Золотой идол

— Мне это совершенно не интересно, — бормотал себе под нос Ракшас, меряя шагами покои Бхадрасала, пока молодой генерал с ехидной усмешкой наблюдал за мечущимся взад-вперёд первым министром. — Такая ужасная адхарма… Нет-нет! Я ухожу. Глаза мои навек закроются, если я увижу Величайшего, ублажающего Чандрагупту в саду под кустами! Ну, или в тайной нише за занавеской. Мне не вынести такого зрелища. — Так и уходите, аматья, сам справлюсь, — хмыкнул Бхадрасал. — Мои глаза так точно не закроются. Наоборот, будут следить с огромным вниманием за происходящим! — Тебя ж прибьют, адхармик, если Величайший вдруг обернётся и обнаружит тебя поблизости в сладкий миг любви с этим… — раздался громкий зубовный скрежет, а затем злобное шипение, — проклятым мальчишкой! Тебя проткнут мечом. — А вам жалко? — весело спросил Бхадрасал, ничуть не испугавшись предсказаний Ракшаса о наиболее мрачном повороте событий. — Да привык я к тебе, — буркнул Ракшас. — С новым главнокомандующим, если тебя прикончат, неизвестно, найду ли общий язык? А дэви Дайму кто утешит, если она лишится сына? Не ходил бы ты… Ракшас умоляюще посмотрел на Бхадрасала, и последний действительно на миг призадумался, стоит ли удовлетворение любопытства такого огромного риска? Однако в этот момент занавесь зашевелилась, приподнялась, и из глубин потайного хода появился взмыленный, запыхавшийся парнишка лет тринадцати, лохматый и чумазый. — Докладывай! — быстро метнулся к нему Бхадрасал. — Живо! — Чандра пошёл молиться, — шмыгнув носом, затараторил юный шпион, кланяясь Ракшасу и Бхадрасалу и опуская глаза долу. — Взял поднос с лепестками и лампадой, надел праздничные одеяния и отправился к царской статуе — той, которая во дворе. Сейчас он поклоняется там, словно в храме. У Бхадрасала глаза полезли на лоб, а Ракшас громко расхохотался, не сдержавшись. — Чандрагупта поклоняется царской статуе?! — переспросил Бхадрасал. — Ага! — Как долго ты за ним следил? — Да уж довольно долго, — мальчишка почесал одну босую ногу об другую и смешно сморщил нос, словно собираясь чихнуть. — Я стоял в сторонке, к стене дворца прилепившись, чтоб меня не видно было, как вы приказали, а он всё молился и молился. Мантры читал, лепестками статую осыпал, куркумой ей стопы обмазал раз сто… По-моему, свихнулся Чандрагупта, мой господин, — сделал смелый вывод юный шпион. — Ну, я устал стоять и ушёл. Не всю же ночь там торчать? А Чандрагупта явно до утра расположился. Чапати из узелка достал, жевать начал… Но даже продолжая жевать, пел: «Ом Дхана Нанда Джая». И как не подавился? Мне вот мама всегда говорит: «За едой не поют и не разговаривают, а то подавиться можно!» А он не давится. Наверное, в него бхуты вселились, это бывает. — Хм, — Бхадрасал задумчиво расчесал пятернёй бороду, глядя на икающего Ракшаса, утиравшего накидкой слёзы, выступившие в уголках глаз, — какое странное поведение… Ну я всё равно схожу, посмотрю. Вдруг лекаря пора позвать? Может, его дела и правда плохи? — Мой господин, не прикажите казнить!!! — взвыл вдруг мальчишка, падая на колени и утыкаясь лбом в пол. — Что такое?! — удивлённо вытаращился Бхадрасал, а Ракшас напряжённо покосился на подростка. — Я не смею советовать вам, что делать, но я на обратном пути случайно узнал о чём-то посерьёзнее, чем сумасшествие Чандрагупты. Бхадрасал собрался грубо схватить мальчишку за верхнюю накидку, но сдержался. — Быстро докладывай! — Самраджа нет в покоях. Охрана беспокоится. Наш Величайший ушёл куда-то на ночь глядя, никому не сказав куда и запретив себя сопровождать! Но и это не самое