Пускают ли калек в рай?

Я долго не мог заснуть из-за волнения и всё повторял про себя заученный до дыр текст. Не то что бы ситуация была для меня в новинку — совсем нет, я волновался перед каждым своим спектаклем, — но на этот раз я а) играл главную роль и б) думал не о том, как лучше подать себя перед зрителями, а об Энди и о его решении. Больше всего я боялся, что он не согласится, и мне придётся прожить весь следующий год не в счастливом нетерпении, а с очередным разочарованием и претензией на разбитое сердце. Нет, я этого не допущу, я уговорю его, умолю остаться. Но всё же нервничать всю ночь я не мог, и в три часа ночи мне удалось заснуть. Этого было мало, если учесть, что проснуться мне нужно было в семь часов, чтобы успеть на репетицию, и, когда будильник оповестил меня о наступлении утра, я был абсолютно разбитым и невыспавшимся. Мутным взглядом я окинул комнату и нашарил телефон, чтобы хоть как-то прийти в себя, но как только я взял его в руки, мне позвонили. — Алло? — Боб, это ты? — Алекс! — обрадовался я. — Ты номер сменил? — Да, телефон разбился вместе со мной, — фыркнул он. — Запиши там себе, чтоб не потерять. — Обязательно, — я словно ожил. Всё-таки здорово, что он позвонил. — Так чего это я, собственно? Слышал, у тебя сегодня спектакль. — Да, — покраснел я. — И мне очень жаль, что ты не участвуешь. — Соня пообещала мне видео, так что не переживай. Она рассказала мне ещё, что мою роль беспардонно забрал этот придурок Райлер, это правда? — Правда. Только Энди не такой уж и придурок. Мне поначалу тоже так казалось, но… играет он прилично. — Я думал, что она надо мной стебётся, — продолжил Алекс, — но раз ты говоришь, что всё нормально, то я верю. В трубке повисло молчание, пока я судорожно пытался выбрать из огромной кучи вопросов, созревших в моей голове, какой-то один. — Ты как себя чувствуешь? — наконец выпалил я. — Прекрасно, — засмеялся он. — Нога в гипсе, костыли около кровати. Просто идиллия. Но я не за этим тебе звоню, чтобы меня обсуждать. — А зачем же? — Хочу пожелать тебе удачи, — поднося динамик ближе ко рту, сказал он. — Ты заслуживаешь сыграть свою роль идеально, так что дерзай! И давай в этот раз без экспериментов, а то Фиби тебя сожрёт живьём вместе с потрохами. — Спасибо, я постараюсь, — с улыбкой поблагодарил я. — Ну и отлично. Жду видео! — Всё будет, — пообещал я. — Спасибо тебе, что позвонил. Алекс ещё раз пожелал мне удачи и бросил трубку. Мне стало намного лучше, и я был готов к тому, чтобы сделать этот день идеальным.

***

На репетицию я явился самым последним, хотя пришёл даже раньше условленного времени. Марго уже притащила огромный ворох костюмов и начала их раздавать, Фиби ругалась с кем-то по телефону насчёт реквизита, который почему-то оказался в подсобке левого крыла, а все остальные жутко суетились и повторяли свои слова. — Сколько времени? — спросил Колин вместо приветствия. — Девять, — сказал я. — Ещё успеем всё прогнать. — Ага, — взволнованно сказал он. Я попытался его приободрить, но Колин только махнул рукой, мол, бесполезно. Ну конечно, подбадривать должен уверенный в себе человек, а у меня самого немного тряслись руки. Тогда я пошёл искать Энди, но на это у меня ушло уж совсем мало времени. — Энди, блять, — раздался голос Элли, — помоги мне сесть в блядское кресло в этой юбке! — Ты как вставать-то будешь, мать? — поинтересовался он, но, надвинув на затылок забавную тюбетейку, поспешил подруге на помощь. — Как-нибудь уж встану, об этом не беспокойся. Кто ж знал, что эта юбка невъебически огромная! — Привет, — поздоровался я с ними. — Привет, Боб, — лучезарно улыбнулась мне Элли. — Что скажешь про мой костюм? Огромное угольно-чёрное платье выглядело внушительно, особенно в сочетании с инвалидным креслом и той самой шляпой со страусиным пером и вуалью. — Тебе только мушки над губой не хватает, — сказал я. — А вообще, выглядишь чудесно. — Ну хоть ты сказал то, что я хотела услышать, а то эта чёртова ошибка природы надо мной издевается, — нарочито громко пожаловалась она мне на Энди. — Ой-ой, то есть я тебе помогаю, а ты ещё и недовольна? — сказал он. — У тебя тоже классный костюм, — поспешил заметить я. — Особенно этот… берет. — Марго всё специально адаптировала под мой вкус, — с довольным лицом заявил Энди. — Хотя я уверен, что поехавшие