Пускают ли калек в рай?

Утром следующего дня я проснулся в холодном поту, судорожно глотая воздух. Мне приснился довольно странный сон, и перед глазами всё ещё стояла жуткая картина — огромный зловещий ворон, который парил надо мной и время от времени говорил своё «nevermore». Он словно знал всё плохое, что я когда-либо совершал в жизни, и, посмеиваясь над судьбой простого человечишки, подчёркивал, что хорошему не быть. Я резко мотнул головой, пытаясь стряхнуть с себя это видение, но тут же чуть не взвыл от боли — череп просто раскалывался. Часы на тумбочке меня тоже не обрадовали: до будильника оставалось семь минут. Что я сделал? Упал лицом в подушку и застонал от несправедливости. Кто на моём месте поступил бы иначе? Через семь минут я всё же покорно встал с кровати и, выключив будильник, спустился вниз завтракать. Каково же было моё удивление, когда за обеденным столом я увидел Энди, который мирно о чём-то беседовал с моей матерью! — Доброе утро, — поздоровался я, не выходя из шокового состояния. — Доброе, — улыбнулась мама. — Наливай кофе, он ещё горячий. — Ну ты и спать, — заметил Энди, пока я возился с кофейником, — пятнадцать минут уже тебя жду. — Зачем? Я вообще не ожидал тебя здесь увидеть! Он рассмеялся, и я перестал себя чувствовать комфортно вообще. О чём он говорил с мамой? И главное: хватило ли у него ума не упоминать о наших отношениях или ситуации с Флоренс? — Как зачем? На репетицию вместе пойдём. Нам по пути. — А учёба? — спросил я, предпочтя игнорировать то, что нам было совсем не по пути, и что Энди прошагал добрых пятьсот-шестьсот ярдов, чтобы зайти за мной. — Иногда я действительно за тебя волнуюсь, — сказал он насмешливо. — Ты групповой чат вообще читаешь? Я заходил в него две недели назад, когда он был создан, но больше не появлялся там и ничего не читал. Фиби давала мне все поручения лично, а другой важной информации там не могло быть, и я сказал об этом Энди. — Для особо одарённых… извините, миссис Суон, — обратился он к моей маме, — я не ставлю перед собой цель оскорбить Вашего сына, но он немного не догоняет… — Это в отца, — вставила свои пять копеек мать. — Ну спасибо, — сказал я, подсаживаясь к этому засранцу поближе. — Я надеялся, что ты меня защитишь. — Так вот, — продолжил Энди, — Фиби вчера написала, что ей удалось снять нас всех с занятий на сегодня и завтра, и она сердечно благодарит тебя за вовремя замолвленное слово перед директором. — Так и сказала? — Нет, она ещё упомянула о том, что всех опоздавших запишет в ряды свиней неблагодарных, так что кое-кому стоило бы поторопиться. — Сомневаюсь, что Фиби так выразилась, — сказал я. Энди ничего не сказал, сделав вид, что он поглощён своим кофе, и мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. — Всё-таки неординарный ты человек, Энди Райлер, — задумчиво сказала мама. — Боб говорил о тебе иначе, и оба впечатления… — Правда? — поперхнувшись кофе, спросил Энди. Я почувствовал, как он под столом на ощупь нашёл мою ладонь, и крепко сжал её. Никогда ещё мне не доводилось видеть его таким сконфуженным. -…слились в одно целое, которое меня приятно удивило, — заключила она. — Приму это за комплимент, мадам, — почти серьёзно сказал Энди, не выпуская мою руку. — Я рада, что у моего сына есть такой друг. Он нелюдим и скромен, так что для него это важно вдвойне. — Спасибо, — поблагодарил он. — Я считаю, мне с ним тоже очень повезло, но есть одно «но». У меня внутри всё непроизвольно сжалось. Не время выхода из шкафа, Энди, пожалуйста, не говори, что мы не друзья, не заикайся хотя бы о своей ориентации при моей матери, она вряд ли поймёт тебя правильно, можешь просто промолчать… — И что же это? — спросила мать. Я на всякий случай разжал пальцы, но он крепко меня держал. — Роберт просто жуткий копуша, — наконец сказал он. Из моей груди вырвался тихий вздох облегчения, и я с чистой совестью отвесил Энди воспитательный подзатыльник.

