Небесная лилия золотых садов

Атцтаньте, я не знаю сколько времени прошло. Граница Облачных глубин. Мужчина демонстративно зевнул. — Ну и где твой братец? Не припомню, чтобы в Гусу было принято опаздывать. Неужто первого нефрита — светлое лицо ордена, обделяли уроками правил и манер? Или старик Лань был так благосклонен к своему племяннику, что опускал столь скучные и неважные темы, как пунктуальность? Лань Чжань нахмурился; он привык к непрерывным жалобам мужа, но вот несобранность брата его поистине поражала. Наконец из-за деревьев показались белые одежды благородного господина. Он чуть склонился, собирая руки в уважительном жесте и извинился, за столь неприятную задержку. Усянь вновь зевнул и просто отшутился: — Ну повозка-то никуда не уедет, а главное светило уже снизошло до нас. В любой другой ситуации, Лань Хуань, наверное, поддержал бы старания старейшины снять напряжение, давящее на них несоизмеримым камнем сердца. Но сейчас на лице мужчины читалась некая смесь грусти и тревоги. Вэй Ин умолк. Троица уселась и повозка тронулась. Ехали без лишних разговоров, лишь изредка могли перемолвится с извозчиком парой коротких фраз. Солнце блестело, опаляя жаркими, точно молодая страсть, лучами верхушки древних деревьев; корни прорывались в самую глубь, касаясь ледяной воды подземного ключа, они питали мощный ствол и раскидистые ветки широкой нежной кроны. Пожухлые листья опадали на дорогу, траву, повозку. Лошади фыркали и мчались вперёд, отгоняя назойливых жучков, втаптывая сухие травинки в изъезженную голую землю. Сокол парил над тлеющей зеленью долиной, расчерчивая небо замысловатыми пируэтами. Щекочущее прикосновение сухого листика, ловкие пальцы. Вот мужчина уже держит увядающую зелень в своих руках. Он вглядывается в каждую прожилку, находя паутину зыбких линий невероятно красивой. Возвышая вещицу, любуясь узорами против убийственного пекла клонящейся за дальние ели звезды. Но стоит ему разобрать отдельные буквы в изящном сплетении, как небесное светило меркнет, оставляя место пугающей темноте одиночества и боли. Попутчики скрываются, а травинка вспыхивает зеленоватым пламенем. Охваченный колышущимися языками жара старейшина откидывает злосчастный листок. Рука в огне, под нетронутой одеждой он гаснет оставляя лишь кровавый отблеск и глубокий шрам — «Желание забыть — бессильно, Попытка скрыться — глупость снов. Отдай ту жизнь, что взял насильно, Твой Тёмный путь всему виной…» Плечи сжаты крепкими руками. Ванцзи бережно трясёт мужа. — Вэй Ин. Очнись. — Всё хорошо… — мямлит тот. Его немедля прижимают к себе, холодные губы касаются горящего лба. — Ты болен, — обеспокоено произносит Хангуан-цзюн. — Нет, просто ты слишком холоден, вот и и думается, что я горяч. Или ты… — за плотным слоем стволов и кустарников промелькнула бликующая гладь; Старший брат окликнул их. — Здесь есть озеро. Ванцзи, я думаю, ты и господин Вэй, сочтёте купание — неплохой идеей. — Мгм. Разморённые путники ступили на землю. Вэй Ин был необычно тих и смиренен, это ещё больше настораживало его мужа. Неужто и впрямь заболел? Но зачем же тогда смеяться и скрывать боль? В шутках весь Усянь… Они добрались до водоёма, пришлось пробираться сквозь густые заросли дикой локвы, но оно того стоило. Кристально чистая вода застыла, казалось, будто её и вовсе нет. Жидкость выдавали лишь, играющие переливами радуги мерные блики. Золотистый песок с примесью жемчужно-белых камешков уходил далеко вглубь. Косяки рыбок проплывали у самого берега. Одежда нефритов, аккуратно сложенной, покрывала свежую траву. Зайдя в освежающую воду лишь по пояс Хангуан-цзюн обернулся. Вэй Ин оставался на берегу и мялся, похоже борясь со страхом избытка вопросов. — Ты в порядке? — Да, — он скинул ханьфу и поспешил зайти в воду. На правом запястье красовались рубцы. Всё те же слова, нагоняющие воспоминания, а вместе с ними и ужас — это был не сон. Обыкновенно он плескался вместе с мужем, но сейчас же, поспешил отстраниться. Усянь побрёл вдоль берега, разбивая гладь и разгоняя по воде мелкие волны. Лань Чжань с грустью посмотрел ему в след. Что-то случилось… Сичень вздохнул и придал младшего брата к себе. — Всё хорошо… Ива. Единственная ива тянущая свои ветви к прохладной воде. Старейшина потянулся к ней. Мелкие листочки приятно щекотали лицо. Ряд тонких прутиков расступился. Мужчина оказался в сладостной тени. Как кстати под деревом стояла «Улыбка императора». Кто мог её оставить? Облокотившись на ствол, он ловко подхватил сосуд и стянув красную материю перевернул глину. Но не успела и пёрвая капля упасть на язык, пришло осознание — это вовсе не вино. Это кровь. Свежая человеческая кровь. И это вовсе не прутики щекотали его лицо — это иссохшие пальцы тысяч трупов. Из-за ствола — груды костей, к нему выходит человек. Усянь не в силах разглядеть его лица. Лишь пустые глазницы. Он пятится назад, но бежать некуда — руки мертвецов толкают обратно к трупу. Из горла Вэй Ина вырывается сдавленный крик. Его хватают за шею в глазах мутнеет. Это конец?