Последняя надежда

Вечерами на Вонючей площади собиралось полстолицы. Нельзя сказать, что это была лучшая половина, однако новоиспечённые актёры в лице бывшего бродячего поэта и всё-ещё-короля мало заботились о составе публики. Вернее, не заботился Ант, а Шарль просто следовал его примеру, послушно закинув узел с платьем на спину порядком уставшего белого коня. – Значит так, нам сейчас надо найти свободное место, – деловито приказал поэт. – Ты постой здесь, я пойду поищу. Спутник короля быстро скрылся в тёмной, шумной, пахнущей пивом толпе, а Шарль крутил головой, стараясь осмотреть будущих зрителей. Основной контингент сидящих на площади, надо признать, был в весьма и весьма нетрезвом состоянии. Повсюду распевались песни, всего пары строчек которых хватало, чтобы юноша покраснел, длинные столы ломились от всяческой снеди, уже порядком подъеденной, а под столами земля блестела от жира и пролитого пива. Всюду в пятнах огня редких фонарей бегали лохматые грязные собаки, хватающие брошенные кости и ошмётки мяса. Внезапно над ухом Шарля раздался грубый голос: – Так-так, кто это тут у нас? Девка в мужском тряпье? А ты нич-чего... Такая... – говорящий был явно не в себе, и король вздрогнул. – О, смотри-ка... Солныш-к-ко... – с этими словами высокий мужчина бандитского вида упал прямо рядом с перепуганным юношей. – О, ещё один, – неизвестно как оказавшийся справа Ант презрительно покачал головой. – Я тут уже с десяток таких тут встретил. Курят всякую дрянь, а потом им мерещится не пойми что. Дураки, что с них взять! Да ты чего стоишь, как камень? Пойдём быстрее, а то место займут. Шарль чуть заторможенно двинулся вслед за юрким поэтом, ловко лавирующим в однородной вонючей массе толпы. Спутник короля не обманул: среди моря голов, ног, скамей и столов нашёлся достаточно просторный свободный клочок утоптанной земли. – Лошадь помещается, мы помещаемся... – бормотал Ант. – Отлично. Ну что, надень платье, и приступим! И они приступили. Спектакль шёл неплохо и даже пользовался некоторым успехом среди некоторой части ещё не совсем окосевших зрителей, но когда новоиспечённые актёры дошли до кульминационной сцены, всё пошло не так, как планировалось. – Атилло, ты ли это? – нарочито тоненько и высоко вскричал Шарль, облачённый в серое платье, которое висело на нём странно, потому что ни у короля, ни у поэта не было опыта надевания кринолинов. – Да, Дедеманна, – мрачно произнёс Ант. – Прилёг бы ты, о мой лучезарный господин! – А ты молилась на ночь, Дедеманна? – Да, государь души моей и тела. Но мне, ты знаешь, не помогает. Я всё равно грешна, и доказать могу, Насколько развращённа. – Так помолись ещё разок, Чтоб грех очистить. – Никак ты снова школьниц из окна повозки увидал, Мой сладострастник милый? – О небо! Она не готова к смерти! – Что это значит? Ты сказал «она»? Видать, другая появилась? Нет, не таи, откройся, умоляю! – Скажи-ка лучше, Дедеманна, Ты подарила платок заветный Каццио? – Нет, я клянусь, я сердце вырежу, если это правда! – Ага, попалась, хитрая лиса! Я подловил тебя на слове! – Ант-Атилло ткнул в лицо Шарлю-Дедеманне грязным платком. – О, не есть мне сахар, если вру! Клянусь душой, клянусь любовью, Я не дарила эту тряпку! Да и кому она нужна? А с Каццио, конечно, я утехам предавалась, Да только ведь ты сам не очень верный муж, Коль слухам верить. – Ах, оскорблять меня решила?! Умри же, жалкое созданье, Надевшее личину божества! – Атилло занёс кулак над головой несчастной Дедеманны, и всё было бы решено, если бы спектакль не прервало появление стражи. Два неустойчивых стражника, качнувшись, повернулись к низенькому пожилому мужчине с огромными, закрученными кверху усами. – Это они? – Да! Они украли мою идею! – завизжал усатый. – Они ставят спектакль по моей пьесе! Окружающая толпа ошалело пялилась. Стражники нечасто появлялись на Вонючей площади. Более того, они никогда там не появлялись. Так что событие было в высшей степени удивительное. – Госпо-да... Вам... Надо пройт-ти... В Участ-ток, – неуверенно пробормотал один из стражников. Шарль и Ант переглянулись. Дело принимало дурной оборот. – Послушайте, произошло недоразумение, – поэт жалостливо склонился перед усатым, – эту пьесу написали мы. – А идея моя! – усатый был непреклонен. – Вы вообще знаете, кто я? – Нет? – робко спросил Ант. – Как это нет? Я Луи Шикспирро, лучший драматург мира, классик трагедий, гениальный поэт.... – Постойте-ка, гениальный поэт здесь я! – возмутился спутник короля. – Слыхом не слыхивали о тебе, самозванец паршивый, твои спектакли не смотрели, так что идея наша, её вот он предложил! – Ант указал пальцем на подозрительно смутившегося Шарля. – Э-э, Ант... Дело в том... – робко прошептал Шарль. – В чём? – напрягся поэт. – В чём дело? – Идея его, – быстро произнёс король. – Я был на его спектакле. – Дура-ак... – протянул Ант. – Ну и зачем ты это сказал? Нам теперь конец. Наверняка ещё и побьют. – Стража, заберите их! Они сами признались, – Луи Шикспирро радостно потёр толстые руки, унизанные аляповатыми перстнями. – И держите их в Участке до тех пор, пока не выплатят залог! Неустойчивые стражники кивнули