Укрощение огня

Амир Фахд был воином и воином не простым, не рядовым клинком, а тем, кто отдает приказы и ведет за собой. Он был владыкой, главой рода, но в суровом краю в суровые времена княжий титул не просто привилегия и отнюдь не синекура, к торжественному величанию прилагалась ежечасная ответственность за весь клан и землю, на которой они живут. И значит, князь должен быть еще и грамотным организатором и ловким политиком. А кроме того, он был еще и ученым, постигающим законы мироздания… Все вместе говорило, что он наверняка умеет быть непредсказуемым, упорным и опасным игроком, который так или иначе добивается назначенных самим же целей. У невольника шансов против него нет. Что ж, юноша был не так уж далек от истины в превосходных оценках своего господина и противника. Оставшись в гордом одиночестве, Амани изошел желчью: хозяин играет словами с легкостью факира-фокусника, прогуливающегося по гвоздям. О каком выборе можно вести речь, если весь выбор это лечь под господина сразу или побрыкаться немного! Впору умиляться подобной щедрости, хотя… попробовал бы он покапризничать перед грозным Гневом небес! Юноша раздраженно прикусил губу: быть может и стоило попробовать, хоть раз честно сказать о СВОИХ желаниях, а не ловить малейший отблеск чужих, выстилаясь к равнодушно попиравшим его ногам… Да нет, глупости! Даже на пороге смерти ему было отказано в пустячной малости, в обычном жесте сострадания и ласковом касании жестоких рук… Здесь будет так же. Он дорогая забава – не более, не менее, и доказательство того ему сейчас принесут… Пусть так! По крайней мере, не будет искушения забыться, а Амани всегда старался трезво оценивать положение вещей. Правда, получалось не всегда. Что ж, повторюсь еще раз - нет предела совершенству! Юноше удалось наконец вразумить себя и встретить отведенную ему долю с невозмутимым достоинством… которое разом слетело, стоило Аману увидеть присланную ему через Тарика вещь! Он недоверчиво протянул руку, но в последний момент отдернул пальцы, так и не коснувшись узкой полоски металла, больше напоминавшей причудливое ожерелье, чем унизительный знак рабства. Если бы не одна деталь – волны и резкие росчерки стилизованной подписи: алам, лакаб и кунья. Имя господина. Напоминанием рабу и предупреждением всем остальным. Однако, это имя он знал слишком хорошо, как и малейшую царапину на благородном металле, и сейчас не верил своим глазам – это знак, но что он несет собой?!! Когда Амир вновь навестил свою привередливую «собственность», он застал хмурого юношу, задумчиво вертевшего в руках пресловутый ошейник, сидя на излюбленном диванчике. В этот раз Амани приветствовал господина, как полагается, грациозно соскользнув на колени, свободно спадавшие волосы скрыли лицо. - Откуда такое смирение? – с иронией поинтересовался князь, окончательно убедившись, что подобное поведение его не прельщает абсолютно. – Так понравился подарок? - Господин изволил пошутить, но я не совсем понял смысл шутки, - бесстрастно произнес Аман, не солгав ни одним словом. - Шутка? – князь удобно расположился на диванчике, вместо юноши у своих ног, как всегда любуясь им. – Ты спрашивал об ошейнике, который видел в моих покоях. Я прислал его тебе, и только. Можешь вернуть мне, можешь оставить себе как память… Как память?! – Амани снова взглянул на вязь букв, складывающуюся в имя его бывшего хозяина, и, в ярости вскочив, отбросил от себя как ядовитую гадину, полыхнув зарницей из-под ресниц. Раздался густой раскатистый смех. Мгновенное преображение отозвалось в груди мужчины жаркой вспышкой, а злой взмяв ни в чем не повинного мурлыки, мирно дремавшего на солнышке на окошке и получившего ошейником по загривку ни с того ни с сего – от души позабавил. Шипение заслуженного крысолова, и бурное дыхание, срывавшееся с искривленных гневом губ юноши – вторили друг другу. - Вы похожи! Я, кажется, знаю, что подарю тебе в следующий раз! – Амир широко улыбнулся. Аман ожег господина взглядом в ответ на сомнительный комплимент, но улыбка лишь стала еще ярче. Поднявшись, князь легонько погладил его кончиками пальцев по линии подбородка: - Не тревожься, огненный мой, - в кофейных глазах мерцали искры лукавства, - я никогда не опущусь до такой безвкусицы, как та, что ты только что отправил в несчастного кота. Растерявшийся юноша не нашелся с ответом: шах и мат. Очередная партия была проиграна Аманом вчистую. *** Нет ничего бесполезнее, чем жалеть себя, а жить нужно уметь с тем, что есть. Аман принял своего нового господина. Он много думал, снова и снова перебирая все те же мысли, те же чувства – все, что до сих