понял, что она куда старше, чем ему сперва показалось. Заметив его заминку, она обратила на него пронзительный взгляд больших черных глаз. — Я Яшеи́да, но рамейские языки зовут меня Сказочницей. Вот только ты ведь не из их числа, Герой? Ты не считаешь, что это сказки. — Не надо так меня называть… — Кет смущённо потёр шею, ведь волосы ещё не просохли и намочили воротник. — Но ведь я права, — шире улыбнулась Яшеида. — Этот путь изначально был под твоими ногами, хоть ты и брёл вслепую, но теперь туман рассеивается… Кет поёрзал на голом дёрне, понимая, что это всего лишь общие слова, применимые ко всем. Верно, для гадалки такие фразы уже данность. — Видишь будущее? — глянул он на кости с долей опаски. — Можешь сказать мне что-то? — Не знаю, — протянула Яшеида, перебирая их в руке. Кет потянулся за пояс за кошелём, но та вскинула ладонь, останавливая. Покачала головой. — На моём круге так мало полей, так мало он может тебе сказать… Я гадаю не на мировые судьбы, не на войны и падения империй, а, скажем, на верность жён. — Мне большего не надо. Яшеида с прищуром глянула поверх голов на народное веселье, найдя кого-то среди толпы. Кет проследил за её взглядом и с удивлением заметил Илейн среди микейских девушек. Она смеялась и танцевала под быстрый ритм бубнов и звонкий смех. — О ней не беспокойся, — промурлыкала с хрипотцой Яшеида. — Скорее уж ей я должна кидать на тебя кости. — Нет, — понурил он голову. — Брось мне. Пожалуйста. Он так редко видел веселье на лице Илейн, что решил её не тревожить. Была бы его воля, он бы не втянул её в эту историю. Ловчий был только его проблемой. И только ему предстояло расхлёбывать то, что он начал на Вышате. — Огни и вихри… — пробормотала она, встряхивая кости в клетке узловатых пальцев. — Грозы или пожары… Мать огня, мать псов… Множество имён… Кости упали на круг и рассыпались, задерживаясь в гранях замысловатого узора. Кет понял, что на них начертаны странные знаки, и что он не знает, чьи именно это кости. Яшеида задержала взгляд на них, подпирая челюсть кулаком. — Бессмысленно, — вздохнула она. — Или же эти знаки слишком далеки от меня. Не будь ты собой, я бы подтасовала их. — И что ты видишь, — Кет тоже уставился на кости, будто что-то в них понимал. — Вижу троих, — указала она пальцем на группу костей. — Трое, а над ними бури и грозы, затем двое, и вокруг безмолвие, пустота… зима. Суровая, вечная зима. — Что за двое? — Они будто бы одно целое, ненависть, злоба и смерть, — прошептала сказительница. — Страх, всеобъемлющий страх, что они несут с собой. То время, когда они были тремя — единственный свет, что я вижу здесь. Но его так мало… — Ты видишь там что-то про меня?.. Яшеида медленно покачала головой. — И свет, и тьму, а большего кости не скажут. Им и так тяжко видеть всё то, из чего выстелен твой путь. Она обратила к нему чёрные глаза и тепло улыбнулась, будто бы стала ещё старше. Кет поймал себя на мысли, что у неё может и не быть возраста, что ей может быть куда больше или значительно меньше, что бы он ни предположил. — Спасибо, Яшеида, — проговорил он. — Мне… надо обдумать. Кет замер, не отрывая взгляда от россыпи костей. Несмотря на близость огня, его пробрала дрожь, он поднялся с земли, отряхивая штаны. — Не принимай близко к сердцу слова Сказочницы, — хмыкнула та ему в спину. Он услышал звук переброса костей, словно ей самой было неуютно сидеть рядом с их тёмным предсказанием. — Если хочешь знать, она тебя любит. Кет опустил голову, бредя в полумраке пляшущих огней. Он и так знал это, и от знания каждый раз щемило в груди. Сколько бы он ни врал себе, но понимал, что не сможет дать Илейн ничего взамен. Они оба были искалечены, и оттого, наверное, тянулись друг к другу. Но и только. Дальше поцелуев дело никогда не заходило, даже когда Илейн сама того