Между усмешкой и яростью

Юки спит с береттой под подушкой. Впрочем, чаще всего заснуть получается с трудом. Она смотрит в потолок, расположившись на диване (на новой базе), считает полоски лунного света, пробивающегося сквозь зашторенное окно. Нащупывает стальную рукоятку — только так на душе спокойнее и можно размеренно дышать, забываясь тревожным сном. Кошмары вязкие и липкие. Паучья паутина и болото сменяются другими. И она в них увязает с головой — вынырнуть не получается, сколько не пытайся и не тяни руки вверх, только быстрее падает. В них — жар нестерпимый. В них — едкая боль и гарь. Персональный кошмар разными голосами «кричит» — близкими и чужими. Он шепчут, повторяют. Гори. Гори. Гори. Гори. Юки вдыхает раскаленный воздух, не может различить ничего, кроме языков огня, что тянутся к ней в желании спалить дотла. Одежда загорается и даже не нужно проверять, чтобы убедиться. Задыхается дымом, который отчетливо отдает паленой плотью. Кровь стекает по запястьям и ладоням, срываясь с кончиков пальцев. В ней же и захлебывается вместе с огнем. И подрывается на диване, выныривая из очередного беспокойного сна. В комнате воздух спертый. Она глотает его жадно, глубоко, чтобы хоть немного прохлады урвать, избавиться от едкого дыма. Распахивает окно, и разгоряченная кожа тут же покрывается мурашками. Вдыхает полной грудью и чувствует, как начинает покалывать легкие, наверняка от контраста температур. Но лучше пробирающий до костей холод, чем липкий жар, преследующий по ночам. Уже днем около Тсунаеши появляется новый «друг». Он носит Рейтинговую книгу в кармане пиджака, которую «употребляет» вместо всех приемов пищи вместе взятых, и обязательно еле заметный усталый выдох сразу после прочтения, если все-таки не удержался. Фуута де ла Стелла говорит, что космос — это не только скопление опасностей и возможностей кануть в небытие, но и «красота, Тсуна-ни, космос — это ведь красиво». Он сверкает любознательностью глаз (такие только вырезать и в формалин, в банку, чтоб смотреть — певуче высказывается Такахаси), улыбается болезненно мягко, еще немного и своим внутренним светом утопит, что через кромки-края плещется. На чужом фоне хлипкий и шаткий. Дай щелбан легонько — и увидишь, как к стенке позади отлетит. А в глазах читается — невинный — такого незачем в битву вмешивать, но с Тсуной по-другому не выходит. Он вписывается в их компанию спокойно — будто создан всегда для них — мальчик-звезда и честный ребенок, им прописано свыше кем-то мир спасать, стоя бок о бок. Когда Фуута замечает ее, то робко улыбается, чтобы в недоумении покоситься на спину, возникшую перед ним — Тсунаеши загородил мальчика собой, сжимая кулаки. За локоть держится крепко, не дает Фууте малейшего шанса и панически за него боится. Зрелище, как Савада-старший упорно того тащит прочь, не давая и слова вставить, периодически оглядываясь на нее, как если бы решила погнатья следом, выглядит чертовски комичным. Не знает, за какие заслуги ей так «повезло». Знает, как кулаки в чьи-то лица вбивать, как превращать деревянную поверхность в полное уродство, если у тебя паршивое утро или просто карманный нож под рукой. Она знает, как помочь отстающим ученикам и объяснить особо «умным» как делать на районе нехорошо. А тут? Тсунаеши смотрит этими «не-подходи-близко-ты-навредишь» глазами. Это, должно быть, у него ритуал, выведенная по коже йодом константа — выскакивать откуда-то после очередной вылазки ободранным и вскрикивающим от любого резкого звука. Мол, я лучше «поспасаю» тех, кто сам себя защитить не может, чем сдам очередную лабораторку. Когда по городу прокатывается череда нападений, не получается такое игнорировать. Особенно, когда с каждым разом такое происходит все ближе и ближе к району, где живет семья Савада. Гораздо важнее был тот факт, что преступник не оставлял ни