пор жгло его сердце, и даже нож не смог остановить кипящий ядовитый поток все еще бродящий по крови и отравляющий каждый восход солнца… О нет, не ненависть и гнев, не самая безумная из всех страстей страшны,- они огонь, то пагубный, то очищающий. Куда ужаснее обычное разочарование – то пепел душ... «…Лед слез, не явленных - По минованью нужд!» Разочарование – вот самый страшный яд и самая тяжелая болезнь, от которой труднее всего оправится. Иногда оно убивает. Редко тело, чаще душу. Чаще часть, - и очень важную часть, каким бы сильным человек не был. То, благодаря чему мы умеем мечтать и верить, и стремиться к мечтам, и воплощать веру... Умеем любить. Раньше Аман как-то не задумывался о подобном, а нынче просто не ощущал себя способным на такие чувства. Да и не очень хотелось испытывать их, зная, что окончание неизбежно и чем оно оборачивается. Во всем остальном юноша своего господина принял: смирившись умом и постаравшись понять сердцем, признав, что тот не просто сильный, умный, волевой мужчина и владыка, но достойный человек. Дни шли за днями, складываясь в недели, миновал месяц, а князь Амир помнил о данном рабу слове. Не только не торопился гневаться на упрямство невольника, тащить наложника на ложе, но и в другом смысле не провоцировал на новые истерики. Время проходило для юноши на удивление спокойно: в занятиях, чтении, беседах с лекарем Фархадом, тоже бывшим в библиотеке частым гостем, почтенным Сафиром, вечера занимала неизменная партия шахмат, от которой князь отказывался редко – лишь когда бывал очень занят или отсутствовал вовсе. Мужчина относился к нему исключительно мягко, с терпеливым вниманием, не отменявшем уверенной властности, но Амани наконец успокоился совершенно: чтобы не задумал князь Амир на его счет, насилие и принужденная покорность со всей очевидностью его не привлекали. И значит, глупо было провоцировать его очередной дерзостью, и отвечать на великодушие неблагодарностью. Но и только! Аман не избегал своего господина, не срывался на бесполезный вызов, обращаясь к хозяину с почтительным уважением, однако решение оставалось твердым и падать в чьи бы то ни было объятья - юноша не намеревался, хотя и понимал, что равновесие не может длиться вечно. Господин его не тот, кто легко отступает от задуманного. Что ж, в оценке Аман как всегда не ошибся, а вот об обещанном подарке попросту забыл, причем почти сразу – и без того было о чем поразмышлять. Кроме того, обделен он не был. На хлебе и воде его не держали, из одежды простые рубашки со штанами, само собой вопросов не вызывали, как и парочка кафтанов – не мог же Амани разгуливать по цитадели в прозрачной кисее из отставленного сундучка! Тонкое полотно и богатая, но нежная вышивка тоже не удивили – как-никак, он не чья-нибудь, а княжеская причуда. Однако к его гардеробу то и дело прибавлялись красивые туфли с незнакомым интересным рисунком, удобные сапожки – юноша подозревал, что мерки были сняты в первый же день, пока он был без памяти, - несколько дивных поясков, шелковые нижние рубашки, и шитый по вороту золотой нитью роскошный бишт... Появись Аман во всем этом великолепии – его самого можно было запросто принять за принца! Наряды бестрепетно убирались подальше, и фраза о подарке лишь промелькнула мимо ушей. А зря! Вернувшись после очередной отлучки, Амир не задерживаясь направился к своему наложнику, двое слуг внесли следом большую корзину, в которой что-то отчаянно шебуршало. - Господин? - Амани отложил свиток, который читал, и поклонился. - Я обещал тебе особенный подарок, - мужчина кивнул в сторону корзины, как будто это все объясняло. Юноша напряг память и насмешливо изогнул бровь, предположив: - Котенок? - Котенок, - невозмутимо подтвердил Амир, сделав знак снять крышку. Аман демонстративно ждал, всем видом выражая удивление от подобного дара. Шорох раздался отчетливее, и над краем показались осторожные черные ушки, круглые и пушистые, а следом целиком черно-пятнистая мордочка с мутно-голубыми глазами и когтистые лапки… - Иншалла!!! – потрясенный юноша в прямом смысле неприлично вытаращился на свой «подарок», а его с таким трудом возвращенная невозмутимость похоже, вообще отправилась в глубокий обморок. - Ну что, такой дар ты примешь? – князь смеялся, а вот Амани было не до смеха. - Это же леопард, - сдавленным шепотом констатировал очевидное юноша, не отрывая взгляд от настороженно принюхивавшегося котенка. - Черный леопард, - уточнил Амир, - и очень похож на тебя. Похожа. - Но… но… что я…- Аман кажется впервые не мог подобрать никаких подходящих слов, - и она совсем маленькая! - Зато если ты