Final destination 3 by Christa Faust

Эрин на мгновение остановилась у массивных железных ворот, которые граничили с владением МакКинли. Сквозь кружевные зеленые ветви древней березы и кленов были видны выцветшие фронтоны исторического Дома Ривервью, выглядывающие сквозь как стареющая красавица, скрывающая ее недостатки за тонким веером. Все в городе знали историю семьи МакКинли и их историческое поместье. Первоначальные МакКинли, братья Гаррис и Гален, приехали из Ирландии незадолго до рубежа девятнадцатого века, едва имея между собой ни копейки. Скромные ткачихи с большими мечтами, они построили одну из первых текстильных фабрик в Соединенных Штатах. Гаррис был гением с финансами, споря инвесторами и массируя книги, в то время как умный Гален запер несколько патентов на новые инновационные машины. Они оба поженились в деньгах, Гаррис был наследницей железной дороги Вирджинии Байлс, а младший Гален - легендарной красавицей Трифосой Доллерхайд, дочерью богатого торговца. В течение нескольких коротких лет они полностью захватили крошечную деревню Биверспорт и стали двумя самыми богатыми людьми в штате. Десять лет и восемь мельниц спустя Биверспорт был официально переименован в МакКинли. Братья скупили акры и акры земли и построили себе особняки-близнецы, Ривервью Хаус и Мидвью Хаус. Несколько поколений МакКинли сражались в драмах, драках и скандалах с любой большой состоятельной семьей, пока, наконец, ветвь семьи Гарриса не решила продать Дом Медоусвью и прилегающую к нему землю застройщикам в 1921 году. Филиал Галена, представленный в то время прадедом Яна Коннор МакКинли и его жена Берил были возмущены и взбешены этим вопиющим пренебрежением корнями и семейной историей. Однако восемь лет спустя, когда фондовый рынок рухнул, и Коннор потерял почти все, он увидел, что то, что на первый взгляд выглядело безразличным неуважением, было действительно хитрым финансовым предвидением, которое могло бы гордить старого Гарриса. Коннору пришлось отпустить всех слуг, закрыть Ривервью-хаус и перевезти Берил и их троих детей Мирну, Десмонда и новенького, тезку Яна, в небольшой гостевой домик в дальнем конце дома. Они пережили неурожайные годы депрессии не более, чем плевок и решимость, и вышли на другую сторону с большими планами на будущее. Старейшина Иэн МакКинли восстановил семейное состояние к приличному размеру к моменту своей смерти, но никогда не забывал эти скудные годы. Он привил воинственную трудовую этику своей собственной перворожденной Трое, постоянно протестуя против опасности полагаться на унаследованные деньги. Впоследствии бойфренд Эрин Йен ежедневно подвергался спорам об опасности стать ленивым никчемным плейбоем, судьба, по-видимому, неизбежная, если его отец когда-либо давал ему столько никеля по любой причине. До четырнадцати лет Иану давали смехотворно скудное пособие в размере десяти долларов в неделю, после чего он должен был получить работу и зарабатывать себе на жизнь, в том числе заплатить символическую «арендную плату» за вагон, в котором он жил. Его отправили в местную государственную школу, а не в частную школу с кучкой мальчиков богатой мамы, которые не знали бы тяжелой работы из дыры в земле; как раз для того, чтобы дать молодому Яну все неправильные ценности. К бесконечному смятению своего отца, Ян разработал свой собственный независимый набор ценностей, который не имеет ничего общего с тяжелой работой или деньгами. Ян не мог заботиться о судьбе Маккинли. Он просто хотел стать писателем, голодным поэтом, живущим сумасбродным, контркультурным образом жизни в каком-то чердаке глубоко в сердце оживленного, разнообразного и развивающегося города. Он не мог дождаться, чтобы уйти из этого города, вдали от своей семьи и его имени, и двухсотлетнего ожидания, которое грозило сокрушить его под его монументальным весом. Когда Эрин впервые встретила Яна, это желание переехать, уйти, оставить эту скучную загородную тюрьму далеко позади него было большой частью того, что соблазнило ее, потому что это было и ее мечтой. Она была воспитана в другой части города, дочерью матери-одиночки, художницы-алкоголика, которая всегда до боли дала Эрине понять, что наличие дочери вне брака разрушило ее жизнь. Она выразила недовольство тем, что Эрин поймала ее в ловушку в этом безумном, убивающем душу пригороде, занимаясь дерьмовой, низкооплачиваемой работой, чтобы сводить концы с концами. Если бы только Эрин никогда не родилась, ее