Don't go away

С той последней истерики Эма Лишь примерно полгода прошло. Им оставило много то время, Хоть и быстро оно утекло. Девушек парни успели сыскать — Точнее, актрис, их игравших. Тех двух девиц удалось им нанять, Кого Эм избрал, не искавши. Моникой Рема подружка звалась И трудилась моделью она. Сразу на их договор согласясь, Роль свою исполняла сполна. Звали любовницу Баррета Шай, Та тоже моделью являлась. Пара дружила лет пять почитай, Однако здесь сложность скрывалась. Их проблема вся в том состояла, Что Шай в Эма была влюблена И, чуть просьбу узнав, просияла, Вдруг решив, что любима она. Эм же вскоре расстроил её, Поспешив ей их план объяснить — Шай, оставлять не став чувство своё, Задумала его соблазнить. Девушка в том не имела успех, Но хранила надежду она. Её всегда выставлял Рем на смех, Упрекал Эм: «От чувств ты дурна». Как бы то ни было, Шай всё равно Хоть с ролью своей так справлялась, И потому-то у Эма давно Истерики уж не случались. А ведь поводов было немало, Взять хотя бы один эпизод… Получил этот случай начало, Когда Ремми полез в свой комод. Долго он рылся там, что-то ища Меж своих всех ненужных вещей; Нечто достал вдруг, довольно пища — То помада была тьмы черней. «Это тебе для чего, Рем, сейчас?» — Чуть скептически Эми спросил. Скрылся Рем в ванной и спустя получас Макияжем он Эма сразил. В спальню вернулся, упал на кровать, Где в момент тот уж Эми сидел; Тщательно стал потолок изучать Лейт, пока на него Эм смотрел. Рем необычно накрасился впрямь: На жемчужного цвета лице Возле глаз место дал чёрным теням, Как подтёкам на чуть мертвеце. Бледная кожа казалась светлей Ввиду черноты макияжа, И тот эффект из-за губ был сильней, Покрытых помадой в цвет сажи. Рем без движений смотрел в потолок, И вдруг некий страх Эма настиг: Было предчувствие в том иль злой рок — Он впоследствии так и не вник. Но в итоге факт фактом остался: Эм ещё о том вспомнил не раз, Что он Рема лица испугался, Как его если б смертный был час. Вскоре же Лейт заскучал так лежать И к Эму тогда он подался; Сверху лёг, начал его целовать, Пока тот ему поддавался. Бледная кожа на шее его От помадных чернела следов. Рем возбуждался от вида того: Эм его становился цветов. Тотчас же чёрными стали у них И губы, и щёки, и шеи. Рем их решил от одежд дорогих Избавить как можно скорее: Плавно под Эма рубашку проник, Продолжая его целовать, Как вдруг рингтона послышался крик, Им намеренный лишь помешать. Эми хотел игнорировать звон, Но Ремми с ним был не согласен, Игры оставил поэтому он И к средству направился связи. «Кто, блять, вдруг вздумал с тобой говорить?! — Вслух сетовал Эм театрально. — Кто бы там ни был, хочу я убить Того, кто помешал нам нахально! Может, не будешь и трубку ты брать? Да продолжим мы наши дела…» — «Тише, малыш. Позвонила мне мать. А вдруг срочную весть принесла?» — Эм зардел хоть, но злость не оставил, Встал и в ванную молча пошёл. Телефон свой Рем к уху приставил, Кнопку «Ответить» пальцем нашёл. «Мама, привет… у меня хорошо. Ты скажи: у тебя как дела?.. Да… ага… я знаю, прочёл… Монику?.. А… Она спать легла… Почему днём?.. Она с самолёта… Говорили минуту назад?.. На меня, мам, не злись идиота, Отвечаю что так невпопад. Просто есть, знаешь, проблема одна… Рассказать?.. — тут Эм в спальню вошёл. Жертвой мгновенно он стал болтуна: — А к нам