Цветение

— Да, пожалуйста. О, нет, вам не следует… Ладно, поторопитесь. Сестра, вы готовы? Весь день прошёл в подготовке ко съемкам. Приспешницы метались по всей лечебнице, вычищая каждый миллиметр, охрана разбиралась с мебелью: всё переносили и меняли, дабы на камере смотрелось лучше. Сестра Джуд следила за процессом и раздавала команды, а рядом с ней, деля и возглавляя весь этот хаос, находилась Мария Евникия. Раньше Джуди никогда бы и не задумалась над тем, чтобы поставить её на свой уровень, но даже её сердце знало свои пороки и ошибки. Она чувствовала себя виноватой перед этой милой девушкой, которая всю свою жизнь только и делала что восхищалась ею. С Ланой-бананой вышло некрасиво, Джуди призналась самой себе в этом. Проводить шоковую терапию второй раз опасно, но это было прагматичным и верным решением, лишь данная процедура могла бы предотвратить дальнейшие попытки побега. С такой то репутацией, всё негодяйство Джуд была вынуждена пресекать мгновенно, обрубать корни, если угодно: вот и с Ланой-бананой так вышло, но, конечно, некрасиво. Женщина жалела, что не прислушалась к своей интуиции, когда позволила сестре Евникии заняться лечением мисс Уинтерс. Что-то внутри неё яро протестовало против отсрочки перевода, что-то твердило «Что же ты делаешь, сестра? Мысли разумно», но она не могла. Смотря в глаза Марии, она тотчас же узнавала себя в молодости: наивную, добрую, слабую девочку, которую хочется защищать и оберегать. Слёзы Евникии действовали на неё отрезвляюще, насильно пробуждая неизвестные ранее, почти что материнские чувства. К Лане отношение сестры Джуд было более неопределенным: она видела в ней грех, который нужно уничтожить, а поскольку он является неотъемлемой её частью, уничтожение этого греха убьёт и саму Уинтерс. Она также человек, находящийся в Брайрклиффе не по своей воле. Назойливый, но человек. Раньше Джуди подумывала над тем, чтобы признать Лану здоровой и отпустить восвояси, как только первая шоковая терапия притупила её память. Но затем Уинтерс стала вспоминать и создавала ненужные хлопоты, поэтому Архангель был спасением для Джуди. Женщина знала, что там Лана умрёт, но так она хотя бы не имела к ней никакого отношения, так она хотя бы исчезнет из её поля зрения. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Но захотелось же им так не вовремя организовать побег! И тогда она разозлила сестру Джуд окончательно. Нет, никто не мог разозлить сестру Джуд. Однако Лане удалось, за что она и расплатилась сполна. Мария с интересом наблюдала за всем, что происходит в лечебнице. Сестра Джуд сказала, что в этом процессе она самая главная, назначила её контролировать всех. Это немного завоевало её сердце, заставив хотя бы на секунду позабыть о случившемся и о том, что в какой-то из этих палат спрятано самое драгоценное, что есть у Евникии. Тот факт, что она находится практически на одном уровне с Джуди, и может полноправно считать себя руководительницей, пусть и этого малого события, но всё же она руководила чем-то, обрадовал её. В Брайрклиффе были монашки с бо́льшим опытом, которые могли с лёгкостью и профессионализмом устроить что угодно: правильно подобрать цвет занавесок или знали бы, куда поставить кресло, чтобы оно удачно смотрелось в кадре, но сегодня это делала Мария Евникия. И это подкупило её. Время близилось к полуночи. День выдался трудным, но занимательным. В их лечебнице давно не случалось ничего знаменательного, поэтому сегодняшняя работа не стала обременяющей, а напротив — было приятно сделать хоть что-то другое, помимо вечного наблюдения за пациентами. Тем не менее, все устали. Придав Брайрклиффу новый вид, настроив психушку на иной лад, освежив её, перекрасив стены, протерев пола, перетащив половину мебели и прочно закрыв палаты на замок, Мария и Джуди сонно растянулись на перешитом кресле. Каждая из них, конечно, думала о чем-то своём, но поток их мыслей примерно бился о те же камни: Лана Уинтерс. Мария, например, только вспомнив про Уинтерс, чуть не подскочила на месте: её душа упала в пятки. Она не понимала, как могла позабыть о ней хоть на секунду, и теперь чувство стыда сжигало её изнутри. Она тут же глянула на сестру Джуд с нескрываемой печалью. Внезапно весь день, проведённый без мыслей про Лану показался ей мерзким и ненужным, прошедшим напрасно. — Вы устали, сестра? — Спросила Джуди, явно делая это лишь от приличия. Заводить душевный разговор