мать могла бы поехать в Нью-Йорк и стать знаменитой, феминисткой, художницей комиксов. По правде говоря, Эрин подозревала, что ее мать была рада, что Эрин была козлом отпущения. Таким образом, ей никогда не приходилось пытаться рискнуть потерпеть неудачу. Это было не ее отсутствие таланта, сдерживающее ее, это был ребенок, тот сломанный презерватив, та маленькая ошибка, которая испортила все. Эрин всегда была немного пухлой, умной, как кнут, но социально неумелой, и поэтому никогда не подходила в школу. У нее вообще не было настоящих друзей, поэтому она погрузилась в книги, живя сложной фантазийной жизнью, полной драконов и магии. Когда наступило половое созревание, ее фантазии стали темнее, наполненными чувственными вампирами, корсетами и неволей. Она страдала от боли дразнить школьного двора и унижать себя за то, что она скучная и не крутая в мире тощих и совершенных. Когда для нее все становилось слишком много, она брала бритву на руки и ноги, вонзаясь в ее бледную, нежную кожу и получая острую, более физическую боль, когда она смывала боль в ее сердце. Она была первокурсницей в МакКинли, когда встретила Иана, и влечение между ними было мгновенным и зажигательным. Он был единственным человеком в школе, который когда-либо слышал о Лавкрафте, « Вампир: Маскарад».и Поля нефилимов, и он повернул ее ко всему миру готической субкультуры. Он был ужасно умным и жестоко циничным, и он разделял ее презрение к бессмысленным белокурым дронам вокруг них. Она влюбилась в его костлявое, молочно-белое тело, его тонкие, выразительные руки и его умный, неумолимый взгляд. Он не боялся попробовать то, о чем Эрин всегда мечтала: веревки, расчески и игру ножей. Он был готовым и бесконечно творческим партнером в сложных, ролевых сценариях для вампиров, которые она изобрела. Полностью отдаться ему было восхитительно вкусно, лучше, чем она когда-либо могла себе представить. И он хотел забрать ее из этого мертвого бурга. Он был всем, что Эрин когда-либо хотела в любовнике, и даже больше. Она была уверена, что нашла свою вторую половинку. Вначале… Четыре года спустя все слабости, все неуверенность, все, что он скрывал под остроумным циничным фасадом, становилось все яснее и яснее. Ей нравилось, когда он доминировал в постели, но он настаивал на том, чтобы этот уровень контроля был в их повседневной жизни, всегда критиковал ее выбор и всегда настаивал на том, чтобы все было по-своему или нет. Сначала она чувствовала, что заслуживает такого рода лечения. В конце концов, он был намного более осведомлен, чем она. Очевидно, он знал лучше, и это было этим. Когда она начала расширять свои знания через различные готические онлайн-сообщества, она начала понимать, что он не знает всего обо всем. Она начала чувствовать, что эта потребность контролировать ее всегда возникала из глубокой неуверенности. Он отчаянно хотел покинуть МакКинли, Она действительно любила его, и изо всех сил старалась заверить его в своей любви и преданности, но иногда он делал это невозможным. Затем, когда эта странная авария произошла на Красной реке, Эрин поняла, что она не хочет прожить остаток своей жизни, как маленькая готическая рабыня Иана. Ее щетка от смерти заставила ее понять, что ей нужно жить своей жизнью, быть своей собственной женщиной. В сентябре она начала строить секретные планы переехать в Сан-Франциско в одиночку, забирая деньги с работы в Home Land Hardware и общаясь в чате с местными готами из SF. У нее уже было более одного онлайн-романа, включая постоянный роман с другой девушкой, татуировщиком по имени Виола Ноябрь. Как только это лето закончилось, она планировала уйти и провести несколько недель с Виолой, пока не нашла место. Когда она стояла у массивных ворот, она подумала, когда будет лучше отвести их Иану. Она не могла позволить себе бросить свою работу, и, поскольку она и Ян работали вместе на «Родине земли», она знала, что он сделает ее жизнь адом, если она попытается разорвать ее, прежде чем она будет готова покинуть город. Лучше всего это сделать до сентября. Охранник, развратный старый тролль, многозначительно улыбнулся Эрин и пронзил ее через ворота. Она медленно пошла по извилистой дороге к каретному сараю, сдирая заостренные сапоги в пыльном гравии. Дом Ривервью вырисовывался за маленькой постройкой, и Эрин поняла, что собирается скучать по этой старой великой даме со всей своей увядшей славой и скрытными секретами, гораздо больше, чем она будет