хотела. Он не мог калечить её снова, после того как ей пользовались в рабстве в куда более нежном возрасте. Вряд ли всё то, что она запомнила, было искренним, а не выученным. А меньше всего он хотел бы видеть покорность и смирение в её глазах. Кет нашёл поваленное дерево на краю поля, откуда открывался вид на праздник. Огни плясали в клетях ветвей. Лёгкой щекоткой под кожей они отзывались ему, готовые по указке взметнуться к звёздным небесам. Множество раз он задавался вопросом об источнике этих сил. Ужасные, неутешительные догадки то и дело закрадывались в голову. Но единственное, что он мог — это обуздать огонь, чтобы не навредить невзначай, чтобы обратить силу к свету. А если он не сможет, станется, что он чудовище, опасное для всех, к кому ни прикоснётся. И что всегда был таким, и когда спалил дотла Вершки, и когда согревал в холодную ночь. Кет задержал взгляд на одном из двух белоглазых, долговязом рыжем парне, который смеялся чуть ли не громче всех. Что-то в его улыбке, его остром профиле и прищуре золотых глаз было общим с тем Сеггелом из прошлого. Разве что нос был вздёрнутым, а не прямым, а волосы завивались на концах. Как назло, парень его внимание тотчас заметил и поднялся навстречу с двумя пенными кружками. Кет запаниковал, усиленно делая вид, что занят своими руками, но вот белоглазый уже шлепнулся на бревно рядом с ним, не переставая скалить широкую лыбу с кружками наперевес. Одна тотчас оказалась в руке у Кета. — Эй, большой геройский парень, — тот подался к нему, сжимая его бицепс. — Тоже стало скучно здесь? Эй, я могу помочь. — Слушай, ты не… Не надо, я… — Я Гвине́, — только шире улыбнулся он. — А ты сегодня прославился, да, геройский парень? — Ты не так всё понял, — попытался отстраниться Кет, но его удержали за рукав. На щеках Гвине расцвел хмельной румянец, слова склеивались через раз. — А по-моему так, иначе как ещё понимать то, что ты сидишь тут один и пялишь на меня, э, Герой? — Слушай… Гвине, я знал одного белоглазого, вот и всё. Он был мне… другом, вот я и… — Ну, такое вообще не по мне, чтоб ты знал, — нахмурился тот, сосредотачивая на нём взгляд. Кет сглотнул, потому что его глаза так же светились в темноте и ярко бликовали от костра. Гвине моргнул, сгоняя наваждение, стал будто бы серьёзнее, что не вязалось с простоватым веснушчатым лицом. Отхлебнул из кружки. — Кем был твой белоглазый? — Он был… лучшим для меня, — Кет сглотнул комок в горле. — Я так хотел, чтобы у нас с ним всё сложилось, чтобы мы вместе отправились в Златнекор, и так по-дурацки его потерял. — Э-ээ… и теперь ты хочешь задобрить его душу?.. — Нет, он жив! — вскинулся Кет. — А, так тебя бросили, геройский парень… Ну и дрянь этот твой белоглазый! Он что, слепой был? Ну, если ты конечно был не совсем плох. — Мы… у нас ничего не было, — пробормотал Кет, отводя взгляд. Сколько раз оно могло быть, но всё что-то грозило испортить. И в последний раз он это сделал сам, он всё разрушил. — Эй, а ты рамеец или микеец? — вдруг прищурился Гвине. — Или… да ты помесь. — Я… не знаю, кто я, — выдавил Кет. Это было правдой. Ни рамейцы, ни микейцы не раскаляют голыми руками металл, не сжигают людей за пару мгновений и не обращают деревни в пепел. — И… что я. — Ну-у, — протянул тот с ноткой обиды. — Да, даже будь ты микейцем, ты всё равно расист, что и рамеец. — Это ещё почему?.. — А типа если ты принадлежишь к угнетаемому народу, ты не можешь быть расистом? Да что те, что эти также делят людей по крови и также ссут на всех, кто не из их деревни, поверь, — Гвине привалился к нему, чтобы похлопать по плечу, — твой белоглазый тебя из-за этого и бросил. — Да? — в сомнении поддался ему Кет, хотя не был уверен, что Сеггел проводил черту между расами, чтобы ненавидеть его из-за сомнительного происхождения. Насколько он мог судить, в