Цветение

— Сосредоточьтесь, мисс Уинтерс, — Мария прыгала вокруг Ланы, как заведённая игрушка. — Нам очень нужно успеть за неделю. Журналистка сидела напротив проектора и вынуждена была наблюдать за сменяющимися картинками мужчин. Мария сама отобрала их по своим щепетильным критериям. Они все были облачены в рясу или белое, их лица не были привлекательными, их фигуры не вызывали никаких эмоций. Евникия заявила, что главное не внешность, а душа, только вот Лане от этого лучше не становилось. Лечение шло полным ходом, что, учитывая обстоятельства и сложившуюся ситуацию, значит не шло вообще. Лане наскучили надоедливые фотографии, смотря на которые она не ощущала ничего, в который раз вспоминая о том, что её диагноз, тот, с которым она была рождена, неизлечим. И всё это напоминало ей о том, что её ждёт: Архангель. Мария едва ли упомянула об этом месте, хотя Уинтерс неустанно расспрашивала её. — Это не поможет, — Лана покачала головой. — Сестра Джуд была права. Вам просто следует отправить меня в другую лечебницу и… Она подняла взгляд и увидела, что Евникия пристально заглядывает в её глаза. На секунду Уинтерс стало жарко, словно её облили кипятком. Непонятно отчего, она вмиг покраснела. — Это не лечится, потому это не болезнь. — Она вздохнула, опустив взгляд. — Сколько себя знаю, я всегда была такой, сестра. Вы меня не измените. Евникия помрачнела. Она поджала губы и уселась в углу кабинета. Надежда внутри неё постепенно исчезала, как и прежние предрассудки. Ранее она привыкла считать гомосексуализм пороком слабейших, что-то, что подвластно контролю, но наблюдая за мучениями пациентки, Мария усомнилась в возможностях лечения. Зато поняла кое-что ещё: её невероятно, предательски откровенно тянет к Лане. Мария не может перестать наблюдать за каждым движением Уинтерс, она готова была поглотить её глазами. Ей хотелось смотреть за Ланой, будто та была главным фильмом недели, будто она — сверкающий закат, бесконечная галактика, упрятанная в хрупком создании, переживающем столь сильные терзания. — Почему вы так заботитесь обо мне? — Послышался неуверенный голос Ланы. — Не думаю, что это того стоит. Евникия запнулась, когда отвечала, потому что ответ не был правдивым: — Я вовсе не забочусь о вас. Это моя работа. Я хочу помогать людям, наставляя их на путь истины. — Бесполезно, — Лана хмыкнула. — Сестра Джуд ненавидит меня. Монашка покачала головой. В её представлении о сестре Джуд не было места для ненависти. Женщина, принявшая Бога, поборовшая свои пороки и искупившая все грехи, станет так самозабвенно баловаться одним из главных — ненавистью? — Возлюби ближнего своего, — Процитировала Мария. — Главная заповедь. — Джуд об этом знает? В комнате воцарилось молчание, прерывающееся кратким вздохами. Лана потеряла всякую надежду на спасение, она бестолково разглядывала каждый сантиметр фотографии. В случае удачи, неожиданного везения, она не знала, что боится больше всего: потерять себя или потерять Вэнди. И пусть она никогда не изменится, пусть больше не увидит свет и не почувствует дуновение ветра, хотя бы мысли о Вэнди будут будить её по ночам и зажигать в сердце пылкий огонь фантазий. Вэнди стала жертвой Брайрклиффа точно так же, как и сама Лана. Ею манипулировали, ей угрожали, её заставили подчиниться. Иногда Уинтерс резко пробуждалась в ночи, либо вовсе не спала, и тогда она выглядывала сквозь прутья в двери своей палаты, долго всматриваясь в пустоту. Она ждала Вэнди. Надеялась, что девушка вернётся и заберёт её. Скажет «Лана, я здесь, чтобы вытащить тебя», и потом они скроются в тумане, или в ливне, или в лучах садящегося солнца. Но Вэнди никогда не приходила, а лучи солнца не касались лица Уинтерс. Она ждала негласно для самой себя, заранее зная, что ничего не случится. Но надежда, просыпающаяся среди кошмаров Брайрклиффа, давала ей стимул двигаться дальше. Если бы у неё был шанс, хотя бы крошечный, малейший шанс на побег, она воспользовалась бы им в два счёта. Получилось бы