Между усмешкой и яростью

Юки открывает коробку, а в ушах щелкает застежка запоздалым эхо. Пару секунд удивленно смотрит перед собой, не имея ни малейшего понятия, что делать. И в итоге констатирует: что-то пошло не туда. Хотя бы потому, что получить беретту «в подарок» явно не планировала. На темно-красном бархате та выделяется своим серебряным цветом с черной рукоятью. И как тут угадать отправителя? — Вот гадство, — буркнула Юки. Под силой первого впечатления забывается даже ругань — молча смотрит на вещь. Пробует вспомнить, кому так сильно насолила, что пожелали то ли застрелиться, то ли в самых искренних чувствах преподнесли решение всех проблем. Заряженный ли? Но то не столь вопрос важный. Осторожно протягивает руку: в комнате совершенно одна, но ощущение будто делаешь что-то неправильное и тебя вот-вот поймают. Замечает легкий вес и хмурит брови — обоймы нет, да и пуль тоже. Обычно нужен весь комплект, если только не игрушечный. И тут в голове щелкает. Если только оружие подобного типа не используется как проводник для пламени в бою. Будь догадка правильной, то кому выгодно ей такое дарить? В обычном магазине не купишь — слишком уж уникален ассортимент похожего типа, не каждому гражданскому по карману, да и тем, кто в преступных кругах вертится. Просто слов нет. Сможет ли она выстрелить? Не то чтобы никогда не играла в автоматах на меткость или в детстве сбивала пустые банки на улице. Напротив, иногда это отвлекало от мрачных дум и давало чуть-чуть расслабиться, забыть про насущные проблемы на какое-то время. Но попадать в цель выходило с горем пополам, а то и вовсе мимо. Тогда почему именно он? Это кажется глупым, ужасающе неуместным. В голове находка такая породила наивное желание, что секунды считает и не знает: то ли выбросить найденное, то ли самой себе по рукам дать. Научить Юки Саваду, не отличающейся терпеливостью, стрельбе — заведомо провальная затея, но, видимо, кто-то считает совсем иначе. Уснув за полночь, просыпается где-то около четырех; слишком рано, наверное, чтобы назвать утром, но язык не поворачивается назвать и ночью тоже. Небо светлеет, без луны и солнца становится не черным, не бархатисто-сердитым. Савада отвинчивает крышку сока на кухне и загадывает, чтобы дальше было хотя бы не хуже. Или хуже уже некуда? «Есть куда» вытаскивает ее и из квартиры ни свет, ни заря с довольным видом. Больше всего хочется махнуть на все рукой, сказать «нет» и завалиться спать. Или: «Надоели». Или: «Я никуда не пойду, так что иди и повышай самооценку за счет своего ученика». И, в конце концов, добавить контрольный: «Я не член вашей мальчуковой группы и не собираюсь участвовать в этом балагане». Но Реборн ожидаемо не принимает никаких возражений. Беретту же Юки перед отправлением предусмотрительно прячет под одеждой, а коробку убирает под кровать — учитывая, кто обосновался в доме, что-то не горит желанием снова поймать «гостей» в собственной комнате и отчитываться за непонятно что. И по каким-то причинам еще неизведанным и таинственным силам, дарующим ей терпение на всяких олигофренов, оказывающихся по каким-то незыблемым постулатам в ее жизни неизменно, соглашается идти, потому что у Аркобалено загорелось в одном месте и полыхало не хуже, чем когда самого Тсунаеши подрывал лично. Холод чувствуется даже сквозь куртку, на улице никого, все еще спят, конечно. Когда они добрались до точки сбора где-то в горах, уже достаточно рассвело. Такахаси и Ивасаки стояли особняком от остальных присутствующих, играя с ними в гляделки, и ей лучше благоразумно промолчать, чем слушать еще и крики. — Тебе чего? — не выдерживает Ивасаки, напарываясь на недовольное лицо Гокудеры. — Я тебе не доверяю. — Прекрасно, вот и катись отсюда. Я занят, — и снова переводит скучающий взор вглубь леса, сильнее вызывая у итальянца неприязнь. Реборн свешивается с дерева, подражая то ли ежу, то ли дикобразу, перепугав своим появлением особо впечатлительных. Как кукла с каминной полки — небьющаяся и жесткая. И нет ни одной причины вникать в его грандиозные планы. — У вас сегодня запланирована тренировка, — кривит губы, похожие на линию, проведенную карандашом. — И она начинается прямо сейчас. — Реборн! Что это значит? Ты разбудил всех в такую рань, чтобы сказать эту ерунду? — вскипел Тсунаеши. — Сегодня же выходной. — Не ной, Тсуна. Босс мафии должен