плохое. Один из личных телохранителей царя ещё хуже спятил. Узнав об отсутствии самраджа, поклялся именем Индрадэва, что до утра в одиночку одолеет разбойников, засевших в лесу неподалёку от столицы. Величайший, говорят, планировал выдвинуться и напасть на тех дасью завтра, а этому безумцу приспичило сегодня. Друзья пытались безумного удержать, но он всех раскидал, кому-то глаз подбил, кому-то зуб вышиб, увёл чужого коня, потому что его собственную лошадь от него спрятали, и на том чужом жеребце уехал. Я слышал, как другие воины сокрушались, говоря, что этот сумасшедший теперь и себя угробит, и дасью спугнёт, и планы самраджа пойдут прахом. Не велите казнить за плохие новости, господин!!! — снова отчаянно завыл мальчишка. — Та-ак, — злобно протянул Бхадрасал, внутренне закипая. — Я немедленно беру с собой нескольких царских воинов и еду убивать дасью и этого ненормального! — Погоди, — остановил его Ракшас, затем повернулся к шпиону Бхадрасала. — Как звали того сумасшедшего? — Ишвар, господин, — не поднимая головы, отозвался мальчишка. — Друзья сказали, он уже несколько дней не в себе. Так и ищет случая умереть. То сжечь себя пытался, то в нору змеи руку совал, то с водопада прыгал… Чудом спасли. Теперь он надумал сражаться, чтобы умереть как кшатрий! Не дослушав, Ракшас рванул к дверям. Остановившись, ненадолго оглянулся: — Вызывай лекаря к спятившему Чандрагупте, — сказал он, обращаясь к Бхадрасалу, — а я еду догонять Ишвара! — Погоди, — растерялся Бхадрасал, — как вы справитесь в одиночку и с дасью, и с безумным кшатрием? Вам помощь нужна. — Некогда звать помощь, мне этого идиота скорее догнать надо, пока он не угробил себя и мою лошадь! — Вашу?! — Нутром чую, что мою. — А если не вашу? — Всё равно надо спасать глупца! — Но вы недавно говорили, что вам нет до него дела, — удивился Бхадрасал. — Ещё одно твоё слово… — лицо аматьи побагровело, и он наставил палец на генерала, однако, не договорив, просто исчез в дверном проёме. Бхадрасал ошарашенно посмотрел аматье вслед и только покачал головой. — Да поможет ему Триада, — пробормотал он себе под нос. — Кыш отсюда! — прикрикнул генерал на своего шпиона, и мальчишка быстро сгинул за той же занавеской, из-за которой чуть ранее появился в покоях господина. Проводив паренька глазами, Бхадрасал крякнул и усмехнулся: — Пойду-ка гляну, как паршивец молится. Да и молится ли? — и главнокомандующий магадхской армии, укутавшись до пояса в тёмно-синюю ткань, стал спускаться по потайной лестнице во двор. *** — Ом Дхана Нанда Джая… — оборвав мантру на полуслове, Чандрагупта улыбнулся, продолжая любоваться пламенем лампады. — Ушёл, — новая улыбка озарила лицо хитрого юноши. — Ступай-ступай, малец, — прошептал он одними губами, — докладывай своему господину, чем я занят. В молитве нет вовсе ничего предосудительного. Дождавшись, пока все шорохи стихнут, Чандрагупта медленно встал и обогнул статую с другой стороны. Он весь трепетал в предвкушении и в то же время опасался, что о нём позабыли и придётся уйти не солоно хлебавши. Сердце билось, то почти замирая, то принимаясь бухать, как падаяни таппу*. «Он уже здесь? Как понять, где он, если ничего не видно?» Чандра не успел додумать. Опаляющим жаром окатило с головы до пят, когда крепкие руки обхватили его поперёк туловища и такой желанный, прекрасный голос горячо зашептал в самое ухо, заставляя колени ослабеть: — Вернулся, осквернитель? Не терпелось снова встретиться? Так давай познакомимся поближе, — бесстыжая рука скользнула меж бёдер юноши, огладив его заметно отвердевшее естество. — О… Вижу, ты