или нет — неважно, ей мало чего осталось терять. Она оборачивается и смотрит на Марию. Быть может, она способна довериться кому-то в этом месте, первый и последний раз. Возможно, Мария — её ниточка к свободе. Но Лана совсем не знала, как правильно ею управлять. Евникия казалась ей наивной и добродушной, но невообразимо напуганной. Бог и сестра Джуд держали её в ледяном страхе перед осознанными выборами. — Извините меня, — Начала Лана. — Я правда пытаюсь, но это очень трудно. Евникия вздрогнула от её голоса, но с нескрываемым наслаждением вслушивалась в каждое слово. Голос Ланы был спокойным, рассудительным, будто ничего и не происходит. Будто всё под контролем. — Я так напряжена… Мои нервы на пределе. — Уинтерс откинулась на спинку стула и вздохнула. — Если бы я могла выйти в сад…увидеть небо, подышать свежим воздухом. — Я не думаю, что нам разрешат… — Всего парочка часов снаружи и я буду готова упорно работать. Мария нахмурилась. — Да, но сестра Джуд… — Вам не нужно спрашивать, — Лана взволнованно коснулась её руки. — Она позволила мне остаться и дала соглашение на проведение лечения. Прогулка — всего лишь его часть. Сестра Джуд полагается на вас, неужели вы не хотите восхитить её? Евникия почувствовала, как её сердце сжалось, ощутив на своей ладони прохладные пальцы Ланы. Тогда она была готова сделать всё, что угодно ради неё — лишь бы не потерять Уинтерс. Мария почти не слушала, что Лана говорила после этого движения, она просто прикрыла глаза и сфокусировала всё своё внимание на тепле, образовавшемся под рукой журналистки. Когда она перестала слышать голос Ланы, её глаза открылись. — Если это часть лечения, то я не вижу проблем. Лана радостно улыбнулась. Рыбка клюнула.

***

Побег осуществится сегодня. Этим спокойным, ясным вечером, Лана выйдет на долгожданную прогулку с Марией и больше никогда не вернётся в Брайрклифф. Эта отсрочка неизбежного, которую сестра Джуд подарила ей, чтобы продлить гамму страданий, на самом деле станет для неё неплохой возможностью унестись прочь. Лана не знала, почему Мария повелась на её просьбу, да и знать не хотела: едва ли она была способна здраво мыслить, учитывая то, что она испытывала. Ненависть и адреналин управляли ею, если раньше она чувствовала, что в Брайрклиффе у неё есть всё время мира, бесконечность, если угодно, то теперь счёт идёт не на дни, а на минуты. Размышлять о том, почему Мария разрешила нарушить правила, было последним, что ей хотелось делать. Возможно, однажды она вспомнит эту ситуацию, после того, как станет знаменитой журналисткой и обрушит шквал грязи на лечебницу, закрыв её навсегда. Сидя где-нибудь в своём роскошном особняке, попивая игристое вино и находясь в полнейшей безопасности, Лана вспомнит Марию и точно попытается понять её намерения, но сейчас она не собиралась этого делать. Когда солнце стало опускаться, а все палаты закрыли на ключ, Мария сказала сестре Джуд, что хочет задержаться на пару часов, чтобы укрепить полученный результат. Джуди согласилась, всё же недоверчиво поглядывая на неловкое лицо Евникии, но в конечном итоге отчалила на такси. Мария осталась одна в Брайрклиффе, и теперь она была главной. Её волнение не давало сосредоточиться, сердце стучало в глотке, а руки потели. Она не могла понять, на что именно так реагирует её тело: на Лану или на нарушение? Наверное, на всё сразу. Нарушить правила вместе с Ланой Уинтерс? Провести с ней целую ночь? Проведенных ночей в Брайрклиффе Марии хватало, она любила допоздна оставаться в библиотеке или беседовать с грустными пациентами в госпитале, но это…другое. Лана вызывала бурю неутомимых эмоций, у которых Мария с удовольствием шла на поводу. Как только дверь палаты открылась, Лана уже стояла напротив, с почти что детским восторгом ожидая прогулки. — Ночь будет холодной, поэтому… — Мария протянула куртку. — Она мужская, надеюсь, это ничего… — Мужская? — Лана удивлённо, но благодарно надела куртку. — Сэмми недавно умер, это всё, что от него