***

Я заметно волновался перед последней репетицией, боясь забыть или перепутать текст, но больше всего меня беспокоило то, что моё волнение могло передаться Энди. Но, взглянув на него, я понял, что беспокойство напрасно: он был невозмутим и даже имел наглость подшучивать над другими, кто действительно переживал. Мы стояли в репзале, ожидая, как обычно, прихода Фиби, и Флоренс начала нервно тормошить меня с просьбой прогнать одну сцену. Я взглянул на Энди, словно спрашивая разрешения, но он и бровью не повёл, поэтому я подумал, что это значит «да», и согласился ей помочь. — Миссис Осборн Билли совсем не тётка, — сказала Флоренс. — Не настоящая тётка, и другая — тоже не настоящая. Верно, Билли? — И длюгая тозе ни настоясяя, — пытаясь имитировать её тонкий и немного визгливый голос, выдал Энди. Я прыснул, но тут же, увидев лицо Фло, поспешил замять смешок и ответил: — Верно. — Они его взяли, когда родители Билли пошли и утопились, когда оказалось, что Билли калекой уродился. -…сьТо БиЛлИ кАлеКоЙ урОдиЛся, — сказал Энди, по-прежнему кривляясь. На этот раз Флоренс не выдержала и обернулась к нему. — Ты можешь не мешать? Я уж как-то пытаюсь игнорировать то, что ты проявляешь неуважение ко мне, но хотя бы не мешай, а? — Ладно, ладно, — оскалившись, сказал он, и облокотился на моё плечо. — Продолжайте. — Они никуда не ходили и не топились, — сказал я, чуть краснея. Мне вдруг захотелось повести себя максимально глупо, тоже сказать что-то не по сценарию, но я не мог — это было бы концом хороших отношений между актёрами накануне спектакля, так что я подавил в себе это ощущение и даже неодобрительно взглянул на Энди. — Как же, — фыркнула Флоренс. — Они просто в шторм за борт упали! — Да ладно? А чего их понесло в море, в шторм, да ещё ночью? — Да они просто искатели приключений, — сказал Энди. — Как Лара Крофт. Хотя вряд ли родители калеки были хотя бы вполовину такими же сексуальными, как она. — Всё, с меня хватит, — решительно заявила Флоренс. — Извини, Роберт, я не могу так работать. Она ушла, а Энди широко мне улыбнулся. Я, впрочем, его веселья не разделял. — Зачем ты её довёл? — О, — он перешёл на шёпот, — защищаешь бывшую? — На её месте мог оказаться кто угодно. Вот, Колин, например, — я кивнул головой в его сторону, — он тоже должен быть в этой сцене. Ты и его бы начал пытать, это точно. — Дело не в пытках, а в том, как люди на это реагируют. Флоренс просто истеричка, поэтому и психует, а вот Элли просто послала бы меня нахуй, и я б заткнулся. Слышишь, она и этого сделать не может. — Сейчас я тебя пошлю, — возмутился я. — Нет, солнце, — Энди прищурился и понизил голос ещё больше. — Ты не в том положении. Я был бы рад дать ему пощёчину, но на нас уже искоса поглядывали «коллеги», и нам пришлось прекратить спор. Впрочем, молчали мы недолго, так как пришла Фиби. — Внимание, господа актёры, — сказала она, — сейчас нам предстоит прогнать весь спектакль полностью, поэтому пост режиссёра я вынуждена буду уступать тем, кто не задействован в определённых сценах. Элли, ты будешь первой. — О, ништяк, — сразу встрепенулась она. — Давай сценарий, сейчас я всех начну критиковать. Фиби проигнорировала её слова, и Элли самой пришлось взять сценарий и плюхнуться на подоконник, откуда нас всех было хорошо видно. — Ну и ладно, — буркнула она. — Далось мне это ваше «режиссёрское кресло». — Фиби, а что по свету и музыке? — спросила Марго. — Костюмы давно готовы, то есть… ну… всё с моей стороны выполнено. — Вопрос с музыкой я решила давно, — отозвалась она. — И даже где-то зафиксировала этот момент. А свет… что ж, этим, как обычно, займётся Соня. И музыку тоже придётся переключать ей. Соня была одноклассницей Флоренс, которая иногда помогала нам с постановкой или играла в массовке. Её родители, как рассказывала Фло, были категорически против