очень рад мне! — Что вы делаете? — тихо простонал Чандра, пытаясь высвободиться. — Не трогайте, господин. — Почему бы и не тронуть? — соблазнительно рассмеялся над ухом коварный «охранник». — Ты пришёл во второй раз, и твой лингам, как вижу, приветствует меня, хоть твой лживый язык смеет утверждать обратное! Нет, мои руки решительно не могут остановиться, раз есть один бодрый малый, который уже проснулся и почивать не собирается, — Чандра ощутил, как сжатая ладонь начала совершать те самые движения, которые некогда совершал и он сам, прячась здесь. Однако от руки Дхана Нанда запретные ласки были стократ приятнее. — Господин… Пощадите… — извиваясь в руках «охранника», рвано выдыхал Чандрагупта, чувствуя, что долго не выдержит. Наслаждение накатывало сильными, благословенными волнами, всё неотвратимее подводя его к заветному пику, сорваться с которого вниз — чистое блаженство. — Кажется, в самом деле стоит придержать колесницу страсти, — с коротким смешком промолвил «охранник», не выпуская свою жертву из крепкого захвата, но замедляя движения. — А то, пожалуй, столь скорый финал разочарует меня. Я собираюсь играть с тобой достаточно долго, прежде чем ты выплеснешься на прекрасного идола, которому так трогательно молился, читая мантры с именем самраджа! — Вы… Вы слышали? — пролепетал Чандрагупта. Опьянение страсти смешивалось со стыдом и смущением, у юноши кружилась голова. — Конечно. Я же не глухой. Неожиданно его мочку уха жарко вылизали, с придыханием прихватив зубами, и от этого укуса желание вспыхнуло, как факел в ночи, доводя Чандру до неистового нетерпения. Гортанный стон смешался с нетерпеливым рычанием, рвущимся изнутри. Пока он приходил в себя, пытаясь справиться с пронзающей страстью, с него грубо сдёрнули пояс и дхоти, а следом, немного помедлив, и верхнюю накидку. Прохладный ночной воздух слегка охладил разгорячённое тело, но руки хитрого «охранника» не дали возбуждению пройти. Чандра ощутил, как его ягодицы сжали изо всех сил, немного отпустили, потом снова сжали — почти до боли. Притянув парня к себе, «охранник» потёрся о него, заставив почувствовать собственное возбуждение. Кровь прилила к паху юноши так стремительно, что семя едва не излилось, но его лингам тут же умело перехватили, заставляя возбуждение схлынуть. — Так-то лучше, — услышал Чандра сзади. — Даже не вздумай закончить без моего разрешения, я очень рассержусь. Ты же постараешься не разочаровать меня? Хотелось кричать на весь царский двор о том, что он готов на всё, но, следуя правилам игры, Чандрагупта лишь взмолился: — Господин, отпустите! Я совершил ошибку, снова придя сюда, но проявите милосердие, не лишайте меня чести. — С чего бы мне щадить тебя? Чай не впервые занимаешься такими делами, осквернитель! Небось уж половину моих слуг перепробовал. Или они перепробовали тебя? — Я… Нет… Ни разу, господин! — отчаянно воскликнул Чандрагупта, мигом поняв по интонациям царя, что тот задал ему сейчас не шуточный, а вполне серьёзный вопрос. Хватка на теле ослабела. — Чандра, ты что… Правда невинен?! — услышал он за спиной сбившийся от волнения голос Дхана Нанда, и это уже точно было не игрой. — Да, самрадж, — твёрдо ответил он. Какой смысл лгать, если он действительно ничего не смыслит в любовных утехах? — Неужели ни со своими друзьями, ни с кем-то из мужчин постарше в доме Лубдхака ты ни разу? — Нет, самрадж. — Но если так, то… Осознав, что сейчас царь может действительно отпустить его и никогда больше не дотронуться и пальцем, Чандрагупта сам крепко прижался к нему дрожащим телом, обхватывая Дхана Нанда