Не бойся.

      Меня засадили в соседнем крыле здания. Я сидела на скамейке за решеткой, которую закрыли на большой железный ключ. Огромный старик с седыми усами закрыл меня здесь и кинув связку ключей на стол, ушёл куда-то. Я сверлила взглядом эту проклятую связку, царапая ногтями кожу сквозь ткань платья. Майкл был где-то недалеко. Это единственное, что радовало меня. Я видела, как его отводили. Я видела его последний взгляд. Он был полон боли и сожаления. Его бледное лицо навсегда останется в моей памяти, как самое страшное воспоминание за всю жизнь. Я боялась представить через что он прошёл и что ему ещё предстоит пройти. Вожу взглядом по железным обшарпанным прутьям и замечаю, что три из них протерты. Видимо кто-то из задержанных пытался выбраться отсюда, спилив решетку наручниками. Мне вдруг пришла в голову мысль повторить такую же попытку. Что, если получится? Я буду стараться из-за всех сил, чтобы вырваться отсюда и освободить Майкла. Он здесь совершенно незаслуженно. Подбегаю к месту будущего побега, просовываю затёкшие руки между двух прутьев и начинаю пилить. Громкий скрежет наполнил пустой коридор и где-то отдавался эхом. Я старалась изо всех сил. Но толку было совершенно ноль. Руки ещё сильнее начали болеть и даже сочиться кровью. Я села на пол, оставляя руки между прутьями, хорошенько пнув решётку руками. Безысходность накрыла меня с головой. Чтобы не начать снова плакать, поднимаю глаза к потолку и начинаю мысленно молиться лишь бы это всё побыстрее закончилось. Лишь бы Майкла оправдали и вернули мне. Почему судьба так жестока? К нему, ко мне. Я пережила с ним столько счастья, которое могло разрушиться прямо сейчас, в эту секунду. Глухой щелчок заставил меня оглянуться. То, что я увидела было единственным спасением в этой непробудной реке под названием «конец». Вскакиваю, вытаскиваю руки и открываю дверь. Не знаю как! То ли этот старик её плохо закрыл, то ли мне удалось расшевелить замок и он клацнув, открылся. Выбегаю из решетки и хватаюсь за эти ключи, как за спасательный круг. Ватные ноги еле-еле передвигались. Я несколько раз цеплялась за прутья соседних камер и падала на пол. Находя в себе силы для того, что освободить Майкла, вставала и продолжала искать его. Но как назло мне попадались либо пустые камеры, либо какие-то одинокие алкаши и наркоманы, которые сопели лицом в стену на узкой скамье. Я чувствовала, как ледяная рука страха и отчаяния сжимает мое горло. Пространство вокруг меня начинает трястись и исчезать. Я бегала от камеры к камере, тряся ключи в руке. Наконец увидев клочок его рубашки, ныряю к решётке. Руки непослушно берут замок. Они тряслись и попасть ключом было очень сложно. — Эни? Майкл целиком разворачивается ко мне, вскакивает и подлетает ко мне. Его дрожащий голос заставляет меня снова плакать. Слёзы отчаянно бьют по щекам, а руки ещё сильнее трясутся. Я перепробовала тысячу ключей, но ни один из них не подходил. Крепко хватаюсь за прутья и смотрю Майклу в лицо. Мутными глазами рассматривает меня. Невольно замечаю, как тихонько тряслись его губы и снова содрогаюсь в рыданиях. Меня снова сковал страх потерять его. Я громко вздыхала, иногда переходя на стон. Жалобный, болезненный и отчаянный стон. На тяжёлый стон боли и зла на весь мир за то, что мы сейчас стоим через решетку и теряем друг друга. — Майкл, я тебя очень сильно люблю. Прости меня за всё. Пожалуйста. Мне страшно. Мне очень страшно, что я потеряю тебя. Что я больше никогда тебя не увижу. Слышишь? Майкл? Ты слышишь? Я очень тебя люблю. — Ну конечно, слышу, Эни, — задеревеневшими пальцами обхватывает мои руки и склоняется ко мне, касаясь губами железного прута и моих губ, — я тебя люблю. И это не последний наш раз. Слышишь? Не последний. Я клянусь тебе. Целую его губы, подбородок и щеки. Снова страх. Снова слезы. Пронзающая сердце боль. Души у меня уже и вовсе не осталось. Я плакала и целовала его в последний раз. Это точно наш последний раз. Потому что, завтра я умру. Из-за пережитой боли мое сердце просто остановится. Во рту был стальной привкус решетки, но я продолжала целовать его, глотая соленые слёзы. У нас оставалось немного времени. Мы смотрели друг на друга, уперевшись лбами о прутья. Он водил пальцами по моей щеке, по губам. Я шептала, что готова на всё ради него. Но чем чаще мои губы это повторяли, тем труднее в это было поверить. Он что-то тихо рассказывал, а я внимательно слушала. Майкл вдруг решил повспоминать наши веселые моменты. То ли от отчаяния, то ли чтобы скрасить обстановку. Но у него не выходило, и он замолчал. Я потребовала, чтобы он говорил. Всё что угодно, лишь бы не молчал. Я не выдержу тишины. Нет, не выдержу и умру на его глазах. Майкл откашлялся и продолжил рассказывать. Я утомленно смотрела на него и внимательно слушала. Ещё никогда в жизни мне не удавалось испытывать такую сильную боль. Такую тоску и разочарование. Такое отчаяние и злость. Вот он стоит. Самый родной и любимый из всех на свете. Но спасти его мне невозможно. Может быть, из-за того, что я просто напросто отказывалась верить в себя. А может быть, из-за того, что боль глушила все силы во мне. Я вытерла слезы и принялась