того, чтоб их дочь играла в школьном театре, но её саму всегда манила сцена, и поэтому она всегда была готова прийти на помощь. У нас её любили, а некоторые даже слишком — месяц назад Алекс предложил ей встречаться, и Соня согласилась. Но потом… сами знаете, этот придурок сломал ногу, и в нашем коллективе появился Энди. Мы расставили реквизит, разошлись по местам и начали с первой сцены, как вдруг Элли прервала игру. — Стоп-стоп-стоп, — поднимая левую ладонь, сказала она. — А чего это у тебя место почти в самом конце вычеркнуто? — Какое место? — спросила Фиби. — Вот, — Элли ткнула пальцем в сценарий. — Начиная со слов «какой-то малец видел их на сеновале, целовались взасос»… — Эй, так это ж мои слова! — выкрикнул Энди. — Я их учил, я их и скажу, когда надо будет! У меня это в голове не укладывается, — по памяти продолжил он, — чтоб два парня целовались, да ещё и те, которые друг другу не нравятся. Я помнил это место, но мы ни разу по-хорошему его не прогоняли. И совсем уж было непонятно, почему Фиби его вычеркнула. — Я подумала, — наконец сказала она, — что при гостях, членах школьной комиссии, между прочим, не стоит заниматься пропагандой. — Какая тут пропаганда? — возмутился я. — Мы в свободной стране живём, ничего такого в каких-то там второстепенных персонажах, которые целуются на сеновале, нет. — Поддерживаю Роберта, — сказала Марго. — Вполне толерантно об этом упомянуть, на мой взгляд. А вот если опустить этот момент… Фиби, неужели ты думаешь, что никто не знает текст оригинального сценария? Точно будут вопросы. — Естественно, — подхватил Бэзил. — Ты знаешь, что мистер Грин, председатель твоей любимой комиссии, тоже гей? — Да он литератор, — вмешалась в разговор Флоренс. — У них каждый второй — гей. — Тем более, — сказал Колин. — Так будет хотя бы справедливо по отношению к мистеру Грину. И к Энди, — спохватившись, добавил он. — Давайте тогда решим этот вопрос методом голосования. — предложила Фиби. — Кто «за»? Я поднял руку и посмотрел на других ребят. Рука Элли моментально взметнулась вверх; не задумываясь, руки подняли Марго и Бэзил. Колин немного замешкался, но тоже поднял ладошку, и, наконец, проголосовал «за» Энди. Против были трое: Юджин, Флоренс и сама Фиби. — Ладно, — сказала последняя. — Вы сами это выбрали, я не могу идти против большинства… даже если речь идёт о меньшинствах. Я видел, как засияло лицо Энди. Впервые о его ориентации заговорили с уважением, а не с целью унизить, и я был уверен, что он чувствует себя прекрасно среди людей, которые его поддерживают. — Вот и чудно, — сказала Элли, поудобнее устраиваясь на подоконнике. — Продолжайте. Не буду, пожалуй, много говорить о самой репетиции. Было заметно, что все, кроме Энди, нервничают и срываются друг на друга. Как ни странно, больше всех переживал Юджин, он даже умудрился полностью перепутать текст в том моменте, когда я прихожу к нему с просьбой отвезти меня на Инишмор, и всё пошло наперекосяк. Я думал, что он человек-лёд, что он невозмутим, но даже те, в чьих венах течёт спокойствие, иногда теряют душевное равновесие. Сам я по ощущениям справлялся, но жутко завидовал тем ребятам, которым удавалось побыть на режиссёрском месте. Конечно, по возможности, его занимала Фиби, но остальным тоже перепадала такая привилегия. Да что уж остальным — почти всем, кроме меня и Энди. Нет, меня это совсем не задело, но он мало-помалу начинал беситься, потому что не успевал добежать до заветного подоконника; клялся, что это всё личная неприязнь Фиби к нему, и что он устроит когда-нибудь этой кочерыжке Содом и Гоморру. В итоге, всё было не так плохо, и мы решили даже не собираться завтра, чтобы организовать неофициальную репетицию, но Марго уговорила нас померить и протестировать костюмы, чтобы было время подправить недочёты, если что-то вдруг будет не так. Нам