за талию и зарываясь лицом в складки чёрной ткани, под которой скрывался самый желанный, самый любимый человек: — Я никогда и ни с кем не делал такого, потому что никого и никогда не любил до вас. Я даже не знал, что способен полюбить мужчину! Я не переживу, если вы передумаете и бросите меня! Я умолял не трогать меня лишь потому, что мы условились так делать по игре, но на самом деле… Сделайте то, что собрались! Вы даже не представляете, как сильно я вас желаю. — Почему — не представляю? — чёрные глаза блеснули, словно в них на мгновение отразились падающие звёзды. — Я мгновение назад трогал тебя, и я отлично ощутил, каковы твои истинные желания. Ну коли не боишься… — голос Дхана Нанда окреп, снова став хриплым и грубым. — Тем, кто оскверняет царскую статую, нет пощады! Для начала я примерно накажу тебя! С этими словами Дхана Нанд несколько раз звонко шлёпнул Чандрагупту поочерёдно ладонью и тыльной стороной руки по обнажённым ягодицам, но несмотря на ощутимые удары юноша вовсе не почувствовал боли. Ниже пояса медленно расползалось, разливаясь тяжестью, приятное жжение. Жажда удовлетворения возросла. Чандра едва остановил себя от желания податься навстречу массирующим его пальцам, недвусмысленно стремящимся проникнуть внутрь, но всё ещё помнил, какой игры от него ждут и что из роли выходить рано. — Нет, господин! Только не это! — очень убедительно запричитал парень, делая вид, будто смертельно боится проникновения. — У меня правда никого не было до вас! — Отлично, — изображая злодейский смех, откликнулся Дхана Нанд, — значит, прямо сейчас ты получишь свой первый опыт. Какого же милого зайчика мне повезло поймать! — и совсем другим тоном — обеспокоенным, нежным — добавил. — Успокой сердцебиение и расслабься, прие. Наклонись вперёд и обопрись о статую… Не сопротивляйся. Впусти меня. Чандрагупта усилием воли унял колотящееся сердце, выровнял дыхание и прикрыл глаза, доверяясь ласкам того, кого любил. Звук льющейся на землю жидкости, а потом запах манго, персика и розы. Нотка жасмина — почти неуловимая… Он бы не учуял её, не будь его чувства обострены, словно в последний миг жизни. Сейчас он ощущал всё: бархатную тишину ночи, дыхание любимого за спиной, влажные скользящие пальцы, ласкающие его — решительные, умелые, нежные. — Выдохни, — тихо прошептал Дхана Нанд, мягко скользнув внутрь в нужный момент, и совсем иным тоном добавил. — Ну что, осквернитель? Я не хуже самраджа? Говорил же, если я буду сзади, ты не почувствуешь разницы. Разрешаю называть меня его именем! Начинай. — Дхана, — Чандрагупта не шептал, скорее, срывался в стоны, не имея сил сдерживаться. Тело вибрировало, словно струна, по которой ударили, и она зазвучала. Нет, ему это не померещилось, рука царя, ласкавшая его, слегка дрогнула. — Дхана, ещё! Движения пальцев стали быстрее, жёстче. Если прежде огонь пылал только снизу, то теперь каждая клетка тела превратилась в пламя. Он весь полыхал! — Ещё, прошу вас! — осмелел Чандрагупта, уже не имея сил скрывать желания. — О… Мне так хорошо, господин! — Хм-мм… Вон как заговорил! — «охранник» самодовольно рассмеялся, продолжая наслаждаться своей властью над чужим телом. — Понравилось? А я знал, что так будет. А теперь, — Чандра ощутил новый шлепок по заду, — стой смирно и не дёргайся. И проси! Умоляй о том, чего тебе больше всего хочется, — свободная рука царя вцепилась в пышные локоны юноши — ощутимо, но не причиняя боли. — Проси, я жду. — Господин, — смиренно отозвался Чандрагупта, подхватывая игру в унижение. — Возьмите меня, как и хотели в прошлый раз… Словно