быть готов к любым неожиданностям, — и пропадает из виду. Гокудера Хаято соловьем заливается, расправляя с гордостью плечи, твердо уверенный в своих силах защитить своего босса, высокомерно отвергая идею Ямамото набросать на плане местности их маршрут, чтобы окончательно не заплутать. Аргументирует тем, что с такой правой рукой, как он, никакие карты не нужны. — Юки, почему ты тоже здесь? — спрашивает Тсуна. — Эти тренировки ведь не для девочек. Я думал, ты сегодня будешь дома и делать уроки. — Девочки за себя постоять сумеют. Не вышло из тебя прорицателя, ну и что? Всем миром будем рыдать, что ты облажался? — Пошла ты, — Гокудера нервно дергается вперед, вытаскивает динамит из кармана и снова прячет, стараясь сохранить самообладание. Такахаси смеется. Нет, не заливается звонко, как счастливый маленький ребенок, а неслышно, только сотрясается грудная клетка. — Тебя все это так...воодушевляет, мальчик-бомбочка, — и честно старается насмешку скрыть, пронизанную ростками скептицизма, глубже. Но Юки замечает это по наклону головы, по чуть изменившемуся тембру голоса. Хаято с раздражением зыркает в их сторону, с угрожающим видом делает пару шагов, но внезапно спотыкается и с недоумением наблюдает, как моток веревки, скрытый до этого небольшим камнем, начинает ползти в сторону, если бы с силой кто-то потянул за один конец. — В сторону! — рявкает девушка, отклонившись назад. Мимо пронеслось что–то смутно напоминающее стрелу с натянутой нитью, огибая несколько деревьев и окружая в кольцо со всех сторон. Такахаси, резко дернувшись, схватил Юки в охапку, падая на землю. Над головой пронесся звук ломающихся деревьев, когда хрупкая на вид леска сломала стволы пополам, откидывая Тсунаеши вместе с Гокудерой Хаято куда-то за пределы поляны. Как результат, все разделились из-за новых капканов. Вокруг ни одной живой души, и рассчитывать только на себя — привычное дело. Она бежит, уставшая и грязная. На груди рубашка порвана, от сухой ветки на щеке осталась неглубокая царапина. Вперед несется и чувствует, как в мокрых листьях и мху ноги тонут, подвернутся хотят, когда в очередную яму под прелым ковром проваливается. Юки бежит вперед со всех ног, перебирается через поваленные деревья, возникающие на пути, борется с жаждой, душащей горло и мечтает о том, чтобы хватило сил выбраться из темного леса. За спиной срабатывают ловушки — острые деревянные колья сверху падают бесконечным потоком, не взирая на то, что она меняет траекторию бега. Савада сворачивает резко в сторону, кувыркнувшись со склона и сразу же отскакивая в сторону — на том месте, где раньше была, захлопывается с металлическим лязгом клетка. Внезапные взрывы вдалеке наводят на мысль, что небезызвестный Хранитель Урагана наследника решил — чем больше шума будет производить, тем быстрее разбегутся все неприятели. Юки сверялась с картой, шагая по подвесному мосту, когда компания подростков вылетела из-за поворота, подгоняемая огромной черепахой. Это разве не ручной питомец Каваллоне? Прямо точная копия своего хозяина. Переправу так и не удалось пересечь — блондин начал махать кнутом, пытаясь то ли остановить, то ли напугать взбесившееся животное. Доски под ногами заходили ходуном, и Савада вцепилась в веревочные перила, несколько раз наматывая на руку веревку, готовясь к неизбежному. — Он веревку обрезал! — завопили парни. Мост надломился, разделяясь на части, на одной из которых оказалась Юки. Тросы выдержали, закрепленные где-то над землей, когда пришлось болтаться на импровизированной шаткой лестнице. Впивается пальцами почти до боли в грубое дерево, привыкая к этому ощущению — неприятному кому в желудке. Был слышен только визг Тсунаеши, полетевшего вместе с другими вниз. «Как обычно», — закатила мысленно глаза, все еще слыша незатихающие крики. Прямо музыка для ушей. И выбирается на поверхность. Едва ногами перебирает, стараясь собраться, но предательски плывет фокус. Нужно себя думать заставлять и терпеть припадки заходящегося сердца. Могла бы упасть прямо сейчас, не будь в ней столько упертого рвения. С большим трудом давались шаги, прерываясь на сладкие увещевания — отдохни, остановись. Нельзя. Глаза наблюдают остервенело за ровной стеной леса. Остается несколько часов до заката, и все это перелистнет в прошлый день — только дождаться нужно. Сложись обстоятельства иным образом, сейчас