Don't go away

С «курьёза» на той вечеринке Прошло всего лишь тринадцать дней. За то время Эм по слезинке Прорыдать успел целый ручей. Причину истерик парень скрывал, И понять даже Ремми не мог. Себастьян же у него вопрошал, Отчего младший брат занемог. Лишь мама почти всё уже знала — Поняла материнской душой, Но неверно она полагала, Любви сына объект кто такой. Чуть поразмыслив, решила она, Будто девушку сын полюбил: «Соседка, из класса — сумма одна: Любви демон дитя погубил». Правда, конечно, таилась иной, Но могла ли узнать мать о том, Что сын её — далеко не святой, В ночь мечтает о брате родном? Полной картины не представляя, Сыновьям рассказала всё мать, В конце с мыслью их той оставляя, Что Эма нужно им выручать. Верно она поступила иль нет — Об этом судить не нам точно, Только вот Рем, исключив паритет, Сработать решил одиночно. Так, никому не поведав свой план, С Эмом оставшись дома вдвоём, Сел на кровать, где лежал «мальчуган», Ткнул его со словами: «Подъём, Сейчас же вставай; довольно страдать: За недели две вдоволь рыдал», — Но Эм, не имея сил возражать, На другой край постели сбежал. Ремми решил: не пойдёт дело так; Раз по-доброму не захотел, Будем по-злому, — и этот чудак На брата стремглав налетел, Взял за лодыжки, к себе потащил, Перекинул вдруг через плечо; Хоть Эми кричал, со всех бился сил, Но Рему было всё нипочём. «Ну что, Эм, хоть немного очнулся?» — «Положить бы тебя в палату», — На то Ремингтон лишь ухмыльнулся И Баррета шлёпнул по заду. Рем развернулся, вышел из спальни, Тело брата неся на плече. Эми, как рак, зардел машинально, Находясь в лёгком параличе. Рваться, вопить он теперь прекратил, Забыл даже о прошлых слезах; Как его Ремми по заднице бил, Он видел только в мокрых мечтах. Время летело, а Ремми всё шёл; Уж Эм в мыслях с концами застрял. Но когда братец до ванной добрёл, То Эмерсон опять закричал. Ремингтон, воплей словно не слыша, В чистилище неспешно шагнул, И тут Эмерсон, яростью пыша, Резко ногу в колене согнул. Голову Ремми успел отклонить, Потому не попал брат в лицо — «За это буду тебя я топить. Скоро станешь ты, Эм, мертвецом!» Ремми, конечно, всего лишь шутил, Но Эм это воспринял всерьёз: Тотчас громче ещё он завопил, Пощады прося чуть не до слёз. Ремми вздохнул, моля небо о том, Чтоб облегчило участь его; Закончить решил он этот дурдом: В ванну брата спустил своего. Эми затрясся, кричать продолжал, Но Ремингтон был неумолим: Лейку от душа он в руку вдруг взял, Полил брата дождём ледяным. Не оборвал Рем подачу воды, Пока Эми совсем не угас. Сквозь зубов лязг и холод в груди Шептал Баррет, что Ремингтон — мразь. Старший брат вздрогнул: не так он хотел, Чтобы Эма «починка» прошла, Но он и тут всё испортить сумел И пытаться стал исправить дела. «Боже мой, Эми, совсем ты продрог, — С состраданием Рем говорил. — Что выйдет всё так, я думать не мог И, наверное, переборщил… Прости меня, Эм, я полный дурак», — Бросил лейку и руку подал. И тут же от Рема слов Эми обмяк: Ладонь его крепко он сжал. Эми поднялся, вылез из ванны, Его тотчас прижал Рем к себе; Объятия эти им были желанны, Но промолвил он в некой мольбе: «Рем, отпусти. Замёрзнуть ты хочешь?», — «Я тебя лишь хочу отогреть», — «Ты сейчас всю одежду промочишь», — «И не буду о том я жалеть». Эм прильнул. В том вся правда была: Отстраняться он сам не желал. Пусть их обоих простуда ждала, Он так счастлив ещё не бывал. Любви к словам был Ремингтон верен И счёл нужным он брата добить: «Эми, малыш, быть можешь уверен, Я не стремлюсь тебе навредить. Лучшего только тебе я хочу, Твою боль не могу лицезреть; Скоро с тобой я с катушек слечу, Так не дай же нам обоим сдуреть. Я предлагаю такой план тебе: Впредь больше ни слёз, ни депрессий, Если плохое случится в судьбе, Обойдись, прошу, без экспрессий: Сразу сначала семье говори, И стараться мы будем помочь; А не выйдет у нас — ты не дури, Ведь любая закончится ночь. Больше у нас никаких тут притворств. Эми, ты что-то хочешь сказать?» — «Может, ещё постоим? Я замёрз», — Рем не может ему отказать.