служанку. — Значит, хочешь меня? Именно меня, а не самраджа Дхана Нанда? Отвечай! — Да, господин. Я весь ваш, и я вас хочу… Делайте со мной, что пожелаете. Послышался шорох сбрасываемой на землю одежды, а потом обнажённое тело царя обхватило его, окутывая сладчайшей благодатью. Щека Дхана Нанда тесно прижалась к его щеке, лингам Чандры нежно огладили, а шею от уха до ключицы покрыли множеством частых, нежных поцелуев. — Спасибо, прие, — донеслось до его слуха сквозь частое дыхание и оглушающие удары сердца. — Ты дал мне именно то, что я хотел. Прости эти безумные фантазии о том, как я беру тебя силой, притворяясь кем-то другим… Больше никакого притворства. Перед тобой твой царь, которому ты очень дорог. Если ощутишь малейшую боль, я остановлюсь. Одно твоё слово — и я прекращу всё немедленно. Понимаешь? Чандрагупта кивнул, глотая неизвестно откуда подступившие слёзы. Он вскрикнул, стискивая зубы, когда их тела соединились, но боль ушла быстро. А потом мир исчез. Осталось только рваное дыхание, жаркие объятия, стоны, запах персиков, роз и жасмина… Мокрое от слёз лицо, закрытые глаза и сияющая улыбка — невыразимо странное сочетание, но Чандрагупта выглядел сейчас именно так. Обхватив юношу за талию, лаская одной рукой его лингам, чтобы отвлечь от неизбежной боли первого соития, Дхана Нанд тоже прикрыл веки, трепеща всем телом, забывшись в остром, ярком удовольствии, нарастающем, словно буря. — Прие, — шептал он, не в силах удержаться. — Сокровище моё, — и слышал в ответ своё имя, повторяемое снова и снова — со страстью, нежностью, любовью… С противоположной стороны статуи всё ещё горела одинокая лампада. Её пламя колебалось от лёгкого ночного ветерка, выхватывая пятнами детали неповторимой картины, на которую, остолбенев, пялился ошалевший генерал Бхадрасал, спустившийся во двор, чтобы отвести Чандрагупту к лекарю. Однако главнокомандующий, подойдя ближе и едва взглянув на освещаемое лампадой действо, понял, что лекаря Чандрагупте сейчас точно не надо. Любопытство пересилило чувство стыда. Генерал продолжал смотреть, замерев на месте… Полуобнажённое тело царя, подобное золотисто-розовому опалу, укутанное лишь чёрной верхней накидкой, тесно прижималось к бронзово-смуглой спине нагого юноши, запрокинувшего голову, вздыхающего и всхлипывающего от наслаждения. Руки царя вслепую оглаживали ягодицы и бёдра Чандрагупты, выделяясь на фоне смуглой кожи почти слепящей белизной. Никаких колец на пальцах Дхана Нанда не наблюдалось. Похоже, царь их снял, чтобы в пылу страсти не поранить своего возлюбленного. Скорые, порывистые движения любовников, их сбившееся дыхание, гортанные, протяжные стоны заставляли Бхадрасала испытывать смутное беспокойство. В животе генерала вдруг стал подниматься непонятный жар. Бхадрасал смотрел на то, как Чандрагупта пытается удержать равновесие, ухватившись обеими руками за ногу статуи, и на чистом золоте его смуглые, тонкие пальцы казались по-девичьи хрупкими. «Он словно девушка! — поймал себя на странной мысли Бхадрасал. — Вот сейчас, в объятиях Величайшего, с растрёпанными волосами, прикрытыми веками, раскрасневшимися щеками и припухшими губами он похож на юную наложницу, а не на парня! Как это возможно?» Стоны становились всё громче. Царь и Чандрагупта совершенно забыли о том, где находятся, погрузившись в водоворот запретной страсти. Бхадрасал понял одно: если сейчас кто-нибудь придёт сюда, то он, генерал, убьёт этих случайных свидетелей, чтобы сохранить тайну Дхана Нанда. Но сам продолжал смотреть, страшно стыдясь себя, пока невероятно долгий спазм наслаждения не