бы возвращалась после уроков домой, слушая бурчание остальных школьников про неподъемное количество домашней работы, которое вовремя никак не выполнить. Или зашивалась на подработке в одном не слишком популярном баре, разливая напитки для уставших и вежливых посетителей и за грубость получая штрафы — тем, кто себя вел некорректно. Только сложилось не так, как хотелось бы. Корректности ее поведения можно поставить один большой минус. Просто быть хорошим человеком, вписывающимся в рамки нормальности, не так-то просто оказалось. Конкретно в этом мире Юки заметно накосячила. Но, стирая подошвы кед в пыль и пачкая их в грязи, петляя между деревьев под звуки срабатывающих ловушек, адреналин мозг плавит, и думает — нормальность совсем не про нее. Ни здесь. Ни где бы то ни было еще. Из своих мыслей выныривая, замечает тишину вокруг зловещую и вырезающую нервные клетки. Невольно прислушивается — никакого движения, даже ветер, кажется, притих, а деревья и вовсе молчат — дурной знак. По наитию, пробираясь сквозь разросшиеся кустарники, взгляд задерживается на стволе старого дуба, находя засечку, что в точности повторяла указатель на ее карте. Савада идет дальше, еле касаясь пальцами высокой травы. Казалось, в лесу играют в кошки-мышки, а она с остальными подростками были мишенью, теми самыми мышами, кого загоняли в мышеловку. Внезапно раздается шорох в метрах двадцати. Стая ворон с криком слетает с верхушек деревьев, а внутренний голос ревет – «беги!». В следующую секунду земля идет трещиной, быстро разрастающейся в размере, под ногами осыпается, и Савада рванула прочь, пытаясь найти и добраться до безопасного места, избегая падения. Но и секунды не хватило, чтобы успеть, зацепиться за дерево и подтянуться. Не получается удержать равновесие на скользкой от влаги почве, и девушка рухнула вниз. Заскользив со склона, старается удержаться хоть за что-нибудь, но только впивается в комья грязи, рассыпающиеся на мелкие части. Проехавшись еще пару метров, чувствует, как под телом проседает почва, и умудряется с силой вцепиться за край ямы, только что открывшей свою пасть, куда полетели ветки и весь внешний «фасад», замаскированный под обычный участок поляны. Горло саднит от вкуса грязи и пыли во рту. Выбраться из ловушки, в которую окончательно утянет нехватка сил, никак не выходит, пальцы соскальзывают из-за влажной земли. Кто-то успевает схватить ее за руку, когда почти у уха раздается шипение животных, старающихся добраться до своей добычи — пара голодных крокодилов с блеснувшими зубами-кольями недовольно возятся, так и не получив желаемое. Глаза спасителя жалят, обжигают. Она помнит этот взгляд — тяжелый карий. Холодный и грубый. Что изменилось? Сама не знает. А Ивасаки просто берет и ее взгляд ловит, стоит только чуть приподнять голову, не позволяя глаза отвести, будто гипнотизирует. Тянет руку, вытаскивая на твердую поверхность — рука Савады в ней тонет. На уровне рефлексов, на мгновение, всплывает мысль опасная, что ее сейчас сожмет сильнее до хруста костей, чтобы разжать ладонь и позволить упасть вниз. Посмотреть в глаза, принять помощь — значит довериться, а доверие к кому-то означало для Юки боль всегда. Но крутится в голове упрямое «помог, хотя и не был обязан», и это отлично помогает выдержать не болезненное, но крепкое рукопожатие и пристальный взгляд. Ненароком его рассматривает, искоса — не такой смазливый. Временем и болью обточено лицо, заострившиеся скулы и вид такой — готов перегрызть глотку за любое неосторожное слово. Иногда трет сильную шею, забываясь, и складывается ощущение — хочет от чего-то избавиться. — Спасибо. Макото смотрит так, будто что-то нашел для себя. Неожиданно кивает и отходит, а по коже рассыпается тепло. На открытой местности, куда они вышли, лес обступал со всех сторон: нескончаемый, пугающей в своей грандиозности. Казалось, деревья-исполины глумливо перешептываются между собой, насмехаются над тяжелым дыханием чужаков. Около огромного валуна нашелся Такахаси, поморщившийся, как только хотел вскинуть руку в приветственном жесте. Отлично выглядят. В грязи и кровоподтеках, в разорванной одежде и с наскоро смастеренной на плече Такахаси повязкой, закрывающей следы когтей — последствия стычки дикого зверя в лесной гуще. — Вы прошли, — заключает Реборн, когда все встречаются около подножия горы. Тсунаеши