ее правильно воспитаешь, то она будет признавать только тебя, - в тоне помимо улыбки почудился намек, и юноша очнулся от изумления, машинально выдернув из-под самых клычков свою туфлю. Мужчина весело фыркнул, но объяснил вполне серьезно, лаская теплым взглядом цвета крепкого кофе склонившегося к кошечке наложника. - Она уже немного привыкла к людям, тебе будет не так трудно. А ее мать погибла, так что на воле котенок не выживет. Решай. Это нельзя назвать платой, принимаешь? Впрочем, Амани давно уже не напоминал гаремное создание. - Да… - не поднимая головы, тихо отозвался юноша, после долгой паузы. - Я рад! - без тени насмешки произнес князь. – Надеб поможет тебе и объяснит все, что нужно. Аман только вздохнул, слов по-прежнему не было. - Просто приучи ее к себе, - спокойно говорил Надеб, высокий худощавый мужчина с вычерненным солнцем лицом и ловкими, подвижными пальцами. – Это не комнатная собачка, она никогда не будет выделывать трюки на забаву… Это хищник. В ответ на столь здравое замечание Амани сам зашипел не хуже большой и очень сердитой кошки. Очаровательный пушистый звереныш освоился довольно быстро и оказался шкодливейшей заразой, пробовавшей на зуб и целенаправленно намеревавшейся закогтить все в пределах досягаемости. Силу укусов гаденыш, понятно, тоже не измерял, а любимейшей игрой стала охота на кое-чьи ноги, так что о привычных туфлях без задников ради собственной безопасности пришлось забыть, и первым делом натягивать высокие сапоги. К сожалению, на все остальное подобной защиты не было – не станешь же сутки напролет ходить в перчатках! Как-то перед ежевечерней партией юноша взглянул на свои исцарапанные до локтей руки и… рассмеялся почти до слез: видели бы его сейчас Васим, вечно трясущийся над своим положением главного гаремного блюстителя, тот же шакал Алишер, либо же кто-нибудь из наложников Фоада – наверняка решили бы, что бредят! Кальяна обкурились или, на худой конец, у Аленького цветочка обнаружился двойник, брат-близнец, джины подменили… Тоже мне, звезда ночей, отрада ложа! Однако – не этого ли он и хотел?.. В тот вечер Аман не пошел к господину. То было странное, пьянящее чувство – знать, что не он ждет дозволения предложить себя, а ждут его. Особенно когда знаешь, что неповиновение не обернется карой, последней ошибкой, которых некоронованный король себе не позволял, ведь чем выше положение, тем крепче узы. Почувствовать себя хоть призрачно свободным… Юноша опустился перед сыто урчащим сонным пантерышем, осторожно погладив высокий носик: ведь и правда похожи – вкусно кормят, на цепь не сажают, балуют и кусать позволяют… Приручают. Он откинул крышку «своего» сундучка, аккуратно раскладывая содержимое. Масла он брал и раньше, для купания, а сейчас совершенным изгибом подвел брови и веки, густо начернил ресницы, чуть тронув краской скулы и губы. Тщательно расчесал отросшие почти до пояса волосы, разобрав по прядям локоны и искусно подколов их заколками. Из одежд – выбирал так, будто эта ночь должна была стать первой и последней в жизни… И, взглянув на свое отражение – беспристрастно признал: он все еще красив. Он все еще может пленять собой… А зачем? Шорох шагов не дал додумать мысль до конца, Амани взметнулся вихрем, набрасывая на плечи темный мишлах: - Что тебе? – хмуро сверкнули черные очи. Мальчик смущенно улыбнулся на привычную резкость: - Дядя беспокоится здоровы ли вы. - Здоров… - отмахнулся Аман, прежде чем полный смысл фразы дошел до его сознания. - Красиво как! – восхищенно вздохнул Тарик на сияющие алые звезды в бурных густых волнах: плащ прикрыл обнаженный торс и прозрачное одеяние, но он не мог скрыть волосы юноши, – У мамы таких не было! Стало стыдно почему-то. - Твоя мать – сестра князя? – Амани беспорядочно выдергивал шпильки из прически, не слыша, что спрашивает. Мальчишка залился румянцем пуще, но ответил честно: - Что вы… третья жена его брата. Двоюродного, - совсем понуро уточнил Тарик под конец, подозревая, что после такого признания о положении в семейной иерархии привередливая княжая звезда выпрет его с позором и скандалом. - Возьми, - рубиновые искры вдруг впились в подхваченные ладошки. - Да как же?! - Возьми! – криво усмехнулся Аман. – Матери подаришь… или невесте. Тебе до того недолго осталось. - Что вы!!! - Иди! Когда после долгих сбивчивых отнекиваний и благодарностей, одуревший от неожиданного подарка мальчишка наконец отвязался и ушел, Амани вернулся к наглой кошатине, повадившейся спать на его постели, бездумно потрепав звереныша за бархатные ушки: - Не хочу больше… Слышишь?! Не хочу. И ты тоже ошейник носить не будешь!