осталось, — Евникия грустно опустила голову. — Немного дико, понимаю, но я подумала, что хуже будет замёрзнуть. Лана осторожно коснулась плеча Марии, легко сжав его. Заглянув в глаза, она удивилась их красоте. — Спасибо вам и… Сэмми. Наверное. Сами вы будете в рясе? — О, да. Больше одежды не нашлось, так что… Лана непонятливо взглянула на Марию. Любая другая монашка вряд ли бы согласилась выводить её на улицу, да и к тому же отдавать последнюю тёплую вещь, способную согреть в такую морозную ночь. Уинтерс ощущала довольно противоречивые эмоции: с одной стороны, ей было плевать, и всё, чем она могла интересоваться на данный момент — успешным побегом и импровизированным планом, который каким-то невообразимым образом должен был сработать, но с другой стороны, ей было немного жаль доброту Марии Евникии. Её искренность, её самоотдачу. Лана вдруг представила, как её отчитывают за побег пациентки, как сестра Джуд избивает её прутьями за проступок, как прекрасное лицо Марии становится красным, как её бездонные глаза наливаются слезами обиды и грусти. На злость она вряд ли была способна. Лана покачала головой, поняв, что всё это время бездумно глядела на губы Марии. Она мигнула и неловко кашлянула. — Вы готовы? — Евникия решила нарушить тишину. — Да, — Лана вдохнула. — Готова. Мы пойдём через туннель? Мария, открывающая дверь, обернулась и испуганно посмотрела на Уинтерс. — Это небезопасно, Лана. Никогда не ходите по туннелю в одиночестве. Уинтерс пожала плечами, как если бы она верила в то, что действительно сможет когда-нибудь пройтись по тому туннелю без сопровождения охранников или монашек. Но Мария обернулась и тряхнула её за плечи. — Поверьте мне, мисс Уинтерс! Если вы пойдёте туда, вы не вернётесь! — Что со мной случится, сестра? Евникия вмиг налилась краской, резко отпустив Лану. Она корила себя за допущенную глупость, но и с эмоциями совладать не могла. — Вы…можете потеряться. Этот лес очень большой. — Как мы пройдём мимо охраны? Мария вдруг улыбнулась и гордо взглянула на Лану, чьи губы оказались ближе, чем предполагалось. — Сегодня я главная. Уинтерс наблюдала за лицом Евникии и такая смена эмоций почти что заставила её улыбнуться. Почти что сделала ее счастливой. Она с лёгкостью могла бы представить ситуацию, в которой она защищает Марию. От кого угодно, но Лане хотелось бы, чтобы Евникия никогда не знала боли. Она попросту не заслуживает разбитого сердца. Обычно Уинтерс то и делала, что ломала людей своими дерзостью и красноречием, но Евникия не заслуживала этого отношения. Что бы Лана не надеялась сделать сегодня, и что бы она не сделала сегодня, Мария не заслуживала того предательства, что ей предстоит испытать. — Тогда указывайте путь. Мария бросила подозрительный взгляд на Лану. Указывайте. Зимний сад блестел во мрачном свете луны. Холод окутал тело Ланы, стоило переступить порог темницы, а ведь шедшая впереди Мария и вовсе была в одной рясе. Глаза Уинтерс заметались из стороны в сторону. Куда бежать? Глотнув свежего кислорода, её мозг будто обезумел. Запах свежей ночи, запах тёмного неба, запах снежных кустов и запах живого мира. На душе Ланы скребли кошки, но она поняла, что сейчас, испытав то, что она испытывала ровно три месяца назад — свободу, возвращаться обратно она не собиралась. — Когда мы вернёмся, тотчас же приступим к лечению! — Трепетала Евникия. От её слов Лану передёрнуло. Уинтерс не вернётся, нет, не вернётся. Ей захотелось кричать об этом на всю округу, чтобы её слышали деревья в лесу и запертые пациенты. Никогда больше. Но это могло бы испортить весь план. Хотя, вряд ли Мария Евникия, наивная и простодушная монашка, смогла бы противиться обезумевшей от страданий и злости, потерявшей всё и всех, готовой на что угодно Лане. Но причинять боль Марии она не желала, тем более лезть к ней с кулаками. Нет, Лана должна сделать всё аккуратно и без лишнего шума. Да, она скорее всего выскользнет отсюда в два счёта и у других не будет шанса её поймать, да, Марию