недоволен: — Юки тоже участвовала в этом. Почему я ничего не знал? — Ты не знал? — глумливо отзывается Аркобалено. — С другой стороны, только ты и мог не знать. Его подопечный рассерженно пыхтит, пока учитель деловито смахивает с костюма пару засохших листьев. — Но когда мы уходили, то она точно спала. — Значит вскоре проснулась и отправилась искать приключения. Это максимум твоих мыслительных способностей? — Нет, — шикает и надувается весь, словно мячик. — Ты сюда еще и этих жутких людей притащила. Гокудера-кун сказал, что они не выглядят надежными, и доверять им очень глупо. А если они наркоторговцы или людей на органы продают? Кроме того, Ламбо самый младший в доме и такой маленький. Он не сможет дать отпор, если что-то произойдет. — Сначала наберись смелости и признайся своей Сасагаве, а уже потом учи меня жизни. На выпад моментально вспыхивают, разве что из ушей пар не валит. Гокудера кричит, пока Ямамото держит того за шиворот, смеясь. — Пусти меня, бейсбольный идиот! Она снова оскорбляет Джудайме! Тренировка предназначалась только для нашего босса, прежде чем появилась ты, — с нажимом бросил последнее предложение ей итальянец. «Прежде чем появилась ты». Вернее было сказать: прежде чем ее навязали их компании. — Иногда нужно прислушиваться к советам, Гокудера, — добродушно говорит Такеши, — особенно, если они касаются личной жизни. — Что ты мелешь? И хватит тянуть меня за одежду! Они двигаются процессией обратно в город, и Такахаси рассказывает обо всех трупах, которые были когда-либо найдены в лесу и обо всякой ереси, заполняет давящую тишину, моментально взрывающуюся испуганными причитаниями Тсуны где-то позади. Знает, чувствует спиной — дырку в ней сверлят, насквозь проедают. Не по-доброму, не по-хорошему. А потому ускоряет шаг. Когда напряжение нарастает, их отделившаяся группа из тех человек сворачивает на развилке. Ей не дают опомниться, тянут в другую сторону от дома. Не то чтобы была против. Выходят к смутно знакомому зданию, где произошла стычка с якудза Момокекаи, которая была на днях с подачи конкретного киллера-мафиози с желтой пустышкой на шее. — Скажи мне, что это? — одаривает Туман загадочным взглядом свое Небо. — Ну, здание, принадлежащее местной группировке, — отчего-то нелепо, но подавляет норовящие вырваться саркастичные замечания, всем своим видом спрашивая: «и это реально стоило того?». Стоило. Конечно, стоило. Улыбка Такахаси, непослушные пряди, искры в глазах и непоколебимая стать Ивасаки. Сросшиеся с кожей нерушимые черты настолько, что только ей дозволено видеть ребяческие замашки. — Это понятно. Мысли глубже, — хмыкает Макото, медленно обходит, пристраивается с другой стороны. И сейчас все сверлят одну точку. — Понятия не имею. Арт-объект? Идеальное место для съемок домашнего видео? — Не-а, — сдерживает смех Туман, качая головой и понижая голос до шепота. —Лучше. Как только доходят до помещения, где была драка, то удивляет непривычная опрятность. Разбитое окно теперь красовалось целым с чуть приоткрытыми жалюзи, длинный темный диван у стены, никаких пятен крови и осколков. Кофейный столик, заваленный путешествиями и музыкой в глянце. Полки с книгами, справочниками и газетными вырезками. Ее сажают в кресло с высокой спинкой, а позади простирается вид на город. — И как это понимать? — в растерянности произносит. — Мы взяли на себя смелость немного изменить интерьер. — Я не об этом. Вы отбили здание у якудза? — Они сами его уступили, — оскалился Ивасаки. — Не делай такое страшное лицо, — произнес Хранитель, проигнорировав лязг меча. — Ведь у Юки-чан должна быть база, а не дом с шумными попугаями. И нам с радостью отдали это здание предыдущие владельцы. Правда здорово? Юки в ступоре наблюдала, как на нее смотрят, явно удовлетворенные реакцией на махинацию, проделанную за ее спиной. Они довольны собой настолько, что кончики пальцев колет. В свободном положении их тел, в сложенных руках на груди читается непоколебимая уверенность. На мешанину красок похож закат за окном: от охры до ярко-малинового. Белое солнце давно заалело, превращась в красное, рябящее марево на воздухе, почти линии горизонта касаясь и окончательно расплываясь. И, умудряясь просочиться сквозь щели жалюзи, акаварелью раскрашивает двух парней, придавая им вид неземной. Не фикция. Не мираж. Не кажется. — Да. Просто волшебно.