малейших следов, а блюстителям порядка оставалось только теряться в догадках о том, почему жертвами нападений становились школьники. Вдобавок ко всему, те мало что могли сказать о личности нападавшего, ведь почти ничего не помнили. Появление такой проблемы — не самый приятный вариант развития событий, но не это удивляет. Ухудшает положение дел по-настоящему то, что некоторые записывают ее в инициаторы атак, толком не разобравшись. На улице у Гокудеры сразу же включился режим «вспомнить все оскорбления на свете, чтобы пятитомный словарь можно было собрать». — Мы ничего не делали. — Вранье, — выплевывает подрывник. — Каждое слово. Может, у вас и получается дурачить всех вокруг, но с Джудайме такое не пройдет. Он сразу раскусил то, что вы замышляете что-то плохое. Какие коварные планы на этот раз? Такахаси с иронией следит за тем, как Тсунаеши старается успокоить своего Хранителя, чей пыл затухать не собирался. — Коварные планы? Мальчик-бомбочка, видимо, ты слишком много смотришь второсортных фильмов. Неужели не знаешь, что все детали своего замысла раскрывать нельзя? Много гениальных злодеев проиграли только от того, что вздумали похвастать перед врагом. Хотя, мне до глубины души обидно, что ты тут стараешься выставить нас какими-то отморозками. С тобой все в порядке? — и встречает Гокудеру взглядом, полным тревоги и заботы. Фальшь, возведенная в религию. Молчаливые обвинения по запаху напоминают гарь. И это совершенно не то, на что она планировала тратить двадцать часов в каждых сутках. Гокудера не скупился на оскорбления всякий раз, стоило им где-нибудь пересечься. — Передавай сестре привет. И да, Юки просто отлично знает, насколько работает ее ответная шпилька — он бледнеет. Не хочет давать врагу в руки чертовы тузы, но его бьют в уязвимое место. Он с силой сжимает лямку школьной сумки, сдерживая в глотке рвущийся наружу гнев, выдыхает сипло: — Чтоб ты провалилась. — Как изысканно и одаренно. Тсунаеши смотрит исподлобья, упрямо — так обычно выглядит перед тем, как сделать или сказать очередную геройскую муть. Юки это выражение лица знает — «неужели думаете, что мы поверим, что вы тут не замешаны?». И чувствует — хочется в лицо по слогам сказать, что он — идиот, чтобы на лице увидеть выражение искреннего удивления, потому что даже после такого не поймет. Потому что не хочет понимать. Не дав и слова сказать признанному кандидату в наследники Макото рубит краткое предостережение: — Не приближайся, — равнодушно, спокойно, но настолько угрожающе, что Савада моментально меняет свой маршрут, уводит злого друга не без помощи Ямамото. Макото долго провожает уходящих нечитаемым взглядом. — Почему они решили на нас все спихнуть? — Ну, местная шпана обходит Юки-чан десятой дорогой, — весело прилетает в ответ. — Интересно, откуда только у маленького лохматика такие мысли берутся? Ему бы в писатели идти с такими теориями. Ивасаки с Такахаси перекидываются друг с другом непонятными взглядами. — А это еще зачем? – только сейчас Юки замечает, как на нее накидывают шарф, пару раз обматывая вокруг шеи. — Не задавай глупых вопросов. Она хмурится, но не говорит ни слова. Себя дурой, а уж тем более девчонкой, которую развести — как два пальца об асфальт, не считала. Но рядом с этими двумя почему-то это чувство пульсирует. Такахаси смотрит на всех снисходительно, и окружающим наверняка хочется вогнать ему под кожу что-нибудь острое так же сильно, как и Ивасаки с его ответами-нападками. Тормоза отказали — катимся вниз. Это уже девизом у нее, подкожно выведено, поверх посиневших вен заклеймено. Взрослые думают, что она такие знакомства перерастет. Верят, что появятся обходительные и воспитанные мальчики, туфли на каблуках и смех звонкий. Мальчики в школе такие и вправду есть, но Юки к ним интереса никакого не испытывает, вместо туфель носит высокие