и схватились за неудачливых актёров. Молодой король потянулся было к поводьям коня, но Шикспирро оказался быстрее. – А лошадка неплохая, я её себе заберу, – торжествующе взвизгнул он. – Прощайте, нарушители авторских прав! – с этими словами драматург, пыхтя, залез на коня и уехал куда-то вглубь всё ещё ошеломлённо молчащей толпы. Шарль и Ант, всё ещё в сценических костюмах, понуро побрели, с обеих сторон сопровождаемые стражниками. Пьяная толпа дёрнулась, облегчённо выдохнула (стражники не будут разгонять) и вновь вернулась к шумным попойкам, потеряв всякий интерес к происходящему. По дороге в Участок один из служителей порядка всё-таки не удержался и грузно плюхнулся в какую-то лужу, а второй бросился поднимать товарища. – Эти тоже накурились той дряни, – шепнул Ант на ухо Шарлю. – Давай свалим по-быстрому, они и не вспомнят завтра, что мы такие есть. – Нет, Ант, я виноват и должен понести наказание, – твёрдо заявил в ответ король. – Ты как хочешь, а я пойду. – Да не брошу я тебя, – Ант тяжело вздохнул, – куда денусь. Стражники вернулись, вернее, один притащил второго, и вся компания продолжила путь в Участок. Стражнический Участок на самом деле был достаточно безобидным местом: там сидели либо отпетые пьяницы, либо туповатые воришки, либо бездомные, согласные на любую крышу. Всем остальным категориям граждан ничего не стоило улизнуть от не слишком радивых охранителей закона ещё по дороге. Однако защищался Участок прилично, и выйти оттуда без вноса денег ещё никому не удавалось. Многие жили там годы, если некому было за них заплатить. Шарля и Ант грубо втолкнули в грязную тёмную камеру, освещённую только масляной лампой в углу. Где-то звонко капала вода, стены были покрыты слоем липкой слизи, воздух полнился какими-то отвратительными испарениями. – Ну что, нравится? – раздражённо спросил Ант. – Готов провести здесь остаток жизни? Шарль недоуменно взглянул на поэта. – Чего удивляешься? У нас денег не хватит, чтобы выкупить себя, а наружи не найдётся ни единой души, которая согласилась бы отдать свои деньги за таких оборванцев. Так что теперь нам тут вечность гнить. – А разве нас не должны отпустить на следующий день? – краснея, виновато потупился юноша. – Ты это с чего взял? – Ну как же, в законе номер пятьсот тридцать два написано, что... – Слушай, я не знаю, что у тебя в голове, но никаких законов в Участке отродясь не было, – перебил спутника Ант. – Только «плати и выходи». На лице Шарля проступило виновато-обескураженное выражение. Ему сызмальства твердили о непогрешимости и справедливости энормского закона, ни словом не упоминая ситуацию, сложившуюся здесь. А может, вельможи и не знали, что происходит в таких местах. Тем временем поэт исследовал отведённую им камеру, медленно обходя её по периметру. Когда он подошёл к темному углу, в который не проникал слабый жёлтый свет лампы, из темноты за решеткой раздался голос. – Вы... новенькие... да? – речь явно давалась говорящему с трудом. – Да, – лаконично бросил в ответ Ант, жестом приказывая Шарлю поднести светильник. – А ты сам тут долго уже? – Я? Долго... Много...лет. Но я не... считал... – хрипло пробормотал скрытый тенью собеседник. – Вам... надо... выбираться... отсюда. – Мы бы и сами рады, да только отсюда ведь так легко сбежать, – съязвил поэт. Король аккуратно передал спутнику потёртую лампу, и болезненный отблеск осветил ржавую решётку и странное существо за ней. С первого взгляда трудно было назвать его человеком, скорее, случайный свидетель принял бы его за животное. Длинная седая борода, свалявшаяся в комковатые колтуны, длинные же волосы, в которых проворно пробирались какие-то насекомые, рваные остатки того, что уже и нельзя было считать одеждой... Решительно, в нём не было ничего человеческого. Даже голос его, медленный, сиплый, с хрипотцой, казался взятым взаймы. – Я знаю... путь, – старик лихорадочно оживился, – надо только вылезти... в трубу... да, в трубу... а там ход... – И где же эта труба? – требовательно спросил Ант. – Отвечай, где она?! Но старик молчал. Глаза его, скрытые лохмами, застыли. – Чёрт! Он помер, – зло вскрикнул поэт, отходя от угла. – Теперь мы отсюда уже никогда не выберемся. Ант в отчаянии сел на пол, обхватив голову руками. Шарль, расправив подол платья, которое всё ещё было на нём, потому что другой одежды не было, пристроился рядом. В таком положении они и уснули. Никто из них не мог сказать, сколько они проспали, однако разбудил их тяжёлый топот сапог стражников. Решётчатая дверь с визгливым скрипом отворилась, и охранник приказал: – На выход, оба. Заспанные узники поднялись и вышли из камеры. – Блондиночка, что насчёт встретиться где-нибудь вечерком, а? Ты в моём вкусе, тощенькая, – игриво подмигнул королю стражник, со скрежетом запирая замок на двери. Ант закатил глаза и сделал Шарлю знак молчать. – Пусть думает, что ты девчонка, – шепнул он. – А то ещё неизвестно, куда нас потащат. Шарль кивнул. Стражник, покончив с неподатливым замком, бодрым шагом направился по лестнице вверх из подземелий, где располагались большинство камер. Незадачливые актёры, переглянувшись, двинулись за ним.