ей было лень. — Нет, я в порядке, — Ответила Мария. — Всё же, немного волнуюсь. — Это нормально, — Бросила женщина. — Перед важным событием так всегда. Не переживайте, отправляйтесь домой, отдохните. Утром вам предстоит всего лишь встретить прессу, всё остальное я возьму на себя. Евникия кивнула и улыбнулась. Она не могла распознать, действительно ли Джуди не поняла, что именно является причиной волнения Марии. Поговорить про Лану очень хотелось. Обсудить то, что произошло. Но слова пугали. — Я волнуюсь из-за пациентов, — Тихо произнесла Евникия, стараясь не выдать себя. — Может, стоит проверить их? — Нет нужды, — Сестра махнула рукой. — Все в целости и сохранности, впереди спокойная ночь. — Конечно, вы правы… — Осела Евникия. Джуди вздохнула, подняла голову. Трудно было сказать, что промелькнуло в её взгляде: то ли жалость, то ли раздражение. Тем не менее, она привстала и серьёзно посмотрела на Марию. Её движения были плавными и аккуратными, но она источала силу, от которой Евникии было не по себе. — Полагаю, нам предстоит важный разговор? — Произнесла женщина. — Да? — Мария вдруг задрожала, испугавшись такой внезапности. — Вы давно уже перестали заботиться о других пациентах, сестра Евникия, — Начала Джуди. — Ваше внимание сосредоточено только на одном. — Вы говорите про Лану? — Уточнила Мария. — Про Лану? — Джуд ухмыльнулась. — Верно. Скажите, сестра, вам известно, по какой причине она здесь оказалась? Евникия неловко кашлянула. В её разуме всплыли бурные воспоминания: та ночь в саду, множество других ночей, разговоров и вещей. Она вдруг ощутила себя абсолютно голой перед монашкой, потому что казалось, словно та умеет читать мысли. Если так, то скрыть все чувства Марии вряд ли удастся. — Она… — Мария не могла подобрать верного слова. При сестре Джуд её скромность снова возвращалась. — Ну… — Лесбиянка, — Заключила послушница. — Поэтому она здесь. Вы же знаете, сестра? После того, как Евникия скромно кинула, она продолжила: — Сначала ваши отношения показались мне…странными. Но я родилась не прошлой ночью, Мария. И вовсе не глупа, — Евникия внимательно слушала её, затаив дыхание. — Что сделала я? Закрыла глаза на это. Я не могла потерять ещё и вас в такое трудное время, тем более упаковать собственную послушницу в одну из палат. Вы представляете, что сказали бы люди? Что психи здесь и среди работников? Это уничтожило бы нас. С каждым словом сестры Джуд Евникия выпускала неконтролируемый поток слёз. Без всхлипов и протяжных вздохов, она смотрела Джуди в глаза и бесшумно плакала. Но она больше не ощущала ни стыда, ни страха. Она была горда тем, что Джуд увидела её настоящую, без масок и без рясы. Обычную девушку, которая может влюбляться в кого угодно, если сердце приказало. И пока она плакала, счастливее неё не было никого. — Впрочем, я так же надеялась, что в скором времени ваша Лана-банана переедет под опеку к нашим друзьям из Архангеля, — Она хмыкнула. — Откуда же мне было знать, что вы устроите подобное шоу? Побег, да и такой отчаянный! Необходимо было догадаться, что она одурманит вам голову, но чтобы настолько? И что, это того стоило, сестра? — Да, — Уверенно, но хрипло ответила Евникия. — Вопрос был риторическим, — Вдруг сказала Джуди. — Я не стану сдерживать вас, если вы захотите увидеться. И не стану задерживать, если захотите уйти. Вы свободны, а моё отношение к вам неизменно. Вы — хорошая девушка, искренняя раба божья. Я желаю вам лишь добра, поэтому и затеяла этот диалог: ведь знаю, что отправитесь к ней. Мария молчала, потому что не знала, что ответить, что сказать. Она только успевала слушать и вдумываться в то, что говорила Джуди, пока слова всё лились и лились. — Я уже говорила, что она того не стоит. Кажется, вы не совсем меня поняли, — Джуди положила ладонь на плечо Евникии. — Но Мария, она предала вас. Неужели я ошибаюсь? Скажите, ошибаюсь? Мария вдруг поникла. Вся её уверенность внезапно улетучилась, исчезла. Она сгорбилась, опустила взгляд. Она помнила всё случившееся, поэтому знала, что Джуди права. Сколько бы Евникия не пыталась оправдать действия Ланы, с каждым днём она всё больше убеждалась в том, что оправдывать такое невозможно. — Да, предала. — С трудом выговорила монашка, не смея смотреть на Джуди. — Что же она сделала? Женщина коснулась её руки, привлекая внимание. Этот жест показался тёплым и искренним, Евникия тут же глянула на приспешницу. — Что она сделала?