кеды со шнуровкой и часто хмурится, не имея ни малейшего понятия, почему должна смеяться, если смеяться нечему. Оба ее спутника кажутся обеспокоенными. Почему вдруг стали такими дерганными? Ошиваются поблизости гораздо чаще, чем было до этого. Такахаси сразу невинное лицо корчит, как только Юки чувствует недосказанность. Лишь голову остается ломать — эффект ли это на ее мысленные вопросы, или же маска, прикрытие, уровень продвинутый головоломки. Ко второму варианту склоняется. И если Ивасаки молча буравит своими глазами в ответ, даже не думая что-то сообщать, то Такахаси улыбается, а у нее кости скручивает в потребности эту гримасу всезнающую стереть. То, что нападения продолжаются, а на нее смотрят так, как если бы это она стоит за всем этим — выводит до стертых зубов. Привыкла к показному равнодушию и к ненависти — душной, обволакивающей — привыкла тоже. Злоба на вкус как мед, и пить ее сладко и горячо. Она чувствуется в каждом отзеркаленном взгляде, в каждом замечании главы дисциплинарного комитета, в каждой учебной стычке. Школьники косятся на нее с Хибари будто на умалишенных, отодвигают стулья во время собраний. Мастерски держат дистанцию. И сдержанно кивают при случайных столкновениях. Мол, «разбирайтесь со своими причудами сами». Максимально честно. «У нас недостаточно информации». «Ненависть в предполагаемом враге сильна, но это не значит, что он так легко даст себя поймать». Юки пытается выглядеть с виду совершенно бесстрастной, никак не выдавать то, что внутри кроет все эти «предположения» Реборна о злоумышленнике. Предпочла бы застрять подальше отсюда, но не с Аркобалено, которого все это, кажется, забавляет. Поэтому коротает вечера на новой базе — хоть какое-то утешение для души — в компании книг, соратников и собственных мыслей. Не любила анализировать свои поступки, предпочитала действия раздумьям, но сейчас как-то выбора не было. Дома появляется нечасто, и это устраивает практически всех. Порой Юки не видит границу своих настоящих чувств. Порой кажется, что сама существовать перестала давно, что дорыться до ее мыслей настоящих, добраться до желаний просто невозможно. Когда происходят нападения, ей ни капли не страшно. Потому что никто не трогает и даже избегает. А Саваде нравится, когда оставляют в покое, дают побыть одной. Тсунаеши в школе не затыкается и говорит, что еще совсем немного, и преступника поймают. Пара дней, может, месяцев, но точно разберутся с нападавшим. И они все будут в безопасности. Спать без тревог в своих кроватях, обнимать родителей. Все снова будет так, как раньше. Юки просто хочется, чтобы тот заткнулся. Юки просто хочется съязвить, что ни за кем никто гоняться не будет и хватит уже повторять эту несусветицу. А потом на перемене кто-то из клуба кендо пихает его в плечо, и парень чуть не валится на пол от силы толчка под возмущения Гокудеры. Зато, наконец-то, затыкается. На базе она нервно стучит пальцами по дубовому столу, уставившись в экран компьютера, пока парни «проверяют» ее беретту. Показала им в надежде услышать, что кто-то из них приложил руку к такому подарку, но получила отрицательный ответ. Ее отчитали за то, что прикасалась к непроверенным вещам, когда искали что-то подозрительное или опасное, но в итоге сошлись в одном — угрозы данное оружие для нее не несло. Конечно. Иначе бы тренировка, которую организовала сама себе подальше от любопытных и лишних глаз совсем недавно, имела плачевные последствия. Когда нашлось время побыть одной, то пыталась направить свое пламя в оружие, сосредоточившись на поставленной задаче. С каждой секундой становилось сложнее. Чем дольше Юки удерживала концентрацию, тем больше ее одолевала усталость и упадок сил. Но пистолет сжимала так крепко, что тот впивался в кожу ладони почти до боли. Того и гляди — треснет да в руках раскрошится. И запоздало