отругают за это завтра же утром, а ночь она проведёт в слезах, да, через пару часов Лана, возможно, доберётся до цивилизации, и да, Вэнди встретит её с поцелуями, но рисковать не следовало. Самое глупое — бесстрашие. Бесстрашием Лана не отличалась, но адреналин в голове контролировал её. — Простите, что заговорила об этом. — Мария встала напротив взволнованной Уинтерс. — Я хочу, чтобы вы насладились этой ночью как следует. — Эта ночь запомнится мне надолго. Евникия кивнула. Они шли по саду, снег запечатлел каждый их след, из их ртов выходил прозрачный пар. Всё выглядело спокойно. Вдруг, Мария остановилась и громко произнесла: — Нет, Господи, нет! — Что случилось? — Лана испугалась такой внезапной смене настроения. — Кажется, я забыла отвести Пеппер в её палату! Ох, ради всего святого… — Мария потёрла лоб ладонью. — Она засиделась в библиотеке, а я пообещала забрать её позже. Я не оставила включенный свет, должно быть, она напугана и потеряна! Лана ухмыльнулась, но едва ли Мария заметила это. — Вы можете идти. Это ведь не займёт много времени? Пеппер не кажется буйным пациентом. — О, Пеппер очень изменилась в нашей лечебнице. Она всё время под моей опекой, я горжусь ею. Было видно, как Мария желает поскорее забрать любимую Пеппер и отвести её в безопасность, но как она мечется меж двух огней, не желая бросать здесь Лану. Она верит Лане, но не хочет обманывать саму себя: будь у неё шанс на побег, она, может быть, тоже воспользовалась бы им. А уж зная Лану… она выберется отсюда любой ценой. — Всё в порядке, — Лана попыталась успокоить её. — Я подожду вас. — Серьёзно добавила она. — Одна нога здесь, другая там. Никуда не уходите, — Мария повела указательным пальцем и, подняв подол рясы, со всех ног помчалась ко входу. Лана наблюдала за тем, как силуэт Евникии скрылся в темноте сада, а затем в мирной тишине хлопнула входная дверь. В ту же секунду она бросилась наутёк. К воротам, а потом дальше — по дороге домой. Или…как получится. Пару раз она чуть ли не упала: неудобные старые туфли скользили по льду, а дыхания предательски не хватало, чтобы продолжать бег. Её лёгкие горели пламенем, пока она, хватаясь руками за всё подряд, бежала изо всех сил. Прошла целая вечность, но она только добралась до ворот. Они были высокими, стальными и непроходимыми, а ещё были бы заперты, не будь сейчас зима. Ворота Брайрклиффа почти всегда открыты зимой, чтобы замёрзшие путники смогли найти укромное место для ночёвки, и тот факт, что они были распахнуты настежь сегодняшней ночью лишь говорил о том, что Лане невероятно везёт, и что сама вселенная встала на колени перед её спасением. Внезапно, на её пути оказался неотчётливый силуэт, в который она, с бешеного бега, врезалась. Если он и упал, то мгновенно поднялся на ноги, но Лана едва ли поняла это, упав на спину и ощутив, как прежний адреналин бесследно пропал. На смену ему пришёл страх и тупая боль, разливающаяся по всему телу. — Лана Уинтерс? Лана почувствовала, как её осторожно подняли и обеспокоенно заглянули в лицо. Глаза затуманились от падения, но когда что-то в ней ожило, она наконец-то стала различать мир вокруг себя. Перед ней стоял Оливер Тредсон. Она помнила его имя так же чётко, как и своё, потому что он был единственным адекватным человеком, способным понять её. И сейчас тот факт, что ворота открыты, а он стоит перед ней, гласил о том, что это судьба. Судьба. — Что вы здесь делаете? — Спросила Лана. — Собираюсь уезжать. — Мгновенно ответил он. — На машине? — В её голосе было больше надежды, чем требовалось. Он прищурился. — Конечно. Что вы здесь делаете? Куда вы бежали, Лана? Она неловко оглянулась. Не зная что сказать, она решилась сказать правду. Её побег не удался в любом случае, но это не сильно опечалило её. Будет ещё возможность, лишь бы сестра Джуд не назначила шоковую терапию. Её Лана боялась. Но она была почти уверена, что Оливер ничего не скажет. У него своя история с Сестрой. — Я бежала домой. — Наконец ответила она.