***

Горячая вода обжигает тело, но оно постепенно начинает привыкать и все мысли отходят на второй план. Ткань мешает пару выходить наружу, поэтому уже спустя минуту Лана чувствует, как он впитывается в её кожу. Она даже забывает о том, что её удерживают насильно и незаконно, что совсем скоро настанет самый важный день в её жизни, что всё запутанно и невыносимо трудно. Девушка отдаётся своим ощущениям и отдыхает. Пот катится по лбу и стекает по волосам, но она закрыта здесь на ближайший час. Многие пытаются выбраться из-под закреплённой ткани, почти у всех получается, но Уинтерс никогда не сопротивлялась этой процедуре. Закрыв глаза, можно даже представить, что находишься в спа. Конечно, возвращаться с небес на землю всегда болезненно, но блаженные секунды этого стоят. Она готова была окунуться в дивный мир снов, где её душа по-прежнему витает на свободе, высекая свои следы по всему миру. Но её прервал звук открывающейся двери. Она дернулась от неожиданности и осмотрелась, пытаясь понять, кто нарушил её долгожданные минуты покоя. В дверном проёме показалась голова Марии Евникии, а затем она полностью шагнула в купальню. Уинтерс не знала, чувствовала ли она раздражение или удивление, но ей точно было любопытно, для чего монашка здесь оказалась. — Мария, — Обратилась к ней Лана. — Почему ты здесь? Послушница таинственно улыбнулась, а в её руке сверкнул крошечный ножик для вскрытия писем. Журналистка тихо хихикнула себе под нос, дожидаясь, пока Евникия аккуратно срезала ткань над ванной. Через несколько секунд Лана была свободна. Как только она поднялась, её мгновенно окатило свежей прохладой. Она переступила через бортик ванны и коснулась босыми ногами холодного пола. Евникия стояла в стороне, с восхищением наблюдая за тем, как Лана привыкает к температуре. Затем она приблизилась к ней. — Мы уходим этой ночью, — Произнесла Мария. Лицо Ланы вытянулось от удивления, а затем сменилось радостью. — Этой ночью? — Не веря переспросила она. — Я так и сказала… Монашка хотела что-то добавить, но не успела, так как Лана благодарно кинулась в её объятья. Их тела столкнулись, Мария осторожно положила ладони на лопатки Уинтерс, пока та растворялась в небывалом счастье, предвкушая долгожданное событие. Постепенно, её руки стали перемещаться с лопаток всё ниже и ниже, пока не коснулись оголённых ягодиц, что, конечно, не могло остаться без внимания Ланы. Та замерла, ожидая, что же произойдет дальше, а затем послушно выгнулась, ощущая приятные мурашки по всей коже. Журналистка разорвала объятия и, посмотрев Марии в глаза, прильнула к её влажным губам. Она ощущала, как весь её внутренний мир, всё, что у неё есть, сужается, фокусируясь на том, что творится прямо здесь и сейчас. Тем временем Евникия изучала её тело: проводила кончиками пальцев по животу, по бёдрам и груди, пока Уинтерс извивалась под её ласками. Они обе ощутили, что наконец-то готовы к этому: Мария перестала сомневаться в себе, а Лана могла отпустить мысли о Вэнди, о побеге, о том, что стало с её жизнью, и о том, как сильно она себя жалеет. Ничего не имело значения, кроме того, что они делают. — Ты готова? — Прошептала Уинтерс. — Готова… Лана медленно освободила Марию от рясы и опустилась вниз, избавляя её от нижнего белья. Евникия покраснела, наблюдая за тем, как Уинтерс касается её ног и постепенно разводит их в стороны, накрывая нежную промежность своим горячим языком. Громкие стоны