Сеггеле смешалась и рамейская, и восточная кровь. — Слушай, да не грузись ты так, отболит и забудется. Лучше трахнись с кем-нибудь, такая ночь пропадает, — кивнул он на кружок девчонок, поднимаясь с бревна на подгибающихся ногах. — А я пойду наверну ещё чарку и попробую склеить того мрачного громилу из кузницы… Ох, надеюсь, он врежет мне чем помягче своего лома… Да, врезать мне не повредит… Гвине ушёл, а Кет так и промолчал, что его совет улетел в пустоту. Что у него не было опыта ни с мужчинами, ни с женщинами, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей на эту ночь. И что всё происходящее между ним и Илейн нельзя было назвать любовью. Близостью, да, доверием, взаимной поддержкой, но не любовью. К тому же, микеянка никого, кроме него, не подпускала к себе: мужчины оставили на ней столько ран, что, Кет подозревал, они ещё долго не затянутся, даже если никто не будет видеть её шрамов. Он действительно не знал, как и что делать, и не хотел портить своей неловкостью веселье. Так что продолжил сидеть и отпивать подогретой гимели, чувствуя себя и лишним, и привязанным, и проклятым всеобщим вниманием праздника в его честь.Глава 4. Новое солнце
28 июня 2024 г. в 18:53
Над полем сухой травы, которое ещё не успели прибрать под посевы, показалось солнце, поднялось за берёзовой рощицей. Деревня, — десяток полуземлянок, по весне вырастающих из-под тающего снега, и пара ангаров для скотины, где и примостился балаган вместе с лошадьми и коровами, — уже опустела: люди с рассветом ушли в поля, а скот выгнали пастись. Стояла тишина, полная суеты домашней птицы и сонного блеяния овец в загонах.
Кет облокотился на бревенчатую стену ангара, глядя вдаль и перекатывая в зубах травинку. Снова их приютили незнакомые люди, снова из одной добродетели, которую они внаглую грозили опорочить какой-нибудь выходкой. По-другому пока не выходило, и такое спокойное утро его тревожило.
Илейн сыпала искры с топора, раскручивая педалью точильный круг. Поднявшись от работы, смахнула капли пота со лба и оглядела скудные запасы местного кузнеца.
— Да уж, идея найти здесь оружие была заведомо провальной, — вздохнула она. — У него даже вилы ржавчина проела.
— Можно пойти на Тёмного с косой, — кивнул Кет на орудие, которое сегодня не взяли косцы. — Выглядит внушительно и… хрупко. Да, ты права. Ничего из этого не сойдёт даже на переплавку.
— Какой мятеж, когда у нас нет даже оружия… — Илейн в отчаянии запрокинула голову. — У них колдуны крови, наёмные армии, а у нас… топор, и тот краденый.
Кет поднял на неё обиженный взгляд.
— Ну и ты, — фыркнула она. — В одиночку пойдёшь поджаривать Змея?
— Я хотел сказать, на нашей стороне боги, — насупился Кет. — Кто-нибудь из них. Наверное.
Илейн скептически фыркнула. Он и сам понимал, насколько мал шанс, что Светлая Дюжина заступится и поможет им хоть малой частью своих сил. Боги могущественны и падки на лестные мольбы, но они и горды, и явно предпочтут расправиться с Тёмным своими руками, чем полагаться на людей.
— Я знаю, что ты думаешь. Но мне хотелось бы верить, что какая-то часть божественной силы у нас будет, — сказал Кет. — Иначе ведь совсем печально. Мы организовываем это всё уже год, а все наши результаты — это карты подступов к Замку…
— И внимание Ловчего, — указала на него Илейн древком топора, снова поставила ногу на педаль, приводя в движение старый механизм. — Раньше мы хоть могли без опаски светить лицами, теперь…
Вместе с шорохом точильного колеса раздался тонкий вскрик. Илейн навострила уши, покосилась в пустой оконный проём. Все деревенские ушли на вспаханные поля. Но крик доносился с брошенного поля, где ещё не убрали старую траву. Кет выпрямил спину и посмотрел поверх крыш, чувствуя, как земля покачнулась под ногами.
— Ина, — прошептал он. Потянулся взять у неё топор.