Эмерсон в гости пришёл!» Жестами Баррет хотел показать, Промолчал о нём Ремингтон чтоб, Но он его не успел удержать, Потому-то по полной огрёб. Ремми ему телефон передал, И с мамой Эм начал беседу: «Здравствуй, мам… Сразу я трубку не взял? Мешать не хотел тет-а-тету… Что, прости, мам? По видеосвязи? Посмотреть захотелось на нас?.. Мам, мы красились, оба чумазы… Всё равно?.. Хорошо, я сейчас, Рема спрошу, а то против вдруг он… Да, мам, не клади ты лишь трубку», — Эми чуть пальцем зажал микрофон, Сдав брата в уме в мясорубку. «Что ты, умник, прикажешь мне делать? — Попытался спокойно спросить. — Как желаю тебя я разделать, Да собакам на пищу пустить! Ты идиот?! Ты зачем ей сказал? Ты не мог свой язык прикусить? Я же теперь, блять, по полной попал! Не могу я помаду отмыть!» — «Мыло ты пробовал? А мицелляр?» — «Всё пробовал я. Безуспешно. Боже мой! Боже мой! Это кошмар! Она всё поймёт неизбежно! Это, блять, ты! Во всём ты виноват! Два года жить будешь без секса! Да покрошу я тебя, блять, в салат! Спасёшься ты, нахуй, лишь бегством! С кем я встречаюсь, блять?.. С кем я живу?..» — «Со мной, с братом со старшим своим», — «Шутишь… Тебя я сейчас, блять, порву! Как мы маму теперь избежим?» — «Эм, без паники. Я всё улажу, Телефон мне ты только отдай. Обещаю, вину я заглажу, А пока ты лишь в ванну ступай». Баррет от Рема слов стал остывать И, ему передав телефон, Было хотел уже мыться бежать, Как вдруг за руку пойман был он. «А поцелуй?» — «Да ты нахер иди», — «Коль пойду, так лишь только на твой. Ну же, малыш, я прошу, не нуди, На меня же ты больше не злой». Эм драматично глаза закатил, Коснулся губами губ брата; Наскоро тот поцелуй углубил, Прижавши его грубовато. Лейт отпрянул чуть; Эм улыбнулся. Уж, конечно, он злиться не мог. Только к выходу он повернулся, Получил как по заду шлепок. Эм обернулся, слегка покраснев; Рем провёл языком по губам. Баррет, в конец успокоив свой гнев, Ту гордыню отправил к чертям. Он подумал, как сильно желает Всю одежду с любимого снять; Ощутить, как их кожа пылает; И его умолять продолжать. К чёрту пошло наказание то: Терпеть сам не сможет так долго. Эму есть разница, сделал Рем что? Он исправить всё, главное, смог бы. Вышел из спальни Эм. Трубку Рем взял, Дале стал продолжать диалог: «Мамочка, нет. Я немного солгал. Я лишь… сразу сказать я не смог. Извини, мам, что так получилось, Но проблема была вся лишь в том… Вещь одна у нас с Монни случилась, И она наш покинула дом. Прямо сказать, мы поссорились с ней, И была в том моя лишь вина… Нет-нет, мам. Монни ушла без вещей. Я надеюсь, вернётся она. Случай, прости, рассказать не могу… Эм приехал меня поддержать… Ей не звони… Сам себе помогу… Извинюсь я. Готов обещать. Мам, спасибо, что мне позвонила. Я был рад вновь услышать тебя… Да, мам. Ты мне уже говорила… И я тоже люблю, мам, тебя». Сбросил звонок, телефон отложил. Как раз Баррет тут в спальню вошёл: «Как ты, Рем? С мамой о чём говорил?» — «Да по мелочи… Я — хорошо. Впрочем, не знаю. Ещё как сказать. Видишь ли, Эми, в чём дело: Маме уже надоело мне врать, И совесть меня чуть заела», — «Я понимаю тебя, дорогой, Но, может, все риски оценим?.. Ремми, ну что ты такой стал хмурной? Ведь грустью мы жизнь не изменим. Впрочем, зачем я всё это сказал? Я иначе могу ободрить», — Эми пред ним на колени упал. Не смог Ремингтон стон подавить.