эхом бились об глухие стены купальни, пока девушек охватывала неимоверная страсть. Мария подумала, что, вот-вот, не в силах больше сдерживаться, упадёт на пол. Лана, словно прочитав всё по глазам, поднялась. Под её напором, Евникия прошла к остывшей ванне. Уинтерс ощущала свой контроль над телом и разумом монашки, а её реакция на происходящее казалась ей неистово привлекательной. Они опустились в воду, не отрываясь друг от друга. Лана, находясь сверху, продолжала ласкать Евникию, жадно всматриваясь в её мутнеющие глаза, а затем потянула на себя, начиная медленно двигаться. Мария чувствовала, как её сердце колотится в груди, стремясь вырваться наружу, а каждое нервное окончание в теле желает большего. Поддавшись темпу, она послушно заскользила под Ланой, оставляя сладкие поцелуи на её двигающейся груди, иногда сплетаясь в поцелуе, иногда сдержанно постанывая в шею. Шуметь нельзя было, но они обе позабыли об этом, стоило блаженной неге пробраться под их кожу, ослепив на несколько секунд. Журналистка, ахнув, но по-прежнему точно контролируя свои действия, слабо укусила Марию за нижнюю губу. Евникия даже не почувствовала боли: будучи обескураженной новым ощущением, она позволила теплу разливаться по всему телу, уходя без остатка. Они остановились, спешно дышали и смотрели друг на друга. Мокрые, горячие и уставшие. Но счастливые. В ванной, которая опустошилась наполовину за всё время их плавания, среди погибающего мира. — Ты укусила меня, — Пожаловалась Мария, медленно приходя в себя. — Обещаю больше не быть плохой, — Заявила Лана, откинувшись на спинку ванной. — Тебе было хорошо? Евникия, не ожидая подобного вопроса, неуверенно подняла глаза на Лану. — Это было великолепно, я…я даже не думала, что могу так… Лана улыбнулась, протяжно вздохнув. — У нас не очень много времени. Как мы уйдём? — Легко и просто, — Мария неловко вылезла из ванны, ощущая на себе взгляд журналистки. Ей было совершенно комфортно рядом с девушкой. — Я возьму тебя за руку и уведу. Сначала дам человеческую одежду, но затем сразу же уведу. — Я скучаю по человеческой одежде… — Попробуй походить в рясе. Это хуже всякого ада, — Прохрипела монашка, натягивая форму. — В любом случае, страдать осталось недолго. Куда мы поедем? К тебе? — Нет, не думаю… Это первое место, где меня будут искать. Если человек, который жил со мной, не сдаст нас раньше… — Тогда, ко мне? Но это далеко. — Я никогда не спрашивала, где ты живёшь, — Лана задумалась. — Снимаю квартиру вблизи от Брайрклиффа, ничего примечательного. Отправимся туда, где я выросла. Туда, где живут мои родители. Никто не знает про это место, даже сестра Джуд. За городом, среди природы — идеально, если у тебя проблемы с нервами. У меня уже появляются симптомы. — Неужели секреты от Джуди? — Прищурилась журналистка. — И много? — Это и не секрет вовсе. Просто никто не интересовался. Я бы рассказала, если бы она спросила. Евникия обернулась, облаченная в тёмную рясу. Смотря на неё, невозможно даже предположить то, чем она занималась несколько минут назад. Это и к лучшему. Лана, сполна налюбовавшись приспешницей, выбралась из ванны и подхватила больничную одежду. — Разве никто не заметит, что ткань разорвана? — Спросила Лана, указывая на ванную. — Всём всё равно. Пациенты режут её каждый день, никому не нравится кипятиться здесь, — Бросила Евникия, открывая дверь. — Мне нравится, — Буркнула Уинтерс, выходя вслед за монашкой.