замечала, как задерживала дыхание, видя, как сталь накалялась все сильнее. И тут утомление все-таки дало о себе знать — рука дрогнула, отказываясь слушаться, и беретта с глухим стуком упала на пол, снова сверкая холодным блеском. Юки откинулась на спинку кресла, терла виски, а результат «эксперимента» отозвался в ней спазмом, скручивающим в тугой узел внутренности, что желчь выдавливает. Во рту солоно от крови прокушенной изнутри щеки. Иллюзиями себя не тешила. Никто не говорил, что будет легко. Тогда кто подсобил? Савада переключается с воспоминаний на горящий перед собой монитор, закрывая всплывающие окна, что мешали просматривать информацию, погружаясь в раздумья. Реборн бы не снизошел до такого — защита своего подопечного стояла в приоритете, а Юки не входила в круг тех, кому полагались щедрые дары за просто так. Поверить в то, что он вдруг стал таким положительным и доброжелательным не выходит. Не то чтобы репетитор-киллер говорил о своем намерении меняться в угоду остальным. К тому же, не стал бы тихо подбрасывать что-то, учитывая, как любит все выставлять напоказ. — Босс. Юки выныривает из мыслей, смотрит ошарашенно и почти что не моргает. — Можно я буду так тебя называть? — в ожидании уставился на нее мечник. Савада моргает медленно, переводит взгляд на Ивасаки. Ноутбук закрывает, почти даже крышкой не шарахнув. Чисто подсознательно надеется, что вот сейчас он передумает. Фыркнет, встав с дивана, скажет, что запоздалая шутка, «пожелает» хорошего дня и свалит. Но ничего такого не происходит. Вместо этого на нее взирают карие глаза с такой решимостью, что становится понятным — это даже на вопрос не тянет. Больше похоже на констатацию факта. — Да как хочешь, — вырвался обреченный вздох. — А разве самураи не давали никаких клятв в верности своему господину? — не сдерживается Туман, за что Ивасаки одарил его резким ответом. — Это унижение чести воина. — Как жаль. А я так хотел посмотреть, какую речь ты заготовил, чтобы произвести на Юки-чан неизгладимое впечатление, — лукаво произнесли тому, кто на это зло блеснул глазами. За комплектом учебников для занятий приходится идти домой, хоть и сильно хотелось остаться на базе, слушая фоном перепалку парней. Она прошла пару безмятежных кварталов, оказываясь на оживленной улице. Возле магазина толпились школьники, мимо мчались дети, весело хохоча. Юки свернула в безлюдный переулок, где дома в подобном квартале были лишены жизни — о том свидетельствовали заколоченные окна да местами выбитые стекла. К стенам были приставлены строительные леса, и складывалось впечатление, что все здесь застыло между забвением и реставрационными работами. — На территории Намимори запрещено ходить по улицам после комендантского часа, — раздается строгий голос. — Придумай что-то поубедительней, — девушка отвернулась и поправила сумку на плече. Хибари оказался за ее спиной, спрыгнув со строительных лесов. — Ты игнорируешь установленные правила, Савада. Я могу сейчас же забить тебя до смерти. — Да? — обернулась к нему. — Ну, попробуй. И сразу за этим почувствовала сильный удар в живот, заставивший отлететь в сторону, но удалось приземлиться на ноги, сгруппировавшись в полете. Хибари не собирался давать передышку, и девушка успевает уйти от атаки, выставляя блок. Снова резкая атака — блок, пара ударов в пустоту. Железные палки будто прибиты к его рукам: еще тогда Юки замечает, что вырвать их едва ли не сложнее, чем мировой катаклизм предотвратить. Но пробует и практически чуть не отхватывает железкой в глаз. Хибари Кея — всего лишь школьник, но силы у него как в детских смешных сказках. Нож, оказавшись в руке, чиркнул по косой, заставляя противника блокировать удар. Кусок ткани упал на землю — на шее теперь висела только половина галстука. Видимо, в ее глазах отображается колкость и провокация, и именно это