кукухой ирландские разносчики новостей так и ходили. — Тогда твоя кукуха уж точно в образе, — язвительно сказала Элли. Мне ни за что в голову не пришло бы их разнять — я-то знал, как они друг к другу на самом деле относились, — но Марго забеспокоилась и вручила мне костюм, чтобы я ушёл переодеваться подальше от них. Моё одеяние было довольно скромным — белая рубашка, домотканые штаны и коричневые подтяжки, — и в нём не было особого шарма, который так или иначе присутствовал у других: у Энди и Элли — необычные головные уборы, у Юджина — полосатый шарф, у Флоренс — чёрный шёлковый галстук и юбка в клетку, у Колина — шорты на лямках с огромными пуговицами, у Бэзила, соответсвенно, халат, у Фиби и самой Марго — яркие косынки, а у последней ещё и вязаная шаль. Это даже меня немного обидело, но я понимал, что главный герой должен привлекать внимание своей игрой, а не внешним видом. Впрочем, я быстро решил проблему, оставшись в жёлтых носках, подаренных Энди, и больше себя белой вороной не чувствовал. Подготовка шла полным ходом. Когда я вернулся, все уже были одеты, кроме Колина, которому Марго пришивала к лямке оторвавшуюся пуговицу, и ему единственному пришлось сидеть в гражданском. Элли нараспев читала свой текст про акулу, и её голос почему-то подействовал на меня как снотворное. Я бы и заснул, если б не Энди, тряхнувший меня за плечо. — Вставай, — почти что скомандовал он, — пошли репетировать. — Фиби что, уже закончила? — сонным голосом спросил я. — Давно уж. Поднимайся давай. Я встал на ноги, и мы с Энди подошли к остальным. — Сейчас прогоняем всё без остановки, — размахивая руками, вещала Фиби, — пока без реквизита. Потом мальчикам нужно будет перетащить его в зал, а мне — снять с уроков Соню, чтобы она разобралась с аппаратурой. Всё понятно? Никто вопросов не имел, поэтому мы начали репетицию. Некоторые сцены мы ввиду отсутствия реквизита опускали, где-то ускоряли действия… в общем, на это у нас ушло никак не больше полутора часов, поэтому все были довольны и волновались уже чуть меньше. В финальной сцене я чуть не уснул на полу, куда мне нужно было лечь, но никто этого не заметил, кроме Энди, и Фиби даже меня похвалила. — Отлично, — сказала она. — Теперь сходите, пожалуйста, за реквизитом, а мы с девочками узнаем, можно ли уже открывать зал. Нам пришлось разделиться по половому признаку, и группа девушек ушла в правое крыло, а группа парней — в левое. — Тащить на себе всё это через всю школу вообще ни капли не здорово, — сказал Колин. — Никто особенно и не радуется, — заметил Бэзил. — Но сделать надо. — Давайте тогда устроим себе небольшой перерыв, — хитро предложил Энди. — Нам же всё равно топать за реквизитом второй раз? — Ну да, — отозвался Колин. — Там стол, мы его сразу не унесём. — Тогда сходим заодно и в кафетерий. Выпьем кофе, да, Роберт? — Да, — согласился я, внезапно поняв, что он старается для меня, — давайте сходим. Мы догадывались, что Юджин, который всё это время благополучно молчал, наверняка настучит Фиби про то, что мы отлыниваем от работы, но он этого не сделал — мы спокойно отнесли реквизит, сходили перекусить, принесли стол, и всё это сообща. Всё-таки Юджин неплохой парень, если рассматривать его отдельно от кузины, ибо вместе они та ещё токсичная парочка. Зал открыли, и Соня, явившаяся на зов, уже настраивала аппаратуру. Я подошёл к ней, чтобы хоть немного унять волнение. — Привет тебе от Алекса, — зачем-то сказал я. Никакого привета он передать не просил, но ведь как-то же нужно начать разговор? — Спасибо, — ответила Соня, убирая за ухо непослушную чёлку. — Мы вчера с ним виделись. — Ах вот как. Она молчала, настраивая свет в зале, и от незнания, куда себя деть, я начал разглядывать её стол. — А что это такое? — спросил я, указывая на лист, лежащий прямо под её вещами — Не потеряется? — Это музыка, которую нужно скачать. Можешь глянуть, если хочешь. — Ого, — сказал я, — The Beatles — Blackbird… неплохо так. A Great Big World — Already Home… это, видимо, где я в читаю душещипательный монолог о патриотизме… — Ты разве не знаешь, где какая музыка? — удивилась Соня. — Не-а. В этот раз Фиби нас не посвятила. — Всегда знала, что эти Сандерсы немного с приветом, — проворчала она. — Но, надо признать, что вкус у неё есть, — заключил я, возвращая Соне листок. — Удачи