снова подбирать ключи. И, о чудо! Это как солнце среди огромного количества непроглядных туч и пеленой молний. Замок щёлкнул, и я, смеясь от боли и страха шагаю к нему в камеру. Тут же хватаю его за плечи и крепко прижимаюсь. Он упирается спиной в прутья и стонет от боли. Сквозь мои громкие уже рыдания не было слышно ничего. Я решила не держать себя. Потому что, всё равно бы не смогла. Огромный ком боли вылился наружу. Я так крепко сжимала его, что, казалось, переломала ему несколько рёбер. Майкл хрипло приказывал мне успокоится и не угнетать и без того горькую обстановку, гладя руками мои волосы и спину. Я дрожала в его руках и намеревалась упасть в обморок. Буду держать его рядом с собой, пока кто-то не придёт. Истерика мало-помалу заканчивалась, явно облегчая самочувствие Майкла. Я и сама понимала, что такое болезненное расставание в дальнейшем ни к чему хорошему не приведёт, а наоборот будет только мучать. Но по-другому не могла. Меня жгла поражающей силы боль. — Майкл, прости. Я не знаю. За всё. За то, что было и чего не было. Прости за все. Я во многом, наверное, перед тобой виновата. И мне горько от мысли, что я не могу сейчас унести тебя отсюда. Эти объятия единственное, что мне сейчас поможет не умереть прямо в твоих руках. Я прокляну бога за этот день. Прокляну! — Нет, Эни, нет. Он здесь не причём. Бог не виноват, что люди такие... мне ужасно надоела эта ситуация. Я и сам рад умереть, лишь бы не испытывать этой удушающей боли за тебя. Зачем ты сюда приехала? Зачем? Тебя же могли не пустить. С тобой же могли... боже! — Мне плевать, что они сделают со мной. Главное, что я сейчас с тобой. Что я в твоих объятиях. Обещаю, что вытащу тебя. Обещаю. Обязательно вытащу отсюда. Сделаю всё что только можно. Клянусь, Майкл. Только подожди. Всего нечего. Пожалуйста. Поклянись мне, что ты дождёшься меня! — Я клянусь, Эни. Клянусь, что дождусь тебя. И это точно наш не последний раз. Его ноги перестали нас держать. Мы оба, совершенно обессиленные рухнули на бетонный пол. Я забралась к нему на колени и крепко прижалась. Мы сидели так порядком двух часов. В абсолютной тишине. Я чувствовала, что это наш последний раз. Несмотря на все обещания и клятвы, это наш последний раз. Я больше не увижу его. Эта вселенская уверенность медленно, но верно убивала меня. Я пыталась запомнить Майкла. До последнего. До малейшей частицы. Его запах, его обжигающее дыхание, его мягкие губы, его ласковый голос. И, черт бы побрал весь этот мир, его убийственные глаза. Я чувствовала, как наш мир заканчивался. Как он, снимая все свои одежды, подходил к краю обрыва и вот-вот прыгнет вниз. Распадётся, рассыплется, растворится. Канет в Лету. Не чувствуя рук, обхватываю его скулы и крепко целую. Как в первый и последний раз отчаянно целую, снова чувствуя как щеки жжёт от нового потока слез. Облегчение не наступает. Боль меньше не становится. Мы не испаряемся отсюда и не оказываемся дома в кровати. Все ещё лежим на бетоне с затёкшими руками и огромной болью. Я отпускаю его, слыша тяжёлые шаги где-то за поворотом. — Это конец, — шепчет Майкл, целуя мои руки. Рассерженный до изнеможения старик орет на весь коридор, будя всех алкашей и наркоманов. К нему тут же прибегают трое крепких высоких мужчин и встают над нами. Сильные руки хватают меня с пола и волочат куда-то. Я решила не оборачиваться и не видеть глаз Майкла. Боль прожигала всё. Я вмиг почувствовала как начали гореть руки и ныть ноги. Голова начала раскалывается, рот полон то ли крови, то ли слюней. Похотливо переглядываясь, эти амбалы волокут меня на выход. Неизвестно, что ждёт меня дальше, но одно я знала твёрдо: хуже уже не будет. Это точно. Больнее и страшнее ничего не будет. Я потеряла Майкла. Его отняли у меня цепкими лапами, как это делают стервятники и гиены. Они забрали у меня жизнь. Они продолжат это делать, пока сердце не откажется стучать в моей груди. На что я способна сейчас? Какими силами вытащу Майкла? Я напрасно накормила его обещаниями и напрасно взяла клятву. Мне потребуется не один десяток пачек с успокаивающим и не одна неделя на восстановление сил, чтобы подняться на ноги и что-то предпринять. Этот день нанёс неизгладимый отпечаток на моей жизни. — Куда её? — спросил один. — На улицу выкинем. Только посмотри на неё. Даже та проститутка проспиртованная и то лучше выглядит, — ядовито сказал второй, сжимая мое плечо до онемения. При выходе с меня сняли наручники и вытолкнули на улицу. Я потеряла равновесие и упала на асфальт, разодрав себе ладони с щекой. Веер пыли опустился на меня, покрыв волосы и лицо. Сплюнув песок, привстаю на локоть. Когда чьи-то руки касаются меня, вздрагиваю и пытаюсь отодвинуться. Но это был водитель с Джиджи. Они еле-еле подняли меня. Домработница отряхнула платье и поправила волосы. Мои силы на сегодня иссякли. Я не могла ни говорить, ни идти. Водитель на руках посадил меня в машину. В этой машине вчера Майкл вернулся с работы. В этой машине мы не раз целовались. В этой машине был слышен наш смех. Его отголоски и эхо я слышала и сейчас. Запах Майкла вскружил голову, но никак не дал мне сил. Я лишь тихо простонала, чувствуя, как душа покидает тело.