скучать по Иану. Они были технически запрещены в Ривервью Хаус, потому что главное крыло было преобразовано в исторический музей еще до рождения Яна. Его восточные и западные крылья были закрыты до тех пор, пока не стали доступны средства для их восстановления, но проникнуть в них было смехотворно легко. В частности, восточное крыло поразило воображение Эрин, особенно прекрасные комнаты Трипосии, в которых, по слухам, она медленно, неизбежно сходила с ума. Разрушенное великолепие и преследующая тоска тех огромных пустых комнат были идеальным готическим фоном для их романтической ролевой игры. Эрин потеряла свою девственность в доме с видом на реку, и она чувствовала присутствие и осаждение дома в ритуале так же сильно, как и у Яна или даже ее собственной. Как будто этот напряженный и болезненный момент существовал не как уникальное событие, а только как часть более обширного континуума, единственной яркой бусинки на сверкающем ожерелье из тысяч таких моментов, уходящих в прошлое из поколений, которые жили и любили, и умер в этом доме. Когда она подошла к вагонетке, она подумала, сможет ли она убедить Иана совершить еще одну полночную поездку в восточное крыло Дома Ривервью. Эрин не сказала бы ему, но на самом деле она хотела попрощаться с домом. Ян перевез свои вещи из дома его родителей в карету в год, когда они с Эрин встретились. В то время каретный сарай был всего лишь чем-то большим, чем укрытый склад. Ян превратил это место в свое маленькое готическое святилище. Нижний этаж по-прежнему представлял собой не что иное, как разлагающиеся конюшни и древнее ржавое оборудование, но на втором этаже была пара скромных комнат, в которых когда-то жили женихи, а также их общая ванна и крошечная кухня. Другая половина наверху была большим открытым сеном. Ян превратил две маленькие комнаты в свою спальню и кабинет, а сеновал превратился в уютное жилое пространство, на котором были развешаны плакаты «Ворона и сестры милосердия», а также работы Тима Брэдстрита и Алана М. Кларка. Эрин выполнила более половины отделки, преобразив пространство обрывками кружева и бархата, раскрашенные кукольные головы и ржавые куски непостижимого часового механизма. Она знала, что тоже будет скучать по этому месту. Стуча по толстым деревянным двойным дверям, она услышала сердитый немецкий удар отбойного молотка "Feuer Frei" Раммштайна, проникающего сквозь трещины. Она вздохнула. Если Ян слушал Раммштайна, это означало, что он будет в одном из своих настроений. Только в тихом перерыве в середине песни он наконец услышал ее кулак у двери и спустился, чтобы впустить ее. — В чем дело, Зип? — спросила она, касаясь острого угла его челюсти, а затем отталкивая волосы от его нахмуренного лба. Она могла видеть почти дюйм бледно-коричневого корня под угольно-черной краской. Он выглядел уставшим и растянутым. — Привет, Пип, — сказал он, отступая, чтобы впустить ее. — Я не знаю, я просто… я не могу найти свои очки и…» Она взяла его за руку и повела его вверх по ступенькам, в черно-красный хаос его маленького убежища, через сеновал и обратно в его кабинет. Конечно же, его очки были на столе, под тентовой книгой в мягкой обложке. Она подняла их и осторожно положила на его лицо. Как она могла оставить его? Честно говоря, она не знала, что он собирается делать без нее. — Ты все еще в штатском, — сказала она, указывая на его рваные черные джинсы и футболку Alien Sex Fiend. С другой стороны, она уже переоделась в обязательную униформу позора, ненавистные коричневые рабочие брюки и дешевую зеленую рубашку поло с логотипом Home Land Hardware на левой груди. Ее острый передник и значок, ламинированное злодеяние с угрюмым, вымытым фото, ее имя, отдел (Сад) и задорный вопрос. — Как я могу вам помочь? — Что если мы просто сдуем это?" — внезапно сказал Ян, глядя в никуда. — Давай просто останемся здесь вместе. Я просто не могу смотреть миру сегодня. Я не хочу смотреть ни на кого, кроме тебя». Эрин взяла его лицо в свои руки. — Я знаю, Зип, — тихо сказала она. — Но нам нужны деньги. Мне нужны деньги, подумала она, а затем почувствовала стремительную волну вины. — Вы правы, я знаю, — сказал он. — Просто, ну, все было так странно с… ну… с момента аварии. — Он посмотрел ей в глаза. — Разве ты не чувствуешь это? Что-то, что просто неправильно». — Боже, — сказала Эрин, насмешливо. — Ты говоришь так же чёкнутая, как эта Венди». Ян пожал плечами и отвернулся. — Я оденусь, — сказал он.