пришлось согласиться, так как опозориться совсем не хотелось. Мы закончили репетировать и хотели уже разойтись, предварительно договорившись о встрече завтра в школьном холле, но тут Фиби остановила нас. — Я знаю, что завтра мы ещё соберёмся и прорепетируем сложные моменты… но напутственное слово хотелось бы сказать сейчас. Райлер, ну не закатывай ты глаза, — обратилась она к Энди. — я скажу только пару слов. Итак… мы работали много, не так много, как хотелось бы, конечно, но тем не менее, кем-то этот путь был пройден с нуля. Вы все молодцы, — продолжала она, — знаете свои недостатки и развиваете достоинства. Надеюсь, что завтра вы меня не подведёте… и что многие из вас продолжат заниматься здесь и на следующий год. Спасибо вам большое, удачи всем завтра. Когда она закончила говорить, никто не вымолвил ни слова. Я обеспокоенно посмотрел на Энди, ведь мне только что пришло осознание, что скоро он выпустится и уйдёт навсегда… из школы, из театра и из моей жизни. Ужас холодком пробежал по моей спине, и пока все желали друг другу удачи и благодарили Фиби, я взял Энди за руку и вывел из репзала. — Чего ты? — спросил он с ноткой тревожности. — Я… ну, в общем… — Так, — уже паникуя, сказал он, — говори. Но я ничего не сказал, просто разрыдался, кидаясь в его объятия. Энди немного опешил от такой волны чувств и растерянно погладил меня по спине. — Ты чего ревёшь? Неужели кочерыжка так тебя растрогала своей речью? — Нет, — сквозь всхлипывания выдавил я, — просто… я только что понял, что ты закончишь школу и покинешь это место навсегда… — Господи Иисусе, — выдохнул он. — Я же тебя не брошу. Буду приходить на твои постановки и всё такое… тем более, через год ты тоже выпустишься. — Мы будем учиться в разных местах, у нас разные планы на жизнь, — с жаром заговорил я, — и мы совсем перестанем видеться, и общение сойдёт на нет. — Неужто ты в театральное училище собрался? — Собрался, — я шмыгнул носом, — а ты пойдёшь на свою архитектуру… или что там у тебя… — Искусствоведение, — поправил он меня. — Но я же готов к этому, сдаю соответствующие экзамены… Вдруг я встрепенулся. В мою голову пришла почти гениальная мысль, которая тогда казалась мне решением абсолютно всех проблем. — Слушай, — сказал я. — А ты? Ты не хочешь в театральное? Энди замялся. — У тебя прекрасно получается! — видя его замешательство, продолжил я. — Ты вполне мог бы стать актёром! Помнишь, как я сомневался в тебе сначала? И Фиби сомневалась, но что же в итоге? Всё хорошо! Энди, да ты просто рождён для сцены! — Это вот ты перестань, — посерьёзнел вдруг он. — Может, у меня и правда получается неплохо… но экзамены… да и вообще… Я посмотрел на него с немой мольбой в глазах. Мне сейчас больше ничего не было нужно, только согласие Энди. Боже, ну пусть он будет учиться со мной, пусть мы никогда не расстанемся! — Знаешь, — вдруг произнёс он. — Мне никогда особенно не хотелось быть искусствоведом, писать скучные статьи и изучать античность… просто у меня больше нет переспектив. — Есть театр! У тебя же талант, ты просто не понимаешь… — Посмотрим, как всё пройдёт завтра, — сказал наконец Энди. — А тебе я обещаю подумать. — Спасибо, — я был почти счастлив. Да, да, да, скажи мне да, и я всё сделаю, чтоб ты не пожалел о своём решении. — По крайней мере ты успокоился, — удовлетворённо отметил он, прижимая меня к себе. — Да… удачи тебе завтра. — И тебе удачи. Всё-таки главная роль, а? — Не напоминай, пожалуйста, — попросил я, поморщившись. — Я и так переживаю. — Всё будет хорошо. Я аккуратно высвободился из его объятий и, кивнув ему, направился в сторону центральной части здания, где был расположен выход. — Эй! — окрикнул он меня. Я обернулся. Энди сложил руки рупором и громко прошептал: — Я люблю тебя. — Я тебя тоже, — повторив его жест, сказал я и пошёл дальше. На душе было легко.