Илейн вышла из амбара следом за ним, тоже наблюдая, как по полю идёт огромный, смахивающий на массивного медведя на задних лапах зверь. С массивных клыков свисали нити слюны. Плоская кожистая морда скалилась, обращённая к чему-то в траве.
— Тролль, — выдохнула Илейн. — Здесь?..
Сквозь бурьян продрался, путаясь в собственных спущенных на лодыжки штанах, взъерошенный парень, белее собственной рубахи. Упал на голые коленки, и с подвываниями пополз к ним за плетень. Вот только крик был женский. И тролль явно нацелился на что-то в траве, ускоряя шаг.
— Ты же не собираешься… — покосилась на него Илейн, но рядом уже никого не было. — Кет!
Он шёл на поле, вперив взгляд в громадную мохнатую тушу и думая только о топоре в своей руке, чувствуя его тепло. В траве он заметил лежащую девушку в длинной ночной рубахе. Похоже, страх обездвижил её, в отличие от парня. Тролль протестующе взревел, вскидывая над собой передние лапы.
Кет сжал зубы, глядя на высоту двух саженей, и, когда лапы ударили кулаками оземь, то ушёл вбок, шагнул ближе к брюху зверя. Мимо него просвистели тупые загнутые когти. Тролль обернулся, но Кет был быстрее. Топор натужно просвистел в миг удара, металл увяз в густой шерсти, с шипением сыпля искры. Тонкие струйки огня пробежали по древку, раскалили лезвие. Кет вжал его, и топор расплавил шкуру насквозь.
Шипение и запах прогорклого жира наполнили воздух. Тролль взревел, пытаясь достать его лапами. Кет увернулся и вынул топор, рассыпая от того по сухой траве яркие искры. Пламя взметнулось мгновенно. Кет не отрывал взгляда от раны тролля, от струи густой крови, бьющей на шерсть.
Он замахнулся снова, чувствуя, как металл становится мягче, как шипит воздух и хрустит под ногами почерневшая трава. Тролль попятился от огня, поймавшего их в кольцо. Но Кет обязан был довершить дело. Он уклонился от удара лапы и сделал выпад. Вослед потянулись языки огня, мазнули по мохнатой шкуре. Тролль распахнул пасть в гортанном рыке. Порвались нити слюны, Кета обрызгала пена и ошмётки тухлого мяса.
Огонь резво трещал в шерсти, и Кет отвлекающим манёвром бросил пламя в сторону, чтобы подобраться ближе. И вогнал топор в живот зверя. И снова, протягивая нити вязких внутренностей за раскалённым металлом. Тролль повалился вперёд, и Кет не нашёл ничего умнее, чем выставить руки над собой перед тем, как его накрыло обмякшей тушей.
Когда, расчищая себе путь сквозь горелый мех и закопчённые потроха, он выбрался на свободу, то едва разлепил глаза от крови. И тут же пожалел, ведь их неистово защипало. К его удивлению, огонь не побежал дальше уничтожать поле, а послушно горел на дёрне вокруг них.
Перед ним лежала девушка, которой удалось едва отползти. Она потеряла сознание, и только чудом её не задело. Кет поднял её на руки, стараясь не сильно замарать рубаху. Обычно его пламя, алое и яростное, пожирало всё, до чего могло дотянуться.
Разлепив глаза, он увидел толпу на краю поля. Жители деревни и балаган собрались на зрелище. Кет выдохнул струйку пара: и ведь они всё видели. Конечно же, там стояла и Илейн, скрестившая на груди руки. Похоже, его маленькому секрету настал сокрушительный конец.
— Он спас Лесю! — выбежал староста деревни, распушив бороду и показывая на них пальцем. — Тролля в одиночку одолел! Во герой!
— Он его прям там разделал!
— Леська, дура, спасена!
— Геро-о-ой! — зычно крикнул кто-то из балагана.
— Леська-а-а… — протянул её парень из-за плетня.
— Герой! Герой! Герой! — запрыгали над плетнем детские головы.
Леся очнулась от шока, воззрилась круглыми глазами на своего спасителя, подтянулась и крепко впечатала губы ему в щеку. Деревенские начали голосить несвязные восторженные реплики. Кет стоял, залитый кровью и потрохами, с девушкой на руках и совершенно потерянным видом.
— Герой… — вздохнула Илейн, и уронила лицо в ладонь. — Вот и прославились.