разобраться во всём этом. — Тебе удачи, — улыбнулась Соня. — Всё-таки ты на сцене, а не я. Вскоре всё было настроено, реквизит расставлен, а мы почти готовы к выходу. Из-за нашего спектакля всей школе сократили уроки, поэтому народ шёл с прекрасным настроением, и многие желали нам удачи. Члены комиссии тоже не заставили себя долго ждать, и мы все, начиная волноваться раза в два больше, чем до этого, пожали им руки. Тот самый мистер Грин выразил надежду, что мы покажем себя на сцене хорошо, и что спектакль ему понравится. Фиби поспешила его заверить, что всё так и будет, но я-то слышал, как дрожит её голос. В зале погас свет, и Фиби обернулась к нам. — Что ж, — сказала она. — Давайте просто сделаем это. Они с Марго исчезли в потихоньку светлеющем зале, и я впервые в жизни видел, как волнуется Энди — его выход был совсем скоро. Я взял его за руку, и он даже вздрогнул от неожиданности, но эмоция на его лице тотчас же сменилась на благодарность, когда он увидел, что это я. Энди накрыл второй ладонью мою, и я заметил, что он начал дышать ровнее и уже не так переживал. Когда настала моя очередь выходить, я немного перестарался и чуть ли не упал, имитируя хромоту. К счастью, Марго, подбежавшая, чтобы меня обнять, предотвратила падение, и я смог устоять на ногах. Всё шло как по маслу. Я старался не смотреть на зрителей, а особенно на членов комиссии, поэтому отдавал всё своё внимание Флоренс и «тёткам». Мне казалось, что так и надо, ведь я на два часа перестал быть самим собой, потому что был ирландским калекой: рассматривал растрёпанную книгу, спорил с Хелен и сетовал на скучную и неприглядную судьбу. Впрочем, весь конец первого акта я просидел за кулисами, так как больше ничего от меня не требовалось, и ничто меня в жизни ещё так не радовало, как эта вполне заслуженная передышка. Через открытую заднюю дверь я прекрасно видел, как Юджин говорит с «тётушками», через раз забывая текст, и втайне злорадствовал, что он не во всём преуспел. Хотя, пожалуй, не стоило мне этого делать, всё же он старался… и обрезком трубы мне от него тоже светило получить… эх. Но наконец-то наступил антракт. Ребята собрались в гримёрке и начали горячо обсуждать прошедшую часть спектакля. Среди косяков выявили лишь то, что я один раз начал хромать не той ногой (я сразу это заметил и поменял ногу, но Фиби так меня отчитала, словно я случайно встал на голову и пошёл, не обращая на это внимания), и «блестящую» память Юджина, на что он только махнул рукой и сел повторять текст. Элли суетилась вокруг нас, поправляя всем грим, и неодобрительно покрикивала на тех, кто вертелся, из-за чего она не успевала сделать всё, как следует. Но главная задача ей ещё только предстояла: в короткий промежуток времени, пока в зале будет затемнение, ей нужно нарисовать мне следы побоев. Элли, конечно, шутила, что просто даст мне палеткой по лицу, и ничего рисовать не придётся, но меня такая перспектива не устраивала. Прозвенел звонок, и в зале опять погасили свет. На сцену вышли Флоренс и Колин, и у последнего от страха чуть ли не дрожали колени. Больше всего он боялся, что яйцо не разобьётся о его голову, но это было напрасно: Флоренс била метко, и я слышал, как ахнул зал от характерного звука. Ну, по крайней мере, можно было быть спокойным за Колина — теперь бояться было нечего. Дальше был мой выход с огромным монологом, который я знал так, что можно было бы разбудить меня ночью и попросить продекламировать его без запинки, и я бы, пожалуй, так и сделал, предварительно послав этого человека куда подальше. — Напишу ей, да, открою своё сердце, — проникновенно говорил я о девушке, которая никогда не знала о моих чувствах. — Но уже поздно, мама. Может, ещё успею завтра? Я слез с кровати и, хромая, прошёл пару метров, напевая заевшего у меня в голове «Стриженого паренька» ещё с самой первой репетиции: — Прощайте, мать и отец родной, сестричка Мэри, горжусь тобой. А брат мой один, он совсем далеко… дробить твёрдый камень ему нелегко. Без аккомпанемента петь сложновато, но я уже привык. Тем более, от меня не требовалось прекрасных вокальных данных, а скорее наоборот… если б я спел совсем плохо, меня бы ещё больше пожалели, но я спел достаточно хорошо. Хотя тоже мне, нашёл проблему. Я взобрался на скрипучую кровать и обнаружил, что на