помогает Хибари поднять свой уровень раздражения. Глава дисциплинарного комитета зло раздувает ноздри, щурится, но молчит. Юки видит: ему сложно и тяжко. Потому и сжимает свое оружие так, что выступают вены. Хибари Кею совсем не учили сдерживаться. Следующую атаку она пропускает, оружие проходит по ребрам. Больно. Удар — парирование. Удар. Резкий рывок вперед, вцепившись в лезвие, что норовило выскользнуть из рук, при контакте с чужим оружием. Перекатом в сторону от мощной атаки. Последующие удары отражала крышкой мусорного бака. Запустила ее в оппонента, но тот пригнулся, и снаряд пролетел над головой. — Мимо. Крышка ударилась об стену, и, отскакивая от нее, влетела прямо в чужой затылок, едва не сбив с ног. Если до этого Хибари был зол, то теперь лишь сильнее взбесился. После предыдущего выпада руки парня оказываются скрещены, и Савада ловит мимолетную ухмылку на мужском лице за секунду до того, как в его голове вспыхивает осознание. Неожиданно она хватает его за запястья, не дает разомкнуть руки, прижимает к чужому телу, полагаясь на силу и тот импульс, который использует Хибари, чтобы освободиться. Обращает в свою пользу — взвивается над площадкой, отталкивается от стены и оказывается за спиной Кеи. Приземляется на плечи не массой, но инерцией, заставляя того упасть и буквально впечатывая в землю. — Неплохо смотришься, — Савада быстро встала, после чего раздалось сдавленное шипение в каменную крошку, а следом стали отфыркиваться от пыли. Схватила свою школьную сумку на бегу, краем глаза подмечая, что глава дисциплинарного комитета быстро пришел в себя и рванул за ней. Темные улицы превратились в их личную площадку для игр. Она метнулась стрелой вправо в узкий переулок, надеясь уйти от преследователя. Болезненно ныли ноги, но не позволяла себе мысли, чтобы замедлиться. У нее свист ветра в ушах и где-то на периферии несется черная тень. Красная повязка горит на рукаве, когда он появляется на перекрестке, вскидывая руку с тонфа практически перед лицом, но Юки ныряет вниз, проезжается коленями по земле пару метров, чтобы вскочить и не сбавляя темпа нырнуть в темноту другого переулка, слыша, как позади отвалился кусок камня от стены, где ранее пробегала. Перемахнула через низкий забор в незнакомый дворик, пересекая и распахивая калитку с грохотом — видимо, петли смазывать здесь не принято. Воздух выгорает. Воздух в легких заканчивается, ей дышать практически нечем, но Юки бежит. Потому что определить точный маршрут отступления не так уж просто, особенно, когда форы у тебя минуты две, не больше. Но и две минуты могут сыграть на руку, если сумеет ими правильно распорядиться. Ребра несогласно заныли, и Савада приложила к ним руку, будто баюкать могла и заклинать не только пламя, но и боль. Срезает по дворам, по темным лестницам и крышам. И переходит на шаг, когда ее теряют из виду. Тело ноет и саднит, а к утру найдет несколько крупных синяков, но это уже часть ее повседневной жизни. Вставив наушники в уши, Юки отправилась домой. Улицы казались безжизненными и пустыми, не считая нескольких людей, прогуливающихся по дороге из круглосуточного магазина с покупками, и юной парочки. Голос певца звучал приглушенно, но она все равно не сразу распознала шаги позади себя. Только хотела обернуться через плечо, как что-то тяжелое ударило резко по голове. Твою мать. Мысль вспыхнула с резкой болью в затылке. Юки попыталась сопротивляться, но перед глазами все смазалось и поплыло, включая потенциального нападавшего. Она протянула руку, желая хоть наощупь дотянуться до противника, но только слабо взмахнула рукой, прежде чем потеряла равновесие и рухнула на землю. Из выпавших наушников все еще лилась мелодия, пока черные чужие ботинки не наступили на них, оставляя угасающее шипение. Сознание окончательно покинуло девушку, унося в непроглядную тьму.