сотряс тела царя и Чандрагупты. Их стоны слились в один нескончаемый экстатический крик. Бхадрасал развернулся и торопливо пошёл прочь от подножия статуи, никем не замеченный, всё ещё чувствуя сжигающий жар в животе и не зная, как себе помочь. В таком растревоженном состоянии он ступил на нижний этаж дворца. — Мой генерал, вы бродите совсем один в полночь? — симпатичная служанка в зелёном сари неожиданно вывернулась откуда-то из бокового коридора и встала на его пути, смущённо теребя кончик косы. Бхадрасал, стиснув зубы и стараясь мысленным чтением мантр унять неправедную страсть, вспыхнувшую в нём от лицезрения любовных игр царя и Чандрагупты, продолжал идти по направлению своим покоям, но служанка не сдавалась. — Господин, что-то случилось? — спросила она, догоняя Бхадрасала и пользуясь тем, что вокруг никого нет. — Ничего не случилось! — грубо зарычал тот. — Уйди, я не в настроении. — А если я подарю вам ночь любви, ваше настроение улучшится? Бхадрасал замер. — С ума сошла? — опешил праведный кшатрий. — Зачем тебе тайная любовь? Тебе замуж надо, а ты… — Я уже была замужем, — потупилась девушка. Щёки её пылали — от страсти или от стыда, понять было невозможно. — Меня выдали в тринадцать лет за мужчину, которого я не любила. Хуже того, он был мне отвратителен. Но кто меня спрашивал? Через два года муж погиб, оставив меня вдовой. Если бы самрадж за меня не заступился, меня бы отправили доживать свой век к прочим вдовам — молиться и ходить в вечном трауре, а то и положили бы на костёр! Но самрадж сжалился и приказал, чтобы по окончании срока траура мне было позволено жить здесь. И вот я продолжаю работать во дворце и носить обычную одежду. Только замуж меня уже никто не возьмёт, — служанка печально вздохнула. — А мне всего девятнадцать! Я ужасная грешница, потому что всё ещё хочу счастья, пусть и совсем не знаю, каково это — быть счастливой и любимой тем, кто нравится мне. — Я ухожу, — Бхадрасал сделал последнюю попытку соблюсти дхарму. — Постойте, господин! — услышал он вдруг, и ноги против воли будто приросли к полу. — Думаете, я всем подряд предлагаю любовь? Думаете, я бесстыжая? Нет. Я смотрю каждый день только на вас, но вы меня не замечаете. Конечно, я обычная служанка, и мне далеко до таких красавиц как царевна Дурдхара или ваша сестра Шипра! Я всего лишь глупышка Сонам, не добродетельная ничуть, ибо первая созналась в любви, отбросив стыд… Просто сил не было молчать. Я вдруг представила, что придёт день, я состарюсь, а вы так и не узнаете о моих чувствах, а старая я буду вам точно не нужна. Простите! — и Сонам, окончательно устыдившись своего поведения, уже собралась скрыться за дверью опочивальни, но неожиданно цепкие пальцы Бхадрасала ухватили её за край накидки. — Ты уверена, что не пожалеешь, получив то, о чём попросила? На губах Сонам расцвела счастливая улыбка. — Как я могу пожалеть? Я мечтаю о вас так давно! Пусть я буду опозорена и сгорю от стыда, пусть самрадж, узнав о моём грехе, отправит меня на костёр, но одна ночь с вами — это уже счастье. «Будет ли это считаться адхармой? — задумался Бхадрасал. — Да и пусть! Попрошу Ракшаса совершить очистительную пуджу, тем более, аматье после встречи с Ишваром пуджа тоже необходима!». Это была последняя сознательная мысль генерала. Бхадрасал сам не заметил, как очутился в чужих покоях, благоухающих ароматами лилий, и нежные женские руки освободили его от опостылевших одеяний, беспощадно натиравших окрепший лингам. А потом генерал потонул в наслаждении, сравниться с которым не могла бы даже самая горячая и успешная битва.