тумбочке нет фотографии — она скорее всего осталась в одном из ящиков для горошка. Ну что ж… Фиби всегда требовала от нас академичности, но уж если кто-то проебался с фотографией, нужно было импровизировать. — Какой он, рай, мама? — спросил я, глядя в потолок. Говорят, там красиво, красивее даже, чем в Ирландии, но даже если и так… он не может быть прекраснее тебя. Интересно, пускают ли калек в рай? А вдруг нет, чтобы мы всю красоту не испортили. Зал молча слушал мой монолог, и я почти не чувствовал себя стеснённым — мешали только мысли о том, что у меня якобы болят рука и нога, поэтому приходилось прихрамывать и прижимать к себе локоть, — так что, когда эта сцена кончилась, я был почти счастлив. Теперь мне нужно было помочь Юджину натянуть на каркас простынь и самому спрятаться за ней, но так, чтобы не было видно моей тени. Я лёг на пол, поджав колени, и Соня вывела изображение проектора на ткань. Ну теперь главное — не шевелиться, иначе заметят раньше положенного времени, и не Колин, как по сценарию, а абсолютно все зрители. Впрочем, всё кончилось благополучно: я получил заслуженных люлей, был быстро накрашен, побеседовал с доктором и Пустозвоном о своих родителях, и спектакль медленно, но верно подходил к концу. Оставалась последняя сцена. — Я веду вот к чему, — объясняясь перед Флоренс, заговорил я. — В жизни каждого парня наступает момент, когда он должен взять судьбу в свои руки и попытаться что-то сделать, — я еле сдержал улыбку, потому что сверху заиграла проникновенная романтическая музыка, — даже если он знает, что у него один шанс на миллион, он всё же должен его использовать, иначе для чего вообще тогда жить? Так вот я и спрашиваю, Хелен, — я придвинулся к ней немного ближе, и мне был прекрасно виден каждый цветочек на её «праздничном» платье, сшитом специально для сцены в кинотеатре, — может быть, когда-нибудь, когда у тебя появится время… я знаю, что я далеко не красавец, но вдруг ты захочешь прогуляться со мной? Ну, может, через неделю, или две, или ещё когда-нибудь? — Я только одного не понимаю, чего ради мне гулять с калекой? — спросила Флоренс, глядя мне прямо в глаза. — И какая же это будет прогулка, это будет ковыляние, потому что нормально ходить ты не можешь! Наш спор всё же закончился тем самым поцелуем, и я, проводив Флоренс долгим взглядом, вышел на середину сцены, куда был направлен свет, захрипел, словно у меня должны были разорваться лёгкие, и упал на пол. В ту же минуту свет погас полностью, на сцену выбежали все актёры, и я поспешил встать вместе с ними. Мы схватились за руки — я почувствовал, что стою между Фиби и Энди — и, когда заиграла музыка и зажёгся свет, все единовременно поклонились под общие аплодисменты. Я вдруг ощутил, что Энди тянет меня куда-то, но нужно было ещё раз выйти на поклон, и мне пришлось сопротивляться. Во второй раз он был более настойчив, и нам пришлось уйти в гримёрку, пока все остальные торчали около членов комиссии и слушали, как хвалят Фиби за режиссёрскую работу. — Это надолго, — шепнул Энди, закрывая за мной дверь. — Зачем ты меня сюда потащил? — спросил я с усталой улыбкой на лице. — Не понимаешь, да? — Нет, — я тряхнул головой, по-прежнему улыбаясь. Энди подошёл ко мне и, расстегнув две пуговицы на моей рубашке, поцеловал меня в шею. Я вздрогнул и весь выгнулся. — Надеюсь, ты не боишься щекотки, — сказал он. Я ничего не смог ему ответить, потому что меня словно стукнуло током — я не чувствовал ни усталости, ни тревоги. Мне только хотелось целовать его, целовать, пока не заболят губы, пока я не устану повторять в жаре чувств его имя. Но было ещё одно «но». — Подожди, — я остановил его. — Что? — Ты обещал мне подумать насчёт театра, — сказал я, обхватывая руками его шею. — Знаешь… ебал я эту жизнь, что на сцене, что в реальности… — Не уходи от ответа, скажи мне… -… но закончить свою удачно начавшуюся карьеру вот так я просто не имею права, — сказал Энди. — Это значит да? — спросил я. — Это значит заткни свой болтливый рот и дай мне тебя поцеловать. Спиной я ощутил, что сзади находится стол, и мне не составило труда догадаться, к чему всё идёт, но меня настолько переполняло счастье, что я уже не мог ни о чём думать, кроме того, что Энди согласился. — Я буду осторожен, — прошептал мне на ухо он. — Мне наплевать, — сказал я.